--  Вы без конца  говорили  о мраморном столе и  о своей... как бы  это
выразится... подружке.
     -- Следовательно,  я пел, --  снисходительно объяснил  ученый. -- Пение
действует на  меня умиротворяюще, а лишь господу ведомо, как необходим покой
моим  издерганным  нервам. Музыка  и  алкоголь.  Дивлюсь я, что оно  в руках
виноторговцев...
     -- Что-что?
     --  Где вещь,  что  ценностью  могла  б сравниться с ним? Не  обращайте
внимания.  Это рубай Омара Хаяма о  вине. Пустяки.  От ваших  инженеров есть
хоть какой-то прок?
     -- Это лучшие инженеры. К тому же с высокими окладами.
     -- И эти гении не в  состоянии решить проблему в обход  патентов вашего
конкурента?
     -- Если быть кратким, то да, не могут.
     --  Видимо,  нам  не  обойтись  без  аналитической  работы, --  грустно
резюмировал изобретатель, -- а это для меня -- нож острый. И  все-таки сумма
состоит из  слагаемых. Вы это  понимаете? Лично  я -- нет.  Горе мне с этими
словесами. Брякну что-нибудь, а потом сам не могу  понять, что же я  сказал.
Это поинтереснее,  чем  театр, -- несколько загадочно  сказал он. --  У меня
голова начинает раскалываться. Так много слов и так мало спиртного. Итак, на
чем мы прервались?
     -- На полдороге в дурдом, -- ехидно  молвил Брок. -- Если бы вы не были
моим последним шансом, я бы...
     --  Не трудитесь, --  снова заскрипел Джо. -- Разорвите контракт, Брок.
Все равно я  не скреплю  его своей  подписью. Я не гонюсь за славой.  Я выше
этого.
     -- Если ты не умолкнешь, -- пообещал Гэллегер, -- я заеду тебе в ухо.
     -- Давай! -- завизжал  Джо. -- Колоти меня! Лупи сильнее! Чем подлее ты
отнесешься  ко мне, тем скорее подорвешь мою психику и таким образом убьешь.
Мне наплевать. Я лишен инстинкта самосохранения. Бей, и ты увидишь, что я не
боюсь тебя.
     --  А  ведь  Джо  молодец,  --  задумчиво  сказал изобретатель. --  Это
единственная  разумная  реакция  на  шантаж  и  запугивание.  Если  уж конец
неизбежен, то чем скорее, тем  лучше. Джо не признает нюансов. Любое сильное
болевое ощущение уничтожит его. А ему наплевать.
     -- Как и мне, -- пробурчал Брок. -- Меня интересует лишь одно...
     -- Да-да, понятно. Что ж, подождем, возможно, что-нибудь и придет мне в
голову. Как пройти на вашу студию?
     -- Вот вам пропуск. -- Брок черкнул пару слов на обороте своей визитки.
-- Я могу надеяться на вас?
     -- Конечно,  --  легко  соврал  Гэллегер.  --  Идите  и  ни  о  чем  не
беспокойтесь. Попробуйте не нервничать.  Я займусь вашим делом.  Или я сразу
же найду решение, или...
     -- Или что?
     -- Или не найду, --  оптимистически закончил Гэллегер и коснулся кнопок
алкогольного органа у  себя под кушеткой. -- Я  устал от мартини. Ну что мне
стоило сотворить робота-бармена, раз  уж я  занялся роботами. Иногда даже на
кнопку  нажимать невмоготу. Успокойтесь, Брок.  Я сразу же возьмусь за  ваше
дело.
     Но владелец "Вокс Вью Пикчерс" не успокоился.
     -- Хорошо, я надеюсь на вас. Если вам нужно от меня что-нибудь...
     --  Блондинку,-- протянул  Гэллегер.  --  Вашу сверхсуперзвезду Сильвию
О'Киф. Направьте ее сюда. Это единственное, чем вы можете мне помочь.
     -- До  свидания,  Брок, -- заскрипел робот. -- Не  огорчайтесь, что  не
заключили со  мной контракта, вас должно утешить уже то, что вы услышали мой
несравненный голос и даже лично любовались мною. Но не рассказывайте о нашей
встрече  всем  и вся. Видит бог, мне не нужны толпы поклонников. Они слишком
шумят.
     --  Что  такое догматизм,  познать до конца можно только после беседы с
Джо, -- заметил Гэллегер. -- До встречи, и не забудьте про Сильвию О'Киф.
     Лицо  Брока  исказилось  мучительной  гримасой.   Он  попытался  что-то
сказать, но не нашел слов, махнул рукой и пошел к выходу.
     -- Прощайте, уродливое создание, -- простился с ним Джо.
     Когда грохнула дверь, Гэллегер  лишь покачал головой, хотя роботу с его
нежным слухом сделалось совсем худо.
     -- Так тебе и надо! -- сказал он. -- Какая муха тебя укусила? Брок чуть
с ума не сошел, слушая твои откровения.
     -- Не мнит же он себя киногероем, -- парировал робот.
     -- Не в красоте счастье.
     -- Как же ты глуп. И безобразен так же, как Брок.
     -- А ты -- мешанина из  скребущихся колесиков, шестеренок и передач, не
говоря уже  о  червяках,  которые  в тебе  так  и  копошатся,  --  парировал
создатель робота, имея в виду, конечно, червячные  передачи в корпусе своего
детища.
     -- Я бесподобен. -- Джо самозабвенно изучал себя в зеркале.
     -- Это может придти  только в твою  уродливую голову. И зачем  только я
сотворил тебя прозрачным.
     --  Чтобы  все  остальные могли любоваться  мною. Лично  у меня  зрение
рентгеновское.
     -- У  тебя совсем  крыша поехала. А почему я  спрятал изотопный мозг  в
твоем животе? Другого места не нашлось, что ли?
     Джо не реагировал. Поразительно противным, скрипучим голосом  он  тянул
какую-то мелодию. Чтобы обрести моральные  силы, Гэллегер подкрепился джином
прямо из горлышка, но и это не помогло.
     --  Может,  наконец, заткнешься?  --  взорвался  он в  конце концов. --
Старый поезд метро на повороте и то мелодичнее.
     --  В тебе говорит зависть, -- парировал робот, но, сжалившись, повысил
тональность  до  ультразвуковой.  После полуминутной  тишины округу  огласил
собачий вой.
     Гэллегер  нехотя покинул  кушетку. Пора было  сматываться. Все  равно в
лаборатории не сосредоточишься,  пока эта ожившая куча жестянок  изливает на
всех окружающих потоки самолюбования и самодовольства.  Вдруг Джо рассмеялся
противным кудахчущим смехом.
     Гэллегер содрогнулся.
     -- Ну, что еще такое?
     -- Сейчас увидишь.
     Черт  бы  побрал  связь  причин  и  следствий  в  сочетании  с  теорией
вероятности, рентгеновским зрением и  другими способностями, которыми он сам
наделил  этого  проклятого  Джо!  Гэллегер тихо выругался, нахлобучил черную
шляпу, давно утратившую первоначальную форму, и двинулся к выходу. Распахнув
дверь, он чуть  не сшиб с ног  маленького толстяка, который тут  же врезался
головой ему в живот.
     -- Тьфу! Своеобразное чувство юмора у этого болвана-робота. Приветствую
вас, мистер Кенникотт.  Приятно  видеть вас.  Жаль, что  нет времени,  чтобы
угостить вас стаканчиком.
     Смуглая физиономия мистера Кенникотта злобно перекосилась.
     -- Плевал я на ваш стаканчик, верните мне мои кровные! Деньги на бочку.
И нечего пудрить мне мозги!
     Гэллегер  равнодушно  глядел   сквозь  посетителя,   словно   тот   был
стеклянным.
     -- Если уж вы так настаиваете, то признаюсь, что как раз собрался пойти
за деньгами в банк.
     --  Вы  купили  у  меня  бриллианты,  собирались  их  использовать  для
какого-то аппарата. И тут  же вручили мне чек. Но его не принимают к оплате.
Как вы это объясните?
     --  Его нечем оплачивать, -- тихо  признался  изобретатель.  -- Я плохо
помню свой банковский счет. Перерасход, видите ли.
     Кенникотт едва не свалился с ног.
     -- Тогда возвратите камни.
     -- Я их уже куда-то приспособил. Только не помню, куда. Скажите, мистер
Кенникотт, только честно: я был сильно пьян, когда их покупал?
     -- Да уж, -- заверил толстяк. -- Налакались до положения риз, точно. Но
какое  это имеет  значение?  Я  не  собираюсь ждать. Вы  и без того довольно
поморочили мне голову. Расплачивайтесь, или вам плохо придется!
     -- Убирайтесь прочь, мерзкое  существо,  -- послышался  из  лаборатории
голос робота. -- Вы мне отвратительны.
     Гэллегер торопливо вытолкал коротышку на улицу и запер дверь.
     -- Попугай,  --  объяснил  он.  --  Руки все не  доходят придушить его.
Теперь о бриллиантах...  Я же не  отказываюсь платить. Только что я  получил
солидный  заказ,  и  как  только  поступят деньги,  рассчитаюсь  с  вами  до
последнего цента.
     -- Ну уж нет! Вы что, живете  на пособие по безработице? Вы -- служащий
солидной фирмы. Неужто они откажут вам в авансе?
     -- Откажут, --  грустно сказал Гэллегер. -- Они мне  уже  заплатили  за
полгода вперед. Давайте сделаем так: я  рассчитаюсь с вами в самое ближайшее
время. Я надеюсь получить задаток у одного клиента. Договорились?
     -- Нет!
     -- Нет?
     -- Ну ладно, черт с вами!  Даю вам один день. Ладно,  пусть два.  Но не
больше. Достанете деньги -- хорошо. Не достанете -- тем хуже для вас. Сядете
в долговую тюрьму.
     -- Двух дней мне  хватит. --  у Гэллегера отлегло от  сердца. --А вы не
знаете, есть здесь по соседству контрабандные театры?
     -- Вы бы лучше взялись за ум, а не занимались всякой ерундой.
     --  Но это не  ерунда.  Мне  наказали  статью  о них.  Где  можно найти
контрабандные притоны?
     --  Нет ничего проще. Идите в центр города. В  дверях  торчит парень. У
него купите билет. В любом месте вы наткнетесь на продавцов.
     -- Прекрасно, -- промолвил Гэллегер, расставаясь со своим кредитором.
     Для чего же ему понадобились бриллианты? Ему следовало бы избавиться от
своего  подсознания.  Оно  вечно  издевалось  над  ним.  Конечно,  оно  тоже
подчинялось  законам  логики, но  настолько  извращенной,  что сознательному
мышлению  Гэллегера она  была абсолютно  непостижима. И  все-таки результаты
часто бывали удивительно  удачными  и почти всегда -- необычными.  Да, жалок
тот изобретатель,  который конфликтует  с  классической наукой и  творит  пo
наитию.
     В лабораторных колбах сохранились следы алмазной пыли -- доказательство
какого-то эксперимента,  осуществленного подсознанием. В голове промелькнуло
смутное  воспоминание  о  том,  как  Кенникотт  вручал  ему   драгоценности.
Интересно...  Возможно...  Ну, да!  Он  заложил их в  Джо. На подшипники или
что-то  в этом роде. Размонтировать, что ли, робота? Бессмысленно -- огранка
вряд ли уцелела. Почему понадобились бриллианты чистейшей воды, когда вполне
можно  было  обойтись  промышленными   алмазами?  Видимо,   его  подсознание
предпочитало  пользоваться  лишь   самыми   лучшими   материалами.  Его   не
интересовали ни цены, ни состояние счета хозяина.
     Гэллегер   блуждал  по  центру  города,  как  древний  философ,  ищущий
человека,  разве  что  без фонаря.  Уже  смеркалось,  над  головой  зажглись
неоновые  вывески; многоцветные  блики  разукрасили  небоскребы  Манхэттена.
Аэротакси шныряли на разных уровнях, подбирая  пассажиров на  крышах зданий.
Тоска зеленая...
     В  центре  было  множество дверей. Наконец  Гэллегер  отыскал  одну,  в
которой  кто-то  стоял,  но  это  оказался  торговец  похабными  открытками.
Гэллегер  плюнул  и  ощутил  потребность  в  хорошей  порции  спиртного.  Он
направился  в ближайший бар, который оказался передвижным, а потому соединял
в себе самые мерзкие качества сельской карусели и коктейля, смешанного рукой
дилетанта.  Гэллегер  помедлил  у  входа,  но  кончил  тем,  что вцепился  в
скользивший перед  ним  стул  и  попробовал сесть  как можно  вальяжнее.  Он
потребовал три "рикки" и быстро разделался с  ними.  Потом кликнул бармена и
осведомился о контрабандных притонах.
     -- Нет проблем, черт  возьми,  -- ответствовал  страж стойки  и вытянул
из-под фартука кучу билетов. -- Много нужно?
     -- Хватит одного. И куда идти?
     --  С тебя два  двадцать восемь. Дуй по  этой  улице,  сам увидишь. Там
спросишь Тони.
     -- Благодарю.
     Гэллегер одарил своего консультанта щедрыми  чаевыми, покинул вертлявый
стул и  побрел в  указанном направлении. Передвижные забегаловки были модной
новинкой,  но  его  с  них  тошнило.  По  его  глубокому  убеждению  выпивка
доставляла удовольствие только в покойной обстановке, тем более, что в конце
концов приводила именно к покою.
     Зарешеченная  дверь  не  скрывала  лестничную  клетку.  Когда  Гэллегер
постучал,  засветился  видеоэкран,  видимо,  односторонний, потому что  лица
привратника не было видно.
     -- Мне нужен Тони, -- сказал Гэллегер.
     Дверь распахнулась, явив взору утомленного  человека в надувных брюках,
настолько тощего, что даже это одеяние не придавало ему солидности.
     -- Покажь-ка  билетик. Все  о'кей, парень.  Дуй по  коридору. Сеанс уже
идет. Если хочешь выпить, бар налево.
     Миновав  короткий  проход,  Гэллегер  открыл  звуконепроницаемую  дверь
древнего  театра постройки  восьмидесятых годов, когда  пластик  применяли в
дело  и не в дело. Безошибочное чутье привело его к бару, где он подкрепился
мерзким  виски  по  убойной цене  и,  несколько  взбодрившись,  направился в
набитый  почти  до  отказа  зрительный  зал.  На огромном  экране -- видимо,
системы  "Магна"  --  толпа  людей  трудилась  вокруг  звездолета.   "То  ли
приключенческий фильм, то ли хроника", -- решил Гэллегер.
     Ничего, кроме соблазна преступить закон,  не могло заманить  зрителей в
этот притон. Это  была  дыра  самого последнего  разбора.  На его содержание
тратились  гроши,  а  билетеров  вообще  не  наблюдалось. Но заведение  было
незаконным  и  поэтому   особенно  привлекательным   для   многих.  Гэллегер
внимательно изучал экран. Изображение было безупречным. Незарегистрированный
телевизор фирмы  "Вокс Вью"  при  помощи увеличителя  "Магна" демонстрировал
возбужденным  зрителям  одну из  лучших актрис  Брока. Циничный грабеж среди
бела дня. Вот так-то.
     Позднее, уже покидая зал, Гэллегер  обратил  внимание на полицейского в
форме,  оседлавшего  приставной стул, и рассмеялся  про себя. Фараон,  ясно,
билета не покупал. Вот и вся политика.
     Через два  квартала на этой улице яркие рекламы манили: "Сонатон Бижу".
Это заведение было, конечно, легальным и, конечно, дорогим. Гэллегер широким
жестом  выложил  бешеные  деньги  за  билет на удобное месте.  Ему  хотелось
сравнить  качество  изображения на  различных  экранах. Судя по  всему, и  в
"Бижу", и  в  пиратском  театрике устройство  "Магна" действовало  одинаково
безупречно. Инженеры "Сонатона" не даром ели свой хлеб.
     Все  прочее  в   "Бижу"  было  сногсшибательным.  Вышколенный  персонал
кланялся посетителям чуть не в ноги. Выпивка в буфетах  была бесплатной, но,
к  огорчению Гэллегера,  отпускалась в ограниченных  дозах.  При театре были
открыты  даже турецкие бани, посетив которые, Гэллегер  пришел  в состояние,
близкое к экстазу. Почти десять минут после этого он ощущал себя султаном.
     Было ясно, что состоятельные люди посещали легальные театры "Сонатона",
а  все прочие  предпочитали  контрабандные  киношки.  Исключение  составляла
маленькая  группа домоседов, не  поддавшихся пока  модным  новациям.  Но  их
становилось все  меньше, и Брок  в конце концов будет  обречен на разорение.
Его  компанию поглотит "Сонатон", который, чуть погодя, взвинтит расценки  и
примется загребать деньги лопатой. Без  зрелищ, как  и без хлеба, нет жизни:
люди привыкли  к телевидению, как  к наркотику. Альтернативы все равно  нет.
Когда  "Сонатон" уничтожит конкурента, он станет  монополистом, и у зрителей
не будет выбора. Им придется платить и платить даже за второсортные зрелища.
     Гэллегер вышел из "Бижу" и подозвал аэротакси. Он  решил  нанести визит
Броку,  смутно рассчитывая  разжиться у него  деньгами.  Помимо  этого,  его
интересовало еще кое-что.
     Комплекс "Вокс Вью Пикчерс" заполонил весь Лонг-Айленд. Среди множества
зданий разной величины и архитектуры  Гэллегер безошибочно отыскал ресторан,
где в  целях  профилактики принял  свою традиционную  дозу. Его  подсознанию
предстояло потрудиться, и он создавал  для  него творческую атмосферу. Да  и
виски было отменного качества.
     Разделавшись  с   первой  порцией,  он  решил   пока   воздержаться  от
повторения.  Все  же  его  возможности  были  не  безграничны,  хотя емкость
приближалась к  идеалу.  Но  в  данном  случае  он  хотел  лишь уравновесить
объективную ясность мышления с субъективным растормаживанием.
     -- Студия не закрывается на ночь? -- спросил он официанта.
     --  Никогда.  В  каких-то  павильонах  обязательно  идет  работа.  Ведь
программа круглосуточная.
     -- В ресторане яблоку негде упасть.
     -- Здесь много пассажиров из аэропорта. Еще виски?
     Гэллегер  мужественно  отказался  и  удалился,  гордый  собой. Визитная
карточка Брока сделала  его для  служащих студии персоной грата,  и он решил
начать с самых верхов. Брока  не было, но из его кабинета доносились женские
голоса.
     Секретарша попросила  его  секунду  подождать, склонилась к внутреннему
видеофону и тут же распахнула дверь в кабинет и пригласила:
     -- Прошу вас...
     Гэллегер  вошел.  Кабинет   был  великолепный,  изысканный  и   рабочий
одновременно. Стены  были  украшены объемными  снимками ведущих  звезд "Вокс
Вью".  Миниатюрная, очень милая и  очень взвинченная брюнетка,  под  защитой
письменного стола отбивала бурные атаки яростного белокурого ангела. Ангелом
была Сильвия О'Киф.
     Гэллегер не замедлил воспользоваться подвернувшимся шансом.
     -- Салют, мисс О'Киф! Как насчет того, чтобы  нацарапать мне  автограф?
Прямо на кубике льда в бокале?
     Сильвия сразу превратилась в кошечку и замурлыкала:
     -- Милый, я, как ни печально, должна  сама  себя кормить. Кроме того, я
сейчас на службе.
     Брюнетка постучала ногтем по сигарете.
     --  Послушайте, Сильвия,  давайте  перенесем  наш разговор. Отец  велел
принять этого субъекта, если он появится. Это очень важный посетитель.
     -- Я вернусь, -- многообещающе протянула О'Киф. -- Причем очень скоро.
     Она  эффектно  покинула  кабинет.  Гэллегер  легонько   присвистнул  ей
вдогонку.
     --  Этот  лакомый кусочек  не по  вашим зубам, -- проинформировала  его
брюнетка.  -- У  нее с  нами контракт. А она спит и  видит разорвать  его  и
кинуться в объятья "Сонатона". Крысы бегут с корабля. Сильвия мечется с того
самого момента, как уловила штормовое предупреждение.
     -- В самом деле?
     -- Присаживайтесь и можете закуривать. Меня зовут Пэтси Брок. Вообще-то
капитаном  здесь  папаша,  но когда  он  начинает психовать,  мне приходится
перехватывать штурвал. Старик не  переносит  конфликтов.  Считает, что любой
скандал -- это выпад против него лично.
     Гэллегер опустился в кресло.
     -- Итак, Сильвия собралась бежать. И много еще таких?
     --  Не так уж много. Большинство верит в  нас. Но уж если мы погорим...
-- Пэтси Брок скорчила милую гримаску.
     -- Они либо кинутся на  поклон к  "Сонатону" в расчете на кусок хлеба с
маслом, либо попробуют жить без масла.
     -- Ага. Ну что же, надо  бы поговорить с вашими инженерами.  Интересно,
что они думают о возможности увеличения экранов.
     --  Как хотите, -- сказала Пэтси, --  но толку не будет. Нельзя сделать
увеличитель, не нарушая патентных прав "Сонатона".
     Она надавила какую-то кнопку на подлокотнике  кресла, что-то  сказала в
видеофон и  через минуту из ниши на столе  возникли два  высоких  запотевших
стакана.
     -- Желаете, мистер Гэллегер?
     -- От коктейля "Коллинс" отказаться невозможно.
     -- Я уловила  ваше дыхание, --  несколько загадочно объяснила маленькая
брюнетка. -- К тому же  папаша рассказывал о своем визите к вам. Он вернулся
немного  не  в  себе, в основном из-за встречи  с  вашим роботом.  Это  что,
действительно, что-то особенное?
     -- Он и для меня  загадка,  --  смутился Гэллегер. --  У него множество
разных  способностей...  очевидно,  есть  даже  какие-то  недоступные  людям
чувства... но,  провалиться мне  на этом  месте,  если  я  знаю,  на что  он
способен. Пока он только крутится перед зеркалом.
     Пэтси кивнула.
     -- Интересно  было бы как-нибудь с ним познакомиться. Однако вернемся к
нашим баранам. Вы надеетесь решить проблему "Сонатона"?
     -- Очень может быть. Даже скорее всего.
     -- Но гарантии нет?
     -- Ну, скажем, гарантия есть. Можете не беспокоиться.
     -- Вы даже не представляете себе, как я в этом заинтересована. Владелец
"Сонатона"  -- Элия Тон. Это дурно пахнущий  флибустьер. И  вдобавок трепло.
Его