о  не  разглядели.
Дрались вы не больше минуты. Вот, собственно, и все. Девочка  проглотит,  ей
меньше хлопот. Ты в отказе, дело зависает "глухарем",  не  надо  возиться  с
тобой, со свидетелями, с бумагами. Это операм "палки"  нужны,  следакам  это
наследство по фигу. Главное - чтобы  тебя  сейчас  выпустили,  не  предъявив
обвинения. Читай внимательно все, что будешь подписывать. Я уверен, что  при
такой версии ты соскочишь. Будешь лепетать про необходимую оборону -  сядешь
надолго.
   -Мне надо подумать.
   -Думай. Время есть. И учти, это твой единственный шанс. Единственный...
   Сержант увел Игоря вечером того же дня, а  через  час  вернул  в  камеру.
Павел Николаевич лежал на койке, не снимая ботинок.
   -Как дела, Игорек?
   Игорь сел на свою койку и уставился в пол.
   -Не знаю. По-моему, она не поверила.
   -Это ее проблемы. Ты сам ничего не напутал?
   -Кажется, нет.
   -Что длинный говорит, узнал?
   -Да. Она сама прочитала мне протокол.
   -Ха-ха, неужели?
   -Да, когда я начал ссылаться на него.
   -Прекрасно, Игорек. Что мы имеем?
   -Он не знает тех двоих. Они познакомились в тот день случайно, в каком-то
пивняке. Потом якобы пошли в гости к длинному. По пути встретили меня, я был
пьяный.
   -Так-так...
   -Разумеется, зацепился первым, просто так, без причины. Потом вытащил нож
и ударил длинного. В ногу и в живот. Те  двое  убежали.  Я  вернулся,  чтобы
добить, но он начал отбиваться, и в это время появилась милиция.
   -Отлично! Вы один на один. Про ту парочку забываем. Жалобу накатал?
   -Да.
   -Как девочка отреагировала?
   -По-моему, никак. Послушала, записала.  Сказала,  чтобы  я  не  спешил  и
подумал.
   -Это так, для тумана. Обвинение предъявила?
   -Значит, не будет постановления на арест Завтра вечером тебя выпустят.
   -Вы уверены?
   -Ну, если ты не сморозишь какую-нибудь глупость.
   -Странно. Неужели можно отговориться от чего угодно?
   -Нет. Тебе повезло. Ты не успел завязнуть слишком глубоко. И заметь, ведь
ты же действительно не виновен.
   -Да. Тем более странно. Соврав, я получаю свободу, которая полагается мне
и так.
   -В философии это называется законом отрицания отрицания. Однако,  Игорек,
не расслабляйся. Как только длинноногий выйдет из больнички  ,  вам  устроят
очную ставочку. Не дрейфь, вали все на тех двоих, прямо ему в  глаза.  После
этого можешь спокойно жить дальше, даже не вспоминая, что  когда-то  посетил
это госучреждение.- Павел Николаевич показал пальцем на стену.
   Игорь помолчал немного, затем поднял глаза на собеседника:
   -Простите, Павел Николаевич, может, я спрошу глупость...  Я  должен  буду
вам что-нибудь?
   Судимый тихонько рассмеялся:
   -Ты пока здесь. А потом я же говорил, что ты только фигура,  а  я  игрок.
Глупо требовать что-то от фигуры, которую сам поставил на нужную клетку. Или
упрекать ее, если сам проиграл партию. Ложись, Игорек, завтра их ход.
   Игорь вздрогнул от громыхания щеколды. Тусклая лампочка после сна слепила
глаза. Он спал крепко, избавляясь от накопившейся двухдневной усталости.
   -Королев, подъем.
   Игорь по инерции глянул на руку, забыв, что часы перед посадкой отобрали.
Павел Николаевич похрапывал, уткнувшись лицом в стену.
   -Который час?
   -Два.
   -А что случилось?
   -Руки в ноги и на выход. С тобой хотят поговорить.
   Игорь влез в ботинки, потер глаза и пошел за сержантом.
   "Какого черта? Что еще за ночные разговоры? Дали б поспать..."
   Сержант  распахнул  двери  комнаты,  где  несколько  часов  назад   Игорь
беседовал с девочкой.
   За столом сидел оперуполномоченный Фоменко. Он кивнул на  привинченный  к
полу стул и чиркнул спичкой. Игорь сел.
   Фоменко выпустил вверх струю дыма:
   -Значит, тебе угрожали, да?
   Игорь не ответил, опустив в пол глаза.
   -Ну, хорошо, уважаемый, сам  придумал,  или  кто  подсказал?  Думаю,  что
второе, у тебя самого фантазии и мозгов не хватит. Советы  бывалых  людей  -
это, конечно, здорово, но надо знать, когда  ими  стоит  воспользоваться,  а
когда лучше пропустить мимо ушей. Ты, выходит, решил поиграть с законом?  Ну
что ж, игра хорошая, но слишком велика ставочка. Этой дурочке  ты  рассказал
красивую историю и теперь надеешься, что на этом поставят точку. Ошибаешься,
на этом поставят запятую. Выходит, тебе угрожали? - закончил Фоменко тем же,
чем и начал.
   -Да,- чуть слышно выдавил из себя Игорь.
   -Знаешь,  Королев,  мне,  честно  говоря,  абсолютно  наплевать  на  твою
биографию как таковую. Я не собираюсь тебе  ее  менять,  не  собираюсь  тебя
уговаривать и в чем-то убеждать. Выбор в конечном итоге за тобой. И пришел я
сюда только потому - я говорю тебе об этом прямо,- что не терплю, когда  мой
труд из-за всяких дурочек летит коту  под  хвост.  Мне  мой  хлеб  достается
дорого, но добываю я его от души. И чтобы долго не  словоблудить,  я  сейчас
нарисую тебе две возможные ситуации, а уже после снова послушаю тебя.
   Ситуация первая: ты и дальше стоишь в отказе, плачешь, что тебя запугали,
и надеешься соскочить. При этом, естественно, не зная, что у меня  в  запасе
на такие вот случаи. А на такие случаи  у  меня  всегда  есть  что-нибудь  в
запасе,  иначе  я  был   бы   плохим   опером   и   работал   где-нибудь   в
патрульно-постовой службе, а не в уголовке. Также ты забываешь, что  впереди
еще один день, за который можно очень-очень много  сделать.  Особенно  когда
делаешь с душой. А я уж постараюсь. Не выношу, когда на меня строчат липовые
жалобы. Так вот, к примеру, я проведу опознание. Сажаю тебя, рядом еще  двух
красавцев- вьюношей и приглашаю двух понятых и  одного  свидетеля,  который,
разумеется, сразу тебя опознает.
   -Там было темно.
   -Он тебя опознает! Потому что нож твой и  потому  что  именно  ты  был  с
ножом. Разве я иду против истины? Надо будет, я найду еще  свидетелей,  если
следователю одного покажется мало. Но, думаю, не  покажется.  Потому  что  к
опознанию я приложу еще кое-что. К  примеру,  заключение  эксперта,  что  на
полированной поверхности рукоятки ножа  имеются  отпечатки  пальцев  некоего
Игоря Валерьевича Королева. Нож,  кстати,  найден.  В  одной  из  тех  самых
мусорных куч.
   После этого Игорь Валерьевич Королев может выдумывать и говорить все, что
захочет. Что  его  били,  пытали,  загоняли  под  ногти  иголки  и  булавки,
угрожали, пугали... Что он никого не бил ножом, что нож вовсе не его...  Ну,
и так далее. Все эти доводы в расчет приниматься уже не будут. Доказательная
база достаточно основательна. И наш дорогой Игорь  Валерьевич  прямо  отсюда
уезжает в следственный изолятор, говоря проще, в "Кресты",  где  томится  до
суда в безделье и скуке.
   На суде он по-прежнему бьет себя копытом в грудь,  утверждая,  что  вышла
ошибочка. Суд изучает доказательства  и,  убеждаясь,  что  Игорь  Валерьевич
просто-напросто хочет соскочить, выносит строгий, но справедливый  приговор.
То есть назначает максимальный срок из тех, что предусмотрены в Кодексе. Для
справки - по сто  восьмой,  части  первой,  полагается  восемь  лет  лишения
свободы. Можешь мне верить, можешь не верить, но тем, кто  стоит  в  отказе,
максимальный приговор почти всегда  обеспечен.  И  это  справедливо.  Кто-то
должен платить за мои стоптанные ноги, за мое  потраченное  на  поиски  улик
время, за мои нервные клетки. Так что расплата идет сполна.
   После суда бедный, невиновный Королев отправляется на зону с каким-нибудь
соблазнительным  режимом,  где  и  проводит  в  тоске,  печали  и  раздумьях
последующие восемь лет. Уедет Игорь Валерьевич, так и не попрощавшись, так и
не поцеловав перед дальней дорогой свою любимую невесту Анечку.
   -При чем здесь Анюта? - не выдержал Игорь.
   -Да не знаю, будет ли она ждать целых восемь  лет  какого-то  уголовника.
Ведь это самые  лучшие  годы  человеческой  жизни.  Думаю,  не  будет.  Она,
во-первых, не глупа, а во-вторых, весьма симпатична. Упорхнет  в  чье-нибудь
гнездышко.
   Игорь начал нервно кусать ногти.
   -И еще запомни: нормальными людьми оттуда, как правило, не  возвращаются.
Проверено многочисленными опытами. За первой ходкой  следует  вторая,  потом
третья... И понеслось. Вся жизнь испорчена брошенными в юности неосторожными
словами: "Это не я".
   Теперь ситуация вторая. Ты чистосердечно рассказываешь правду, без всяких
там "угрожали", "пугали", в дальнейшем не юлишь и не выкручиваешься. Свободу
в  виде  подписки  о  невыезде  я  тебе,  конечно,  гарантировать  не  могу:
во-первых, это во власти только следователя, и во-вторых, "сто восемь" - это
не семечки. То есть возможен тот вариант, что ты все равно едешь в "Кресты".
   Как  видишь,  играю  я  честно,  ничего  тебе  не  гарантируя.  Но...  Ты
зарабатываешь множество очков в свою пользу. К  примеру,  ты  можешь  делать
упор на самооборону, на то, что никогда раньше ничего криминального не имел,
что активно помогал следствию. Вполне возможно,  суд  учтет  твои  доводы  и
переквалифицирует сто восьмую на сто одиннадцатую. А наказание там  -  тьфу,
как правило, условное. Заметь, что, если ты стоишь  в  отказе,  ни  о  какой
переквалификации и речи быть не может. Но даже если суд оставит сто  восьмую
статью, то приговор ни в коем случае не будет максимальным.
   Фоменко затушил сигарету о торец стола и выбросил окурок за батарею.
   -С учетом обстоятельств, с учетом твоей личности и, главное, признания ты
получишь немного. Но самое важное здесь то,- Фоменко выдержал паузу,- что ты
сможешь поговорить со своей Анютой. Имеется в виду до суда, конечно. Один на
один.  Живой  разговор  не  заменят  никакие  письма  и  "малявы"  .  Верно,
согласись?
   Игорь потер виски ладонями. Господи, как он запутался. Он ничего не понял
из того, что сказал ему Фоменко, кроме последних слов. О том, что он  сможет
увидеть Анюту. Он не знал, правду ли говорит Фоменко или сочиняет, но  мысль
о том, что он сядет в тюрьму, так ничего и не объяснив Ане и не простившись,
напрочь заглушала все остальное. Всякую логику, всякий  трезвый  и  холодный
расчет.
   -Вот так, милый мой Игорек, теперь выбирай. Колхоз-дело добровольное...
   -Каким образом я смогу ее увидеть? Вы приведете ее сюда?
   -Нет. Сюда ее не пустят. В "Кресты" тем более. Я  могу  организовать  вам
свиданьице у себя. Причем опять-таки все зависит от тебя. После того как  ты
дашь правдивые показания, следователь повезет тебя на уличную  операцию,  то
есть на проверку показаний на месте. Ты показываешь и рассказываешь, как все
происходило,- что-то типа театра одного актера. Тыкаешь пальцем в кучу, куда
скинул "перо", фотографируешься на память вместе с понятыми, ну,  и  все,  в
принципе.
   После  уличной,  как  правило,  заезжают  в  отделение,  следователь  там
прочитает тебе протокол. Потом он, вернее она, захочет отобедать, сходить  в
туалет, позвонить маме. Ну, мало ли, что может ей  захотеться.  Вот  в  этот
момент я  и  приглашу  к  себе  в  гости  твою  Анюту.  Вы  чирикаете  минут
двадцать-тридцать в моем кабинете, не касаясь, разумеется, запрещенных  тем,
как то:  пропаганда  войны,  передача  шифрограмм  западным  спецслужбам  и,
конечно, твой арест. Не, объяснять ей ты можешь, но  чтоб  не  было  никаких
договоров об алиби или как убрать свидетелей. Понял?
   Игорь сглотнул слюну.
   -А вы... вы не обманете?..
   -А какой смысл? Ты идешь навстречу мне, я, естественно, тебе. О, поэзия в
прозе. Если следователь вдруг не захочет отобедать, я сделаю  так,  что  она
захочет. Это уж мои проблемы.
   -Хорошо... Хорошо, я все покажу.
   -Я и не сомневался, что мы договоримся. Ты ведь  неглупый  парень,  зачем
портить себе жизнь?
   Фоменко нажал кнопочку на стене.
   Зашел сержант.
   -Все, дорогой, спокойной ночи. Иди, спи. И попутно вспоминай, как там все
было/ Уличная будет завтра. И поменьше слушай советчиков.
   Сержант вывел Игоря из комнаты. Павел Николаевич не  спал.  Он  лежал  на
койке и курил.
   -Что случилось, Игорек? Игорь сел напротив и,  как  прежде,  уставился  в
пол.
   -Я не знаю.
   -Чего ты не знаешь?
   -Ничего не знаю...
   -Так, занятно... Я полагаю, тебя вытаскивал этот Фоменко? Игорь кивнул.
   -Ну, а ты?
   -Я признался.
   -Зачем?
   -Я не могу. Не могу рисковать. Я хочу увидеть Анюту.
   -Ты ее и так увидишь завтра вечером. Что он там тебе наплел?
   -У них есть свидетель.
   -Очень сомневаюсь. Иначе Фоменко не прискакал бы к тебе в два ночи.
   -Я ничего не знаю,- зачем-то снова повторил Игорь.-Я хочу видеть Анюту.
   -Дурак ты, паря.- Павел Николаевич затушил окурок и отвернулся к стенке.-
Поэтому надоел ты мне. Делай, как не знаешь. Когда в мужской базар встревает
баба, я убегаю в сторонку. Подальше...
   Игорь лег на койку и закрыл глаза.
   ЧАСТЬ 1
   Глава 1
   -Так вот, господа, эта веселенькая собачка называлась бультерьером. Такая
маленькая, похожая на белого поросеночка с розовым пятачком.  И  по  природе
своей ласковая и преданная хозяину до безумия. В данном случае - хозяйке. Но
главное ее достоинство помимо преданности - способность  сжимать  челюсти  с
давлением до двадцати пяти атмосфер. Вы  знаете,  что  такое  двадцать  пять
атмосфер? Суньте руку в гибочный пресс -  узнаете.  И  если  этот  маленький
ротик на чем-то сжимается, даже любимый хозяин  с  трудом  убедит  собачонку
отпустить то, за что она там уцепилась.  Такое  вот  необычное  животное.  А
глупый и неосмотрительный мужичок как раз его  в  расчет  и  не  принял,  не
разбирался ни фига  в  породах.  Ну,  подумаешь,  бегает  по  кустам  что-то
свиноподобное и поскуливает. Ногой пни - улетит  к  ближайшей  березе.  Пшла
вон!
   А мужичок-то, короста, не просто так по парку прогуливался. Он,  короста,
интересным паскудством занимался.  Одиноких  лыжниц  насиловал.  Как  снежок
выпадет, нацепляет он белый маскхалат с вязаной шапочкой - и  в  парк.  Парк
большой, лыжниц много. Которые  воздухом  лесным  подышать  решили,  которые
жирок растрясти. Двигают лыжами по лыжне,  любуются  зимними  пейзажами.  Не
спеша, со смаком. А этот ухарь тут как тут. Как  партизан  под  елкой.  Ага,
едет красотка. Оружие к бою. Вокруг, кроме ворон и галок, никого. Шапочку на
глаза, сзади прыг дамочке на лыжи - стоп, машина! Дамочка по  инерции  носом
вперед, на коленки бух и никуда! Крепления ботинки держат, мужичок  лыжи  не
отпускает - попалась бабочка в сачок.
   Мужик же использует неожиданно представившуюся возможность  познакомиться
в самых скотских целях. Ну, в смысле похотливых. Стягивает с нижней половины
лыжницы  верхнюю  и  прочую  одежды  и  уестествляет  дамочку  в  ускоренном
варианте. Парк, как я уже  говорил,  большой,  кричать  бесполезно,  мужичок
специально места поукромней выбирает. Закончит он это безобразие - и в  лес.
Как будто и  не  было.  Многие  дамочки  даже  и  понять  не  успевали,  что
произошло. Снежный человек, что ли, в парке завелся? Может, стоит сообщить в
научный институт?
   В институт, однако, не сообщали, а все больше в наше  отделение  шли.  Мы
этот чертов парк обслуживали. И так-то от  него  хлопот  -  то  грабежи,  то
убийства,  а  тут   еще   такие   лыжные   фокусы.   Ну,   прямо,   фристайл
порнографический.
   Прикидываете, шесть эпизодов уже надыбали, а как ловить, черт его  знает.
Не самим же в маскхалатах по  кустам  прыгать.  И  через  средства  массовой
информации лыжниц не шибко предупредишь. В принципе,  это  сейчас  запросто,
чуть что - товарищи, по улице гуляют маньяки, будьте бдительны!  А  тогда  -
ни-ни. Нечего панику разводить в нашем самом безопасном  городе.  Чувствуем,
если седьмой эпизод случится, нас,  оперов,  начальство  само,  как  лыжниц,
уестествит. Точно придется маскхалата шить и по парку партизанить.
   Но как повезло нам и как не повезло  мужичку!  Число  семь  действительно
магическое.
   Дамочка каталась на лыжах  не  одна,  а  со  своей  маленькой  подружкой,
бультерьеркой по кличке Крэйзи. Надо ж такую кликуху придумать!
   И когда крошка Крэйзи увидела описанную мной сценку, она просто  из  себя
вышла от такого нахальства и бесстыдства. На ее  преданных  собачьих  глазах
лишают чести любимую хозяйку! Бардак! Команда "Фас!" в таких случаях даже не
требуется. Тихонько разгоняемся, тихонько взлетаем и  тихонько  вешаемся  на
голой заднице мужичка, сжав челюсти на все двадцать пять атмосфер.
   Ничего паровозик  получился.  Дамочка  орет,  мужичок  даже  не  орет,  а
извергает рев турбин сверхзвукового истребителя, Крэйзи висит, как присоска,
и отцепляться не собирается. Мужичок, забыв про жертву, прямо со  спущенными
штанами помчался по лыжне в свободном направлении; хозяйка опомнилась, и  за
ним. Через пару километров нагнала, благо была  неплохой  лыжницей.  Собачка
как висела, так и висит; народ, гуляющий по парку, шарахается;  мужичок  уже
не истребителем, а тяжелым бомбардировщиком воет.
   Хозяйка: "Крэйзи, фу! Фу!".  Но  какое,  к  черту,  "фу",  если  поругана
хозяйская честь. Никакого "фу". Короче, пока половину задницы у  мужичка  не
оттяпала, не успокоилась...
   -Ты не устал тараторить, Вовчик? Скажи, сам сочинил или рассказал кто?
   -Вот те крест - было! Позвони в мой бывший отдел,  там  все  эту  историю
помнят. Мужичку семь лет влепили и третью  группу  инвалидности.  Но  как  с
одной половиной задницы жить-то?
   Рассказчика перебил телефонный звонок. Вовчик снял, трубку.
   -Белкин слушает... Казанцева нет, он в морге... Что значит, когда  умер?!
Он в морг на опознание уехал. Что-нибудь передать? Ну, как хотите.
   -Достали  казанцевские  козы,-  пожаловался  Белкин,   положив   трубку,-
Единственный номер постоянно занят  из-за  его  баб.  Петрович,  скажи  ему,
пускай домашний телефон дает. А то к нам, как в справочное Аэрофлота. Звони,
не звони - глухо.
   -Я говорил, бесполезно. Он утверждает, что все его знакомые дамы  состоят
у него на оперативной связи, а значит, это  служебные  дела,  а  не  личные.
Поэтому и телефон должен быть служебный.
   -Сказал бы я, на какой связи они у него  состоят.  Диван,  посмотри,  еле
жив. Еще пара его "оперативных встреч" - и мы останемся без мебели. Прикинь,
Петрович, ему нормальных баб уже не хватает, он уже с женами убитых бандитов
шалит. Мол, отрабатывает на причастность. Как мордашка ничего, Казанова  тут
как тут-дайте отработаю. Даже если дело не его.
   -Брось  ты,  Вовчик,-  вмешался  в  разговор  третий  из  находившихся  в
кабинете, опер Паша Гончаров,- Казанова  неисправим,  а  его  амурные  шашни
действительно иногда помогают.
   Белкин не стал спорить, склонившись над бумагами.
   Вновь затрещал телефон.
   -Во, опять какой-нибудь казанцевский бабец. Скажи, что Казанцев из  морга
не вернется. Разлагается.
   Паша поднял трубку.
   -Это тебя, нытик. Наверное, тот мужик из парка с половиной задницы.
   Вовчик, ухмыльнувшись, подошел к телефону.
   -Владимир Викторович, здравствуйте. Это Олег Уткин. Помните, из девяносто
второго дома?
   -Помню. Здорово.
   -Вы извините, что  отрываю...  Это  не  вы,  случаем,  занимаетесь  делом
Мотылевского? Вовчик удивленно поднял бровь:
   -Мы все им занимаемся, но персональную ответственность несу действительно
я. Это моя территория. А ты что, знаешь, кто его завалил?
   Паша и Петрович разом уставились на Белкина.
   -Нет, я не знаю... Просто есть люди, которые хотели бы пообщаться с  вами
по этому вопросу. Меня попросили связаться. Я здесь навроде посредника.
   -А что, люди не могут узнать у дежурного телефон отделения  по  раскрытию
убийств? Самим не позвонить?
   -Да нет, могут, конечно. Но когда кого-то знаешь, лучше напрямую.
   -Ну, хорошо. Но хоть они-то знают расклад?
   -Не думаю. У них, возможно, имеются подозрения. Вообще-то, они хотели  бы
поговорить неофициально...
   -Поэтому тебя и попросили.  Понятно.  Хорошо,  пускай  подъезжают.  Адрес
знаешь?
   -Да, вытрезвитель. Простите, а  нельзя  где-нибудь  в  другом  месте?  На
стороне? А то вытрезвитель как-то несолидно.
   -Ничего подобного. Они хотят  поговорить  со  мн