сибо. Да, еще, тебе сеточку на лицо делать?

Шурик посмотрелся в висящее на стене зеркало.

- Зачем? Да, не красавец, но не пилюли же от запоров рекламирую...


- "Мальчик хочет в Париж, а чи-ки-чи-ки-чи-ки..."

Въедливый мотивчик модного шлягера засел в башке намертво и как всегда
вовремя. Хочешь, мальчик, в Париж?

Хлопок двери за спиной, серые ступени перед глазами. Серый асфальт, серый
вечер. Темпо, темпо... Арка, поворот... Трубу-то выкини, идиотина, смешно
ты с трубой выглядишь, неестественно.

Труба улетает на газон. Перчатки. Да, да, никаких улик. Очень кстати
мусорный бачок. Отходы.

В арке отдохнем, успокоимся, осмотримся, оправимся. Что-то барабанит. Ух
ты, мотор... Тихо, тихо, нормалек, все прошло... Как и рассчитано. Сделано
с умом.

Гришка взглянул на куртку, потом опустил глаза на джинсы и кроссовки. Вроде
не заляпался, хотя здесь темновато, не видно.

Из арки Гришка вышел уже не спеша, на ходу закуривая. Все в порядке у меня,
граждане, все в порядке. Как у техасского пейджера. Иду-курю. Впрочем,
никаких граждан. Дома граждане. Спят.

Пошарил по карманам, вытащил заранее приготовленный жетон, поискал глазами
будку.

А пальчики-то дрожат у техасского пейджера, ой как дрожат. Номер удалось
набрать с третьей попытки. Странный номер, не городской. Наверное, трубка.
Двойной гудок. Да, трубка.

- Алло.

- Баночка помэрла.

Пи-пи-пи-пи...

"Мальчик хочет в Париж, а чи-ки-чи-ки-чи-ки..."

Виктор Павлович захлопнул крышечку трубки, улыбнулся и вновь поднес к
глазам бинокль. Помэрла, панночка, помэрла. Забавное нынче времечко.
Забойное, ударное... Прощай, любимая.

Мало того, что этот придурок перепутал пароль, так еще и выкинул трубу
прямо на газон.

Будем надеяться, он был в перчатках. Хотя сейчас снимают следы перчаток.
Придется подчистить. Молодежь безголовая, сплошная суета.

Машина Брандспойта, старенький "Запорожец-мыльница", приютилась в ряду
припаркованного вдоль соседней улицы транспорта и в глаза не бросалась. Из
бинокля подъезд супруги просматривался великолепно, и авторитет с
нетерпением ожидал продолжения мизансцены. Эту квартиру он подарил любимой
год назад на день рождения, но она подарок не оценила, таская сюда всяких
похотливых козлов.

Все прошло по намеченному сценарию, без сбоев и осечек. Она зашла, через
пятнадцать секунд он вышел. Выбежал. Позвонил. "Панночка помэрла".

Вот трубу зря выкинул, погорячился.

Так, когда там ее обнаружат? Десять минут уже, как... Ага, вот собачник
тащится со спаниелем вислоухим. Точно, сюда. Ну...

Все, сейчас закрутится действие... Телефон спасения 911.

"Скорая" появилась минут через пятнадцать. Как раз вовремя. Молодцы
санитары, тише едешь - меньше работы. Ну, каков диагноз? Будет жить?
Торопиться не надо.

Так, носилочки. Это не есть гуд. Чьерт по-бьери, да еще головой вперед.
Капельница, красное платье...

Во, милиция родная прибыла. Похоже, участковый. Сейчас побежит названивать
руководству. Нет, смотри-ка, не бежит. С докторишкой трет.

"Скорая" включает мигалку, докторишка залезает к больной. Уезжают.
Участковый заходит в подъезд. Водитель уазика движок не глушит. Значит,
долго задерживаться не собираются.

Это не есть гуд. Будет, значит, жить. Ну, киллер хренов, поговорим завтра
по душам. "Не помэрла панночка".

Виктор Павлович положил бинокль в пакет, выбрался из "супертачки" и пошел в
сторону арки, возле которой Гришка скинул трубу.

Было еще светло, несмотря на поздний час. Труба блестела в темной траве.
Брандспойт поднял ее, поднес к глазам. Кровь.

Он вытер трубу о траву и спрятал под куртку. Поеду мимо Невы, выкину.

"Мальчик хочет в Париж, а чи-ки-чи-ки-чи-ки..." Устрою я ему Париж.

Вышел участковый, держа в руках сумочку, сел в машину.

Что, и все?!

Уазик уехал.

Виктор Павлович вернулся в "Запорожец", запустил двигатель. Минут через
сорок, когда он подъезжал к своему загородному дому, запиликала трубка.

- Слушаю.

- Виктор Павлович, Листопад беспокоит. Извини за поздний звонок.

- Ничего, Герман Андреевич. Что случилось?

- Не знаю, как и сказать-то... Похоже, с твоей супругой случилось
несчастье. Не волнуйся только, возможно, все еще обойдется.

- Что с ней?!

- Ты бы не мог подъехать?

- Что с ней?!

- Вероятно, она оступилась в подъезде. На шпильке. Шпилька на туфле
сломана. Ударилась головой об пол. Сейчас она в Петровской больнице.
Телефонограмма к нам пришла. Раньше твоя супруга никогда не падала?

- Что с ней?! - в третий раз переспросил Брандспойт.

- Открытая черепно-мозговая травма, состояние крайне тяжелое, находится в
коме, опрашивать нельзя. Помещена в реанимацию.

- Кисонька, - жалобно простонал Виктор Павлович. - Малышка моя... Я поеду
прямо в больницу.

- Я тоже буду там. Очень сочувствую.

- Хорошо, спасибо.

Брандспойт отключил связь, доехал до дома, переоделся в костюм, пересел на
"вольво", поставил на крышу синий маячок и на бешеной скорости полетел в
больницу, волнуясь и переживая.

Листопада он, естественно, опередил. В реанимации его попыталась остановить
медсестра, тряся перед лицом грязными бахилами.

Брандспойт грубо оттолкнул ее и прошел, громыхая каблуками, в
ординаторскую. Там сидел уставший бородатый врач и пил кофе.

- Я Угрюмов. Моя жена у вас. Что с ней?!

- Добрый вечер. Угрюмова?: Минуточку. Она на операции.

Виктор Павлович достал бумажник и бросил на стол несколько сотенных купюр
зеленого цвета.

- Сделайте все возможное.

Врач скосил глаз на стол, поставил чашку с кофе и, сказав: "Подождите",
исчез из ординаторской.

Пока он "делал все возможное", появился Листопад. Сегодня он был без формы,
вероятно, происшествие застало его в домашней обстановке.

- Здравствуй, Виктор Павлович. Ну как? Как дела?

- Не знаю пока. Операция. Рассказывай.

- Нам позвонили из "Скорой". Мужчина возвращался с прогулки с собакой,
зашел в подъезд, увидел лежащую в крови женщину, вызвал "Скорую".
Участковый нашел сумочку с документами. Вот, собственно, и все. Наверное,
она оступилась. Не знаешь, она выпивала сегодня?

- Не знаю, - мрачно ответил авторитет. - Она планировала заехать на эту
квартиру полить цветы...

- Она на шпильки не жаловалась?

- Да какие, на хер, шпильки? - не выдержал Виктор Павлович, которому версия
с нападением была по большому счету на руку. - Открытая черепно-мозговая
травма! Это ж как упасть надо?!

- Ну, у нас всякие случаи были... Люди падали с высоты собственного роста
и...

- Прекрати! Где ее сумочка?

- Я не заезжал в отдел, я прямо из дома. Наверное, в дежурной части.

- Рыбка моя, девочка... Вы должны найти того, кто это сделал. Понятно? Я
тоже попытаюсь. Ты понимаешь, в чей огород этот камень? Суки, козлы
долбаные!

- Ты отпускал ее без охраны?

- Никогда. Я сам удивлен, почему она зашла в подъезд одна. Но я узнаю это.

Вернулся бородатый врач. Следом зашел второй, со спущенной на шею марлевой
повязкой. Лица оптимизма не выражали.

- Что? - резко бросил Брандспойт.

- Извините. Мы сделали все, что могли. Она скончалась.

Виктор Павлович выдержал полагающуюся в таких случаях трагическую паузу,
опустился на диван, закрыл лицо ладонями и, прошептав театральное "Не
верю", громко, надрывно зарыдал. Врачи опустили головы, Герман Андреевич
пожал плечами, не зная, что сказать в данной ситуации.

- А-а-а!!! - Брандспойт катался по дивану и рвал волосы. - Девочка, девочка
моя, малышка, зайка, блин... Убью, убью собак! Кто ж тебя, ласточка?!
У-у-у...

Потом он поднял заплаканное лицо и повернулся к врачам.

- Я могу ее увидеть?

- Можете, конечно, - ответил бородач. - Но... после трепанации черепа...
Сами понимаете, без грима. Дождитесь завтра, когда ее приведут в порядок.

- Крепись, Виктор Палыч, - поддержал авторитета скоррумпированный Листопад.

- Ты найдешь их, понял?! Хоть из-под земли достань!

- Сделаю все, что могу.

- А вещи? Я могу забрать ее вещи?

- Конечно. Сейчас я распоряжусь. Они в приемном покое.

Врач принялся накручивать диск телефона. Брандспойт достал носовой
платочек, протер глаза и, низко склонив голову, вышел из ординаторской.
Прощай, любимая. Мне будет тебя очень не хватать. Да вообще, жить, блин, не
смогу.


Сегодня погода испортилась. Дело шло к грозе. Ветер поднимал волны на
мрачной Екатерингофке, пригибал траву к земле, поднимал пыль на дороге. Над
заводом по производству костной муки повисла огромная черная туча,
рассыпающая молнии. Минут через пятнадцать она переползет реку и обрушится
бурным потоком на другой берег.

Гришка взглянул на часы. Еще две минуты, Он посмотрел в сторону моста.
Никого. Черт, неужели этот папик его кинет? А запросто! Возьмет и не
принесет "бабок". Что, искать побежишь? Это вряд ли.

Брандспойт, однако, появился вовремя и не со стороны моста. Словно из-под
скамейки вылез.

- Ждешь уже?

- Ой, здравствуйте. Я просто думал, что вы с моста подойдете.

- Тебе незачем думать. Не наследил?

- А чего там следить? Бум, и все. Денежки гоните. Как условились.

Виктор Павлович было огляделся, сунул пуку за пазуху, извлек полиэтиленовый
пакет, перетянутый резинкой, и протянул Гришке.

- Ровно три тонны. Можешь не пересчитывать.

- Извините, но меня недавно в ларьке кинули - сказали, средство от прыщей,
а оказалось от поноса. Так что...

- Хорошо, только побыстрее.

Гришка распечатал упаковку и стал пересчитывать купюры. Пару раз сбивался,
вызывая ругань у Виктора Павловича.

Упали первые капли.

- Ладно, верно. - Гришка сунул пачку в куртку. - В общем, если надо еще
кого по балде съездить - не стесняйтесь, телефончик знаете. Всегда помогу.

- Ты поменьше язычком махай, а то отвалится.

Брандспойт поднялся со скамейки и мельком посмотрел в сторону моста. Там,
спрятавшись у ведущей наверх тропинки, сидели его люди. С соответствующей
экипировкой. Веревка, кирпичи, мешочек. Под мостом глубоко, лежи на
здоровье, корми корюшку. Этих людей не интересует, с кем тут авторитет
трендит. Они сделают дело и тихо уйдут, склонив головы и пересчитывая
деньги.

Гришка поднял голову к небу.

- Жалко, промокну, наверное, насквозь.

- Зонтик надо брать, - почему-то улыбался Угрюмов. - Желаю удачи.

Виктор Павлович поднял воротник и зашагал в противоположную от моста
сторону.

Где-то возле завода завыла собака.


"Правительство суверенной республики Харакирии объявило о моратории на
проведение ядерных испытаний на своей территории. Любому, нарушившему
решение властей, теперь грозит штраф до пятисот американских долларов.
Кроме того, за организацию и ведение агрессивной войны на территории
Харакирии предусмотрено..."

Шурик Стрельцов нажал кнопочку на пульте, экран моргнул, картинка
сменилась. Строго убранный актовый зал, сверкающая лаком трибуна, большие и
маленькие звезды на погонах, словно огрызки ночного неба... Стреляющие
вспышки фото, частокол микрофонов.

"За истекший период мы заметно продвинулись в деле укрепления правопорядка
в городе, снизили уличную преступность, нанесли мощный удар тамбовской
преступной группировке. Продолжается борьба с коррупцией на всех уровнях, в
том числе и в собственном доме. Народ стал больше доверять человеку в
форме..."

- О, - Шурик еще раз нажал кнопочку. - Опять тусовка штабная. Раскрыли бы
лучше чего. Во, это то, что надо! Класс!

"Мальчик хочет в Тамбов, а чи-ки-чи-ки-чи-ки..."

Стрельцов бросил на стол "лентяйку", плюхнулся на диван, обнял Наташку.

- Хочешь в Тамбов, Натах? Чего ты такая хмурая? А ну, улыбнись! Во!

- Гришки третий день дома нет. Отец приехал, волнуется.

- Ну, это напрасно. Вернется Гришка скоро. Погуляет и вернется.

- Может, отцу написать заявление?

Шурик чмокнул Наташку в щеку и прошептал на ушко:

- Я поищу его. Найдется. Как моторчик? Не болит больше?

- Тьфу-тьфу пока.

- За это надо дернуть. Красненького. Рекомендовано международной
ассоциацией стоматологов.

Шурик протянул руку к сейфу, извлек из его глубин початую "Хванчкару".

Дернуть не дали.

- Стрельцов, к начальнику!

- Сейчас будут склонять к перемене мест. Или предложат починить кому-нибудь
холодильник. Нравится мне это дело. С детства чиню.

- Я пойду, Саш. Так что, отцу Гришкиному приходить?

Шурик подмигнул девушке и улыбнулся.

- Мальчик хочет в Тамбов. Пока, Натах.


Спустя полчаса Наташа вернулась домой. Лифт давно стоял на ремонте, никто
на самом деле его не ремонтировал. Она не спеша поднялась на свой этаж,
физические нагрузки рекомендовано ограничить. Все равно закололо.

Открыв дверь, она в коридоре столкнулась с Гришкиным отцом. Он сидел на
табурете и курил. При появлении Наташи он вздрогнул, поднял на нее красные
от бессонницы глаза.

- А... Ты, Наташ.

- Не звонил Гриша?

Отец покачал головой.

- Вы не переживайте, дядь Миш. Погуляет - придет. Он часто дома не ночевал,
когда вас не было.

- Ну, стервец, хоть бы позвонил. Вернется - убью. Да, погоди-ка... Тут к
тебе парень какой-то приходил. С полчаса назад. Письмо принес.

- Какое письмо? - удивилась Наташа.

- Не знаю, вон, на телефоне.

Наташа увидела конверт, прошла в свою комнату, оторвала корешок.

На пол высыпались стодолларовые купюры. Наташа не сразу поняла, что это за
бумажки. Она сунула пальцы в конверт и извлекла сложенный пополам тетрадный
листок. Развернула. Три слова.

"Починим моторчик, да?"


Ленка лучезарно улыбнулась. Ветер взъерошил ее светлые волосы, приподнял
платье, обнажив на секунду стройные, сумасшедшие ножки. Она сняла солнечные
очки, поправила челку.

Гришка поймал ее в объектив, поднес палец к кнопочке.

- Эйфелева башня поместилась, Гришенька?

- Ага. Замри. Щелк!

Гришка очнулся. Щелкнул замок. Хватит мечтать.

Тяжелая дверь заскрипела, в камеру вошел Стрельцов. Гришка сел на нарах.

- Мечтаем?

- С чего вы решили?

- По роже видно.

- Нет, просто надоело тут торчать.

- Потерпите, старина. Здесь, конечно, жарковато, жестковато и пахнет
неприятно, но все же лучше, чем в мешке на дне речки. Согласен?

- Просто рай.

- Ну и отлично. Там батя волнуется, куда ты пропал. Вчера заяву оставил.

- А нельзя ему намекнуть?

- Я упокоил, как мог. Напрямую пока не говорил. Да чего там - три дня
осталось. Так, я что пришел. Ты готов морально? Или подготовить?

- К чему?

- Как к чему? Договаривались же. Сейчас тебя допросит следователь
прокуратуры, потом он проведет очную ставку между тобой и папой Угрюмовым.
Все помнишь? Будем повторять?

- Помню. Как было, так и расскажу.

- Правильно, я тоже всегда стою за правду. Оно и вернее. Так, гонорар наш я
Наташке уже передал, пусть мотор лечит. Без обид, надеюсь? Если по совести
- это ее "бабки", да и нужнее они ей сейчас. А то совсем закисла. Ну ладно,
жди. Я сейчас еще с экспертом договорюсь, вас на видеокамеру запишут для
верности. В принципе, если все нормально проскочит, сегодня же домой
отправишься. Погода на улице мировая. И главное, не позволяй блохам себя
кусать.

Стрельцов вышел из камеры. Гришка зевнул и посмотрел на маленькое
зарешеченное окошко. Хорошо бы сегодня выскочить, задолбало тут париться.

По обоюдной договоренности со Стрельцовым он уже седьмой день торчал в
изоляторе для административно арестованных. Якобы для безопасности и чтобы
всегда был под рукой. Стрельцов договорился с судьей, тот осудил Гришку на
пятнадцать суток за мелкое хулиганство, спрятав парнишку от рук мафии. Ну и
в воспитательных целях заодно. Чтобы мысли всякие соблазнительные молодую
головушку не тревожили впредь. Посидите, посмотрите, как тут мило и
романтично.

О чем рассказывать-то? А о чем молчать? Ладно, сами спросят.

Он быстренько заново прокрутил хронику минувших дней. Стрельцов велел не
путаться, не сбиваться, давать показания уверенно и твердо. "Ты, Григорий,
железный свидетель".

...Он стоял в подъезде. Она зашла. Как и договорились, легла на пол. Гришка
разлил свиную кровь из бутылки, которую сунул ему в карман Стрельцов.
Испачкал трубу. Выбежал из подъезда, выкинул трубу на газон, на видное
место. Чтобы нашли те, кто будет следить.

Звонок по телефону. Встреча на другой день у реки. Диктофон в кармане,
размусоливание денег. "Тихо, идет съемка". Дорога к мосту. Выскочившие из
кустов "быки-носороги" с ножами в лапах. Крик. Его крик. План - планом, а
жить-то хочется, как каждому из нас.

Команда: "Руки в гору, "перья" на пол!" Гроза. Ливень. Люди в камуфляже.
Стрельцов, матерящийся без меры на всех подряд. Наручники на запястьях
"носорогов". Лежащий мордой в траву Угрюмов. Какой-то протокол изъятия
денег и диктофона. Написанный под мостом, чтобы дождик не промочил.
Понятые. Поездка в милицейской машине в отдел. Хриплые вопли Угрюмова,
угрожавшего скорым концом света с лишением гениталий...

Интересно, как Стрельцов все узнал? Он ведь все знал, когда пришел к
Гришке. Наташка? Да, наверное, она, больше некому. Впрочем, может, и
правильно, что заложила. Здесь, в камере, при всех неудобствах,
действительно лучше, чем на дне Екатерингофки. И баба жива осталась. Не
меня, так кого-нибудь еще муженек подписал бы. А Стрельцов-ухарь ухитрился
с нее две тонны снять за спасение персоны. Эх, как раз на Париж. Для нее-то
это мелочовка... Надо было три просить, не обеднела бы...

В коридоре изолятора послышался топот. Гришка по привычке нагнулся, чтобы
завязать шнурки. Но шнурки отобрали.

Правда, обещали вернуть.

ЭПИЛОГ

Виктору Павловичу - Брандспойту, видному общественному деятелю и
прекрасному (согласно характеристике) семьянину, предъявили обвинение в
организации покушения на убийство милой сердцу жены. Жена к предъявленному
обвинению добавила еще пяток-другой сильно компрометирующих и ужасно гадких
историй, поэтому арестованный по совету адвоката был вынужден обратиться к
испытанному средству - закосить под жизнерадостного дебила. Справочка с
диагнозом оказалась весьма кстати.

Сейчас больной проходил стационарную судебно-психиатрическую экспертизу в
соответствующем учреждении. Уголовный процесс обещал быть долгим и
затяжным. Больной сделал ряд заявлений для прессы о провокации, особо
бдительные малообеспеченные правозащитники попытались развить идею, пару
раз выходили с плакатами на Дворцовую площадь, но их быстро разгоняли
городовые, чтобы не мешали иностранцам любоваться Зимним дворцом.

Герман Андреевич Листопад в спешном порядке вышел на пенсию, благо выслуга
позволяла сделать это безболезненно. Перед выходом, как и Виктор Павлович,
он прошел медицинскую комиссию, но, в отличие от последнего, закосил под
дебила, страдающего депрессией. Закосил удачно, комиссия признала его
инвалидом второй группы, и Листопад, согласно приказу, получил двадцать
дополнительных окладов. Сейчас Герман Андреевич подъедался в охранной фирме
в должности консультанта, а по выходным квасил.

Шурик Стрельцов научился ремонтировать холодильники и клеить обои.
Заработал выговорешник за то, что проспал очередную учебную тревогу, а в
тревожном чемоданчике, вместо курвиметра и компаса, комиссия обнаружила
пару презервативов и губную помаду. Наташе сделали операцию. Удачно.
Маленькая сказка с хорошим концом. Кино.


- Привет, мальчики. Привет, Гришенька. Ты меня еще любишь? А с Парижем не
передумал?

- Думаю.

- Ну, думай, думай. Я, кстати, послезавтра туда улетаю. Хочешь, маечку
привезу? Ха-ха-ха. Пока, Гришенька. Между прочим, мальчики, вы удачно
смотритесь на этом фоне.

Леночка приторно хихикнула и, закинув на плечо сумочку, грациозно пошла к
сверкающей бесшумной "ауди", за рулем которой сидел лысоватый, но наверняка
добрый и щедрый человек.

Вовчик-Спейс повернул голову, чтобы рассмотреть фон. Куча мусора, кирпичная
стена, пояснительная надпись "Место для отходов".

Спейс хмыкнул и сплюнул сквозь сжатые зубы.

- А сама-то ты на каком фоне, овца напудренная? Саманта Фокс надувная.
Половину женщин всего мира объединяет один секрет - они все дуры. И не
только во время менструации.

Гришка грустно улыбнулся. Кто даму кормит, тот ее