ставлять следователя выспрашивать его, поведал и о второй части
правды.
   - Чтобы войти в парк, я пользовался воротами виллы Сормани, от которых  у
меня имелись ключи. Со двора я проходил  в  парк,  затем  перебирался  через
стену ограды. Я приходил после полуночи, когда на вилле все спали. Никто  не
мог видеть, как я входил. И, однако, был кто-то, кто меня все-таки видел...
   - Люччини, - неуверенно подсказал следователь.
   - И не только Люччини. Но это уже  составляет  вторую  часть  откровения,
которое я сделаю вам через несколько дней. Теперь же я попрошу вас допросить
всех людей, которые приходили в мой кабинет в то  субботнее  утро:  адвоката
Беррини, господина Эжидио Россинелли с женой и невесткой, а  также  геометра
Чиодетти. Необходимо восстановить все утренние события в моем кабинете.
   Это оказалось нелегким делом. Адвокат Беррини уже ничего не помнил, но  и
не опровергал факты. Поскольку  их  кабинеты  находились  по  соседству,  он
частенько заходил к коллеге и не мог точно  припомнить  именно  этот  визит.
Россинелли высказались более определенно. Во всей их жизни у них был  только
этот единственный процесс, возбужденный  против  соседей  с  южной  стороны,
неких   Скардиа,    об    оскорблениях    и    нарушениях    территориальной
неприкосновенности.
   В то утро, эта дата  подтверждалась  протоколом  по  иску,  они  посетили
адвоката Эзенгрини и, как припоминали, оставались у него  в  кабинете  около
часа.
   Эжидио Россинелли вспоминал, что в тот момент, когда он входил в кабинет,
оттуда выходил адвокат Беррини. Он помнил, что в  кабинете  находился  также
Деметрио.
   Геометр Чиодетти заявил, что  в  тот  день  пришел  представить  адвокату
Эзенгрини оценочную ведомость одного жилого дома. Обладая  хорошей  памятью,
он также вспомнил, что адвокат выходил и что ему пришлось подождать.
   Следователю не представляло большого  труда  проверить  истинность  этого
показания  посредством  маленького  дознания:   иск   супругов   Россинелли,
доставленный лично адвокатом Эзенгрини в ту субботу, фигурировал  в  реестре
суда. Таким образом, адвокат представил суду иск и сопроводил своих клиентов
в канцелярию, чтобы зарегистрировать его, затем вернулся в кабинет, где  его
уже ожидал геометр Чиодетти.
   Вооружившись этими последними свидетельствами и  пополнив  таким  образом
сведения по делу, следователь отправился в тюрьму  города  М...,  решительно
настроенный вырвать последние откровения у адвоката Эзенгрини.
   Адвокат был удовлетворен и заявил ему добродушным тоном:
   - Я говорил вам, что не доверяю правосудию,  правосудию  в  общем  смысле
слова, хотел я сказать. Вы оказали доверие обвиняемому.  Если  бы  так  было
всегда!
   Следователь принял комплимент, но дал понять  адвокату,  что  ему  пришло
время говорить.
   - Хорошо, - согласился Эзенгрини. - Сейчас все  вам  скажу,  кроме  имени
убийцы. Наберитесь еще немного терпения и капельки  доверия  к  обвиняемому.
Итак, вы знаете, что еще задолго до выводов нашего старательного Сканкалепре
я был убежден, что жена моя не могла убежать, а была  убита.  Уверенность  в
этом пришла ко мне после  известной  поездки  Сканкалепре  в  Рим,  когда  я
услыхал о письме, полученном Барзанти, которое я, конечно, никогда не писал.
Это письмо было написано самим убийцей. Но я был единственный, кто  мог  это
представить себе. Для всех других письмо было написано мной. Таким  образом,
я был в курсе связи моей жены с Барзанти, откуда и ревность, угрозы, ссора с
женой в четверг в полдень, убийство, симуляция  побега.  Я  часто  спрашивал
себя, почему меня до сих пор не арестовали!  Логические  доводы  были  почти
готовы... Мне было бы лучше отрицать написание этого письма. И  уверяю  вас,
что я спрашивал себя, как в самом деле можно было так  классифицировать  это
дело.
   - Мой дорогой метр, имелось не только письмо, но еще и труп.
   - Вы правы. Не хватало их обоих вместе. Это,  впрочем,  было  первое,  за
поиски чего я принялся. Убийство имело место  в  доме,  и  наиболее  удобным
местом, чтобы спрятать труп, был парк. Я узнал, что весь парк был обыскан  с
помощью служебной собаки. К счастью, не парк оказался местом, где был  зарыт
труп. А если бы он находился там, это могло означать приговор  для  меня:  у
меня еще не было на руках доказательств, которые вы сейчас имеете в деле!
   - Каких доказательств? - воскликнул следователь.
   - Тех, которые уже  существуют.  Всех,  кроме  одного:  мне  все  еще  не
известно, где находятся драгоценности. Около  шести  месяцев  тому  назад  я
нашел в своей почте письмо адвоката Панелли из Милана. Какая-то таинственная
рука мне помогала. Я человек неверующий и еще меньше суеверный,  однако  это
совсем неожиданное открытие показалось мне  знаком  судьбы.  Ко  мне  пришла
мысль, что моя маленькая бедняжка взывала к справедливости, что она не могла
найти себе покоя, зная, что меня подозревают в ее смерти. Вы не можете  себе
представить, что для меня значили эти  три  года!  Ненависть  дочери,  косые
взгляды коллег, клиентов, позиция коллегии правосудия... Все  были  уверены,
что я очень хитрый убийца. Когда я открыл это письмо, у меня  перед  глазами
все смешалось. Это был какой-то призрачный  документ.  Бумага  с  заголовком
была определенно моя, и подпись также могла быть моей.  Я  начинал  бояться,
что  действительно  являюсь  убийцей  своей   жены   и   совершил   убийство
бессознательно, в каком-то другом состоянии, как вампир... Казалось, я  один
из них, подобный доктору Джекиллу, двойнику Дориана Грея, героя  знаменитого
романа Оскара Уайлда. Это я убил свою жену, не зная об этом. И я закопал  ее
в парке или в подвале. Я вдруг вспомнил об этом подвале, имеющем выход возле
оранжереи. И я принялся за обстоятельное его обследование, на что ушло много
дней; вскопал почву, прозондировал все стены: ничего. Но  при  этих  поисках
мне попалась пуговица, которая лежала под грудой дров  и  разбитых  горшков.
Она была от костюма, который носила моя жена и  который  отсутствовал  в  ее
гардеробе; костюм, который, несомненно, был на ней в то  самое  утро,  когда
она исчезла. Именно поэтому я просил об опознании одежды,  которая  была  на
трупе.
   - Нам  нужно  было  бы  заметить,  что  не  хватает  пуговицы,  -  сказал
следователь.
   - Эта пуговица свидетельствовала  бы  скорее  против  меня,  -  продолжал
адвокат. - И все-таки я должен был хранить ее, ибо она могла стать одним  из
элементов головоломки, которую  я  терпеливо  распутывал.  Я  положил  ее  в
точности на то же самое место, где и нашел, это было лучшим тайником.  Когда
придет время, нужно будет нам вместе пойти и найти ее.  Но  этого  мало,  во
всяком  случае,  недостаточно,  чтобы  обратить  обвинения  против   кого-то
другого. Не хватает драгоценностей, которые могли бы меня  оправдать,  когда
их найдут, если их найдут.  Преступник  очень  Изобретателен,  и  он  играет
трудную партию против меня. Драгоценности представляют в его руках  решающее
оружие. В случае, если ему удастся спрятать их у меня в кабинете или дома, я
погиб. Я просил, чтобы мой кабинет охранялся полицейским после  обыска,  так
как боялся и все еще боюсь, что, видя, как следствие топчется на месте,  или
предвидя, что оно закончится  на  нем  самом,  убийца  решится  пожертвовать
драгоценностями и заберется в мой кабинет, чтобы спрятать их  там,  где  при
более  обстоятельном  обыске  они  будут,  несомненно,  обнаружены.   Однако
продолжим. После того, как я нашел эту пуговицу, я начал  думать,  что  труп
мог быть спрятан здесь в течение всего того дня, а потом  унесен  Бог  знает
куда. Это была нелегкая операция, но в пределах  возможного.  Все  больше  и
больше я приближался к разгадке и чувствовал это.  Когда  дочь  была  еще  в
Милане, в университете, я проводил дни в прогулках по парку. Пядь за пядью я
прощупывал почву. Время от времени я брал  мотыгу  и  вырывал  наугад  ямку,
которую тут же  закапывал.  Однажды,  смертельно  усталый  после  того,  как
прокопал вдоль всей стены от виллы Сормани, я брел к сараю, чтобы  поставить
мотыгу на место, и при этом тянул ее за собой  по  земле:  настолько  я  был
изможден. Вдруг она выскользнула у меня из руки. Она зацепилась  за  твердый
предмет посреди луга, прямо перед сараем, как будто  была  схвачена  чьей-то
рукой. Наклонясь, чтобы подобрать ее, я заметил, что конец  мотыги  выдернул
из  земли  тяжелое  железное  кольцо.  Я  хотел  взять  его;  оно  оказалось
прикреплено к грунту. Тогда я поднял несколько кусков дерна, и  передо  мной
показалась плита. Мне стоило большого труда поднять ее. Когда же удалось  ее
сдвинуть, запах сырого воздуха ударил мне в лицо. Так я открыл могилу  своей
жены. Не теряя ни секунды, я вновь закрыл ее, углубил кольцо в землю  и  как
можно лучше восстановил покров луга. Теперь я все знал. Но был  уверен,  что
драгоценностей в чемоданах нет. Они  представляли  собой  добычу  минимум  в
тридцать миллионов - преступник не мог не воспользоваться этим. В это  время
ход событий ускорился. Дочь достигла совершеннолетия. Ничего мне не  говоря,
вышла замуж. В тот самый день Сканкалепре пришел мне объявить, что я  должен
покинуть виллу. Впредь ее владельцем была моя дочь.  Я  уехал;  единственной
важной вещью для  меня  была  возможность  уверенно  входить  в  парк,  и  я
использовал для этого свое положение. Я являюсь распорядителем собственности
Сормани и обладаю  ключами  от  ворот,  выходящих  на  улицу  Ламберта.  Так
началась моя жизнь в роли ночной тени. Тени без особой  надежды,  ибо  очень
мало шансов, что драгоценности  находятся  в  парке.  Убийца,  должно  быть,
поместил их в более надежное место. И если бы я попробовал обвинить  его  (с
какими доказательствами?) , он мог бы легко обратить обвинения против меня.
   Подойдя  к  этому  месту  своих   откровений,   адвокат   Эзенгрини   был
окончательно сморен тяжелой усталостью.  Его  голова  склонилась  на  грудь,
глаза прикрылись. Он попросил следователя:
   - Оставьте меня сейчас. Но приходите завтра. С некоторого времени у  меня
проблемы с сердцем...
   Следователь ушел. На следующий день, рано утром, он был уже в городе М...
Найдя заключенного в хорошей форме, он  приготовился  выслушать  конец  этой
истории.
   Однако адвокат Эзенгрини приготовил для него  уже  другое  заявление.  Он
просил  временно  освободить  его  для  следственного  эксперимента:   взять
прошение о досрочном освобождении Марчионато и  принятое  за  подлинник  его
письмо к Барзанти, сопоставить  эти  два  листка,  приложив  их  к  оконному
стеклу, и сличить обе подписи. Следователь, который имел при себе его  дело,
проделал этот  эксперимент  в  маленькой  прихожей.  Обе  подписи  настолько
покрывали друг друга, что одна из них полностью спряталась  под  другой.  Не
совпадали только точки над двумя L  -  Эта  подпись  была  декалькирована  с
оригинала, - воскликнул следователь, рассматривая письмо.
   - Точно. Вот вам и ключ к разгадке. Вот почему я вам говорил, что  письмо
написал убийца. Эта  подпись  является  подписью  преступника.  И  она  была
сделана в субботу, которая нас интересует.
   - Но чего еще можно добиваться метр? - вскричал  следователь.  -  Свяжите
наконец! Скажите это имя!
   - Сейчас еще никак нельзя сказать вам это имя.  Я  должен  найти  сначала
драгоценности. И я хочу найти их, не покидая  тюрьмы.  Нужно  бы,  чтобы  вы
помогли мне немного... Без этих драгоценностей даже генеральный  прокурор  в
суде присяжных не в состоянии будет оправдать меня.
   - Метр, - покраснел следователь,  -  после  этого  эксперимента  с  двумя
подписями, которые я  отдам  для  подтверждения  судебной  экспертизой,  вам
останется только назвать мне это имя,  и  я  незамедлительно  распоряжусь  о
вашем освобождении.
   - Этого еще недоставало! Я  намерен  оставаться  здесь  столько  времени,
сколько потребуется, чтобы были найдены драгоценности. И выйду отсюда в  тот
самый день, когда войдет "он". Если "он" узнает, что я  вне  этих  стен,  то
поймет, что его час пробил, и сочтет себя  свободным  в  самых  непоправимых
действиях.

Глава 8

   Следователь вынужден был смириться в ожидании нового возможного заявления
Эзенгрини.
   Сканкалепре между тем не бездействовал. Никто не препятствовал ему  вести
сбор  новых  фактов.  Еще  раньше  он  был  намерен  проделать  в   обратном
направлении возможный путь ночного визитера. Он прошел в парк, взобрался  на
стену при помощи железной скобы и приземлился затем в пределах собственности
Сормани. "Однако каким же образом визитер проник  во  владения  Сормани?"  -
спрашивал себя Сканкалепре. Вилла Сормани также имела решетчатую  ограду  со
стороны сельской местности, а со стороны улицы  Ламберта  вход  преграждался
самой  виллой.  Перелезть  через  ту  или  другую   решетку   для   визитера
представляло одинаковую  трудность.  Почему  в  таком  случае  именно  вилла
Сормани, а не непосредственно вилла Дзаккани-Ламберти?
   Комиссар был в высшей степени озадачен. Ко всем прочим теперь прибавилась
еще и эта загадка.  Но  и  это  не  все.  Сканкалепре  открыл  еще  кое-что:
осматривая  парк  Сормани,  он  под  сухими  листьями,  которые   отбрасывал
движением ноги, нашел совсем новую рукоятку от мотыги, настоящую  дубинку  с
острием на конце. Он взял ее, перенес через стену и доставил  в  сарай,  где
каменщики  продолжали  свою  работу.  Он  спросил,  в  порядке  ли   у   них
инструменты, и услышал в ответ, что за несколько дней до этого, а точнее,  в
тот самый  день,  когда  обнаружили  труп,  одна  из  новых  кирок  лишилась
деревянной ручки. Они  принесли  ее,  и  Сканкалепре  убедился,  что  ручка,
найденная под листвой, абсолютно точно подходит к железной части.
   Значит, она  могла  быть  той  самой  дубинкой,  занесенной  над  головой
инженера, которую он видел в руках тени.  Он  конфисковал  кирку  и  записал
имена каменщиков.
   В сознании Сканкалепре  угнездилось  одно  неотступное  подозрение.  Само
затянувшееся следствие, а также некоторые другие  признаки  склоняли  его  к
мысли, что  убийство  синьоры  Джулии  может  иметь  объяснение,  совершенно
отличное от того, в которое он верил до сих пор.
   "И все-таки кирка или дубинка адвоката?" - спрашивал он себя.  Но  почему
тогда Эзенгрини проходил через парк Сормани? Затем  комиссар  вспомнил,  что
допустил одну небрежность. В самом деле, поскольку Тереза  Фолетти  получила
письмо от Барзанти уже после исчезновения синьоры Джулии,  на  имя  Барзанти
могло, в свою очередь, прийти письмо на бульвар Премуда после его отъезда  в
Рим. В этом случае привратница, которой был неизвестен новый адрес Барзанти,
должна была сохранить его почту. Таким образом, он решил с опозданием в  три
года вернуться с визитом на бульвар Премуда.
   Привратница была все та же, он узнал ее. Представившись, он напомнил ей о
своем визите три года назад.
   - Мне кажется, - заявила она без особой приязни,  -  что  три  года  тому
назад кто-то действительно приходил справляться о жильце с последнего этажа,
том самом молодом человеке, который принимал такое количество женщин.
   - То был я, - отрезал Сканкалепре. - Со своими агентами из  комиссариата.
Но скажите мне, я вас прошу, не приходила ли сюда какая-либо  почта  на  имя
того жильца, который уехал в Рим, не оставив адреса?
   - У меня имеется целая пачка писем, адресованных жильцам, которые выехали
и не возвращались затребовать свою почту. Мы можем проверить...
   Она  спустилась  в  подвал  и  вернулась  с  пачкой  писем.  Оба   начали
просматривать их, и внезапно широко  раскрытые  глаза  Сканкалепре  заметили
конверт с адресом на имя синьора Люччано Барзанти. Это  был  почерк  синьоры
Джулии, немного обесцвеченная временем надпись  на  пожелтевшем  и  покрытом
следами пальцев конверте. Сканкалепре уселся и  составил  протокол  о  своем
открытии.
   Приехав в М..., он словно молния ворвался в свой кабинет,  чтобы  забрать
пакет, в который завернул кирку и ее рукоятку, нагрузил этим агента Пулито и
помчался вместе с ним в окружной город. Письмо в кармане жгло ему  грудь.  И
все-таки он счел более разумным и осмотрительным, учитывая ход следствия, не
вскрывать его и передать все в руки судебного следователя.
   - Распечатаем его вместе, -  сказал  следователь,  с  живейшим  интересом
выслушав рассказ о последних исследованиях комиссара.
   На письме была указана дата того самого четверга, когда  исчезла  синьора
Эзенгрини, и вот его содержание:

   "Мой дорогой Люччано!
   Ты, может быть, напрасно будешь ждать меня сегодня.  С  первых  же  минут
нашей с тобой любви кто-то в курсе всего. Только я ничего тебе не  говорила,
потому что хорошо видела, что любые трудности тебя очень волнуют.
   Но сегодня то, чего я так боялась всегда, может быть,  произойдет.  Разве
могу я допустить, чтобы наша история была  предана  огласке?  Разве  я  могу
пренебрегать последствиями? Если мой муж меня выслеживает, то  это  было  бы
для меня освобождением от всяких обязанностей по отношению к нему. Я  ничего
не боюсь. Я никогда не произнесу твоего имени, и никто  не  узнает,  сколько
раз я была счастлива в твоих объятиях. Если я однажды  окажусь  свободной  и
буду знать, что мое присутствие не  обременит  тебя,  я  найду  тебя...  Это
единственная мечта, которая мне остается.
   Твоя Джулия".

   - Бедная женщина, - пробормотал Сканкалепре.  Следователь  же,  напротив,
воскликнул:
   -  Отлично!  Чудесно!  Теперь  я  окончательно  убедился,  что  Эзенгрини
невиновен.
   Он повернулся к Сканкалепре:
   - Давайте искать убийцу.
   - Но какого убийцу?
   - В самом деле, вы ведь не в курсе заявлений и просьб адвоката Эзенгрини.
Вот, держите: прочтите все это досье,  пока  я  сейчас  выслушаю  нескольких
свидетелей. После этого мы вместе поедем в М..., и по дороге вы мне скажете,
кто, по вашему мнению, является настоящим преступником. И я уверен, что наши
мнения совпадут.
   Даже завещание американского дядюшки Сканкалепре прочел  бы  не  с  таким
восторгом!
   Когда же он подошел к известному подложному письму адвоката  Эзенгрини  к
Барзанти и повторил опыт по  их  сличению  на  оконном  стекле,  взгляд  его
засветился. Однако перед списком встреч в записной книжке адвоката его мысли
вновь начали путаться. Он мысленно перенесся в тот  самый  четверг  -  день,
постаревший на три года, пытаясь  представить  себе,  когда  и  как  синьора
Джулия могла написать это письмо Барзанти  в  этот  самый  день.  Это  было,
очевидно, около девяти часов утра, когда  синьора  Джулия  отправила  Терезу
Фолетти обратно домой. Но кто же "был в курсе всего"? Ни малейшего  сомнения
-  тот,  кто  подделал  подпись  адвоката  Эзенгрини.   И   если   он   смог
декалькировать ее с документа, который был не  чем  иным,  как  прошением  о
досрочном освобождении Марчионато, эта операция так или  иначе  должна  была
осуществляться в самом кабинете адвоката, в отсутствие последнего. Но когда?
В предыдущую субботу? Если так, то тогда можно объяснить просьбу об  изъятии
его записной книжки, о чем заявил адвокат. В то субботнее  утро  прошение  о
досрочном освобождении в пользу Марчионато, уже подписанное, валялось где-то
в кабинете адвоката.  Беррини,  коллега  Эзенгрини,  уже  завершил  к  этому
времени  свой  визит,  а  геометр  Чиодетти  пришел  позже,  когда   адвокат
возвращался из суда... Кто другой  находился  в  кабинете  в  течение  этого
получаса, чтобы декалькировать подпись на уже приготовленное письмо?..
   Сканкалепре закрыл папку с досье  и  погрузился  в  свои  мысли,  которые
теперь принимали более определенное  направление.  Немного  спустя  вернулся
следователь в сопровождении нескольких персон. Сканкалепре  не  проронил  ни
слова. Он продолжал размышлять.
   По дороге в М.., он шепнул следователю на  ухо  единственное  слово.  Тот
согласился кивком головы. Они больше ни о чем не говорили, и  на  протяжении
всей поездки