дский клуб".
     Это было очень дорогое вино.
     Приподняв бутылку вверх  так,  чтобы  я  видел  этикетку,  она  снова
спросила:
     - Олл-райт?
     - Замечательно!
     В ее глазах читалась гордость владелицы этой богатой  квартирки.  Она
хвасталась канадским ромом, хрустальными бокалами, всей обстановкой. Налив
щедрой рукой большие порции, она протянула мне один из бокалов.
     - Тост, пожалуйста.
     - Выпьем за правду и красоту, - сказал я.
     Мы чокнулись, нежно зазвенел хрусталь.
     - Почему так? - спросила Стефани.
     - Почему нет? Это две самые неуловимые вещи.
     - Красота дешево стоит, - сказала Стефани, - красоту можно купить.
     - Нельзя купить правду.
     - Кто захотел бы ее купить?
     Она на секунду задумалась.
     - Кроме того, правда тоже продается. В  этом  мире  за  деньги  можно
купить все, что угодно.
     - Могу ли я купить вас?
     Стефани засмеялась.
     - Меня уже купили.
     - Ох?
     - Давным-давно. Человеку потребовалась красота. Он купил ее.
     - Какой человек?
     - Майк, мой муж.
     - Что он собой представляет?
     - Настоящая горилла.
     - Как мило.
     - Вовсе не мило, - возразила Стефани.
     Она отпила из своего бокала, подумала, допила до конца и налила  себе
еще. Я все еще не дотронулся до своего бокала.
     - Я люблю хорошие вещи, - сказала она, - красивые вещи, самые лучшие.
Почему ездить на "форде", если я могу сесть за руль "кадиллака"?
     Надо было слышать, с какой  гордостью,  чуть  ли  не  по  буквам  она
произнесла это название машины - "кадиллак".
     - "Линкольн континенталь" считается гораздо лучшей машиной.
     - Лучше "кадиллака"?
     - Она стоит гораздо дороже.
     Казалось, она обеспокоилась.
     - Я этого не знала.
     - Вам следует взглянуть на нее.
     - Да, непременно!
     Стефани снова сделала глоточек.
     - У вас железные нервы, верно?
     - Разве?
     - Да. К тому же вы счастливчик.
     - Почему?
     - Если бы это случилось вчера, вас бы не было в этой комнате.
     - Что делает вчера отличным от сегодняшнего дня?
     - Очень многое. Сегодня всегда  отличается  от  вчера.  Разве  вы  не
знали?
     - Я подозревал, что это так.
     - В какой области вы работаете, Тони?
     - А что?
     - Могу поспорить, я догадываюсь.
     - Попробуйте.
     - Реклама?
     - Как вы узнали?
     - Объясню. Вы одеваетесь, как человек, рекламирующий хорошие товары.
     - Вот уж не думал, что мы так бросаемся в глаза.  Как  одевается  ваш
муж?
     Она фыркнула.
     - Я верю в сделки. А вы?
     - В каком смысле?
     - Сделка, контракт.
     - Я тоже. Во всяком случае, верила. Ты заключил сделку,  договорился,
придерживайся обязательств. Ты что-то покупаешь, что-то продаешь, вот так.
Ставишь свою подпись в положенном месте,  и  сделка  заключена,  скреплена
твоей подписью и печатью и доставлена в Сан-Диего.
     - Вы оттуда?
     - Да. Вы там бывали?
     - Нет.
     - Это городок, приморский, забитый моряками, не такой  скверный,  как
Норфолк, но тоже не подарок.
     - Что привело вас на восток?
     - Большая  возможность  наживы,  шикарные  заработки.  Я  учила  свое
ремесло с моряками, но что могли мне дать моряки?
     Помолчав, она снова повторила:
     - Я люблю красивые вещи.
     - Теперь они у вас есть.
     - Да, теперь они у меня есть, миссис Майкл Бартер. Я верю в сделки. Я
не люблю, когда нарушают контракты. Это нечестно и непорядочно.
     Она помолчала.
     - Вы действительно хотите лечь со мной в постель?
     - Я хочу немного поговорить.
     - Майк мало говорит. Он очень занятой человек. Ты живешь с  человеком
в течение  стольких  лет,  а  по  сути  дела  его  не  знаешь.  Совершенно
неожиданно я выяснила так много о личности мистера.
     - И что вы могли выяснить?
     - Очень многое. Выпейте еще.
     - Олл-райт.
     - Люди, занимающиеся рекламой, много пьют, не так ли?
     - Иногда.
     - Вот, пожалуйста.
     Она прикоснулась своим бокалом к моему.
     - За правду и красоту. Красоту я продала, но я вела честную игру. Это
правда. Ты подписал  контракт,  выполняй  его,  обе  стороны.  Я  красивая
девушка?
     - Бесспорно.
     - Я была даже еще привлекательней. Когда я вышла замуж  за  Майка,  я
была на самом деле красавицей. Конечно, молодость быстро уходит. Знаете, я
ведь ежедневно плаваю, зимой и летом. Иногда бывает  так  холодно,  что  я
боюсь умереть, но я все равно спускаюсь  к  озеру  и  ныряю.  Единственно,
когда я прекращаю купаться, это когда озеро замерзает. Тогда я катаюсь  на
коньках, делаю упражнения. У меня имеются хорошие книги. Природа наградила
меня привлекательной внешностью, но это не значит, что я не должна  о  ней
заботиться. Вы не первый, кому офис нравится больше любой хижины.
     - Этого я и не думал.
     - Но вы первый, кто прошел через эту дверь.  Это  не  вселяет  в  вас
гордость?
     - Нет.
     - Почему нет?
     - Вы просто страшно рассердились из-за чего-то  на  своего  мужа.  На
моем месте мог быть кто угодно. Вам надо его наказать или проучить.
     - Это неправда. Вы пьете за правду и красоту, но вы лжец.
     - Разве вы не разозлились на мужа?
     - Еще как разозлилась!
     - Ну?
     - Это не имеет никакого отношения к вам.
     - Какой контракт он нарушил?
     - Почему вы решили, что он нарушил какой-то контракт?
     - Вы сами сказали.
     - Ничего  подобного  я  не  говорила.  Вы  слишком  много  думаете  о
контрактах. Все работающие по рекламе об этом думают.
     Она подумала немного.
     - Вы большая шишка?
     - Я руковожу компанией.
     - Я тоже руковожу компанией. Железный кулак в лайковой перчатке.  Еще
налить?
     - Нет.
     - Мне тоже не надо.
     Наступило долгое молчание.
     Фрэнк Синатра пел: "Весь мир - контракты".
     Стефани заговорила:
     - Контракты подписывают или собираются подписать. Контракты соблюдают
или их расторгают. Я соблюдаю договор. Если вы собираетесь  быть  честным,
вы уважаете контракт. В противном случае вы дерьмо.
     - Какой же договор вы заключили?
     - Я обязалась быть женой.
     - И вы ею были?
     - Конечно.
     - В таком случае нет проблем.
     - Нет проблем, - повторила Стефани. - Вы понимаете, я не люблю  Майка
и никогда не любила. Я просто заключила сделку.  Он  купил  меня,  получил
красоту и жену. Я же получила то, что желала, и мужа. Таковы были  условия
контракта.
     - Что с ним произошло?
     - Я не люблю  непорядочность.  Я  насмотрелась  на  нее,  когда  была
ребенком. Вы не представляете, сколько грязи и гадости было кругом. У меня
на постели даже не было простыни,  я  спала  просто  под  рваным  одеялом.
Одеяло было грубое, кусалось. Господи,  как  я  не  люблю  нищету,  грязь,
грубость и непорядочность!
     - Для человека с таким отвращением к грязи  вы  занимаетесь  довольно
неподходящим делом, - сухо произнес я.
     - У меня всюду идеальная чистота. Все  получают  вполне  справедливое
вознаграждение. Девушки у меня хорошие. Вы заключаете  со  мной  контракт,
вас тут никто не обманет.
     - Как вы познакомились с Майком?
     - Однажды вечером я приехала сюда по делу из города.  Майк  руководил
тут небольшим делом. Не ошибитесь, он богатый. Внешне он похож на гориллу,
но он очень богатый. Ему принадлежит половина озера, а теперь этот  бизнес
стал доходным и приносит хорошие  барыши.  Всего  пятнадцать  домиков,  по
ночам минимум десять полны. Мы даем  девушкам  половину  платы.  Некоторые
девушки зарабатывают по  триста  долларов.  Помножьте  половину  этого  на
десять.  Это  солидный  бизнес.  "Кадиллак"  не  купишь,   если   у   тебя
кондитерская лавка.
     - Вы счастливы?
     - А кто вообще счастлив?
     - Я, например.
     - Вы женаты?
     - Да.
     - Если вы счастливы и женаты, что вы делаете здесь?
     - Ну...
     Я подмигнул.
     - Временное нарушение контракта, - сказала Стефани.
     - Полагаю, можно так сказать.
     - Возможно, после всего вы мне не так уж и нравитесь.
     - Вы не говорили, что я вам нравлюсь.
     - Нравитесь, - серьезно произнесла она.  -  Я  так  давно  ни  с  кем
откровенно не говорила.
     Пластинка Синатры закончилась,  как  это  иногда  случается,  игла  с
визгом царапнула по пластинке. Стефани стояла возле кровати, глядя  сверху
вниз на меня, потом прошла к проигрывателю и подняла рычаг. В комнате было
очень тихо, когда она вернулась назад.
     - Вы джентльмен, не так ли? - вкрадчиво спросила она.
     - Надеюсь.
     - Вы должны быть джентльменом, мы с вами были наедине и...
     Она замолчала, очевидно услышала что-то такое, чего не заметил  я.  Я
прислушался. Действительно, где-то на расстоянии стучал мотор.
     - Майк, - прошептала она.
     Она пошла к двери. Я вышел следом в офис. Стефани  обошла  письменный
стол, выдвинула ящик и достала регистрационный журнал. Теперь звук  мотора
был гораздо ближе. Так урчат тяжелые грузовики на плохой  дороге.  Вот  он
заехал во двор и остановился.
     Снаружи  по  гравию  заскрипели  шаги,  дверь  домика   распахнулась.
Стоявший в  проеме  человек  был  маленького  роста,  приземистый,  сильно
облысевший. У него были маленькие свинячьи глазки и длинные ручищи. За ним
вместо тени возвышался верзила с широченными плечами и абсолютно ничего не
выражавшей физиономией.
     - Кто это? - спросил низенький.
     - Тони Митчелл, - ответил я, - друг Джо Карлисла.
     - Да?
     - Он олл-райт, Майк, - устало произнесла Стефани. - Как дела?
     Бартер быстро посмотрел на меня.
     - Прекрасно, - буркнул он.
     Он повернулся к верзиле за своей спиной.
     - Отгони грузовик, Хез, - распорядился он.
     Хез, не проронив ни  слова,  повернулся  и  вышел  из  офиса.  Бартер
посмотрел на меня.
     - Я не думаю, что мы сможем  приютить  вас  сегодня  вечером,  мистер
Митчелл, - сказал он.
     - Почему нет? - спросила Стефани.
     - Не хотим, - отрезал Бартер.
     - Джо мне настоятельно рекомендовал поехать сюда, - сказал я.
     - Джо ошибся.
     - Он даже сказал мне, кого спросить.
     - Боюсь, что он...
     - Девушку по имени Лоис, - сказал я.
     Бартер замолчал на середине фразы.
     Стефани резко вскинула голову. Они быстро переглянулись.
     - Здесь нет никакой Лоис, - сказал Бартер.
     - Разве?
     - И никогда не было.
     - Высокая брюнетка, - сказал я.
     - Ох, - вмешалась Стефани. - Лоис?
     - Да.
     - Она уехала.
     - Очень жаль, - заявил я.
     - Ты же помнишь Лоис, не правда ли? - обратилась она к Бартеру.
     - Лоис, говоришь ты? Ах, да! Она уехала.
     - Сегодня утром, - добавила Стефани.
     - Теперь вы ее припомнили? - спросил я Бартера.
     - Да, припоминаю. Она уехала.
     - Куда?
     - Домой.
     - А где ее дом?
     - Я не знаю.
     - Вы уверены, что она уехала?
     - Я сама усадила ее в поезд, - сказала Стефани.
     - Поезд куда?
     - Дэвистаун.
     - Она там живет?
     - Я не знаю. Она туда поехала. Я не интересовалась, где она живет.
     - Я немножко разочарован, - сказал я.
     Стефани посмотрела мне в глаза.
     - Я тоже.
     - Лоис или не Лоис, - решительно заговорил Бартер, - мы не можем  вас
поселить.
     - В таком случае, видимо, мне надо уезжать.
     - Это единственное, что остается вам сделать.
     - Рад был познакомиться с вами обоими.
     - Приезжайте к нам снова, - пригласила Стефани.
     - Непременно.
     - Если увидите Джо, - сказал Бартер, - передавайте ему привет.
     - Передам.
     - Он все еще живет в Мурросвилле, не так ли? - спросил Бартер.
     - Мурросвилл?
     - Да, - сказал Бартер.
     - Я не знаю, где он живет. Мы познакомились в баре, - сказал я.
     - Где?
     Я выстрелил наудачу:
     - В Дэвистауне.
     - Ну что же, - сказал Бартер, - передавайте ему привет.
     Он вздохнул.
     Когда я вышел из помещения, грузовика нигде не было видно. Я  отъехал
от роскошного "кадиллака" Стефани Бартер и поехал быстро прочь по дороге.
     Лишь через четыре минуты я  выключил  огни  и  въехал  в  придорожные
кусты.



                                    14

     Я вырос в городе, а это значит очень  много.  Скажем,  ты  не  видишь
травы или деревьев, пока не отправишься в парк. Вы скажете, что в этом нет
ничего особенного, но на самом деле это  не  так.  Для  меня  небо  всегда
окаймлено было бетоном, а на некоторых улицах ты вообще  не  видишь  неба.
Грязь, отбросы, постоянный шум и насилие. Большой город  -  это  множество
маленьких городков, склеенных вместе.
     Таким образом ты имеешь все негативные стороны маленького городка, ну
и положительные тоже.
     Если вы не росли в крупном городе, вы не поймете хорошие вещи.
     Вам не понять радости играть в  шарики  вдоль  канавы  после  летнего
дождя, когда ты можешь сунуть руку в черную лужу и вертеть  там  мраморный
шарик. Да и взять все уличные игры городских мальчишек, в которых  столько
риска, столько выдумки и притягательности, поскольку они все запретные.
     Вы любите город, потому что город становится частью вас самого с того
времени, когда вы смотрели из своей коляски и видели вокруг  себя  здания,
уходящие крышами под небо. Вы могли ездить за город на пикники,  но  город
всегда манил вас назад.
     Вы слышали его призывную песню в самых странных местах, где иной  раз
сердце замирает от красоты и величия  расстилавшейся  перед  вами  картины
далеких и волшебных стран, залитого лунным светом океана, высоченных гор и
горячих пустынь. Все равно в вашем сердце звучит песня родного города.
     Вы не можете ее позабыть, потому что вы сами помогали ее сочинять.
     Я городской мальчишка.
     Сельская местность меня не притягивает.
     Мне не нравятся одинокие дороги  без  освещения,  гудение  насекомых,
кваканье,  чириканье,  посвист,  стрекот  и  прочие  звуки,  которые   мне
совершенно не известны.
     Я брезгливо шарахаюсь в сторону от паутины. Мне неприятно  ходить  по
топкой почве. Я опасаюсь наступить на осиное гнездо, а еще хуже - на змею.
     В этом отношении я трус.
     Не стану изображать из себя героя.
     Я вылез из  полицейского  "седана"  вечером  четвертого  июня,  и  не
подумайте, что для меня это было пустяком. Я сбросил с лица паутину, думая
о том, не запутались ли пауки мне в волосы, и пошел через лес.
     Меня интересовало только одно. Майк Бартер  ездил  вместе  с  Хезекая
куда-то на грузовике "по делу". Я не знал характер этого  "дела",  но  мне
хотелось взглянуть на грузовик.
     Лес был заполнен разными звуками. Они пугали меня.  Я  не  стыжусь  в
этом сознаться. Я  вытащил  свой  тридцать  восьмой  из  кобуры  в  заднем
кармане.  Позабыв  о  необходимости   соблюдать   осторожность   в   целях
безопасности, я шел напролом через лес,  прислушиваясь  к  непонятным  для
меня звукам. Ветви трещали.
     За каждым деревом, казалось, притаился какой-то зверь. То тут, то там
верещали птицы. Насекомые жужжали и гудели.
     Нигде не было видно просвета. Деревенский мальчишка  наверняка  сумел
бы найти кратчайший путь к мотелю, ну, а я - городской житель. Я не  знал,
черт возьми, куда шел. Я надеялся, что иду по прямой и что сумею  отыскать
дорогу назад к своей машине, если окажется, что мотель мне не найти.
     Надежда плохой заменитель умения ориентироваться в  лесу.  Я  в  свое
время не был бойскаутом, меня этому не учили.
     Я пришел к выводу, что неприятности Фила были весьма  серьезными.  Де
Морра пошел на известный риск, отправив меня ему  на  помощь,  так  что  я
обязан был оправдать его доверие  и  не  подвести  его.  Я  имел  основная
предположить, что Энн грозит серьезная опасность. И,  наконец,  я  называл
себя безмозглым ослом за то, что пробирался через лес без компаса.
     Мне не хватало только того, что случилось в следующее мгновение.
     Я почувствовал, что падаю. Это получилось неожиданно. Я приблизился к
крутому обрыву и, так сказать, вступил  в  пустоту,  попытался  за  что-то
ухватиться, но не нашел опоры. Что-то холодное коснулось моего  колена.  Я
панически перепугался, пока не сообразил,  что  это  была  вода.  К  этому
времени я уже не мог устоять на ногах и упал плашмя на живот.
     Меня  сразу  же  покрыла  какая-то  слизь,   тина,   вода,   которая,
несомненно, вытекала из желоба. Я  крепко  сжимал  в  руке  свой  тридцать
восьмой, но он погрузился в воду вместе со мной,  так  что,  возможно,  он
будет стрелять лишь через десять дней. Я сел. Вода доходила мне по грудь.
     Мне хотелось смеяться. До тех пор, пока  я  не  услышал,  вернее,  не
почувствовал движение в воде.
     Сначала я подумал, что  это  обман  зрения,  трюк,  подстроенный  мне
глазами.
     Я слышал про плавающих змей, но до сих пор не видел ни одной.
     Эту я не мог даже как следует разглядеть, за  исключением  того,  что
она находилась в трех футах от меня, но приближалась ко мне.  Я  не  люблю
змей. Я вытащил свой тридцать восьмой и выстрелил.
     Ничего  не  произошло.  Я  снова  и  снова  нажимал  на   курок,   но
безрезультатно.
     Потом змея ужалила.
     Я закричал. Мне совершенно безразлично, что вы  думаете  о  том,  что
мужчина кричит. Я закричал, наверное, не закричал, а заорал на  весь  лес.
Потом я почувствовал, как будто мне в ногу воткнулась иголка, и заорал еще
сильнее и принялся бить по змее рукояткой пистолета, разбрызгивая воду  во
все стороны, при этом не переставая орать, вопить и ругаться.
     Змея исчезла так же неожиданно, как и появилась.
     Я не мог пошевелиться. Я сидел в черной воде. Меня трясло  не  то  от
страха, не  то  от  возбуждения.  Как  мне  кажется,  глаза  у  меня  были
зажмурены, но тут мне пришла в голову жуткая  мысль  о  том,  что  в  этой
мерзкой воде могут быть и другие змеи. Я вскочил на  ноги  и  бросился  со
всех ног к краю водоема.
     При этом я снова упал лицом вниз, но в то  же  мгновение  поднялся  и
стал продираться сквозь кустарники, которые цеплялись за меня,  как  живые
существа.  Все  звуки  почему-то  приобрели  устрашающее  значение:   меня
одинаково пугали  и  насекомые,  и  звери,  которых  я  не  видел,  но  не
сомневался, что их тут очень много.
     Внезапно я почувствовал страшную боль в ноге. "Значит, - подумал я, -
змея-то была ядовитая".
     Потом мне пришло в голову,  что  самым  большим  идиотством  было  бы
сейчас заблудиться в этом лесу и умереть от укуса какой-то водяной змеи. В
тот момент я не мог представить себе более бездарного  конца.  У  меня  не
было даже карманного ножа, да если бы и был, все  равно  я  не  знал,  как
нужно рассечь ранку и отсосать кровь. Не знал я и того, где я нахожусь,  и
как определить это. Боже мой, как мне хотелось почувствовать  асфальт  под
ногами, услышать шум городского транспорта, увидеть блеск уличных  фонарей
и мигание светофоров.
     Я был близок к панике. Запаниковать очень просто, легче  легкого.  Вы
не паникуете, когда сталкиваетесь  с  ситуацией,  с  которой  знаете,  как
справиться.  Вы  можете  спокойно  смотреть  в  лицо  другому  человеку  с
револьвером, который стремится пустить его в ход.
     Нет, вы не станете паниковать, потому что и  прежде  бывали  в  таких
переделках. Вы можете не испугаться  разбитой  бутылки,  которую  какой-то
головорез метнул вам в сонную артерию, ибо это старый прием. Но до чего же
просто запаниковать, когда ситуация для вас неясна, вы с  ней  столкнулись
впервые. Вы чувствуете, как от страха у вас сжимается желудок, как  паника
овладевает вами, парализует  мозг  и  тело,  руки  и  ноги  перестают  вас
слушаться, и вот уже в голове мелькает мысль, что все кончено, что  борьба
бесполезна.
     Нет, я не запаниковал. Я справился с отчаянием.
     Упрямо пробиваясь через лес, я волочил ногу за собой,  да  не  только
ее, а все тело, сжав зубы и собрав остатки воли.
     Я упорно продвигался вперед, надеясь, что иду параллельно дороге.
     Наконец я увидел свет. Мой т