такого, - грозно начала  я,  -  в  гестапо  я
играть не буду. Понял? И тебе не дам. Я даже  думать  не  хочу,  что  ты
можешь...
   - Какое гестапо, Юлька? Мы ж не звери. Спустим с него шкуру  и  домой
отпустим.
   - Мне твои шутки не нравятся.
   - Ладно, убьем вполне цивилизованно, по-людски. Устраивает?
   - Павел, - укоризненно сказала я, но он меня перебил:
   - Да уйди ты наконец.
   - Не ори на меня, - решила я обидеться.
   - Я тебе где велел быть? Иди, пока я добрый.
   - Хоть Мотя и подлец, - начала я, тут Витек влез неожиданно:
   - В гестапо Мишка любил играть. Да вот отыгрался...
   - Вы долго будете базарить? - начал злиться Павел.
   - А как вы его поймали? - спросила я.
   - Гиви, выкинь ее отсюда. Она до завтра будет вопросы задавать.
   - Не надо меня выкидывать. Я сама уйду, - Павла злить не следовало. Я
вернулась к Моте.
   Смотреть на него желания не было, и я в сторонке уселась на диване  и
томилась. Мотя вдруг стал каким-то синим и еще больше задергался. Тут  я
сообразила, что его, видимо, тошнит, и к двери кинулась.
   - Павел, - позвала, - рот ему освободи. Ему плохо.
   - Да хорошо ему, хорошо.
   - Он же захлебнется.
   - Подходящая смерть для такой свиньи.
   - Как хочешь, а тряпку я сниму.
   - Он матерится так, что уши вянут.
   Материться Мотя не стал, может, просто не мог.  Его  долго  рвало.  Я
ведро нашла, но пока искала, Мотя уже голову назад откинул,  часто-часто
дыша.
   - Конечно, не очень красиво с твоей стороны пачкать пол в чужом доме,
- заметила я, - но, пожалуй, не один ты виноват.
   Воняло премерзко. Я подумала, что мне здесь  жить,  хоть  и  недолго,
выходило, что придется все здесь убрать. Я за тряпкой  сходила.  Мотя  к
этому времени совсем оправился и заговорил. Ничего интересного. Мне  это
быстро надоело, я на него тряпкой замахнулась и пригрозила:
   - Будешь гадости говорить, позову Гиви, он тебе опять кляп затолкает.
   Мотя замолчал. И тут случилось то, чего я никак не ожидала. Выражение
его лица враз переменилось, даже глаза засияли, и улыбка на  губах  была
такая... Смотрел он на мой медальон.
   - А я ведь эту игрушку знаю, - сказал он.
   Этого не могло быть. Но я испугалась. Он увидел мой  страх  и  понял,
что попал в точку.
   - Так вот в чем дело... как же я сразу... ах ты, сука!..
   - Заткнись, - сказала  я,  выпрямляясь,  -  заткнись  и,  может,  жив
останешься... Я тебя сейчас развяжу, смоешься через окно.
   Я распутала веревку,  Мотя  поднялся,  повернулся  ко  мне,  злорадно
улыбаясь, сделал шаг и вдруг понял. Испугался, крикнул:
   - Павел!..
   Но я завизжала на полсекунды раньше, перекрывая его вопль, выстрелила
и сползла на пол, видя, какой тошнотворный вид приобрела стена напротив.
Мужики влетели в комнату с оружием в руках. Я сидела, вытаращив глаза  и
лишившись дара речи.
   - Черт, она его пришила, - выругался Павел, - ну что за баба. Просили
тебя?
   - Ты сам сказал, - с трудом ответила я, - будет дергаться...
   - Он что, дергался?
   - А что он, по-твоему, делал? - заорала я, а потом заревела.
   - Это ты, дура несчастная, его развязала?
   - Что я, с ума сошла? Я убирала за  ним,  а  он  вдруг  как  вскочит,
толкнул  меня,  а  пистолет  на  диване,  и  я...  -  тут   я   заревела
по-настоящему.
   - Ну вот, какого черта я его сюда тащил, по-твоему? - злился Павел.
   Я только плечами пожала.
   - И что теперь делать прикажешь? Как убийцу искать? Надо же  так  все
испортить...
   - Чего ты орешь? Я что, в охранники нанималась? Из-за вас, придурков,
в  тюрьму  сядешь...  -  тут  я  так  перепугалась,  что  побледнела   и
вознамерилась упасть в обморок.
   - Эй-е-ей, - направился ко мне Павел, -  ты  меня  пугать  завязывай.
Шлепнула, и черт с ним. Не велика потеря. Еще кого-нибудь поймаем.  Надо
его зарыть где-нибудь. Кончай реветь, лучше здесь все вымой.
   Конечно, после всех этих событий ужинать мне  расхотелось.  Я  вилкой
салат ковыряла и грустила. Несколько раз реветь принималась.
   - Не дойму, как он развязаться мог,  -  никак  не  желал  успокоиться
Витек, - я ж проверял, все путем было.
   - Откуда мне знать. Гиви вон цепи рвет... Я  его  не  развязывала,  и
замолчи лучше. Без тебя тошно. - Я заревела, отодвинула от себя  тарелку
и сказала:
   - Домой хочу.
   - Кончай ныть.
   - Тебе хорошо, а мне людей убивать непривычно, переживаю.  И  вообще,
переубивали вроде всех, и пора нам на заслуженный отдых.
   Павел молчал, и я к нему полезла:
   - Павел, поедем ко мне, не хочу я здесь. Или опасно очень?
   - Не опасней, чем раньше. Мотя покойник.
   - А дружки его?
   - Что дружки? У них теперь не о том голова болеть должна.
   - Так и поедем тогда, не хочу я здесь ночевать.
   - Что так?
   - Боязно, - поежилась я.
   - Мотю, что ли, боишься? Так он в лесочке зарыт.
   - Вот и боюсь.
   - Привидения, что ли?
   - Замолчи. Разве их ночью поминают...
   - А чего нам и вправду здесь делать? - спросил Витек, привидений  он,
как видно, не любил.
   - Что, вот так и поедем? - недовольно проворчал Павел.
   - А что нас здесь держит? - спросил Витек.
   - Действительно, Павел, - вдруг сказал Гиви, - что нас здесь  держит?
Что нас держит в этом городе?
   - Я должен найти убийцу брата, - рявкнул Павел и кулачищем  по  столу
грохнул.
   Гиви покачал головой:
   - Ты знаешь лучше меня, где ты должен быть.  И  ты,  и  мы  все.  Еще
неделю назад. Мы просили неделю, она давно прошла. Сколько еще мы  будем
торчать здесь? Это не я спрашиваю.
   Я ожидала, что Павел взорвется, но он как-то сник. Посидел,  подумал,
сказал хмуро:
   - Хорошо. Еще сутки. Еще сутки, и мы возвращаемся.
   Кончилось тем, что мы все-таки приехали ко  мне  на  квартиру.  Павел
курил, был задумчив и хмурился. Я рядом вертелась. Спросила осторожно:
   - Паш, что ж теперь делать-то будем?
   - Да черт его знает, - он помолчал немного и вдруг заговорил:
   - Был уверен, Мотя все концы держит. Теперь разве узнаешь?
   - Видишь, как получилось. Уж как мне его сторожить не хотелось... Как
чувствовала...
   - Да ладно, чего теперь...
   Тут я решила проявить смышленость:
   - Но если Мотя убийцу знал, то без его участия никак не  обошлось.  И
если Мотя мертв, то выходит, что  мы,  я  хочу  сказать,  ты,  за  брата
отомстил. Или это как-то по-другому делается?
   - Чего хоть ты городишь?
   - Я не горожу. Я за тебя переживаю.
   - Юлька...
   - А?
   - Ты правда такая дура или прикидываешься?
   - Я уж и сама не знаю. Сдуреешь с вами.
   Мы помолчали минут пять.
   - Афганец обещал мне убийцу. Надо найти Афганца.
   Искать его не пришлось. Он сам заявился на следующий  день,  вечером,
часов в восемь. Позвонил по телефону, я трубку сняла, а он  вежливо  так
говорит:
   - Здравствуйте. Я хочу поговорить с Павлом.
   О чем они говорили, не знаю, только Афганец через полчаса заявился. В
дверь позвонил. Открыл Гиви. Он пиджак распахнул,  ручками  сделал  и  в
кухню прошел. Сел за стол, и Павел сел напротив.
   - Да, наворотил ты дел, - усмехнулся Афганец. -  Городок  у  нас  был
тихий. Уживались, - он вроде бы даже загрустил.  -  Боксер  был  хорошим
мужиком. Косой  никому  не  мешал.  Да  и  Мотя,  хоть  и  дерганый,  но
уголовников держал крепко.
   - Чего плачешься? Теперь ты в городе хозяин.
   - Да... Надо бы тебе "спасибо" сказать, да не хочется.  Кашу  заварил
такую, замучаешься концы искать. Молодняк  полезет...  Работы...  хорошо
если на полгода.
   - Ничего, справишься. Ты мужик головастый.
   - Ленивый я, -  сказал  Афганец  и  улыбнулся.  Улыбка  у  него  была
такая... Павлу ничего не осталось, как улыбнуться в ответ.
   Они помолчали немного, и Павел спросил:
   - Ты нашел убийцу?
   - Нашел, - вздохнул Афганец, помолчал и добавил:
   - Только тебе это не понравится.
   - Что значит, мне не понравится? - спросил Павел, а я  вдруг  поняла,
что он испугался.
   - Не было киллеров. И никаких дел не  было.  Вообще  никаких.  Пацаны
Косого с разборки ехали, выпили, конечно, крепко, а твой  брат  подрезал
их на повороте. Тачка крутая, номера чужие, мужик наглый. Водка в  мозги
ударила, вот и полоснули из автоматов.
   - Что? - спросил Павел и вдруг побледнел. Я испугалась, схватила воды
стакан и к нему. Стакан он отшвырнул.
   - Подожди. А баба?
   - Баба - это миф.
   - Что? - не понял Павел.
   - Не было никакой бабы. Никто о ней никогда не слышал. Ни  слуху,  ни
духу. Ты знаешь, так не бывает. Был он всегда один, никакого  намека  на
компанию.
   - Так что ж он здесь делал?
   - Кто ж его знает. Может, тоску разгонял, а может, тишины искал. И не
такие чудеса бывают.
   - Не верю, должна быть баба.
   - Верь, не верь... Хочется тебе верить, вот  что.  Уж  версия  больно
удобная. Об этой бабе тебе Верка-шлюха из "Дружбы" рассказала? Так  вот,
вы ее так напугали, что она пацана  в  охапку  и  в  Бодайбо  рванула  с
каким-то мордастым парнем. Поди теперь разберись, что правда, а что  она
сама выдумала?  Мне  твои  чувства  вполне  понятны.  Только  эта  самая
таинственная баба - сказка, хочешь - ищи  сам.  Не  найдешь.  Брат  твой
погиб случайно. - Он помолчал, вздохнул и добавил:
   - Ребят трое было. Один в бегах. Двое  на  даче  прячутся...  Пацаны.
Слезы льют. Полны штаны  дерьма:  из-за  них  такая  бойня  в  городе...
Хочешь, убей, не жалко. Все равно не жильцы.
   Павел поднялся, пнул стул и рявкнул:
   - Что мы вообще делаем в этом городе?
   Афганец плечами пожал. Тут на пороге Гиви возник, сказал хмуро:
   - Сорока звонит. Интересуется, когда вернемся.
   - Пошли его к черту, - огрызнулся Павел.
   - Батю тоже послать?
   Павел сел, потер щеку, посмотрел исподлобья.
   - Что ответить? - спросил Гиви. - Ты хозяин, только все сроки вышли.
   - Да, загостились, - вздохнул Витек.
   - Вот уж что правда, то  правда,  -  влезла  я,  -  когда  ж  вы  мою
жилплощадь покинете? Прямо не квартира, а общежитие какое-то.
   - Завтра утром, - сказал Павел и так меня взглядом полоснул, что я  с
кухни стрелой вылетела.
   - Ты, Павел, мужик  хлопотный,  -  улыбаясь,  сказал  Афганец,  -  не
сердись, но до границы области я тебя провожу. Чтоб не  случилось  чего,
как с братом. Врагов у тебя здесь - полгорода. А я хочу спать  спокойно.
- Афганец поднялся и пошел к двери. - Значит, утром, - сказал и ушел.
   А я в кухню вернулась, потопталась и сказала растерянно:
   - Давайте я вам пирогов в дорогу напеку, что ли...
 
*** 
 
   Поздно вечером, когда Гиви и Витек уже спали, а я  все  еще  в  кухне
возилась, вошел Павел, сел напротив и на меня уставился.
   - Городишко у вас паршивый, - сказал минут через пять.
   - Чем не угодил? Город  как  город...  Старинный,  красивый.  Крупный
областной центр...
   - Крупный, - скривился Павел, - паршивый городишко.
   - Ну, паршивый и паршивый, что ж теперь?
   - Не понимаю, как ты здесь жить можешь.
   - Нормально живу. Жила, пока тебя черт не принес.
   - Жить надо в столице.
   - Это кто сказал? - удивилась я.
   - Это я сказал.
   - А-а. Ну так ты там и живешь.
   - А чего б тебе там не жить?
   - Это в каком смысле?
   - В буквальном. Что, там занятия  подходящего  найти  нельзя?  Те  же
самые книжки, пиши на здоровье. Если ты насчет квартиры и прочего, так в
голову не бери. Все будет.
   - Эй, - окликнула я. - Ты меня в содержанки зовешь, что ли?
   - Что за слово откопала, а?
   - Я не поняла, да или нет?
   - Ну, да.
   - Чокнулся совсем, - покачала я головой, - какая из меня содержанка?
   - Если тебе надо обязательно в  школе  горбиться,  так  в  Москве  их
сколько угодно.
   - Да не люблю я Москву, шумно, людно, в метро меня тошнит.
   - Сказала, в метро, на что оно тебе?
   - У меня тетка в Москве, одна в трехкомнатной квартире. Давно  зовет,
помирать собралась, квартиру ей жалко.
   - Вот. Слушать тетку надо.
   Я вымыла руки, села рядом с Павлом, повертела  сахарницу  в  руках  и
сказала:
   - Ты, Павел, выдумщик. Приеду я  в  Москву,  и  что?  Часто  видеться
будем? Я в театр, ты в ресторан, я в музей, ты в казино, я за  тетрадки,
а ты в сауну. Знаешь басню "Когда в товарищах согласья нет,  на  лад  их
дело не пойдет"? Про нас басня.
   - При чем здесь басня какая-то дурацкая?
   - При том. Ты умный, пошевели  мозгами.  Пока  мы  здесь  под  пулями
прыгали -  было  одно,  а  там  проблемы  пойдут  другие.  И  все  будет
по-другому, буднично и жестоко. И давай об этом больше не говорить.
   - Я, если честно, думал, что ты... рада будешь,  что  позвал,  что  я
вроде что-то значу, нет?
   - Нет, - улыбнулась я. - Ты не злись, но влюбиться в тебя я не  могу,
просто не могу, и все. Может, в тебе всего с избытком, но того, что  мне
надо, нет.
   - А в твоем хмыре есть?
   - Вот видишь, ты даже мысли допустить не можешь, что такого, как  он,
любить можно, вот так и я: не могу представить, что ты и я вместе. Бред.
   - Ясно, - Павел замолчал, и было заметно, что злится. Где он  блуждал
в своих мыслях, кто знает, поднял голову, спросил:
   - Скажи честно, Серега тебя любил?
   Теперь, когда партия сыграна, я вполне могла сказать правду, но...  в
общем, Павел прав, совсем чужим он не был, и было мне его по-человечески
жаль. Потому я головой покачала и ответила:
   - Нет. Конечно, нет. Я совсем не знала твоего брата. И вот  еще  что,
Павел. В сентябре Константин Осипович вернется, и  мы...  мы  уже  давно
решили... ему непонятно будет, если ты вдруг... я прошу,  не  порти  мне
жизнь, не приезжай.
   - Не волнуйся, - сказал Павел, из-за стола поднимаясь.  -  Мешать  не
стану. Гордость имею.
   - Спасибо, - тихо сказала я.
   В дверях он обернулся.
   - Будешь у тетки, позвони, чтоб знать, что жива.
   - А чего со мной  сделается?  Вот  вы  уедете,  и  жизнь  моя  пойдет
по-старому.
   - Позвонишь?
   - Конечно, нет. Зачем? Ты глазами не сверкай. Подумай. Позвоню, и  ты
приедешь, и мы по Москве покатаемся, и ты  спросишь:  "Как  дела",  и  я
отвечу: "Хорошо", и замолчим, и будем придумывать, что бы еще сказать. И
ждать, когда ж наконец можно  проститься.  А  потом  тоскливо  и  горько
будет, и подумаем: лучше бы не встречаться.
   Он стоял, сунув руки в карманы брюк, смотрел на меня, и в глазах  его
была тоска.
   - Ты странная баба, Юлька, - наконец сказал он.
   - Не знаю. Только прощаться мы с тобой будем навеки. И вот  еще  что:
ты не сердись, ночевать я пойду к соседке. От греха.
 
*** 
 
   Утром я встала очень рано и пирогами занялась, так что, когда  мужики
проснулись и в кухню вышли, они, румяные, пышные, на столе стояли.
   - Вот, посидим на дорожку, - сказала я.
   Мы  сели.  Гиви  два  пирога  съел,  похвалил,  может,  конечно,   из
вежливости. Павел был хмурый и молчал. А Витек, тот всегда  молчит.  Тут
Афганец явился, я его тоже за стол пригласила, он чай выпил, пирог  съел
и говорит:
   - Большое спасибо, очень вкусно.
   А у меня, видно от волнения, с головой что-то стало, я и отвечаю:
   - Пожалуйста, всегда рада, - тут я себя дурой почувствовала и говорю:
   - То есть, я не в том смысле, чтоб вы еще приходили, если честно, так
мне уже все порядком надоели...
   Афганец засмеялся и говорит:
   - Я понял. Это просто формула вежливости.
   - Да, вот именно, формула.
   Где он таких слов нахватался?
   Тут все встали и начали прощаться. Первым подошел  Витек,  пожал  мне
руку и сказал:
   - Давай. Приятно было познакомиться.
   Мы все малость ошалели, а он пошел как ни в чем не бывало.
   - А Витек прав, - хохотнул Гиви, - давай, Юлька.
   Я подумала и спросила:
   - Если я чего тебе на память решу подарить, возьмешь?
   - Возьму.
   Я сняла медальон и ему на шею надела.
   - Держи. Говорят, кто его носит, от пуль заговоренный. Только  сам-то
особо не лезь.
   Гиви обнял меня, по спине рукой похлопал и сказал:
   - Я там на книжках телефон оставил. Мало ли чего, жизнь штука чудная.
   - Спасибо, - сказала я, и он ушел.
   Павел ко мне подходить не стал, сразу к двери направился, но в дверях
остановился и сказал Афганцу:
   - Алексей, Юлька во всей этой истории сбоку припеку. Не хочу, чтобы у
нее неприятности были.
   - Кому она нужна? - пожал плечами Афганец.
   Павел нахмурился.
   - Ты не понял. Я прошу тебя... присмотри, мало ли, если что - помоги,
за мной не пропадет.
   - Может, мне на ней жениться? - усмехнулся Афганец.
   - Как же, - зло сказал Павел, - пойдет она за тебя,  мечтатель,  -  и
пошел не оборачиваясь.
   Я в окно смотрела, как они уезжали, и рукой махала.
   Потом посуду собрала и стала ждать бывшего. Он не замедлил явиться  и
к пирогам полез. Я его по рукам треснула и спросила:
   - Чего пришел?
   - Как чего? Проведать.
   - Проведал? Вот и отдыхай.
   - Кончился отдых. Приступил к исполнению. Говорят, Мотя помер. Неужто
правда?
   - Ты меня допрашиваешь, что ли? - разозлилась я.
   - Боже упаси, свои ведь люди.
   - А то давай. Я расскажу, как  ты  с  бандитами  пил  и  сведения  им
сообщал.
   - Какие такие сведения? - удивился Валерка.
   - Секретные.
   - Да я ни одного секрета не знаю. Что ты  выдумываешь?  И  кому  тебя
допрашивать нужно? Ну, жили у тебя родственники из  Москвы,  и  кому  до
этого дело? Вон у Петровых из тридцать седьмой квартиры  девять  человек
из Душанбе приехали, живут, и никого это не волнует.
   Я головой покачала и сказала:
   - То, что ты тот еще хмырь, я знаю. Ума не  приложу,  какая  тебе  от
всего этого выгода?
   - Да это только ты считаешь, что я эгоист и подлец, а у меня,  может,
душа тонкая, нежная и вся изболелась.
   - На какой такой предмет, интересно? - удивилась я.
   - А на предмет криминальной обстановки в городе. Почистить не  мешало
наш городок. С Божьей помощью и управились.
   - Вот гад, - ахнула я, - да ты хуже бандита.
   - Чем  это?  -  искренне  поразился  Валерка.  -  Братвы  убыло,  так
нормальному обывателю это только в  пользу.  Глянь,  что  творится:  все
морги забиты, а какие люди лежат. Может, конечно,  место  им  в  тюрьме,
хотя морг тоже неплохо.
   - Сукин ты сын, - покачала я головой, - а обо мне ты подумал?
   - Ну, о тебе есть кому думать, - ухмыльнулся Валерка и к двери пошел.
***
 
   Избавившись от бывшего, я в магазин сходила, а  вернувшись,  занялась
делами.  Приготовила  кое-какую  закуску,   шампанское   в   холодильник
поставила, потом  с  особой  тщательностью  оделась.  В  этот  день  мне
хотелось выглядеть хорошо.
   На мой взгляд, удалось  неплохо.  Я  улыбнулась  своему  отражению  в
зеркале, вспомнила слова Павла: "У меня жена манекенщица", может, она  и
красавица, но до меня ей точно далеко.
   Убедившись, что все готово, я села в кресло  и  стала  ждать.  Где-то
через час хлопнула дверь, и в квартиру вошел Афганец,  только  для  меня
вот уже год он был Алешенькой.
   Он обнял меня, и мы немного постояли молча.
   - Дурацкий план, - сказал он.
   - Может быть, но сработал.
   - Дурацкий план, и я дурак, что на него согласился.
   - Ты умный.
   - Ага. У меня за эти дни половина башки седой стала.
   - Седина украшает мужчину, - засмеялась я.
   - Я никогда так в жизни не боялся.
   - Ничего особенно опасного. Я ведь знала, ты рядом.
   - А я боялся, - сказал он, гладя мои волосы. - Ни спать, ни жрать  не
мог, зубами клацал, как ты там, а ну как на полсекунды опоздаю.
   Ты ни разу не опоздал... Открывай шампанское.
   Он разлил шампанское в бокалы, и я сказала:
   - Что ж, мы выиграли. Город твой. Как это там говорится, король умер,
да здравствует король...
   - И королева, - сказал он, поднимая бокал.