бразили, что бесполезно выметать циновки  сверху,
ибо соль проникла между волокон. Согласен, ее очень немного, но  достаточно,
чтобы доказать вашу вину!
   В зале зазвучали восторженные возгласы.
   - Тихо! - воскликнул судья, а затем, продолжая обращаться  к  негоцианту,
добавил:
   - Больше того, вам, Линь Фан, придется ответить и по  второму  обвинению.
Вчера вечером вы предприняли попытку убить меня  и  моих  помощников,  в  то
время  как  мы  занимались  расследованием  в  храме  Совершенной  Мудрости.
Признайтесь в вашем преступлении. Линь Фан!
   - Вчера вечером я был у себя  дома,  -  возразил  заключенный  с  угрюмым
видом. - Я упал во дворе,  поранился,  и  как  мог  пытался  залечить  рану.
Поэтому не понимаю, что ваше превосходительство имеет в виду.
   -  Приведите  свидетеля  Чэн  Па!  -  приказал  судья.  Двое   стражников
вытолкнули советника гильдии нищих к возвышению.
   Увидев  его  одетым  в  свой  черный  шелковый  халат,  Линь  Фан  быстро
отвернулся.
   - Ты знаешь этого человека? - спросил судья у Чэн  Па.  Тот  сверху  вниз
глянул на кантонца, поглаживая свою сальную  бороду.  После  чего  с  важным
видом ответил:
   - Господин судья, это жалкая собака, напавшая на  меня  вчера  вечером  у
храма.
   - Ложь! - воскликнул взбешенный Линь Фан. - Это он напал на меня!
   - Этот свидетель, - возразил судья Ди, - укрылся в первом дворе храма. Он
наблюдал за вашими делишками и не упустил ни одного вашего  движения,  когда
вы использовали пику, чтобы сдвинуть каменный цилиндр  и  заточить  нас  под
колоколом.
   По знаку начальника уезда стражи вывели Чэн Па.  Выпрямившись  в  кресле,
судья продолжал:
   - Линь Фан, вы не можете больше отрицать. После того, как я  покараю  вас
за это преступление, вы будете отправлены в суд провинции, чтобы ответить за
ваши контрабандные операции.
   После последних слов огонек надежды загорелся  в  глазах  Линь  Фана.  Он
облизал кровоточащие губы и, тяжело вздохнув, заговорил глухим голосом.
   - Ваше превосходительство, теперь я понимаю, что бесполезно отрицать свой
проступок.   Признаюсь,   что   вчера   я   глупо   подшутил    над    вашим
превосходительством и искренне прошу меня извинить. Но в  оправдание  скажу,
что притеснения последних дней немного меня задели. Поэтому, услышав посреди
ночи голоса во дворе храма и отправившись посмотреть, что же там происходит,
и  увидев  ваше  превосходительство  и  ваших  людей  на  четвереньках   под
колоколом, я не смог удержаться от соблазна дать  вашему  превосходительству
небольшой урок. Я оттолкнул каменный цилиндр, удерживавший край колокола. Но
вслед за тем я побежал к себе, чтобы приказать  моим  слугам  вас  побыстрее
освободить.  Я  хотел,  благородный  судья,  принести  вам  свои  извинения,
объяснив, что принял вас за вора. Увы, достигнув  ведущей  ко  мне  железной
двери, я увидел, что она сама захлопнулась. Страшно обеспокоенный при мысли,
что ваше превосходительство  рискуете  задохнуться,  я  бросился  к  порталу
храма, чтобы улицей добраться до своего жилища. Едва я вышел из  ворот,  как
этот негодяй меня оглушил. Придя в себя, я заторопился  к  себе  и  приказал
управляющему отправиться к вам на выручку. Но прежде чем пойти вслед за ним,
я хотел подлечить свою рану и как раз накладывал на нее пластырь, когда ваше
превосходительство показались в моей  комнате...  довольно  странно  одетый.
Из-за этого я принял ваше превосходительство, о чем искренне сожалею, за еще
одного злодея, пришедшего с дурными намерениями.  Мои  показания  совершенно
правдивы, и я снова повторяю, что безмерно сожалею о своей ребяческой  шутке
над вашим  превосходительством,  которая  так  легко  могла  превратиться  в
трагедию! Я готов с чистым сердцем понести любое полагающееся мне по  закону
наказание.
   - Превосходно, - заметил  судья  Ди,  по  всей  видимости,  не  придающий
большого значения этому делу. - Я рад, что в конце концов вы  признались.  А
теперь заслушайте мои показания.
   Пока писец громко зачитывал  признание  обвиняемого,  судья  откинулся  в
кресле и принялся поглаживать бороду, словно происходившее в зале  суда  его
не интересовало. Однако, когда писец закончил чтение,  он  задал  положенный
вопрос:
   - Вы согласны, что ваши признания записаны верно?
   - Да, я согласен, - твердо ответил Линь Фан и приложил свой большой палец
к документу, поданному начальником стражи. И тогда судья  Ди  выпрямился  во
весь рост.
   - Линь Фан! Линь Фан! - воскликнул он страшным голосом, - долгие годы  ты
насмехался над справедливостью, но теперь  наступила  очередь  торжествовать
справедливости! Линь Фан, ты только что  подписал  свой  смертный  приговор!
Тебе хорошо известно,  что  насильственные  выходки  наказываются  двадцатью
четырьмя ударами бамбуковой палкой, и ты рассчитываешь подмазать  лапу  моих
стражников, чтобы  она  стала  полегче.  Ты  знал,  что  в  дальнейшем  твои
влиятельные друзья окажут  давление  на  суд  провинции,  и  ты  отделаешься
простым штрафом. Так вот, Линь Фан, ты никогда не  предстанешь  перед  судом
провинции, ибо твоя голова скатится на лобном месте Пуяна. Это  говорю  тебе
я, твой начальник уезда!
   Линь Фан недоверчиво посмотрел на него, но судья продолжал:
   - Свод  законов  утверждает,  что  преступления  государственной  измены,
отцеубийство и преступления против государства караются казнью  в  ее  самой
суровой форме. Запомни эти слова, Линь Фан: преступления против государства.
Ибо в другом  разделе  свод  законов  прямо  указывает,  что  насильственные
действия против официального  лица  при  исполнении  им  своих  обязанностей
входят  в  категорию   государственных   преступлений.   Связывал   ли   сам
законодатель эти два раздела, об этом можно спорить, я  признаю.  Но  в  том
случае, которым занимаюсь я, начальник этого  уезда,  я  выбираю  буквальное
следование  закону.  Нет  серьезнее   обвинения,   чем   в   государственном
преступлении, и о нем должен быть специальным посланцем извещен суд империи.
Никто не сможет вмешаться и помочь тебе. Справедливость пойдет своим  путем,
а для тебя все завершится позорной смертью.
   Молоточек судьи ударил по столу.
   - Линь Фан, ты  без  принуждения  признал,  что  совершил  насильственные
действия против особы твоего начальника уезда. Я объявляю  тебя  виновным  в
государственном преступлении и требую для тебя казни!
   Качаясь, кантонский купец поднялся. Начальник стражи быстро  накинул  ему
на плечи одежду, потому что обычай требует  внимательно  относиться  к  тем,
кого ожидает смерть.
   Тихий, но ясный голос прозвучал рядом с возвышением:
   - Линь Фан, посмотри на меня!
   Наклонившись, судья заметил госпожу Лян. Она  стояла  прямо  и  выглядела
неожиданно очень помолодевшей. Можно было бы сказать, что груз лет спал с ее
плеч.
   Мучительная  судорога  передернула  Линь  Фана.  Когда  он  вытер  кровь,
мешавшую  ему  видеть  говорившую,  его  странно  застывшие   глаза   широко
раскрылись. Он хотел что-то произнести, но слова застряли у него в горле.
   Госпожа Лян медленно подняла руку, указывая на него пальцем.
   - Ты убил... ты убил своего...
   Ее голос внезапно замер и с залитыми слезами лицом она покачнулась.
   Линь Фан было рванулся к ней,  но  начальник  стражи  резко  потянул  его
назад. Когаа двое  стражников  уводили  осужденного,  госпожа  Лян  потеряла
сознание.
 
   Через десять дней после этих событий  Великий  Государственный  Секретарь
устроил в своем столичном дворце дружеский ужин для трех выдающихся особ.
   Осень только что отступила перед зимой. Тройная дверь большого зала  была
распахнута, и каждый мог  любоваться  великолепным  садом,  тое  в  усеянном
лотосами озере отражались лунные лучи.
   Стол из резного эбена был уставлен редкими блюдами, поданными в тончайшем
фарфоре. Вокруг суетилось около дюжины слуг, и управляющий лично  следил  за
тем, чтобы массивные золотые чарки не оставались пустыми.
   Все четверо сотрапезников были людьми, которым перевалило за  шестьдесят,
и все  четверо  были  давними  служителями  государства.  Великий  Секретарь
оставил почетное место председателю Имперского суда,  внушительной  особе  с
длинными серебристыми бакенбардами. По другую сторону от  него  располагался
министр Обрядов и Церемоний. Он  был  худ  и  слегка  согбен  -  последствия
присутствия императора для тех, кто проводит перед ним свою жизнь. Рослый, с
седой бородой и пронзительным взглядом человек  был  императорским  Цензором
Гуаном, перед которым трепетали  по  всей  империи  из-за  его  неуступчивой
честности и необузданной любви к справедливости. Он был одним  из  тех,  кто
контролировал всех чиновников  государства,  и  его  долгом  было  иной  раз
высказывать возражения самому императору, что  требовало  немалой  твердости
характера.
   Ужин подходил к концу. С официальными делами, о которых Великий Секретарь
желал посоветоваться с друзьями, было покончено, и разговор  приобрел  более
отвлеченный характер, пока друзья наслаждались последней чаркой вина.
   Великий Секретарь  потеребил  серебряную  бороду  и  сказал  председателю
Имперского суда:
   - Скандальная история буддийского храма в Пуяне глубоко  взволновала  его
императорское величество. В течение четырех дней  его  святейшество  Великий
Настоятель отстаивал дело буддизма перед троном. И тщетно. Завтра  -  говорю
вам об этом доверительно - трон объявит, что Великий  Настоятель  освобожден
от своих обязанностей члена Большого  совета  и  что  в  будущем  буддийские
учреждения будут, как и все, платить налоги. Это значит, мои дорогие друзья,
что эта клика больше не сможет вмешиваться в национальные дела.
   Председатель покачал головой.
   - Иногда бывает, - сказал он, - что счастливый случай  позволяет  мелкому
чиновнику, не сознавая того, оказать  крупную  услугу  государству.  Местный
начальник уезда, некий судья Ди, проявил безумную дерзость,  преследуя  этот
богатый и могущественный монастырь. В обычные времена все буддисты  империи,
как один человек, ополчились бы на него. Но оказалось,  что  в  тот  день  в
городе не было  гарнизона,  что  и  позволило  возмущенной  черни  истребить
монахов.  Ди,  несомненно,  не  отдает  себе  отчета,  что  это  неожиданное
совпадение спасло его карьеру... а может быть, и саму жизнь!
   - Я рад, что вы заговорили об этом Ди, - вмешался Императорский Цензор, -
это мне о чем-то напоминает. У меня на столе доклады о  двух  других  делах,
которые он судил. В одном речь  об  изнасиловании  и  убийстве,  совершенном
бродягой. Но второе касается  богатого  кантонского  негоцианта,  и  в  этом
случае я решительно с ним не согласен. Его приговор - это настоящий  образец
юридического фокуса. Но  и  вами  и  другими  моими  коллегами  этот  доклад
завизирован, так что, я предполагаю, у него была  особая  причина  поступить
именно таким образом. Все же я буду вам очень признателен за разъяснения.
   Председатель суда поставил на  стол  пустую  чарку  и  с  легкой  улыбкой
сказал:
   - Это, дорогой друг, история, которая началась  очень  давно.  Много  лет
назад, когда я был еще юным чиновником, приданным  суду  провинции  Гуандун,
нашим председателем был презренный судья Фэн, которого  позднее  обезглавили
за казнокрадство. И я видел, как негоциант, о  котором  сегодня  идет  речь,
некий Линь Фан, ускользнул от  наказания  за  зверское  преступление,  сунув
судье Фэну крупную взятку. Позднее этот негодяй совершил  немало  злодеяний,
включая убийство девяти человек! Начальник  уезда  Пуяна  понимал,  что  ему
следует действовать быстро, учитывая  влияние,  которым  богатые  кантонские
купцы пользуются в столице. Вместо  предъявления  серьезного  обвинения,  он
ограничился мелким  проступком.  Но,  добившись  признаний  преступника,  он
решил, что этот мелкий проступок может рассматриваться  как  государственное
преступление!  Нам  показалось  чудом  справедливости,  что  человек,  свыше
двадцати лет ловко обходивший закон, был наконец осужден благодаря тому, что
вы столь справедливо назвали  "юридическим  фокусом".  Вот  почему  мы  все,
единодушно, решили одобрить приговор судьи Ди.
   - Очень мило! - восхитился Цензор. - Теперь мне  все  понятно,  и  завтра
первым моим делом будет одобрение этого доклада!
   До сих пор министр Обрядов и Церемоний слушал,  не  произнося  ни  слова.
Теперь он вмешался в беседу:
   - Я не знаток юридических вопросов, но, как я понимаю, этот славный судья
Ди с честью для себя выпутался из  двух  дел  национального  значения.  Одно
помогло покончить с влиянием буддийской  клики,  второе  -  укрепить  власть
правительства перед лицом этих дерзких кантонских купцов. Не уместно ли дать
повышение этому начальнику уезда, чтобы  у  него  было  более  широкое  поле
деятельности для проявления своих талантов?
   Великий секретарь качнул головой.
   - Нет, - сказал он. - Этому человеку наверняка еще нет и сорока лет.  Его
ждет долгая карьера, и в будущем у  него  появится  достаточно  возможностей
продемонстрировать и  свое  усердие,  и  свои  способности.  Если  повышение
приходит слишком поздно, оно оставляет горечь, если слишком рано,  порождает
чрезмерное  честолюбие.  В  интересах  нашей  администрации  избегать  обеих
крайностей.
   - Я полностью с вами согласен, - заметил председатель, - С другой стороны
было бы неплохо дать этому начальнику  уезда  знак  одобрения,  просто  ради
поощрения! Наш министр Обрядов и Церемоний как раз тот человек, который  мог
бы подсказать нам что-нибудь подходящее.
   Министр в размышлении погладил бороду. Подумав, он сказал:
   - Поскольку  его  императорское  величество  милостиво  согласился  лично
заинтересоваться делом буддийского храма, мне доставит  удовольствие  завтра
же обратиться к  нему  с  покорнейшей  просьбой  направить  этому  судье  Ди
несколько  соответствующих  случаю  слов.  О!  Отнюдь  не  начертанных   его
августейшей рукой! Но копию подходящего текста, точно  воспроизведенного  на
декоративном панно.
   - Это именно то, что надо! - воскликнул Великий Секретарь,  -  Как  тонко
понимаете вы эти вещи! Министр позволил себе улыбнуться.
   - Церемонии и обряды, - заметил он, - обеспечивают совершенное равновесие
нашей администрации. Вот уже многие годы я взвешиваю  похвалу  и  порицание,
осуждение и одобрение  так  же  тщательно,  как  ювелир  взвешивает  золото.
Ничтожное нарушение в грузе, положенном на ту или иную чашу весов, может все
исказить!
   Четверо поднялись.
   Вслед за Великим Государственным Секретарем  они  спустились  по  широким
каменным  ступеням,  чтобы  совершить  небольшую  прогулку  вокруг  озера  с
лотосами.
   Глава 25
   ДВОЙНАЯ  КАЗНЬ  ЗА  ГОРОДСКОЙ   ЧЕРТОЙ.   СУДЬЯ   ДИ   СКЛОНЯЕТСЯ   ПЕРЕД
ИМПЕРАТОРСКИМ ТЕКСТОМ
   В ожидании пакета из столицы с окончательным приговором  соратники  судьи
Ди провели пятнадцать самых тоскливых дней своей жизни.
   С памятного заседания суда, на котором был осужден Линь  Фаи,  их  хозяин
находился в мрачном настроении, постоянно размышляя над  проблемой,  о  сути
которой отказывался разговаривать. У него было в обычае,  получив  признание
обвиняемого, вместе со  своими  помощниками  обсуждать  наиболее  интересные
обстоятельства дела, но на этот раз он просто поблагодарил их за  честную  и
преданную службу и сразу же погрузился в свои административные дела.
   Императорский посланец прибыл под вечер. В этот момент Тао  Ган  проверял
счета присутствия. Он  бросил  работу,  чтобы  расписаться  в  получении,  и
поспешил отнести объемистый пакет в кабинет судьи.
   Там уже  находился  секретарь  Хун,  ожидавший  начальника  уезда,  чтобы
передать ему на подпись несколько бумаг. Вместе с ним  были  Цяо  Тай  и  Ма
Чжун.
   Прежде чем положить пакет на стол, Тао Ган показал им большую печать суда
империи. С сияющей улыбкой он торжественно объявил:
   - Мои младшие братья, вот окончательные приговоры! Его превосходительство
наконец перестанет хмуриться!
   - Не думаю, что нашего хозяина гложет опасение не получить  подтверждение
своих приговоров, - возразил секретарь, - Он мне ничего  не  говорил,  но  у
меня впечатление, что его тревога личного  характера.  Речь,  несомненно,  о
проблеме, которую он хотел бы решить ради собственного спокойствия.
   - В любом случае, - вмешался Ма Чжун, - я знаю, кто вновь обретет улыбку,
когда судья объявит об окончательном осуждении Линь Фана. Это  госпожа  Лян!
Наш  дорогой  министр  финансов,  очевидно,  загребет   значительную   часть
состояния  обвиняемого,  но  останется  достаточно,  чтобы   наша   старушка
превратилась в одну из богатейших женщин в империи!
   - Она это заслужила, - заметил Тао Ган. - Было  горько  смотреть,  как  в
момент собственного торжества она упала без  сознания.  Пожилые  люди  плохо
переносят подобные переживания. Похоже, с того дня она не покидала постели.
   Вошел  судья  Ди,  и  все  сразу  же  встали.  С  озабоченным  видом   он
поздоровался с ними и схватил пакет,  который  секретарь  Хун  протянул  ему
обеими руками.
   Быстро пробежав его глазами, он поделился полученным известием:
   - Высшие власти одобряют мои решения. Но какая ужасная  судьба  уготована
Линь Фану! На мой взгляд, было бы достаточно просто отрубить ему голову.  Ну
что же, мы обязаны исполнять приказы императора!
   Затем судья прочитал письмо от министра Обрядов и Церемоний,  приложенное
к другим документам. Передав все  секретарю,  он  почтительно  поклонился  в
сторону столицы.
   - Нам выпала большая честь, -  сказал  он.  -  Его  величество  император
удостоил пожаловать этому присутствию декоративное панно с  воспроизведением
подлинного  текста,  начертанного  алой   тушью.   Секретарь,   как   только
императорский дар будет к нам доставлен, проследите, чтобы он был немедленно
укреплен на почетном месте - над возвышением в большом зале!
   Прервав поздравления четырех своих соратников, судья продолжал:
   - Завтра я объявлю приговоры. Это  будет  на  особом  заседании,  которое
состоится,  как  того  требует  обычай,  за  два  часа  до  восхода  солнца.
Секретарь, дайте необходимые указания всем чиновникам и сообщите  коменданту
гарнизона, что мне понадобятся всадники для  сопровождения  приговоренных  к
месту казни.
   Рассеянно подергивая бороду,  судья  чуть  было  снова  не  погрузился  в
размышления, но спохватился и со вздохом склонился над поданными на  подпись
документами.
   Тао Ган подергал секретаря Хуна за рукав. Ма Чжун и Цяо Тай подбадривающе
кивнули. Секретарь откашлялся, чтобы прочистить горло, и спросил:
   - Господин судья, убийство Лян Кофа Линь  Фаном  осталось  непроясненным.
Может быть теперь, когда убийца официально осужден, ваше  превосходительство
удостоите своих слуг объяснением того, что же произошло?
   Судья Ди поднял глаза.
   - Завтра, - лаконично ответил он, - Сразу же после казни преступников.
   И снова погрузился в чтение.
   На следующий день жители Пуяна направились к ямыню  задолго  до  зари,  и
вскоре плотная толпа стояла в терпеливом ожидании перед присутствием.
   Наконец распахнулись  двери  главного  входа  в  Большой  зал  заседаний,
освещенный дюжиной  установленных  вдоль  стен  крупных  свечей.  Люди  тихо
переговаривались между собой, боязливо посматривая в  сторону  стоявшего  за
спиной начальника стражи гиганта, держащего на плече длинный двуручный меч.
   Большинство пришло из простого любопытства,  но  у  людей  постарше  было
тяжело на  сердце.  Они  знали,  что  правительство  не  относится  легко  к
беспорядкам. Если оно расценит избиение монахов как проявление непокорности,
то, несомненно, примет жесткие меры против уезда.
   Трижды  прозвучал  гонг  присутствия,  затем  ширма  раздвинулась,  и  на
возвышении появился судья  Ди  в  сопровождении  своих  четырех  соратников.
Ярко-красная накидка на его плечах оповещала, что  будут  вынесены  смертные
приговоры.
   Он сел за большой сто