просительно поглядела  на  мужа.  Он  слегка  наклонил
голову, и она принялась сервировать стол для кофе.
   - Я вполне отдаю себе отчет, - спокойно начал Чарльз  Гарденер,  -  что
вежливость в вашей работе излишня, а иногда просто  вредна,  но  здесь  вы
имеете дело не с гангстерами, а с нормальными налогоплательщиками. И вы не
откажетесь выпить чашку кофе с человеком, относящимся с полной симпатией к
вашей борьбе с преступностью. Тем паче, что история Джима Баткинса так или
иначе отнимет некоторое время.
   Сэм Мэттисон смутился.  Он  ждал  протеста,  страха  или  оскорбленного
выражения лица, но против такой отточенной вежливости он был безоружен.
   - Ну, если вы так хотите - хорошо.  Я  не  собирался  вас  обидеть.  За
последнее время случилась масса происшествий. И в связи  с  одним  из  них
всплыло имя Баткинса. Это  единственная  отправная  точка,  которой  мы  в
настоящее время располагаем. И нам бы не  хотелось,  чтобы  случилось  еще
большее несчастье.
   - Я далек от мысли обижаться  на  вас.  Итак,  дело  с  Джимми  обстоит
следующим образом. Вот уже восемь лет я в отставке.  Он  прекратил  работу
тоже в это время, хотя на двенадцать лет моложе меня. С  финансовой  точки
зрения он мог себе это позволить. Кстати, перебивайте меня, если  захотите
что-нибудь спросить. Итак, это произошло восемь лет назад.  И  с  тех  пор
каждый вторник вечером  он  приходил,  чтобы  сыграть  со  мной  партию  в
шахматы. Летом или зимой точно в девятнадцать часов и всегда  только  одну
партию. Этим удовлетворялась его потребность в общении. В прошлый  вторник
он не пришел. А мы с Джейн были единственными людьми, с которыми  он  имел
контакт.
   - Подождите: почему "были"? - удивился лейтенант.
   - Потому что я убежден, что он мертв.
   - А вы не пробовали до него дозвониться?
   Чарльз Гарденер покачал головой.
   - Позвонить ему нельзя, у него нет телефона.
   - Ну так навестили бы его, черт возьми!
   - Его и посетить невозможно.  У  него  нет  звонка,  и  никаким  другим
способом вы не известите его о своем приходе. Представьте  себе,  что  его
дом - это сейф. С комбинацией цифр, которая открывает  дверной  замок.  Он
был немного капризным, добряк Джимми.
   - Да откуда вы взяли, что его нет в живых?
   Чарльз Гарденер протянул лейтенанту листок почтовой бумаги.
   - Это мы получили несколько часов назад.
   На листке были наклеены вырезанные из газеты буквы:

   ДЖЕРЕМИЯ БАТКИНС МЕРТВ
   ПИСЬМО ПОМОЖЕТ ВАМ ВОЙТИ В ДОМ
   КОЛИЧЕСТВО СЛОВ К ДАТЕ

   Сэм Мэттисон поднялся.
   - Тогда туда, и быстрее! - сказал он энергично.
   - Уже темно.  Вряд  ли  сейчас  имеет  смысл,  -  нерешительно  ответил
Гарденер. - Но если вы так считаете, то, пожалуй, это  лучше,  чем  вообще
ничего не предпринимать!
   В машине Сэм Мэттисон узнал подробности об  ученом  Джеремии  Баткинсе.
Разочаровавшись в  обществе,  его  породившем,  в  том,  какое  применение
получает итог работы ученых, он ушел из "Физикл Ризерч  Лэборэтори".  Этот
небезызвестный  физик,  обладавший  приличным  состоянием,  превратился  в
своего рода отшельника. Он построил себе дом из бетона и стали, собственно
говоря крепость, почти атомную, в которую с момента окончания постройки не
входил ни один человек. Чарльз Гарденер рассказал,  что  Баткинс  презирал
мир в целом, и всех американцев в особенности. У него, Гарденера,  Баткинс
вызывал в первую очередь чувство сострадания, в то время как  сам  Баткинс
нуждался в Гарденере лишь как в партнере по шахматной игре и  своеобразном
собеседнике. Без этой отдушины  Баткинс  просто  задохнулся  бы  от  своей
язвительности. Вероятно, никто не смог бы резче и  беспощаднее  обрушиться
на обстановку в США и ее политику, чем это делал в последние годы он  сам.
Гарденер боялся, что простодушному  криминалисту  показался  бы  в  высшей
степени подозрительным не только автор таких комментариев, но и  тот,  кто
их передает. - Впрочем, полицейскому можно этого и  не  говорить.  Незачем
ему знать такие подробности.
   - Значит, вы считаете, что нелегко будет проникнуть вовнутрь? - перебил
Сэм Мэттисон мысли Гарденера.
   - Нелегко - да, но, располагая письмом, не невозможно.
   - За всю  свою  жизнь  я  не  слыхал  о  такой  глупости,  -  проворчал
недовольный лейтенант. - Сейф в качестве квартиры!
   Про себя он подумал: "Ну, что ж, посмотрим, обычно они выдумщики -  все
эти интеллигенты, а в конце концов оказывается что-нибудь заурядное.  Если
только эта история не связана с банковским делом, иначе все запутается еще
больше".
   Дом, перед которым они затормозили, выглядел в  свете  фар  как  вилла,
построенная с размахом.
   - У меня было другое представление после ваших рассказов, - заметил Сэм
Мэттисон.
   - Окна фальшивые, - пояснил Гарденер.
   Они вышли из машины и подошли к входу.
   - Совсем обыкновенная дверь! - сказал лейтенант и взялся за ручку.
   - Видите там десять кнопок? - возразил было Гарденер, но лейтенант  уже
надавил на ручку и открыл дверь.
   "Ну вот, - подумал Сэм. - Ох, уж  эти  мне  фантазеры!  Хотя,  впрочем,
дверь действительно словно от сейфа".
   Он сделал шаг внутрь.
   - Здесь есть выключатель? - спросил он Чарльза Гарденера.
   - Я ведь тоже еще не был внутри!
   - Останьтесь в дверях, я принесу из машины фонарь!
   Чарльз   Гарденер    почувствовал    тошнотворно    приторный    запах,
накатывающийся на  него  из  глубины  помещения.  Появившийся  около  него
лейтенант с фонарем тоже стал принюхиваться.
   - Трупный запах! - констатировал он и направил луч света вдоль стены.
   Они увидели пустой узкий коридор, который в отдалении нескольких метров
сворачивал в сторону.
   - Идемте! - сказал лейтенант и двинулся вперед.
   Гарденеру ничего не оставалось, как последовать за  ним.  За  поворотом
коридор привел их в просторную комнату  наподобие  гостиной.  Узкий  конус
света от фонаря рыскал по сторонам, выхватывая  из  темноты  то  шкаф,  то
замысловатую полку на стене. Каждый из  вошедших  видел  сначала  то,  что
соответствовало его профессии и опыту.
   - Распределительный щит! - воскликнул Гарденер, но лейтенант совсем  не
слышал его.
   Он обогнул кресла и остановился как вкопанный. Чарльз подошел к нему  -
и тут же с содроганием отвернулся: здесь  лежал  а  скрюченной  позе  Джим
Баткинс, вид которого был ужасен.
   - По меньшей мере десять дней уже...  -  пробормотал  Сэм  Мэттисон.  -
Неужели в этом проклятом бункере нельзя включить свет?
   - Посветите-ка влево, туда, - сказал Гарденер и, когда луч нащупал щит,
объяснил: - Здесь рубильник,  как  было  принято  раньше  в  лабораториях,
сейчас это уже анахронизм.
   - Включайте же! - воскликнул Мэттисон.
   Вспыхнул свет, что-то зажужжало, и откуда-то вдруг  донесся  сдавленный
возглас - лейтенант повернулся и секунду спустя держал в руке револьвер.
   - Руки вверх, выходи! Только без глупостей! - крикнул он угрожающе.
   В проходе показалась высоченная фигура.
   - Не пугайтесь, я стреляю в лучшем случае камерой...
   Лейтенант спрятал револьвер.
   - Послушайте, Уилкинс,  вам  не  сносить  головы!  Ей-богу,  с  прессой
столько  же  мороки,  сколько  с  этой  интеллигенцией!  -  Он  кивнул  на
бездыханного Баткинса.
   - Я в нерешительности стоял у входа, но тут зажегся свет, и дверь  меня
просто толкнула вовнутрь, - оправдывался репортер.
   Чарльз Гарденер удивился, но потом  веселая  улыбка  мелькнула  на  его
лице. Кажется, лейтенант ничего не заметил, он спросил:
   - А как вы нашли это место?
   - О, ничего нет проще, - ответил, ухмыляясь, репортер.  -  Я  ненароком
проезжал мимо и случайно увидел вашу машину!
   - О случайностях речь еще впереди, - сказал лейтенант  с  досадой.  Ему
совсем не нравилось, что пресса преждевременно совала свой нос в это дело.
   - Вернитесь, пожалуйста, оба назад, в коридор, и постойте там  пока,  -
распорядился он.  Потом  принялся  описывать  с  каждым  разом  все  более
сужающиеся круги вокруг тела Баткинса, внимательно изучая все предметы.
   Гостиная была почти квадратной,  примерно  шесть  метров  на  шесть,  с
несколькими  дверями  и  со  шкафами  различной  величины,   стоявшими   в
простенках, между дверями. Коридор входил в эту  комнату  в  одном  из  ее
углов, так что если смотреть из него - пространство на переднем плане было
пустым. В противоположном углу стояло зеркало в рост человека, чуть справа
от него столик, два кресла, за ними что-то  наподобие  торшера.  Очевидно,
комната, куда не входил ни один  визитер,  служила  гардеробной.  Одно  из
кресел было опрокинуто, из-за него высовывались ноги покойника.
   - Видимо, несчастный случай, -  проговорил  наконец  лейтенант.  -  Он,
наверное, хотел пройти к рубильнику, спутал  направление,  натолкнулся  на
кресло, неловко повернулся и ударился  затылком  о  торшер,  или  как  еще
назовешь это железное страшилище. Вот следы крови, клочки кожи. Кстати, на
нем пальто, а тут лежит его шляпа - следовательно, он пришел с улицы.  Так
что убийц, пожалуй, здесь нет.
   Он снова стал разглядывать свободные участки пола, покрытого  блестящим
пластиком. Медленно продвигаясь вперед и ощупывая глазами  пол,  сантиметр
за сантиметром, спросил:
   - Уилкинс, когда последний раз шел дождь?
   - Сегодня после полудня.
   - Знаю. А до этого?
   - Гм... Я думаю... Да, в среду на прошлой неделе, когда был найден труп
Счастливчика.
   - Правильно. Это произошло  явно  днем.  Он,  наверное,  проходил  мимо
какой-то стройки - у него на ботинках куски белой глины.  А  там,  где  он
повернулся и упал, лежат крошки. Здесь все бело. Следовательно,  несчастье
случилось с ним именно в этом месте. - Он посмотрел вверх. - Да,  пожалуй,
так и было. Теперь пустим в ход нашу полицейскую машину!..
   Генри Уилкинс поднял камеру, но лейтенант замахал рукой:
   - Нет, нет, сначала снимет полиция! Идемте!
   Чарльз Гарденер улыбнулся.
   - Что с вами? - спросил его лейтенант, не скрывая неприязни.
   Но  ученый  лишь  пожал  плечами.  Они  пошли   по   коридору,   теперь
освещенному. Лейтенант надавил на ручку двери, но та не поддалась.


   - Этого я и опасался! - сказал Чарльз Гарденер.
   Сэм Мэттисон зло смотрел на него.
   - А ну-ка, давайте открывайте дверь!
   - Это не так просто, - ответил Гарденер таким тоном, словно они болтали
о приготовлении коктейля. - Здесь такие же десять кнопок, как  и  снаружи.
Таким образом, можно нажимать их в различных комбинациях в количестве  два
в степени десять минус единица, то есть тысячу двадцать три раза. Если  мы
положим на каждую попытку по двадцать секунд,  то  это  составит  примерно
шесть часов. Но я сомневаюсь, чтобы Джимми так  поверхностно  подстраховал
свою крепость. Мои расчеты верны лишь в том случае,  если  не  учитывается
последовательность нажимаемых кнопок, то есть  тогда,  когда,  скажем,  мы
имеем один-три-пять равно три-один-пять равно пять-один-три. Но если еще и
последовательность играет роль, число  станет  астрономическим  -  нам  бы
потребовались месяцы. И если к тому же мы предположим, что повторения цифр
допустимы, то получим возможные варианты в количестве одного биллиона  ста
одиннадцати миллионов ста одиннадцати тысяч  ста  десяти.  Как  долго  это
продлилось бы, вы можете рассчитать сами.
   Чарльз Гарденер считал, что  имеет  право  на  этот  маленький  триумф.
Лейтенант же хранил желчное молчание.  Только  репортер  не  удержался  от
злорадной ухмылки.
   - Дядя Сэм был, по-моему, снова слишком самоуверен,  а?  -  спросил  он
тихо Чарльза. - Не обижайтесь на  него  -  это  профессиональная  болезнь.
Сядьте-ка лучше в одно из кресел и пораскиньте мозгами. Я полагаю,  у  вас
уже есть идея, каким образом моя газета еще сегодня получит  первоклассный
отчет о том, что здесь происходит, а?
   Они возвращались по  коридору.  Когда  был  пройден  поворот,  репортер
вскрикнул от изумления:
   - Что это за число там? - он показал на стену коридора, где  наверху  в
маленьком квадратном оконце была видна цифра "12". - Если я  не  ошибаюсь,
прежде оно было однозначным!
   Чарльз Гарденер, заинтересовавшись, подошел ближе.
   - Когда прежде?
   - Я увидел его случайно, когда мы только направлялись к двери.
   - И вы полагаете, что число изменилось?
   - Я почти уверен, оно было раньше однозначным.
   Гарденер размышлял.
   - Гм... Смогли бы вы еще раз пройти до двери и обратно? Когда будете  у
входа, крикните, пожалуйста.
   Репортер исчез за поворотом. Неожиданно "12"  превратилось  в  "13".  И
почти сразу же донесся его крик.
   - Возвращайтесь! - попросил ученый.
   Цифра "13" вдруг сменилась цифрой "14", и тут же появился Уилкинс.
   - Видите ли, - начал Гарденер, - очевидно, в нескольких метрах от двери
действует  световой  луч,  а  здесь  регистрируется  число  прерываний   -
дополнительный контроль для старого Джима:  не  переступил  ли  кто-нибудь
порог его крепости... Не переступил ли кто-нибудь... Минутку! -  Казалось,
ему что-то пришло в голову, - Мистер Мэттисон, могли бы вы снова пройти  к
рубильнику? Когда я сделаю  знак,  отключите,  пожалуйста,  ток  движением
рукоятки вниз.
   - И тогда откроется дверь? - спросил лейтенант.
   - Если бы! Скорее она крепче запрется.
   - Тогда зачем все это? - Мэттисон был  раздражен  тем,  что  теперь  он
должен опуститься до роли ассистента старого профессора.
   Но Гарденер уже настолько овладел положением, что  не  обратил  на  это
никакого внимания.
   - А вы, - повернулся он к репортеру, - стойте на углу коридора  и,  как
только свет погаснет, пройдитесь еще раз к двери и обратно.
   Потом он махнул рукой, Мэттисон послушно отключил ток,  репортер  дошел
до двери и крикнул: "Нет, она действительно не открывается!",  -  вернулся
ощупью и сказал:
   - Можете снова включать!
   Когда снова вспыхнул свет, они увидели, что "14" уступило место "16".
   - Идиотство! - пробормотал Гарденер.
   - Да в  каждом  порядочном  магазине  есть  фотоэлементы,  -  проворчал
раздосадованный Мэттисон. - Чего тут странного?
   - Я не это имею  в  виду,  -  дружелюбно  ответил  ученый,  -  но  ваше
представление о случившемся кажется мне неполным.
   - Предоставьте это мне, - грубо парировал лейтенант.  -  Думайте  лучше
над тем, как нам выйти!
   - Минутку, дядя Сэм! - вмешался репортер. - Мы все сидим в одной лодке,
и я считаю, что мистер Гарденер - единственный среди  нас,  кому  подходит
роль рулевого!
   Чарльз Гарденер вернулся к теме, сказав:
   - Давайте сядем и поразмыслим. Все остальное бесплодно.
   Они сели. Чарльзу вдруг показалось,  что  неприятный  запах  разложения
стал почти неощутим. Конечно, вентиляция! Техника должна быть  удобной,  и
дверной замок тоже, несомненно, "имеет удобное решение, только вот пока не
поддающееся разгадке.
   - Итак, что же это за цифры? - спросил репортер.
   -  Просчитайте  сами!  -  ответил  Гарденер.  -  Конечным  числом  было
шестнадцать. Четырежды  вы  пересекали  луч  по  моей  просьбе.  Вычитаем,
остается двенадцать. Затем мы трое ходили к двери и обратно - итого  шесть
импульсов, остается шесть в запасе.
   - Правильно! - воскликнул Уилкинс. - Это  и  было  как  раз  то  число,
которое я сначала увидел!
   - Вот видите, - отозвался Гарденер, - а до этого мы  трое  вошли  сюда,
это составляет три импульса, итого осталось три, - Ученый замолчал, словно
этим было сказано все.
   - Ну, а дальше что? - спросил Сэм.
   - Ой, послушайте! - взволнованно сказал  репортер.  -  Мне  теперь  все
ясно. Один импульс, когда  Баткинс  вышел  из  дома,  второй  -  когда  он
вернулся. Итого два. А от кого третий?
   - Может, кто-нибудь обнаружил дверь открытой, - предположил  лейтенант,
- и решил прогуляться по дому? А что  вы  думаете  -  сколько  еще  бродяг
кругом!..
   - Но тогда он должен быть еще здесь! - вскочил Уилкинс. - Мы должны тут
все обыскать!
   - А кто, - спросил без малейших  признаков  волнения  Гарденер,  -  кто
выключил свет?
   Лейтенант и репортер недоуменно смотрели на него.
   - Скорее всего, дело обстоит так, - медленно  объяснял  ученый,  -  что
дверь не отпирается и не запирается, пока  отключен  ток.  Таким  образом,
Джим Баткинс не мог выключить ток, прежде чем уйти, иначе он не вошел  бы.
В то же время, когда он отпирал дверь, ток еще должен был быть включенным,
иначе он не смог бы ее отпереть, - это уже доказал мистер Уилкинс.  Кто-то
должен был отключить свет именно в тот  момент,  когда  Джим  Баткинс  уже
открыл дверь. Кстати, в этом и объяснение, что Баткинс со страху не  нашел
рубильника и перепутал направление. Но кто это был?
   - А здесь действительно только один вход?
   - Конечно, этот факт был даже предметом гордости Баткинса.  К  тому  же
пришло это письмо. Кто-то ведь отправил его.
   - Что за письмо? - спросил с любопытством репортер.
   Гарденер молча протянул ему конверт, полученный им сегодня пополудни.
   Лейтенант тупо размышлял. Его безмерно бесило то, что он здесь протирал
штаны, как школьник, в то время как, возможно, в каком-нибудь ящике  шкафа
в этом доме лежат спрятанные вещи, которыми директор  банковского  филиала
мог бы заинтересоваться больше, чем самим вымогателем. Нет,  хватит!  Пора
действовать!
   Он встал, не зная, с какой из дверей лучше начать. Но тут ему бросилось
в глаза, что двери не имели ни ручек, ни замков. Когда он,  не  раздумывая
больше, подошел вплотную к  одной  из  них,  она  сама  беззвучно  ушла  в
стену...
   За дверью они обнаружили чисто  прибранные,  уютные  и  комфортабельные
жилые помещения: кухню, спальню -  лишь  с  одной  кроватью,  как  отметил
лейтенант, - и жилую комнату. В этой последней Гарденер  сделал  открытие,
очень его удивившее. На столике рядом с  креслом-качалкой  валялась  целая
куча уголовных и бульварных романов дешевого сорта, а напротив  кресла,  в
отдалении, стоял телевизор. Это  поистине  совершенно  не  соответствовало
образу человека, с которым был знаком  Чарльз  Гарденер,  и  противоречило
всему, что когда-либо говорил о таких вещах покойный.
   Из гостиной они попали в настоящую анфиладу  лабораторий  и  мастерских
небольшого размера,  один  вид  которых  привел  Гарденера  в  упоительный
восторг.  Лейтенанту  и  репортеру  эти  приборы  и  машины,  механизмы  и
приспособления ни о чем не говорили,  зато  старого  ученого  не  покидало
чувство изумления, к которому примешивалась  обычная  зависть,  -  у  него
просто руки чесались от желания поработать со всеми этими  современнейшими
приборами. По оборудованию лабораторий он заключил, что в последнее  время
Джим Баткинс должен был заниматься без малого дюжиной областей науки, и он
задал себе вопрос, не было ли это нечто большее,  чем  баловство,  физика,
химия,   физиология,   биохимия,   бионика,   физика    высоких    частот,
электронно-вычислительная техника - как мог одиночка успешно  работать  во
всех этих отраслях, где и поныне  еще  малейший  прогресс  в  какой-нибудь
частичной проблеме был немыслим без совместных усилий целой группы ученых?
   - Да пойдемте же, - настаивал  лейтенант,  -  это,  возможно,  и  очень
интересно для вас, но сейчас нам ничем не поможет!
   Следующая дверь, открывшаяся перед ними, привела их в рабочий  кабинет,
выполненный с геометрическим изяществом. Все  здесь  в  изогнутых  линиях,
поверхностях и объемах  напоминало  о  математических  функциях.  Конечно,
опять лишь Чарльз Гарденер смог  оценить  это  по  достоинству,  но  и  на
остальных, кажется, увиденное произвело впечатление.
   - Вероятно, хозяин враждебно относился к жизни? -  спросил  недоверчиво
репортер. - Видно даже по мелочам.
   - Не к жизни, скорее - к людям! - пожал плечами Гарденер.
   Лейтенант не участвовал в разговоре. Он подошел к письменному  столу  и
вынул из ящика для бумаг записку.
   - Что это такое? - спросил он и  подал  бумагу  Гарденеру.  Там  стояло
только несколько букв: "ENIHCM".
   Ученый долго созерцал их. Потом признался:
   - Не знаю. Это не формул