- Сначала мы все были вместе. А затем их куда-то перевезли. Больше  я
их не видела.
   - А тебя почему здесь оставили?
   - Я кинулась на Экрама с кулаками. Он  подложил  меня  под  какого-то
садиста, который разорвал меня по швам. Я не знаю, как я осталась  жива.
После того как я ударила Экрама, он  меня  сюда  притащил  и  надругался
вместе со своими дружками.
   - А ты здесь давно?
   - Я не знаю. Может, давно, а может, и нет. Мне  кажется,  что  давно.
Меня постоянно бьют. Не кормят, только дают воды, а иногда и  вообще  не
заходят. Забывают, наверно.
   В  тот  момент,  когда  Ленка  принялась  освобождать  ноги  девушки,
несчастная застонала и скорчилась от боли. = - Что у тебя с ногами? - не
на шутку перепугалась Ленка и сморщилась  от  ужасного  запаха,  который
говорил о том, что пленницу ни разу не выводили в туалет.
   - Не знаю. Сначала я их не чувствовала, а теперь,  когда  вы  до  них
дотронулись, мне стало очень больно. .Никакой мочи нет.
   - Потерпи.
   - Девочки, родные, вы сами-то откуда?
   - Мы из Москвы, - не слишком уверенно ответила я. От невыносимой вони
к моему горлу подступила страшная тошнота.
   - Девочки, родные, я вас очень прошу.  Мне  уже  не  жить.  Вы  лучше
убегайте побыстрее отсюда, пока с вами не сделали то же, что и со  мной.
Я вас умоляю, помогите мне, пожалуйста. Помогите...
   - Мы и так тебе помогаем.
   - Нет, не так.
   - А как?
   - - Убейте меня, пожалуйста. Родненькие мои, убейте!
   - Ты что такое несешь? Ты еще молодая. Тебе жить да жить.  -  Ощутив,
что  я  все  же  могу  справиться  с   резким   приступом   тошноты,   я
почувствовала, как на мои глаза  накатились  слезы.  -  Тебе  еще  детей
рожать и воспитывать...
   - Никого мне уже не  рожать  и  не  воспитывать.  Мне  уже  никто  не
поможет. Убейте меня, пожалуйста. Я вас умоляю. Меня зовут Ника. Вернее,
это меня мама так всегда называла, а вообще  мое  полное  имя  Вероника.
Вероника Темнова. Я из Воронежа. У меня адрес легкий.
   Я в самом центре живу. Город Воронеж, улица Ленинского Комсомола, дом
пятнадцать,  квартира  семь.  Там  живут  мои  мама  и  папа.  Я  у  них
одна-единственная.  Они  меня  очень  любят  и  очень  сильно  за   меня
переживают. Просто мы очень бедно живем, вот я и хотела им  хоть  как-то
помочь. Денег привезти, чтобы они гордились, какую  дочь  вырастили.  Вы
когда до родины доберетесь, вы, пожалуйста, как будет  свободное  время,
наведайтесь в Воронеж, обнимите моих родителей и скажите, что я их очень
люблю. Они у меня очень хорошие. Мама в библиотеке работает, а  папа  на
стоянке машины сторожит. Они дружно живут и по мне скучают. А  рядом  со
мной на лестничной площадке,  в  восьмой  квартире,  мой  парень  живет,
Гришка. Он очень хороший. Он из армии недавно пришел,  а  я  честно  его
дождалась. Каждый день ему письма писала. Он  не  хотел,  чтобы  я  сюда
ехала, но я  его  сама  уговорила.  Сказала,  как  только  по  контракту
отработаю и вернусь, мы сразу поженимся. Гришка  обещал  сюда  приехать,
меня навестить. Девочки, скажите ему, что я его  очень  люблю,  что  мне
никто, кроме него, не нужен, что те два года, когда он был в армии, я ни
на одного парня даже  не  посмотрела.  Он  у  меня  один-единственный  и
неповторимый. Скажите ему, что я даже на  том  свете  любить  его  буду.
Потому что люди умирают, а настоящая любовь жива всегда.
   - Господи, не говори ничего. Ты будешь жить.
   Взяв девушку за руки и за ноги, мы поволокли ее вверх  по  ступенькам
на улицу. Конечно же, в глубине души  мы  обе  понимали  то,  что,  даже
вытащив ее на улицу и напоив водой, мы вряд ли сможем ей чем-то  помочь,
потому что сейчас мы сами нуждались в помощи. Мы обе об этом  знали,  но
боялись произнести эту мысль вслух.
   Девушка по-прежнему стонала и постоянно повторяла одну и ту же фразу.
   - Девочки, родненькие, ну прекратите вы меня  мучить.  Я  умоляю  вас
меня убить. Я сама вас об этом прошу.
   Девочки...
   - Ну что ж ты такое говоришь! - смахнула слезы Ленка.  -  Как  же  мы
можем своих-то добивать. Мы же соотечественницы... Мы обязаны друг Другу
помогать.
   Обязаны...
   Положив девушку прямо на землю у входа в дом, я посмотрела  на  Ленку
усталым взглядом и еле слышно произнесла:
   - Лен, а куда мы с ней?
   - Не знаю, - пожала плечами та. - Если  мы  возьмем  ее  в  горы,  то
загнемся в горах вместе с ней. Нет гарантий, что мы сами выживем.
   Я склонилась над девушкой и как-то глухо произнесла:
   - Ника, ты на свободе. Мы вытащили  тебя  из  подвала.  Уже  начинает
светать. Надо что-то делать. В любой момент сюда могут  приехать  друзья
Экрама. Скажи, что ты сейчас хочешь?
   - Я хочу, чтобы вы меня убили, - так же глухо ответила девушка.
   - Ты пить хочешь?
   - Очень.
   - А может, чего-нибудь покрепче? Может, водки?
   Она очень хорошо идет как болеутоляющее.
   - Я хочу, чтобы вы меня убили.
   Я подняла голову и посмотрела на Ленку.
   - Ленка, принеси воды и водки. И собери, пожалуйста,  нам  что-нибудь
поесть. Там, на кухне, стоит корзина.
   Неизвестно, сколько времени нам в горах бегать. Главное, не умереть с
голода.
   Как только Ленка вновь вошла в дом, я  попыталась  приподнять  голову
девушки, но та довольно громко застонала.
   - Тебе больно?
   - Да. Голова болит.
   - Может, тебе там еще что-нибудь, кроме носа, сломали?
   - Не знаю.
   - Господи, на тебе есть хоть одно живое место?
   - Не знаю, - словно в бреду повторила девушка.
   Положив голову девушки себе  на  колени,  я  стала  гладить  Нику  по
грязным, мокрым и слипшимся волосам и медленно заговорила:
   - Ника, понимаешь, я совершенно не  знаю,  что  делать.  Если  бы  мы
сейчас были в России, то я бы вызвала "скорую помощь" и тебя бы увезли в
реанимацию. Но мы находимся в чужой стране, да еще нелегально, на правах
проституток. А ты сама знаешь, что  у  проституток  вообще  нет  никаких
прав. Тебе нужна срочная медицинская помощь, и я не знаю, где ее  взять.
Идти ты тоже не можешь.
   Да и далеко мы тебя не унесем. Машины у нас тоже нет.
   Если бы у нас была машина и мы бы  знали,  где  находится  российское
консульство, мы бы положили тебя прямо возле него. Российский консул  бы
выглянул в окно, спустился, услышал, что ты говоришь  по-русски,  понял,
что ты русская, и обязательно бы оказал тебе помощь. Не сам, конечно,  а
отправил бы тебя в больницу. Но у нас  нет  ни  адреса  консульства,  ни
машины, чтобы тебя до него довезти. У нас вообще ничего нет. Я  чувствую
себя виноватой в том, что мы ничем не можем тебе  помочь.  Это  страшно,
когда рядом с тобой находится еще живой человек, который может умереть в
любую минуту, а ты ничего не в силах для него сделать. Я  ненавижу  себя
за свою беспомощность. Ненавижу. Мы не можем взять тебя с собой в горы и
не можем оставить тебя здесь умирать, потому что  в  любой  момент  сюда
могут вернуться турки. Они наверняка начнут  издеваться  над  уже  почти
бездыханным телом. Ты так настрадалась, что мне даже страшно подумать  о
том, что у тебя могут быть новые страдания.
   - Вы можете меня убить, -  простонала  девушка  и  закрыла  глаза.  -
Пожалуйста....
   Показалась Ленка, несущая в руке бутыль турецкой  водки  и  несколько
бутербродов.
   - А где корзина с провизией?
   - Я не могу все за один раз унести.
   Ленка была заметно напугана и даже не пыталась этого скрыть.
   - Лен, ты что, покойников боишься? У тебя такое лицо...
   - Посмотрела бы я, какое у тебя лицо было...
   Не говоря ни единого слова, Ленка открыла  бутыль  и  принялась  пить
прямо из горлышка. При этом она ужасно морщилась и было видно,  что  она
вливает в себя заморское зелье с отвращением, через не могу.
   - Да что ж ты так квасишь-то это пойло...
   - Свет, скажи, когда мы уходили, Экрам лицом кверху лежал?
   - Да. Мы ж у него по карманам шарили и нашли двести  долларов.  Мы  ж
его сами перевернули.
   - Это я помню.
   - А зачем ты тогда спрашиваешь, если ты все помнишь? -  почувствовала
неладное я.
   - А руки у него как лежали?
   - Как? Обыкновенно... -  Я  ощутила,  как  по  моей  спине  пробежали
мурашки. - А что?
   - Он руки на груди скрестил.
   - Как это скрестил?! Он же мертвый, а это значит, что и руки  у  него
мертвые.
   - Я тебе говорю, он руки скрестил. Ну, так, как  настоящий  покойник.
Как будто он молится.
   - Лен, ты чего несешь-то? Ты, наверно, слишком много  турецкой  водки
выпила.
   - Водка тут ни при чем. Так он еще и пледом накрылся.
   - Как накрылся? - я начинала злиться и пыталась  понять,  что  именно
так сильно подействовало на Ленку - турецкая водка или известие о гибели
матери.
   - Я зашла на кухню, а Экрам лежит, накрытый их национальным пледом. Я
плед приподняла и увидела, что у него руки  на  груди  скрещены,  как  у
покойника.
   - Лен, но ведь он мертвый! - не выдержав, закричала я.
   - Я понимаю, что не живой...
   - У тебя галлюцинации.
   - Да нет у меня никаких галлюцинаций.
   Увидев, что подруга опять  глотнула  турецкой  сивухи,  я  попыталась
выхватить у нее бутылку, но Ленка стала сопротивляться.
   - Не трогай. У меня, может, единственная радость в жизни осталась.  У
меня матери не стало. Я имею полное право.
   - О какой радости ты говоришь. Нам надо скоро отсюда ноги уносить,  а
твои ноги от этой дряни могут нас подвести. Ты бы  лучше  Нику  напоила.
Человек без наркоза такие адские боли терпит.
   - Сейчас напою. А ты пойди на Экрама полюбуйся.
   Может, у тебя тоже галлюцинации.
   - Уж если у кого из нас и есть галлюцинации, так  это  у  тебя.  Пить
меньше надо, а то дорвалась до  водки  и  про  собственную  безопасность
забыла. Как я побегу с тобой в горы, если ты под  любым  кустом  заснуть
можешь?!
   - А куда нам с тобой торопиться... У нас что, обратные билеты есть  и
мы на самолет опаздываем?
   - Да иди ты...
   Я аккуратно положила Никину голову на землю и пошла в дом.
   - Допилась. Экрам у  нее  ожил...  Непонятно,  что  дальше  будет,  -
недовольно бурчала я себе под нос.
   Как только Ленка принялась  отпаивать  Нику,  я  зашла  в  дом  и  на
сгибающихся ногах прошла на кухню.
   Чувство страха захватило меня изнутри и  завладело  каждой  клеточкой
моего тела. Картина, которую мне довелось  наблюдать,  едва  не  свалила
меня с копыт. Пройдя на кухню, я громко вскрикнула и потеряла дар речи.
   Экрам лежал на том же самом месте, на  котором  мы  его  и  оставили.
Только не было видно ни его лица, ни его тела.
   Он был накрыт красочным турецким национальным пледом, из-под которого
торчали только ноги, обутые в обшарпанные, видавшие виды тапочки.
   - Бог мой! - в сердцах прошептала я и слегка попятилась обратно.
   Поверх пледа лежала свежая алая розочка, словно ее только что срезали
и положили на покрывало. Не было никаких сомнений в том, что  алая  роза
говорила о чьей-то скорби. Только вот чьей...

Глава 9

   В отличие от изрядно подвыпившей  Ленки  я  прекрасно  понимала,  что
Экрам не мог сложить руки на груди, укрыться пледом  и  положить  сверху
алую розу. Экрам мертв, тут нет никаких сомнений. Значит, кто-то  сделал
это за него... Но кто?! Этот кто-то все видел, и этот  кто-то  находится
поблизости. Посмотрев на пустую корзину, я не  решилась  собрать  в  нее
провизию и мысленно позавидовала  своей  бесстрашной  подруге,  которая,
несмотря на явно надвигающуюся опасность, умудрилась взять бутыль  водки
и достать из холодильника несколько бутербродов. Не став в очередной раз
испытывать судьбу, я бросилась прочь по  плохо  освещенному  коридору  в
сторону выхода и, споткнувшись обо что-то, валявшееся на полу, чуть было
не грохнулась, но все же,  выскочила  на  улицу  и  остановилась  только
тогда, когда оказалась рядом с Ленкой.
   - А где корзина с провизией? - совершенно  спокойно  поинтересовалась
та, не обращая даже малейшего внимания на мой перепуганный вид.
   - На кухне. Ленка, у тебя не галлюцинации. Я видела Экрама. И плед  и
розу...
   - Какую розу?
   - Алую, ту, которая на пледе лежала.
   - Я не понимаю, о чем ты говоришь.
   - Я говорю о розе.
   - Не знаю. Лично я никакой розы не видела.
   - Как это не видела?! Экрам накрыт пледом, а сверху лежит алая  роза!
- я просто не могла удержаться и от дикого волнения перешла на крик.
   - Когда я была на кухне, там никакой розы не было.
   И где Экрам ее раздобыл? А эта роза живая?
   - Конечно. А почему она должна быть мертвой?!
   - Мало ли. Можно подумать, ты не знаешь о том, что цветы  могут  быть
как живые, так и мертвые. Странно.
   - Что странно-то?! - начала я терять терпение.
   - Странно то, что тут могла оказаться живая роза.
   В этой хибаре вообще нет живых цветов. Может, их здесь  где  в  горах
выращивают?
   - Лен, ты что, совсем ничего не соображаешь?!
   Экрам здесь ни при чем. Если в тот момент когда ты была на  кухне  не
было розы, значит, она появилась, когда ты ушла.  Кто-то  положил  розу,
когда ты вышла из кухни и я в нее зашла. Неужели ты  не  поняла,  что  в
доме кто-то есть?!
   - Кто?
   - А что ты меня-то спрашиваешь? Я не знаю. Но  в  доме  кто-то  есть.
Кто-то пристально за нами следит, и этот кто-то очень сильно скорбит  по
Экраму.
   - Но ведь мы проверяли весь дом и там никого не было...
   - Значит, плохо проверяли.
   - Мы же с тобой весь дом кверху дном перевернули.
   Может, мы имеем дело с привидением?!
   - Лен, мы с тобой уже не в том возрасте, чтобы верить в приведения.
   - Не скажи, в любом возрасте можно встретить такое, чему нельзя найти
объяснение.
   - Например, накрытый пледом Экрам, - довольно  язвительно  произнесла
я.
   - А почему бы и нет.
   Увидев, что Ленка просто фонтаном льет водку в рот  и  без  того  еле
живой девушке, я отобрала бутылку и наклонилась над Никой.
   - Лен, она же захлебнуться может. Ну что ты делаешь?!
   - Я человеку наркоз даю.
   - Но не в таких же дозах. Ника, ты как? Тебе не лучше?
   - Не знаю.
   - Может, у тебя болеть меньше стало?
   - Не знаю. Девочки, родненькие, убейте меня, пожалуйста.
   Увидев, что уже почти рассвело, я  толкнула  пьяную  Ленку  в  бок  и
огляделась вокруг.
   - Лен, уже светает, что делать-то?
   - Не знаю. Ты сама настояла на том, чтобы мы  освободили  девушку,  а
теперь спрашиваешь, что с ней делать.
   С ней мы далеко не убежим и оставлять ее тоже нельзя.
   Непонятно, кто в доме шатается. Нужно  узнать,  кто  здесь  прячется.
Пойдем, посмотрим.
   - Ты считаешь, что мы должны пойти в дом и посмотреть?
   - Конечно. Ты ведь считаешь,  что  любому  непонятному  явлению  есть
объяснение.
   - Считаю, только, может, все-таки не стоит возвращаться в дом?
   - Ты предлагаешь оставаться в неведении и ждать пока кто-то выстрелит
нам в спину?! В конце концов у нас есть оружие, - видимо, выпитая  водка
дала о себе знать.
   Ленкиной смелости не было предела.
   Увидев, что Ленка достала из штанов пистолет и направилась в  сторону
дома, я  затаила  дыхание  и  вытерла  выступивший  на  лбу  пот.  Ленка
остановилась и махнула мне рукой, приглашая меня последовать ее примеру.
- Ну что ты стоишь? Пошли вместе. Надо узнать, кто там прячется.
   Взяв с земли уже почти пустую бутыль, я через силу сделала  несколько
глотков и закусила половиной бутерброда.
   - Господи, и как же можно пить эту гадость?
   - Говоришь, а сама особо не брезгуешь.
   - Это я так, от безысходности.
   - Вот и я пила от безысходности. Мы вообще если здесь что-то  делаем,
то все от безысходности. Пошли посмотрим, что там такое делается. Может,
и в  самом  деле  турецкие  покойники  отличаются  от  русских  и  умеют
шевелиться.
   - Не говори ерунды!
   Пройдя по коридору, я пустила  Ленку  вперед,  так  как  она  держала
пистолет, а сама пошла следом, с трудом вглядываясь в полутьму.  Уже  во
второй раз мы стали открывать двери всех подряд комнат и задавать один и
тот же вопрос: "Есть здесь кто-нибудь?", но, как и  раньше,  в  комнатах
было пусто.
   - Прямо чертовщина какая-то, - с дрожью в голосе произнесла  Ленка  и
выставила вперед руку с пистолетом. - Нет здесь никого...
   - Но ведь кто-то же накрыл Экрама.
   - - Да кто его знает, может, он и впрямь сам накрылся.
   - Лен, ну не говори ерунды. Как маленькая.
   - А это не сказка, а мистика.
   - А мистика и сказки - это одно и тоже.
   - А вот и не одно и тоже. Сказки выдуманы, а мистика.., она реальна.
   - Ой, да ладно тебе.
   Мы приблизились к кухне, валясь с  ног  от  усталости  и  с  каким-то
ужасным предчувствием. Экрам лежал на том же месте, накрытый все тем  же
национальным пледом, поверх которого лежала все та же алая розочка.
   Ленка нагнулась, подняла розочку  и  с  нескрываемым  отвращением  ее
понюхала.
   - Здесь даже цветы другие.
   - Почему?
   - Не знаю. Какие-то некрасивые. Вроде бы розы  сами  по  себе  должны
быть красивые, а эта какая-то захиревшая, словно ее без воды черт  знает
сколько времени держали. Здесь всех морят голодом и жаждой. Даже цветы.
   Все остальные события развивались, словно в  каком-то  фильме  ужасов
или гангстерском  боевике.  Из  коридора  выскочила  маленькая  горбатая
женщина, одетая во все черное, громко завизжала,  подпрыгнула  и  ткнула
Ленку в спину железной  пикой.  Ленка  вскинула  голову,  вскрикнула  и,
уронив пистолет, упала прямо на тело Экрама.
   Поняв, что следующий удар от  загадочной  горбуньи  ожидает  меня,  я
быстро подняла с пола пистолет, сняла его с предохранителя  и  наставила
его на собравшуюся прыгнуть на меня турчанку. Увидев в ее руке еще  одну
отточенную пику, я не стала  раздумывать  и  неожиданно  сама  для  себя
нажала на  курок.  Прозвучал  отчетливый  выстрел.  Как  только  во  лбу
турчанки показалась зияющая рана, горбунья закатила  кверху  глаза  и  с
грохотом рухнула на пол.
   Услышав приглушенные Ленкины стоны, я зарыдала и вытащила пику из  ее
спины. Мои руки тряслись, а голова кружилась, но я знала, что  сейчас  я
обязана мобилизовать все свои силы и помочь Ленке. Затем схватила первое
попавшееся кухонное полотенце и как можно туже перевязала  ей  грудь.  К
счастью, Ленка была живая и даже находилась в сознании, просто она стала
какой-то неестественно  белой,  и  эта  бледность  откровенно  пугала  и
наводила на самые неожиданные мысли.
   - Ленка, ты живая?
   - Вроде бы да.
   - А ты дышать-то можешь?
   - Вроде могу.
   - Что это за тетка?
   - Не знаю. Может, она Экраму женой приходится...
   - Наверно. И как мы ее сразу в доме не обнаружили... Лен, скажи, тебе
плохо?
   - Паршиво.
   - Леночка, миленькая, а что у тебя болит?
   - Спина, грудь...
   - Ты только держись... Слышишь, ты обязательно держись,  а  то,  если
что с тобой случится, то  мне-то  что  тогда  делать?!  Я  тебя  умоляю,
держись.
   - Я держусь...
   - Вот и умница. Вот и молодец. Обязательно держись.
   - Я держусь, - повторила Ленка и слегка застонала.
   - Тебе очень больно?
   - Паршиво.
   - Ты только не умирай, - я говорила и буквально обливалась слезами.
   - Я не умру, - пообещала мне Ленка.
   - Ты мне обещаешь?
   - Обещаю.
   - Поклянись.
   - Клянусь.
   Подойдя к окну, я увидела, что уже окончательно рассвело, и, повернув
голову в Ленкину  сторону,  заметила,  что  на  ее  полотенце  выступили
капельки крови.
   - Лен, что делать-то? Уже совсем светло. Надо уходить в горы, но  как
теперь уходить-то? Только  бы  эта  проклятая  пика  не  задела  никакие
органы. Ты как себя чувствуешь?
   - Голова кружится и в ушах гудит.
   - Ты мне поклялась, что не умрешь.
   - Я помню. Если поклялась, значит, не умру.
   - Ты же знаешь, что мысль материальна? - я тихонько всхлипывала и тут
же смахивала слезы.
   - Знаю.
   - Так вот, сейчас все зависит только от тебя.
   Ты должна дать себе установку на жизнь. Понимаешь?!
   Ты должна сама себе сказать, что ты будешь жить, и  вот  увидишь,  ты
обязательно будешь жить. Вот увидишь.
   Ты должна жить, несмотря ни на что, потому что тебе еще с