очкой  и  напечатанное  праздничное  поздравление.
Твоя сережка чуть не выбила мне стекла в очках, когда я нагнулся к тебе,
желая дотронуться до мягкой отмершей ткани там, где прежде был закреплен
слуховой аппарат. "Упаковать, это тоже упаковать!" - кричу я этим, кото-
рые с восстанием разбираются, но они, похоже, и слушать меня  не  хотят,
все до них не доходит, что восстание-то взаправду, и наш запас  питьевой
воды подошел к концу, и деньги у нас не те, что были, совсем не те.
   Мы подвели электропровода к мошонке пленного индейца. А я все сижу, и
набираюсь все сильнее да сильнее, и все яснее  да  яснее  чувствую,  что
влюблен. Когда мы пустили ток, он  заговорил.  Зовут  его,  оказывается,
Густав Ашенбах. Родился он в городке Л., уездном городе, провинция Силе-
зия. Его отец занимал видную должность в адвокатской корпорации, а пред-
ки все до единого были либо военные, либо функционеры-чиновники, либо из
судейских... Знаете, невозможно приласкать девушку во второй раз или ка-
кой хотите раз так же, как в первый, - а ведь вам ужас до  чего  хочется
взять ее за руку, подержать, еще что-нибудь такое же или там  посмотреть
на нее как-то по-особенному, в общем, хочется снова испытать что-то  од-
ному вам известное, мгновенье или, не  знаю,  состояние  необыкновенное.
Вот в Швеции ребятишки подняли радостный крик, хотя ну ничего мы не сде-
лали такого замечательного, просто вылезли из автобуса, сгибаясь под тя-
жестью сумок с пивом и бутербродами с печеночным  паштетом.  Направились
мы в старую церковь, уселись там, где прежде короли сиживали. Помню, еще
органист там играл для практики. А рядом с церковью было кладбище, мы  и
туда сходили. Плита: "Здесь лежит Анна Педерсен, добрая женщина".  Я  на
эту плиту положил гриб. Командующий бригадой уборщиков по  переговорному
устройству докладывает: свалка пришла в движение.
   Джейн! Из уведомления Международной помощи бедствующим я  узнал,  что
тебя избил лилипут в баре на Тенерифе. Что-то на тебя не похоже,  Джейн.
Я бы скорее поверил, что это ты влепила лилипуту в  его  лилипутий  пах,
прежде чем он успел вонзить зубки в твою вкусную притягательную ножку, а
что, разве нет, Джейн? Твой роман с Харолдом предосудителен,  Джейн,  да
ты и сама это знаешь, ведь так? У Харолда есть жена, Нэнси. А  еще  надо
подумать про Паулу (дочка Харолда) и про Билли (его сын). Я считаю,  что
у тебя странная система ценностей, Джейн! Язык  всюду  протягивает  свои
щупальца, и весь мир, ими опутанный, становится неотвязным, непристойным
единством.
   И никогда уже не вернуться к блаженствам,  какие  бывали  прежде,  не
вспомнить это расчудесное тело, этот  достойнейший  дух,  которому  дано
восстанавливать мгновенья, являвшиеся один раз, или два, или много  раз,
когда кругом восстание или когда кругом вода. Накатывающий  национальный
консенсус команчей с трех сторон смёл наши защитные порядки. Блок  палил
из проржавевшей винтовки с верхнего этажа  здания,  которое  строили  по
проекту мастерской "Эмери Рот и сыновья". "А стол - вон  там,  видите  -
можно запаковать?" - "Да пошел ты со своим столом вместе!" Отцов  города
привязали к деревьям. Мрачные воины в своих лесных одеяниях  вламываются
прямо мэру в пасть. "Ты кем хотел бы стать?" - спрашиваю я Кеннета, и он
говорит: "Жаном Люком Годаром", - только не сразу говорит, а потом, ког-
да стало можно разговаривать в просторных, хорошо освещенных помещениях,
в тихих галереях, где испанские черно-белые ковры и провоцирующая  споры
скульптура на вмурованных в пол красных катафалках. Противная ссора  ос-
талась валяться в постели набухая. Я глажу тебя по белой, сплошь в  шра-
мах спине.
   Вдруг мы перебили черт знает сколько на южной окраине, пустив в  дело
вертолеты и ракеты, но оказалось, что все они были дети, а на  их  место
прибыло еще больше и с севера, и с запада, и с востока, и отовсюду,  где
дети, которые еще только собираются жить. "Кожа ужасная, - ласково  про-
говорила мисс Р. в белой, то есть желтой комнате. - Вы находитесь в  Ко-
митете милосердия. Снимите, пожалуйста, пояс и выньте из  ботинок  шнур-
ки". Я снял пояс, вынул шнурки и (дождь  с  гигантской  высоты  поливает
молчащие проспекты, падает на чистенькие, опрятные кварталы домов  пред-
местья) стал с ними лицом к лицу -  черные  глаза,  разрисованные  рожи,
перья, бусины на шее.

   Стеклянная гора

   1. Я пробовал залезть на стеклянную гору.
   2. Стеклянная гора стоит на углу Тринадцатой стрит и Восьмой авеню.
   3. Я достиг нижней площадки.
   4. Народ меня разглядывал.
   5. Я тут человек новый.
   6. Хотя знакомые тоже имеются.
   7. На ногах у меня монтерские кошки, а на  запястьях  по  толстенному
тросу, с такими водопроводчики ходят.
   8. Высота была уже 200 футов.
   9. Ветер, ну просто жуть.
   10. Знакомые стоят толпой у подножья и все меня подбадривают.
   11. "Эй ты, шизанутый".
   12. "Чего встал, задница".
   13. В городе про стеклянную гору знает каждый.
   14. Те, кто тут давно живет, такое вам про нее наговорят.
   15. И приезжим показывают.
   16. Вы рукой к нему притроньтесь, к склону этому, знаете, до чего хо-
лодный.
   17. А если внутрь заглянуть, там, жутко  глубоко,  что-то  такое  бе-
ленькое с голубым да все искры, искры.
   18. Вымахала над Восьмой авеню, как небоскреб какой-нибудь с офисами,
залюбуешься.
   19. Вершины-то вообще не видно, в облаках она, а если день ясный, так
упирается прямо в солнце.
   20. Так, скинул трос с правой руки, а с левой пока не стал.
   21. Рукой свободной вверх, вверх, чуточку бы выше прихватить,  там  и
ноги подтяну.
   22. Стоило стараться - и на полкорпуса не продвинулся.
   23. Знакомые всё кричат, всё подбадривают.
   24. "Во мудак".
   25. Я тут человек новый.
   26. Кругом полно людей, у которых глаза так и бегают.
   27. То есть смотри в оба.
   28. Сотни их,  молодые,  здоровенные,  только  зазевайся,  загонят  в
подъезд или куда-нибудь за машину и пушку на тебя наставляют.
   29. А старички трусят себе мимо, собачка на поводке.
   30. Дерьма этого собачьего, прямо все тротуары завалены, так и  блес-
тит-переливается, и охра тебе, и умбра, и желтое с ядом, а там, надо же,
сиена, а еще такое голубоватое с отливом, ну и черное, конечно, что тебе
агат, и розовое, как будто экстрактом марены подкрасили.
   31. Тут недавно поймали одного, который деревья портил, видите, целая
аллея вязов под корень спилена, ну вон где стоят бюсты героев.
   32. Бензопилой, уж точно бензопилой.
   33. Я тут человек новый, хотя знакомых в общем-то уже порядочно.
   34. Вот они, знакомые эти, передают друг другу бутылку, темное  стек-
ло.
   35. "По яйцам врежут, и то не так больно".
   36. "Ага, или острой палкой в глаз".
   37. " Мокрой рыбой под дых".
   38. "Кирпичом по загривку".
   39. "Как думаешь, навернется, так сразу и кранты, а?"
   40. "Вот бы поглядеть. Кровищи небось будет, никаких платков не  хва-
тит".
   41. "Ну и говнюк".
   42. Высвобождаю левую руку, правая как была.
   43. Вверх давай, вверх.
   44. Чтобы лезть на стеклянную гору, нужен толковый резон.
   45. Сроду никто на нее не лез с научными целями,  или  желая  просла-
виться, или из-за того, что гора неприступна.
   46. Все эти резоны толковыми не назовешь.
   47. Однако толковые резоны существуют.
   48. Там на самом верху замок из чистого золота, а в покоях...
   49. Знакомые орут мне во всю глотку.
   50. "Прям счас шею свернешь, спорим на десятку".
   51. ... а в покоях магический символ...
   52. Правую руку высвободил, левой цепляюсь.
   53. И вверх.
   54. Холодина здесь жуткая, а как вниз отсюда посмотришь,  с  206  фу-
тов-то, совсем скверно делается.
   55. У подножья трупов-то, трупов навалено, и лошади, и  всадники  ка-
кие-то еще барахтаются, вопят.
   56. "Ослабление либидозного интереса к реальности в  последнее  время
перестало ощущаться" (Антон Эренцвейг).
   57. У меня в башке все какие-то вопросы крутятся.
   58. А правда бы нашелся такой, кто на эту стеклянную гору  полезет  и
головой рискнет, только чтобы магический символ расколдовать?
   59. Теперь эго у всех вон до чего сильное, может, и не нужны они, ма-
гические символы?
   60. Подумал и решил: нет, нужны, и на гору лезть тоже нужно.
   61. А если не так, то какого черта я ошиваюсь на  высоте  206  футов,
прямо над этими спиленными вязами, обрубочки еще белые совсем.
   62. Вот уж кто точно на гору не вскарабкается, так это рыцари в  пол-
ных доспехах да верхами, искры вжик, вжик из-под копыт.
   63. Нижеперечисленные рыцари попробовали гору  одолеть,  а  сейчас  у
подножья валяются да кряхтят: сэр Джайлс Гилфорд, сэр Генри Ловелл,  сэр
Альберт Денни, сэр Никлас Во, сэр Патрик Гриффорд, сэр  Джисбурн  Гоуэр,
сэр Томас Грей, сэр Питер Колвилл, сэр Джон Блант,  сэр  Ричард  Вернон,
сэр Уолтер Уиллоугби, сэр Стивен Спир, сэр Роджер Фолконбридж, сэр  Кла-
ренс Воэн, сэр Губерт Ратклифф, сэр Джеймс Тиррел, сэр  Уолтер  Герберт,
сэр Роберт Бракенбери, сэр Лайонел Бофорт и еще многие джентльмены.
   64. Мои знакомые шастают среди павших рыцарей.
   65. Перстни там всякие подбирают, бумажники, карманные часы, сувенир-
чики, для дамы сердца припасенные.
   66. "Благоразумие граждан, свободных от сомнений в своих возможностях
и силах, способствовало чувству уверенности, которое воцарилось в  нашей
стране" (мсье Помпиду).
   67. Золотой замок охраняет иссохший орел с огненными рубинами  вместо
глаз.
   68. Высвобождаю левую руку и думаю, а что, если...
   69. Мои знакомые выдирают золотые коронки у рыцарей, которые окочури-
лись, хотя еще не совсем.
   70. Кругом полно людей, которые скрывают чувство уверенности за прес-
ледующим их смутным страхом.
   71. "Широко распространенный символ (например, соловей, который обыч-
но ассоциируется с меланхолией), хотя он и обладает смысловым содержани-
ем, закрепленным за ним в результате традиционного употребления, не  мо-
жет считаться наглядным знаком (подобно цветам светофора), так как  при-
нято считать, что символ способствует пробуждению более глубоких  чувств
и наделен качествами, не исчерпывающимися набором доступных глазу харак-
теристик" ("Словарь литературных терминов").
   72. Мимо меня пролетает стайка соловьев, у каждого  по  светофору  на
лапке.
   73. А надо мною появляется рыцарь в броне бледно-розового колера.
   74. И тут же грохается, визжит стекло, по которому царапают доспехи.
   75. Пролетает мимо да этак искоса на меня поглядывает.
   76. Пролетает и бормочет: "Muerte".
   77. Скидываю трос с правой.
   78. Мои знакомые спорят: кому из них достанется после меня квартира?
   79. Прикидываю, не проникнуть ли мне в замок обычным способом.
   80. Обычный способ проникновения в замок вот какой:  "Орел  стальными
своими когтями впился в нежную грудь юного героя, а тот сносил боль,  не
издавая ни звука, и лишь все сильнее сжимал пальцами лапы своего  врага.
Охваченный ужасом, орел взмыл вверх вместе с героем и начал делать круги
над замком. Юноша отважно продолжал с ним биться. В бледных  лучах  луны
слабо поблескивала под ними крыша дворца, напоминавшая тускло светящийся
фонарь, а дальше виднелись бойницы и галереи на  башне  замка.  Выхватив
из-за пояса свой верный кинжал, юный герой отсек орлу обе ноги.  С  воем
орел взмыл еще выше, а юноша мягко приземлился на просторном балконе.  В
ту же секунду широко распахнулась дверь, перед ним предстал сад,  полный
цветов и благоуханий, а посреди лужайки стояла прекрасная  заколдованная
принцесса" ("Золотая книга сказок").
   81. Мне стало страшно.
   82. Ведь я же забыл пластыри.
   83. И когда  орел  впился  своими  стальными  когтями  в  мою  нежную
грудь...
   84. Может, вернуться за пластырями?
   85. Но если я вернусь за пластырями, мои знакомые обольют меня  през-
рением.
   86. Решаю: ладно, обойдемся без пластырей.
   87. "В некоторые столетия его (человека) воображение превращало жизнь
в непрерывающееся творчество,  питаемое  лучшими  порывами  души"  (Джон
Мейсфилд).
   88. Орел впился своими стальными когтями в мою нежную грудь.
   89. Но я сносил боль, не издавая ни звука, и лишь все сильнее  сжимал
пальцами лапы моего врага.
   90. Тросы так и торчат, где торчали, под прямым углом к склону горы.
   91. Охваченный ужасом, орел взмыл вверх и стал делать круги над  зам-
ком.
   92. Я отважно продолжал с ним биться.
   93. Я увидел в бледных лучах луны слабо поблескивающую крышу  дворца,
которая напоминала тускло светящийся фонарь, а потом  увидел  бойницы  и
галереи на башне замка.
   94. Выхватив из-за пояса свой верный кинжал, я отсек орлу обе ноги.
   95. С воем орел взмыл еще выше, а я мягко приземлился  на  просторный
балкон.
   96. В ту же секунду широко распахнулась дверь, передо  мной  предстал
сад, полный цветов и благоуханий, и в нем прекрасный магический символ.
   97. Я приблизился к символу, помня про все его многослойные значения,
но когда я до него дотронулся, он превратился всего-навсего в прекрасную
принцессу.
   98. И я швырнул прекрасную принцессу головой вниз, чтобы  она  скати-
лась по стеклянной горе к моим знакомым.
   99. Уж они ею займутся, будьте уверены.
   100. На орлов тоже не больно-то приходится рассчитывать, даже  совсем
не приходится, а сейчас особенно.

   Critique de la vie quotidienne

   Пока я читал "Бюллетень сенсорных нарушений", Ванда, моя бывшая жена,
не отрывалась от "Эль" . У таких, как  она,  "Эль"  только  недовольство
жизнью распаляет, еще бы, французский-то у нее был основным предметом  в
колледже, а теперь вот возись с ребенком да в окно улицу разглядывай,  и
больше ничего. А уж верит она журнальчику этому дамскому  ну  просто  во
всем. Вычитала как-то раз: "Femmes enceintes, ne mangez pas  de  bifteck
cru!" - и для нее это все равно что приказ. Пока ребенка носила,  насчет
bifteck cru ни боже мой. Еще "Эль" советует напускать на себя  un  petit
air naif, как будто вы все еще школьница, ну Ванда и старается. А то все
ко мне приставала с этими снимками в  четыре  краски,  на  них  какая-то
мельница в Бретани, и правда красиво ее отреставрировали, внутри  мебель
сплошь от Арне Якобсена, ярко-красная, и всякие пластиковые штуки из Ми-
лана, они оранжевые. "Une Maison Qui Capte la Nature" написано. В  "Эль"
тогда жутко много писали про Анну Карину, тысячи четыре статеек ей  пос-
вятили, так Ванда кинозвезду эту даже чем-то стала напоминать.
   Бесцветные у нас с нею были вечера. Вечером весь мир кажется бесцвет-
ным, если ты женат. Делать-то тебе нечего, вот и плетешься домой, а  там
выпьешь - девять раз, больше ни-ни, - ну и на боковую.
   Плюхаешься в свое любимое кресло, и чтобы все девять стаканчиков сто-
яли шеренгой на столике рядом, тут они, только протяни руку, другой  ру-
кой поглаживаешь ребенка по кругленькому животику - на завтрак  поменьше
бы давать надо - да покачиваешься, если, как я в ту пору, поставил у се-
бя кресло- качалку, и вдруг, очень может быть, нахлынет на  тебя  этаким
облачком неуловимым презрение - исправить: прозрение, -  да-да,  прозре-
ние, что и тебе кое-что досталось из призов,  которые  жизнь  хранит  на
особом складе, куда пускают одних только всем довольных, а уж тогда, мо-
жешь не сомневаться, в отключившихся твоих мозгах застучит, затрепыхает-
ся, чтобы прочнее угнездиться: так ведь плоды трудов-то  твоих,  они  же
вот, перед тобою, и чего ты все печалился, мол, где  они,  плоды?  После
чего, расчувствовавшись, ободрившись, словно тебе открылась истина,  тя-
нешься рукой (не той, которая при стаканчиках)  потрепать  мальчишку  по
волосам, а он тебе, с одного взгляда сообразив, в каком  ты  благодушии:
"Купи лошадку, а?" - кстати, нормальное и в общем-то  законное  желание,
хотя, с другой стороны, оно ну уж никак не вяжется с  умиротворенностью,
такими стараниями тобою достигнутой к шести вечера, и ясно, что ни о чем
подобном не может быть речи, и ты ему рявкаешь: "Нет!" - резко,  катего-
рически, еще хорошо, не укусил, - короче, никаких лошадок, табу наложено
раз и навсегда, бесповоротно. Но, замечая, до чего у него стоптаны  баш-
маки - добитые мокасины оборванца из мультика, как же он в них ходит?  -
представляешь самого себя черт знает сколько  лет  тому  назад,  еще  до
Большой войны, и как тебе тоже хотелось лошадку, а  вспомнив,  пытаешься
унять нервы, опрокидываешь еще стакан (нынче, кажется, третий), напуска-
ешь на себя сосредоточенность (ты и весь  день  ходил  такой  серьезный,
сосредоточенный, все хотел сбить с толку врагов и, как щитом, защититься
от безразличия друзей), а потом мягким голосом, ласково, этак с лукавин-
кой даже, пробуешь втолковать ребенку, что животное, относящееся к  роду
лошадей, уж так оно устроено, предпочитает жить в степях да  полях,  где
ему вольная воля бродить, да пастись, да спариваться с другими красивыми
лошадьми, это же тебе не захламленная квартира в разваливающемся кирпич-
ном доме, ты сам подумай, как ей тут будет скверно,  в  твоей  квартире,
или ты хочешь, чтобы она мучилась у нас, лошадка несчастная, и  тоскова-
ла, и валялась на нашей двуспальной кровати, а она и наблевать  запросто
может или разозлится и копытами по стене, по другой, дом так  ходуном  и
ходит. А ребенок, догадавшись, к чему клонится дело, нетерпеливо переби-
вает тебя, машет ручонкой своей крохотной: "Я не про то, я совсем не про
то", и выясняется, что и правда ты напрасно старался, мальчишка  другого
хочет, то есть чтобы у него была лошадка, но держать ее будем в конюшне,
в парке, вот как Отто. "А что, у Отто  своя  лошадка?"  -  с  изумлением
спрашиваешь ты, - этот Отто учится с мальчишкой в одном классе, одногод-
ки они, и на вид ну ничем он не лучше моего малыша, вот разве с деньгами
у него посвободнее, а мальчишка кивает, да, родители купили Отто  лошад-
ку, и сам в слезы, да норовит, чтобы ты увидел, как он ревет, - ну и ро-
дители, ни черта в голову не берут, скорее бы на рынке спад начался,  да
чтобы потом им уж и не подняться, - а ты  сталкиваешь  рыдающего  своего
сына с колен, не обращая внимания на его  театральные  всхлипы,  ставишь
его на пол, направляешься к жене, которая всю эту сцену  пролежала,  от-
вернувшись лицом к стене, и выражение у нее было, я  точно  знаю,  такое
же, как у святой Катерины Сиенской, когда та обличала папу  Григория  за
неподобающее роскошество его покоев в Авиньоне, вы бы сами увидели,  что
я не преувеличиваю, только увидеть ничего нельзя, она уткнулась лицом  в
стену и даже не обернется, короче, направляешься к жене, а,  между  про-
чим, время коктейлей уже истекает и осталось всего два из  девяти  поло-
женных (ты дал торжественный зарок, что до ужина девять  и  ни  стаканом
больше, не то здоровья совсем не останется), да, так, стало быть,  ты  к
ней подходишь и самым невозмутимым тоном осведомляешься, что там  у  нас
на ужин и с какой радости она, блядь, спустила на меня это вопящее чудо-
вище. Ну и она, с королевской выдержкой сохраняя свой air naif, а заодно
не упустив случая продемонстрировать, какие у нее красивые ноги - и тебе
бы перепало, если бы хорошо себя вел, - размеренным шагом  удаляется  из
гостиной на кухню, где вываливает на пол весь наш ужин, так что,  загля-
нув за порцией  льда  из  холодильника,  начинаешь  выписывать  пируэты,
скользя по свиным отбивным с sauce diable, вылившимся из датской  нержа-
веющей кастрюльки, а также по патиссонам в маринаде "Луис Мартини" с до-
бавкой горных трав. И поскольку таким вот  оказался  приготовленный  для
тебя приз, свой счастливый час ты решаешь увенчать  тем,  что  нарушаешь
собственное железное правило, переступив через сей  закон  превыше  всех
законов и выпив одиннадцать вместо тех скромных девяти,  коими  томленье
вечеров ты приглушить пытался, когда в камине теплился огонь, а ветер за
окном метался и пр. Только вот какое дело: открыв  холодильник,  убежда-
ешься, что эта сука, которой дела ни до чего нет, забыла залить  воду  и
льда нет ни кубика, к