ент. Но иногда успеха можно достичь и при помощи хамства.
Так, фраза "Ну, у вас, девушка, и задница: вы мне весь проход загородили"
может подействовать (разумеется, если у девушки не слишком пышные формы).
     - Безумно интересно, - заявляет Марк, делая пометки на листочках
"Post-It". - А что вы думаете о чем-нибудь типа: "У тебя сдачи с восьмисот
франков одной бумажкой не будет?"
     - Слишком абсурдно.
     - А так: "Ты согласна, что у нас с тобой ничего не получится?"?
     - Так говорят неудачники.
     - А как насчет вот этой, моей коронной: "Мадемуазель, вы в рот берете?"?
     - Рискованно. Девять шансов из десяти, что заработаете фонарь под глаз.
     - Разумеется, но разве остающийся шанс не стоит того, чтобы рискнуть?
     - Если посмотреть с этой точки зрения - конечно! Кто ничем не рискует,
тот не пьет шампанское.
     Марк только что соврал: на самом деле его любимая фраза для начала
знакомства - следующая: "Мадемуазель, позвольте угостить вас лимонадом?"
Столик Марка расположен не худшим образом - прямо рядом со столиком Жосса.
Армада метрдотелей в белых куртках выносят на блюдах устриц-жемчужниц.
Забавный аттракцион: знай открывай себе раковины и смотри, что тебе
выпало. То тут, то там раздаются возгласы:
     -А в моей целые две жемчужины, посмотрите!
     - А в моей почему ничего нет?
     - Смотрите, смотрите, какая огромная, правда?
     - Из нее вполне можно сделать кулон.
     -Дорогая, ты лучше всех жемчужин на свете!
Все это смахивало на крещенские развлечения: Марку кажется, что все они
боб в куске пирога. Впрочем, ожерелья из бобов пока что не продают на
Вандомской площади.
     Ирэн де Казачок, британский модельер украинского происхождения,
сплетничает с Фабом. Родилась 17 июня 1962 года в Ирландии, в Корке, ее
любимый писатель - В.С.Найпол, обожает первый альбом группы "The Pogues".
В университете у нее случился гомосексуальный роман с Дейрдре Малрони,
капитаном женской сборной по регби. Ее старшего брата зовут Марк, и он
принимает "мандракс". У нее было два выкидыша: в 1980-м и год назад.
Фаб слушает ее, качая головой. Каждый из них не понимает ни слова из того,
что говорит другой, но между ними установилось полное взаимопонимание. В
будущем, наверное, все разговоры будут похожи на этот диалог. Тогда,
возможно, мы наконец все настроимся на одну волну.
Ирэн: "Одежда должна оставаться неподвижной на body because if you
наденете нечто в этом роде, это будет просто жуть, вы не сможете ощущать
фактуpy, it's just too grungy you know. Oh my God: look at this pearl1,
она просто огромная!!!"
     Фаб: "Полный транс, Ир, без проблем, мисс, я в полном параллелограмме,
однозначно, do you сталкивались с ментальным гипнозом? Я есть вектор
пространства-времени, мононуклеарный биохимик! We gonna do a mega-fly in
космос! May I call U Perle Harbor?"
     На Ирэн - корсет, сплетенный из колючей проволоки и надетый поверх
винилового нижнего белья. Последний писк моды. Марк пытается не упустить
ни слова из этого исторического диалога, но Лулу снова отвлекает его:
     - Ходят слухи, что вы подались в рекламу? - спрашивает она. - В таком
случае, я разочарована.
     - Увы, я лишен всякого воображения: занялся светской хроникой, хочу
походить на Марчелло Мастроянни в "Сладкой жизни", а еще - редактирую
рекламу и подражаю Керку Дугласу в "Сделке".
     - ...На самом деле, вы похожи на плохую копию Уильяма Херта.
     - Благодарю за комплимент.
     - Неужели вам не противно манипулировать массами? Творить эпоху пустоты?
Участвовать во всей этой мерзости?
     На эти вопросы нельзя ответить однозначно. Лулу не забыла свой май
1968-го, когда она прикатила в "миникупере" в Латинский квартал и познала
радости группового секса в театре "Одеон". С тех пор она тоскует по
революционным корчам. Марк тоже, в не-
     котором смысле. Он бы тоже хотел разрушить этот мир, вот только не знает,
откуда начать.
     - Ну, уж раз вы так настаиваете, мадам, позвольте мне объяснить вам мою
теорию: я считаю необходимым участвовать во всем этом гигантском бардаке,
потому что, сидя дома, мир не изменишь. Вместо того чтобы проклинать
идущие мимо поезда, я предпочитаю сворачивать с маршрута самолеты. Вот и
вся моя теория. Как ни крути, я работаю в зоне риска. Ощущаю себя
инвестором, который вложил все свои денежки в металлургию.
     - Это ничего не меняет, от вас я такого не ожидала...
     - Лулу, можно, я открою вам один секрет? Вы угадали мое истинное
призвание: я люблю разочаровывать людей. И стараюсь делать это как можно
чаще. Только так я могу заставить их продолжать интересоваться моей
особой. Помните, как в школе учителя писали вам в дневнике: "Не хватает
прилежания"?
     - 0-ля-ля!
     - Я взял эту фразу в качестве девиза. Я мечтаю, чтобы всю жизнь люди
говорили обо мне эти слова: "Не хватает прилежания". Нравиться - это так
скучно. Постоянно раздражать окружающих - мерзко. Но разочаровывать их
постоянно и прилежно - это завидный жребий. Разочарование - акт любви: оно
Делает тебя преданным. "Ну, как там Марронье? И на сей раз нас
разочарует?"
     Марк вытирает капельку слюны, упавшую на щеку его собеседницы.
Знаете, - продолжает он, - в нашей семье я был самым младшим. Я люблю во
всем оказываться вторым. У меня к этому талант.
     - Да, этого у вас не отнять.
     Марк понимает, что попусту теряет время, болтая со старой дуэньей. Он
замечает у нее на щеке бородавку - она замаскировала ее под черную мушку.
Но разве бывают такие выпуклые мушки? Конечно__
если это настоящая муха! Таково нововведение Лулу Зибелин:
родинка-уродинка!
     Ирэн прикуривает от пламени свечи. Марк поворачивается к ней. Он находит
ее красивой, но все ее внимание поглощено одним только Фабом.
     - But you must agree, - говорит она ему, - that мода не одинакова во
Франции и в Англии. The британский народ любит все, что strange и
original, very uncommon, you see, а французы, они не looking for яркие
цвета и фантазия, isn't it так?
     - OK, OK - отзывается Фаб, - это, конечно, не технодива, но есть же
атомные бомбы в духе genre murder, и, если правильно разместишь
сверхзвуковую куклу на крыше данс-холла, то, скажу тебе, это все-таки
стиль на альфа и тета волнах, capito?
     Из гигантских колонок звучит "Sex Machine" - песня, записанная еще до
рождения Марка Марронье и под которую, возможно, люди будут плясать спустя
много времени после его смерти.
     Марк обозревает панораму вечеринки. Превратившись в перископ, он пытается
засечь всех клевых телок и толстых коров. Он замечает Жереми Кокетта,
драг-дилера великих мира сего (лучшая коллекция визиток в городе), и
Дональда Сульдираса, который обнимается с любовником на глазах у жены.
Хардиссоны пришли на вечеринку со своим трехмесячным младенцем (еще не
обрезанным). Чтобы рассмешить чадо, они поджигают петарду у него под
носом. Барон фон Майнерхофф, бывший уборщик дамского туалета
франкфуртского клуба "Sky Fantasy", юморит по-немецки. Услужливые бармены
трясут шейкерами, как в замедленной съемке. Люди проносятся мимо, не
задерживаясь на одном месте. Трудно усидеть на месте, если жадно ждешь,
когда что-нибудь произойдет. Все вокруг такие красивые и такие веселые.
Соланж Жюстерини, бывшая токсикоманка, ставшая звездой телесериала,
протягивает свои длинные руки, как покорная водоросль. Все следы от уколов
зажили. Талия - изящная, как у сильфиды, пожалуй, слишком тонкая. По
скольким горнолыжным трассам она успела проехать с тех пор, как Марк в
последний раз спал с ней?
     В зале приглушают свет, но шум не стихает. Жосс Дюмулен запускает новый
ремикс, в котором голос Имы Сумак и электронная музыка группы "Kraftwerk"
наложены на стрекот провансальских сверчков. Ондин Кензак, прославленная
фотографиня, вырядилась в тюлевое платье на голое тело, лицо ее покрыто
зеленым такс-ирои. Кто-то разрисовал ей спину под зебру лаком для ногтей,
если только это не естественный окрас.
     Марк окружен толпой сверхженщин. Мода прославляет этих манекенщиц,
ретушированных скальпелем пластического хирурга. Самые знаменитые позируют
за столом Кристиана Лакруа. Марк любуется их фальшивыми грудями, чья форма
следует моде сезона. Он уже потрогал: налитые силиконом сиськи, твердые, с
огромными сосками. В тысячу раз лучше настоящих...
Марк - вуайерист. Он любуется телами, сошедшими со страниц комиксов или
выскочившими из порнографического paint-box в человеческий рост. Эти
создания - суть невесты современного Франкенштейна, синтетические
секс-символы в высоких лакированных ботфортах, кованых браслетах и
собачьих ошейниках. Где-то в Калифорнии какой-то псих штампует их
конвейерным методом. Марк пытается себе представить это заведение. Крыша -
в форме женской груди, дверь - как устье влагалища, из которого каждую
минуту появляется на свет по красотке. Он вытирает взмокший лоб носовым
платком.
     - Эй, Марко, еще не утомился укрощать вампирш?
Это Фаб - он заметил вытаращенные глаза друга. Марк глотает устрицу
целиком (вместе с жемчужиной).
     - Припомни-ка, Фаб, - кричит он в ответ. - Когда-то и ты думал, что весь
мир принадлежит тебе. Ты говорил: "Только нагибайся да собирай!" Помнишь?
Скажи, когда ты перестал в это верить? Фаб, посмотри мне в глаза: ты еще
помнишь времена, когда девушки ДЕЛАЛИ СТАВКИ на нас?
     - Keep cool, man. Коллаген и удовольствие несовместимы.
     - Ложь, архиложь! Поверь мне, это двенадцатое чудо света! Долой природу!
Неужели тебе не нравятся эти киберженщины?
     __Это просто куклы Клауса Барби! - заявляет Фаб, вызвав улыбку Ирэн.
     - По мне, так давно пора придумать пластические операции для мужчин, -
бросает Лулу. - Ничего тут сложного нет. Можно начать, например, с
подтяжки яичек для тех кто носит кальсоны в обтяжку. А что, недурная идея!
     - No way, Жозе, - отвечает Фаб, - лично у меня все в порядке, no
problemo!
     - Вот именно! - восклицает Марк. - Она абсолютно права. Надо перелицевать
все! Посмотрите хотя бы на баронессу Труффальдино - разве она не нуждается
в липосукции? А вы, Ирэн, хотите увеличить объем сисек до ста двадцати
сантиметров. '
     - What did he say? - переспрашивает Ирэн.
Марк наслаждается жизнью. Он многое бы отдал за то, чтобы хоть на
несколько часов стать хорошенькой девушкой. Как это сладко - чувствовать
такую власть над мужчинами... Взгляд его мечется из стороны в сторону:
всюду есть на что положить глаз!
     В чем тут дело: мир ли на самом деле прекрасен и Удивителен или просто наш
Марк напился?
     Жоссу Дюмулену с трудом, но удается держать ситуацию под контролем. От
подобного сборища трудно ожидать дисциплинированности, но пока что
пришедшие только разогреваются. Автор с меньшими стилистическими
претензиями, чем ваш покорный слуга, назвал бы это "затишьем перед бурей".
Миллиардеры-импотенты осушают графины с вином, ожидая начала военных
действий. Шестерки язвят по поводу своих хозяев. Никто не доедает
угощения.
     Марк решает подвергнуть соседей по столику своему любимому тесту Трех
Зачем. Обычно никому не удается пройти через него. Теорема Трех Зачем
проста - в ответе на третий подряд вопрос, начинающийся с "зачем?", каждый
подвергшийся тестированию, в том или ином виде, вспоминает о смерти.
     - Налью-ка я себе еще вина, - говорит Лулу Зибелин.
     - Зачем? - спрашивает Марк.
     - Чтобы напиться.
     - Зачем?
     - Потому что- мне хочется повеселиться сегодня вечером, но, поскольку
вокруг меня сплошные дебилы, мне это вряд ли удастся.
     - Но зачем?
     - Зачем веселиться? Потому что рано или поздно я сдохну, и тут уж будет не
до веселья!
     Первый кандидат, подвергшийся Тесту Трех Зачем, под аплодисменты жюри
покидает сцену. Но, чтобы доказать научную теорему, требуется провести
целый ряд экспериментов. И Марк поворачивается к Ирэн де Казачок.
     - Я пашу, как лошадь, - говорит она.
     - Зачем? - с улыбкой на лице спрашивает Марк.
     - Well, чтобы заработать денег.
     - Зачем?
     - Get out of there! Есть хочется, that's all!
     - Но зачем?
     - Give me a break! Чтобы не отдать концы, my boy!
Нечего и говорить, что Марк Марронье торжествует. Это абсолютно
бессмысленный тест, но Марку нравится доказывать бесполезные теоремы,
которые он придумывает, чтобы убить время. Плохо только, что он разозлил
Ирэн, облегчив тем самым задачу Фабу. Что поделаешь: наука требует жертв.
     - Марк, скажите, вон тот высокий господин с тростью, не Борис ли это
Ельцин? - спрашивает Лулу.
     - Вроде он! Что вы хотите, восточный блок потихоньку нас оккупирует.
     - Тсс, он идет сюда!
     Борис Ельцин одет сообразно своим представлениям о том, как должен
выглядеть свежеиспеченный капиталист. Чрезвычайно overdressed (во фраке,
взятом напрокат), он протягивает им руку с неуместной поспешностью - как
Ясир Арафат Ицхаку Рабину. Он еще не усвоил, что в светской жизни - в
отличие от голливудских вестернов - побеждает тот, кто стреляет последним.
Его пухлая ладонь повисает в пустоте. Проникшись состраданием, Марк
хватает ее и прикладывается к ней губами.
     Добро пожаловать, Матушка Россия, в наш европейский луна-парк! -
восклицает он.
     - Вы еще увидите, мы еще станем богаче вас, как только загоним по
хоррррошей цене наши атомные бомбы вам, бедные наши вррррррраги! (Борис
прилежно грассирует.) - Настанет день, и все мы наденем костюмы от Микки
из органди!
     - Да ради бога, лишь бы весело было!
     - У меня есть подружка, - бормочет страшным шепотом Лулу, - уж такая
расистка и антикоммунистка, что никогда не пила даже "Блэк рашн".
     - Ха-ха-ха! - смеется Борис. - Возможно, теперрррь вы сумеете ее
перрреубедить!
     - Какая у вас великолепная трость, it's marvelous really, - говорит Ирэн.
     - Однозначно, man, - бросает Фаб. - Палка - просто турбо-niсе!
     - Ну и дела! - горланит Марк. - Тут у нас не стол, а какая-то всемирная
деревня.
     - Смотррррите, я набррррал тррринадцать жемчужин, - хвастается Борис
Ельцин, демонстрируя портмоне, заполненное маленькими перламутровыми
горошинами.
     - Зачем? - внезапно осеняет Марка.
     - Чтобы помнить об этой вечеррринке!
     - Зачем?
     - Как зачем? Чтобы рррасказывать потом о ней моим внукам.
     - Но зачем?
     - Ну, чтобы они вспоминали обо мне, когда я перейду в мир иной... -
торжественно заявляет русский президент.
     У Марка загораются глаза от внутреннего ликования. Подвиньтесь, Пифагор,
Евклид и Ферма! Нобелевская премия в области математики - единственная
награда, достойная уважения, - практически в кармане.
Обслуживание на высшем уровне, им уже несут основное блюдо - седло ягненка
под соусом из "Смартиз". Марк встает - ему нужно в сортир. Перед тем как
выйти из-за стола, он наклоняется к Лулу и шепчет ей на ухо:
     - Поверьте, когда умираешь, хочешь отлить, это почти так же сладко, как
кончить!
     Марк окончательно понял, что вечеринка будет шикарной, увидев, как в
дамском туалете девицы поправляют личики или нюхают коку (что, впрочем,
почти одно и то же: кокаин - не более чем пудра для мозгов). Он пишет на
листочке "Post-It": "Основные события двадцать первого века или
развернутся в дамских комнатах, или не случатся вовсе".

22.00

     Никогда мне не бывает так грустно,
Как после хорошего обеда.
     Поль Моран
"Запасы нежности"
     Возвращаясь, Марк натыкается на Клио - подружку Жосса Дюмулена. Она с
трудом ковыляет вниз по лестнице, мешают ноги десятиметровой длины (за
вычетом каблуков). Ее почти совершенное тело нещадно затянуто эластичным
платьем из латекса.
     - Мадемуазель, позвольте угостить вас лимонадом! - обращается к ней Марк,
подставляя руку для опоры.
     - Sorry?
     - Донна, ты опоздала, - разъясняет Марк, - и мы тебя нака-ажем!
     - Oh yes please! - отвечает она, хлопая невероятной длины накладными
ресницами. - lama naughty girl!
     Она многозначительно жмет Марку руку.
     - В наказание ты будешь ужинать за моим столом.
     - Но... меня ждет Жосс...
     - Приговор окончательный, обжалованию не подлежит! - изрекает Марк.
И он волочет Клио за свой стол, схватив ее за очаровательное голое
запястье.
     Вернувшись к тарелке с блюдом из невинно убиенной овечки, Марк
подвергается допросу с пристрастием.
     - Ну что, - спрашивает ироничным тоном Лулу Зибелин, - готовитесь ко
второй попытке?
     - Ага, - кивает Марк. - Сам не знаю, что на меня нашло. Так называемая
"французская литература" сегодня обладает примерно таким же весом, как
театр Но. Зачем писать, если роман живет не дольше текста рекламного
ролика макаронных изделий фирмы "Барилла"? Оглянитесь вокруг: фотографов
здесь сегодня не меньше, чем звезд. Так вот, во Франции - та же хреновина
с писателями: их примерно столько же, сколько читателей.
     - Тогда к чему все это?
     - А действительно... Я - писатель мертворожденный, порченный счастьем. Все
мои поклонники живут вокруг станции метро "Мабийон". Плевать! Все, что мне
требуется, - это чтобы когда-нибудь меня вновь открыли - за границей,
после смерти. В этом есть особый шик - понравиться заочно и посмертно. А
может, наступит день, когда какая-нибудь дама, вроде вас, лет через сто
заинтересуется мной. "Второстепенный забытый автор конца прошлого века".
Патрик Морьес в 2032 году напишет мое жизнеописание. Меня переиздадут. А
читать будут престарелые эстеты-педофилы. Тогда, только тогда станет ясно,
что я творил не напрасно...
     - Да ла-адно вам! - в голосе Лулу звучит скепсис. - Не кокетничайте...
Уверена, дело совсем в другом... Возможно, в красоте: Она манит вас: Вы
ведь многие вещи находите красивыми?
     Марк задумывается.
     - Это правда, - говорит он после некоторой паузы. - Две самые прекрасные
вещи в мире - это партия скрипок в песне "Stand by me" Бена Кинга и
девушка в бикини с завязанными глазами.
     Клио сидит на коленях у Марка. Несмотря на хрупкость, весит она прилично.
     - Тебе еще не надоело быть подругой звезды? - спрашивает Марк. - Не хочешь
перепихнуться со стулом?
     - What?
Она устремляет на него взгляд своих пустых глазок.
     - Ну, понимаешь, раз уж ты сидишь на мне... если начнешь выходить в свет
со своим стулом, им буду я... (Он машет рукой в воздухе.) Это, типа,
шутка... Just kidding, forget it.
     - This guy is weird, - говорит Ирэн, обращаясь к Клио.
Юмор Марка не у всех пользуется успехом. Если так будет продолжаться, он
усомнится в себе, что недопустимо, когда пытаешься кого-нибудь соблазнить.
Внезапно ему в голову приходит идея. Он засовывает руку в карман костюма,
достает ту капсулу "эйфории", которую Жосс дал ему (на стр. 18), незаметно
открывает ее и высыпает порошок в стакан водки "Оксиджен", который Клио
тут же хватает со стола и осушает в один прием, не переставая что-то
оживленно обсуждать с Ирэн. Все прошло, как в кино! Марк потирает руки.
Теперь остается только подождать, пока наркотик подействует. Да
здравствуют кошечки-наркошечки! Нет больше необходимости листать юмором,
сорить деньгами, ужинать вдвоем при свечах: капсулу в рот - и сразу в
койку!
     В воздухе пахнет дорогими духами, алкогольными парами и потом высшего
общества. Ее светлость принцесса Джузеппа ди Монтанеро протырилась в клуб
без приглашения с помощью приятелей-трансвеститов, надолго оттянувших на
себя внимание портье. Повсюду - недоступные женщины, увешанные дорогущими
драгоценностями. Некоторые из них, впрочем, мужчины. (Марк своими глазами
видел характерную выпуклость под юбкой у дамы, которая припудривала носик
     - снаружи и изнутри! - в туалете.)
     Жосс Дюмулен машет рукой своей невесте. Он мог бы встать, подойти к ней,
обнять, сделать комплимент, предложить выпить. Но не встает, и не
подходит, и не обнимает, и не делает комплимента, так что Клио допивает
свой стакан в полном одиночестве. Добро пожаловать в двадцатый век!
Тем временем Хардиссоны пичкают своего малыша печеночным паштетом,
одинокие пиарщики все, как один, уставились в телеэкраны (нет зрелища
печаль