ешниками,
осложняя работу бармена. По этой самой причине Марк убивает добрую
четверть часа на то, чтобы получить воду и бинт, в которых срочно
нуждается юная фотомодель.
     Когда он возвращается к банкетке, Клио допивает последние капли
"Лоботомии". Она улыбается Марку и тут же засыпает, что-то промурлыкав.
Марк не успел. Он вздыхает, сам выпивает принесенную воду и начинает
перевязывать ладони девушки. Он больше ничего не знает. Он ни во что не
верит - хотя не вполне уверен и в этом. Ему следовало бы поговорить с
Клио, но Марк нем как рыба. А ведь известно: кто молчит, тот чувствует
себя мудаком.
     Тем временем фотографиню под "шантийи" имеют коллективно. Один - перед
ней, другой - под ней, Ари - сзади. Эта техника называется у них "системой
организации труда по Тейлору".
     (Если Марк не примет срочных мер, Клио умрет от передозировки у него на
коленях: смесь алкоголя с "экстази" в больших дозах может вызвать сбой
сердечного ритма.)
     Чувствуя прилив вдохновения, Марк отрывает еще один желтый листок и
записывает родившееся четверостишие:
     Она хотела отдать им тело,
Его раздела во имя дела,
     Но тело пало и онемело:
До дела телу какое дело?
     (А у Клио тем временем идет пена изо рта; глаза закатились, в лице - ни
кровинки.)
     Четверостишие нравится Марку. Обратите особое внимание на утонченную
систему внутренней рифмовки и на изящный омонимический каламбур в
четвертой строке.
     (Сердце Клио сейчас выскочит из груди.)
Подведем промежуточные итоги. Результаты Марка выглядят не блестяще. Во
время ужина клеила старушка-журналистка, а Фаб увел у него вторую соседку
по столу. Потом он упал лицом в грязь перед хорошенькой пресс-атташе,
которая явно на него положила глаз: теперь она уже выпендривается перед
диджеем-суперзвездой. Что до сорокалетней слезливой психопатки, с которой
он станцевал два медяка, ее сейчас имеет половина гостей мужского пола на
стойке бара. .
     (Клио скрипит зубами, белая пена течет из уголков рта.)
Единственная баба, оставшаяся на долю Марка, - бедняжка Клио, пришедшая в
полную негодность.
     (Ноги Клио сводят ужасные судороги, но она в ступоре и ничего не
чувствует.)
     Впрочем, эту самую Клио только что выкинул, словно старый ботинок, Жосс
Дюмулен.
     (Температура тела Клио колеблется между 36 и 43њС.)
Такова горькая правда: единственная баба, на которую может рассчитывать
Марк, удолбана по самое не хочу, да и не в стиле это Марка - подбирать
объедки с чужого стола.
     (Тело Клио покрывается холодным потом.) Увы, Марк, ты утратил связь с
массами.
     (Внутренности Клио скручиваются в узлы, как носок, который выжимает мамаша
Дени.)
     Как тебе только пришла в голову эта беспонтовая фраза: "Мадемуазель,
позвольте угостить вас лимонадом"? Марронье, ты тупица.
(Электроэнцефалограмма Клио готова превратиться в прямую линию.)
К тому же эта Клио весит, наверное, целую тонну!
(У Клио нет пульса. Конец: клиническая смерть.)
Марк смотрит на ее платье из латекса, на бледную спину, на осунувшееся
лицо... Какое на нем странное выражение... Есть какой-то эпитет, из
репертуара символистов, который был бы здесь уместен... Ее лицо исполнено
болезненной истомы. Руки в бинтах, в желудке - смесь кислоты с алкоголем,
от нее исходит порочное очарование. Длинные волосы рассыпались по
банкетке. Клио похожа на декадентскую богиню. В Марке просыпается жалость.
Он наклоняется, чтобы поцеловать ее, но, поскольку барышня лежит у него на
коленях, он каждый раз надавливает ей на грудь. С каждым поцелуем он
вдувает воздух в легкие Клио и невольно воскрешает ее.
В самом центре мира (частный клуб "Нужники", Париж, конец второго
тысячелетия после Рождества Христова, около часу ночи) один молодой
лоботряс спас жизнь юному созданию. Никто этого не заметил, даже они сами.
Возможно, что в тот день Господь просто еще не спал.

1.00

     Я упиваюсь желанием сблевнуть,
Я изображаю желание уйти, I fuck желание
     Всего остального и fucking in the blue
Я бреду по миру и не умираю никогда.
     Жан д'Ормессон,
Член Французской академии
     "История вечного жида"
На танцполу звучат вопросы:
     - У тебя не найдется четырех миллионов франков?
     - Ты веришь, что Долли Партон принимает "долипран"?
     - Как себя чувствуешь, кинув палку полиглотке?
     - Как будете встречать Новый, 1999 год?
     - А что, если я рожу, танцуя этот jerk?
     - После того, как тебя снова допустили к Кастелю, желать больше нечего.
     - Итак, вы не советуете мне заниматься любовью с фруктами и овощами?
     - Мы еще успеем сыграть сегодня в гольф? Но главный вопрос, волнующий
всех: "Как определить, когда женщина симулирует оргазм?"
Марк снова стоит у стойки бара, уткнувшись носом в бокал с "ката-тоником".
Он оставил Клио переваривать смертельную смесь на банкетке. Ее дыхание
заметно охладило его пыл. И вот он снова один, сидит и смотрит, как
плавится время. Несомненно, мы присутствуем при рождении нового мифа.
Сизиф поселился в Париже, он носит галстук в горошек, и ему около тридцати
лет. Перед каждой новой вечеринкой он клянется, что не пойдет. Но вот
солнце заходит, и Сизиф-Марронье, как всегда, не в силах устоять перед
искушением. В конечном итоге, ему почти плевать на этот ад. Сизиф и
Митридат в одном лице!
     Он закончит жизнь на уличной скамейке, изрытая проклятия в адрес прохожих.
Превратится в вонючего старика. Хорошенькие девушки будут морщить носики,
проходя мимо него, и ускорять шаг, а некоторые пожалеют и бросят монетку.
А виноват будет он один.
     Сосед по стойке (barfly, как говорят жители Калифорнии) наклоняется к его
уху. Зрачки его исполняют хореографический этюд в постановке Басби Беркли.
У него влажные виски, глаза вытаращены. Рот дергается, как будто кто-то
выкручивает ему большой палец на ноге и одновременно щекочет. Марк не
сразу, но узнает Паоло Гарденаля, толстомордого актера, который чаще всего
играет мертвых полицейских.
     - А, Марк Марронье, мой личный враг! Слушай, давай помиримся! Я должен
сказать тебе что-то архиважное, это супер-суперважно - то, что я скажу,
понял? Так вот, слушай: живи, пока живется. Сообразил? А? Усек? ЖИВИ, ПОКА
ЖИВЕТСЯ! Блин!
     -- Скажи-ка мне, Паоло, ты уверен, что не бросил нюхать?
__ Ну, ты меня разочаровываешь. Я с тобой делюсь САМЫМ ГЛАВНЫМ (тут он
хватает Марка за лацканы куртки), меня, понимаешь, осенило, а ты, как
последняя свинья... Больше я такой глупости не сделаю... (Пауза.) Ну
почему ты меня не любишь?
     Он берет с разоренного стола грязную салфетку и вытирает нос, вернее,
размазывает по щекам остатки чужого ужина. Вообще-то он ненавидит Марка за
то, что тот в рецензии на его последний фильм выразил сожаление, что
сыгранный им труп не был настоящим.
     - Паоло, ты страдаешь эпитаксисом.
     - Что?
     - У тебя из носа кровь идет.
Паоло трет ноздрю и изучает салфетку. Марк пользуется этим отвлекающим
маневром, чтобы дать задний ход. Кстати, по здравому размышлению, он
соглашается с актером: жить надо, пока живется. Вообще-то Марк именно так
и живет. Он неоднократно это отмечал.
     На пути Марка возникает Соланж Жюстерини, звезда телесериала и бывшая его
любовница. Эта высокая девка всегда пребывает в отличном настроении.
Сегодня она просто великолепна в золотистом платье в обтяжку, которое
прекрасно подходит к ее светлым волосам. Самое простое решение всех
проблем само шло к нему в руки.
     - Ну что, по-прежнему без ума от меня? - говорит он ей.
     - Идиот! Правда, гениальная вечеринка?
     - Не переводи разговор на другую тему. Я слышал, что бывшие любовники всю
жизнь страдают по прежним партнерам. Не желаешь проверить?
Соланж не знает, рассмеяться ей или влепить Марку пощечину. Наконец она
пожимает плечами.
     - А ты все такой же мальчишка, бедненький!
     - А у тебя как раз все тип-топ... Я видел тебя на обложке "Гламур". Браво!
     - Да, вроде неплохо вышла.
     Улыбка возвращается на лицо Соланж. Какая же она нежная. Марк и забыл,
почему у них ничего не вышло. Ну да, нежность Соланж ужасна. Она способна
задушить любовью и участием. Ее милота злила его, вызывала желание сделать
ей больно. И вот теперь это желание вернулось.
     - Кстати, этот твой сериал в общем ничего.
     - Да, ты находишь?
     - Да ладно, надо же с чего-то начинать. Всем великим актрисам вначале
приходилось играть во всяком дерьме.
     - Что?..
     - Ну, может, я слегка преувеличиваю, честно говоря, я его не видел.
Просто повторяю, что вокруг говорят.
     - Не может быть!..
Соланж просто убита. Она живет в окружении льстецов: в этом случае быстро
забываешь, как ужасно слушать критику от кого-нибудь из близких. Она
нервно теребит пальцами брошь-сердечко на золотом платье. Удивительно, до
какой степени Марку ее жалко.
     - Кстати, ты случайно не прибавила в весе.
     - Мудила.
     - Кстати, твой новый приятель здесь?
     -- Да, вон тот крепыш, Робер де Дакс. Он сопродюсер моего сериала. Ты,
кстати, не хочешь повторить ему свои бредни?
     - Смешно! Ты, моя бедная девочка, совсем не поумнела. И перестань теребить
эту дурацкую брошку, ты меня раздражаешь. Сразу видно, что у тебя со
здоровьем не все в порядке. Ну ладно, чао.
     Это уже слишком для хорошенькой актрисули. Она начинает рыдать:
     - Ну и проваливай! Чтоб ты сдох! Мне было всегда наплевать на твое мнение!
Мне было всегда наплевать на ТЕБЯ!
     Она разворачивается на каблуках. Марк удивляется собственному хамству. Как
можно так ненавидеть столь безобидное создание? Он не узнает себя. Он
догоняет ее, берет за талию, протягивает ей свой шелковый платок, просит
прощения на коленях, покрывает поцелуями ее руки, пальцы, ногти, искренне
сожалеет, что был такой скотиной, умоляет влепить ему пощечину.
     - Я пошутил! Ты великолепна! Все, что ты делаешь, гениально! Твой новый
парень - просто душка! У тебя шикарная брошка! Умоляю тебя, перестань
плакать! Влепи мне пощечину!
     Но уже слишком поздно. Соланж отталкивает его и бежит к своему продюсеру.
Приходится признать горькую правду: даже бывшие любовницы больше не любят
Марка. Судя по всему, он попал в серьезный переплет. Возле танцпола снова
столпотворение. Марк спешит посмотреть, что стряслось. В этом смысл
вечеринок: гости, как жадные мухи, слетаются то на одно микрособытие, то
на другое. На сей раз событие - Луиза Чикконе, рожающая в самой гуще
танцующих. Ее приятели трансвеститы с энтузиазмом изображают повитух.
Наконец им удается справиться с пуповиной - благодаря счастливо
подвернувшемуся под руку осколку бутылки. Новорожденного крестит
шампанским Маноло де Брантос, молодой бородатый семинарист, который сразу
после этого падает в обморок. В углу один из трансвеститов бьется в
истерике от волнения: он только что осознал, что ребенка нельзя выкормить
силиконовой грудью.
     На телеэкранах мелькают сцены голода в Сомали, а публика танцует под
переработанную в стиле "гараж" песню Кэт Стивенс "Trouble". Марк добавляет
свежевыжатый апельсиновый сок в свой коктейль и принимает решение пересечь
танцпол кролем на спине.
     Немного позднее, уже в рубке диджея, Марк умоляет поставить какой-нибудь
тяжелый рок. Его костюм пострадал при "плавании": он поседел от грязи,
карманы оторваны.
     - Надо расшевелить этих бездельников! - изрыгает Марк.
Жосс Дюмулен поддается на уговоры. Он ставит "Highway to hell", и
знаменитый двойной рифф разрывает пространство.
     - Эй, Жосс!
     - Чего?
     - Сегодня вечером я наткнулся на жутко платонических нимфоманок.
     - Везет тебе!
     Жосс поворачивается к пресс-атташе, которая, сидя на корточках, одевается
в углу диджейской. Она кайфует от происходящего. По всем признакам
пресс-атташе употребила внутрь немалое количество химических возбудителей.
В ее дыхании чувствуется метоксиметилендиоксиамфетамин, запах которого ни
с чем не спутаешь: он пахнет клубникой с чесноком.
     - Как ее зовут?
     - Кого? Ее? Не знаю, спроси сам. А куда девалась моя малютка Клио?
     - Пребывает в объятиях Морфея.
     - Морфея? Это кто еще такой?
Треск вспышек фотоаппаратов на лестнице прерывает этот напряженный диалог.
Жан-Жорж прибыл верхом на верблюде. Он теперь и не Жан-Жорж вовсе, а "Царь
ночи", "Вездесущий" или "Прославленный незнакомец".
Он утверждает, что собирался приехать верхом на слоне, но в прокате не
нашлось ни одного свободного.
     - В 23.07 я решил, что пойду, в 23.34 я надел смокинг, в 23.46 вышел на
улицу, в 0.02 сел в "ягуар", примерно в 0.23 освежил лицо и шею туалетной
водой ("Семенная жидкость Роже" от Анник Гутю, очень качественный
продукт); я забрал верблюда в 0.42, в 0-50 мимоходом основал анархистскую
партию, так что, леди и джентльмены, извините за небольшую задержку.
Он машет толпе рукой. Жан-Жорж тщательно продумывает свои выходы. У него
за спиной стайка девочек-подростков играет в серсо. Со спины своего
задумчивого верблюда он осыпает толпу дождем белых лепестков. Одна из его
почетных фрейлин присаживается на ступеньке, чтобы пописать.
Вслед за этим он развязывает самую настоящую бойню: метание горящих
дротиков, блуд, групповой секс, публичная порка, лишение девственности,
игры с разными правилами (рулетка - русская, заирская и сан-тропезская).
Не проходит и получаса, а ребенок Хардиссонов уже обожает его. Вскоре
Жан-Жорж под радостные приветствия толпы взвешивает на ладонях сиськи Лулу
Зибелин.
     - Вот они, прекрасные французские округлости, двойной молочный нарост из
материала высочайшей пробы!
     - Dear Loulou, - говорит Ирэн с сильным британским акцентом, - позвольте
мне вставить вас Джон-Джорджу. (Интересно, преднамеренно она
воспользовалась неверным французским аналогом английского глагола
"introduce"?) The funniest guy. I know.
     - Да он у нас шутник, оказывается, - встревает Марк. - Вы знаете про
идиотку, которая решила побелить потолок? Он ее придумал.
Марк - зануда. Фаб отводит его в сторону.
     - Ну и вид у тебя... Cool man. Откуда эти негативные пиксели?
Фаб тащит Марка за собой, подальше от нескромных взглядов любопытствующих.
Откуда-то из трусов достает прозрачный пластиковый пакетик с желтоватым
порошком.
     - Easy, boy, ситуация под контролем. Нюхни-ка чуток моего Special К: треть
кокаина, треть конского транквилизатора и треть средства, вызывающего
выкидыш у кошек. После него ты захочешь одного - проплясать свою жизнь под
балеарскими звездами.
     - С чего это все вы решили уподобить меня себе? Сбереги свою отраву для
Клио: она вон там, валяется на банкетке.
     С этими словами Марк тычет пальцем в спасенную Клио, которая похрапывает
на подушках, подвернув под себя босые ноги. Испугавшись, что друга настиг
припадок жестокой паранойи, Фаб удерживает его подле себя за руку.
     - Уй-я! Я тебе про профилактику, а ты мне про bad-trip? Включи автопилот,
чувак...
     Как Марку объяснить, что в голове у него неотвязно гудит басовая нота,
постоянный звуковой фон, хуже, чем мигрень: это похоже на шум заводского
цеха, как в первых фильмах Дэвида Линча, у него нет ни секунды покоя, даже
когда он окружен людьми, даже когда на максимальной громкости звучит
техномузыка - все равно Марк продолжает слышать гул этой сатанинской
фабрики, работающей день и ночь напролет. Как объяснить тебе это, Фаб?
И снова Сизиф-Марронье обретает убежище в баре. Он предпочитает сидеть: в
противоположность Мишелю де Монтеню, который сказал: "Когда я сижу, мои
мысли спят", - мысли Марка умеют спать стоя. Сидя он может попытаться
навести в голове хоть какой-то порядок. Он смотрит на сотни зайчиков,
испускаемых зеркальными шарами, которые бесшумно поднимаются и опускаются
в воздухе над стойкой словно наружные лифты на здании "Софитель". Его
хамелеонское существование напоминает рассыпанный пазл, на котором
изображено неизвестно что. Есть ли в этом хоть малейший смысл? Имеет ли
смысл даже задавать подобный вопрос?
     Он родился в западном предместье, его похоронят на кладбище Трокадеро;
свою жизнь он потратит, пересекая северную часть XVI округа. А между делом
он станет ходить на вечеринки, сидеть на табуретах в барах и рассматривать
свое отражение в зеркальных шарах. Марк легко думает о смерти, о тщете
всего сущего. Не стоит трижды спрашивать его "Зачем?" - он и так без конца
думает о смерти. К чему все эти шуточки? Ничего, они перестанут
задаваться, лежа в ящике из лакированной сосны, когда земляной червь
начнет внедряться в пустую левую глазницу.
     - Ба! - восклицает он, хлопнув себя руками по коленям. - Вот уж там-то и
посмеемся над этим миром!
     - Вы что, сами с собой разговариваете? Пресс-атташе одаривает его
коварной улыбкой.
     Кусок салатного листа, застрявший у нее между резцами, исчез, после того
как над ней поработал Жосс Дюмулен. Быть звездой вечеринки - лучше не
придумаешь, но чтобы заработать свой кусок хлеба, приходится трудиться, не
покладая рук. И сейчас он опять забился в свою прозрачную рубку, где
пытается решить, какой из груды моднейших компакт-дисков, лежащих перед
ним, поставить следующим. Марк буде полным идиотом, если не воспользуется
этим мгновением. Что бы вы сделали на его месте? Пока еще не сдохли? А?
     - Лучше садись рядом, вместо того чтобы издеваться надо мной, - говорит
он, похлопывая рукой по соседнему табурету.
     - Вы Вели себя, как полный болван.
     - Боже мой, только этого не хватало - и ты туда же! Допустим, у меня
трудный период. Не могу же я постоянно быть красивым, блистательным и
интересным!
     - И скромным...
Она улыбается, убежденная, что очень остроумно "срезала" Марка.
     - Что ты будешь пить?
     - То же, что и вы.
Марк обращается к бармену:
     - Два "Ката-тоника" со льдом, пожалуйста.
Тихий ангел пролетел: ничего удивительного, времени-то - без четверти два.
Марк внимательно изучает девушку: тонкие пальчики, маленькие ушки,
блестящие губы. Небрежным тоном бросает:
     - Не хочешь переспать со мной?
     - Простите?
     - Извините за прямоту, но уже поздно, и я хочу выиграть время. Ты
трахнешься со мной прямо сейчас, как с Жоссом, да или нет, грязная шлюха?
     - Говнюк! - говорит девушка и замедленно-элегантно выливает содержимое
своего стакана на штаны Марку.
     - Кто не пытается, тот не добивается, - бормочет себе под нос Марк, снова
оставшийся один. Впрочем, костюм все равно испорчен.
Вокруг него кружатся разноцветные оргиасты. Марк прекрасно знает, что без
мордобоя, наркотиков, скандалов и трупов вечеринка не может считаться
состоявшейся. Он знает, в чем прелесть больших праздников. Но он также
знает, что все это бессмысленно. Выпить в одиночку бутылку арманьяка за
вечер, это бессмысленно. Строить баррикады, сжигать 205 GTI перед
"Макдональдсом" на улице Суффло, избивать иммигрантов - не решение
проблемы. Расчленять женские трупы, чтобы они влезали в холодильник, -
сущий бред. И даже блевать на рассвете кровью на покрывало фирмы
"Сулейадо" - идиотизм.
     Все лишено смысла, кроме разве что бледного плеча, на которое можно
положить голову и закрыть глаза, грызя орехи кэшью, и лучше всего - в
ванне, наполненной горячей водой.


2-00

     Антракт
     There I am
     2 a.m.
     What day is it?
     Хайку, написанное Джеком Керуаком
     И вот наступает время Запредельных Причуд. Уже два часа утра или что-то в
этом роде. Марк чувствует, что его организм совершенно обезкофеинен. Не
помогают ни смарт-дринкс, ни пастилки гуараны, ни прочие раздаваемые в
зале смягчающие плацебо. Жосс Дюмулен уже не заботится о ближних. Он
смешивает "Мессу для настоящих времен" с "Гудением, вызванным
электрической бритвой, положенной на струны фортепьяно" (обе пьесы
сочинены Пьером Анри). Верховный Диджей вернется в свой отель не один.
Двери откроет швейцар в роскошной ливрее. Кровать будет застелена
невероятно свежим бельем. Пресс-атташе (да, да, опять она!) станет
потакать всем его прихотям с чувством профессионально исполненного долга.
По кабелю можно будет посмотреть порнушку. Це