низошел до меня и почти пять
месяцев благосклонно принимал дары моей любви. Было бы чистейшей
неблагодарностью и богохульством пытаться приобрести бессрочное право на
его милости. К тому же меня утешало, что я и на расстоянии смогу
пользоваться магическим покровительством моего ангела, который уж
как-нибудь повлияет на высшую силу и добьется того, что в моей жизни теперь
всегда все будет хорошо - в этом не было никаких сомнений.

В один прекрасный вечер, когда Андреас был на работе в ресторане, я собрала
вещи и ушла назад в общежитие. Он ни разу не попытался отыскать меня там:
стало быть, я правильно разгадала его волю.

В последний раз я видела Андреаса перед самым отъездом на концерте в
Домском Соборе, где снова выступал их хор. Мой ангел был все так же
прекрасен и пел, пожалуй, даже вдохновеннее, чем прежде. Мне с трудом
верилось, что он не понимает ни слова в молитвах, так искренне льющихся из
его уст. Впрочем, разве обязаны ангелы что-то понимать? Невидимая нить и
так прочно связывает их с Богом, знают они о том или нет... Я не хотела,
чтобы он меня заметил, и потому покинула собор прежде, чем концерт
закончился.

Как и следовало ожидать, мой последний месяц в Германии прошел как нельзя
лучше: я успешно сдала экзамен по латыни, господин Петерс поставил мне
отличную оценку за работу про ангелов, и вообще - назад в Россию я
вернулась в самом замечательном настроении.

А дома меня ждал еще один сюрприз, доказывающий, что Андреас серьезно
постарался там, наверху, склоняя высшую силу в мою пользу. Едва я
переступила порог моей комнаты и распахнула окно, чтобы впустить в
помещение свежий воздух, как маленький попугайчик, бойко работая пестрыми
крылышками, стремительно влетел внутрь. И прежде чем я успела сообразить,
что произошло, он приблизился к клетке, которая после исчезновения моего
попугайчика пустовала в углу, и, будто это было для него чем-то совершенно
естественным, запорхнул внутрь через остававшуюся уже десять лет открытой
настежь дверцу. Просвистев что-то до крайности веселое, птичка начала
кувыркаться на одном из подвешенных внутри резиновых колечек. Да, конечно,
это был мой собственный попугайчик, который каким-то чудом вернулся теперь
ко мне в целости и сохранности после долгой-долгой разлуки!

- Никуда ты больше не улетишь, - нежно сказала я ему, закрывая дверцу
клетки.

Спасибо, мой Бог, что ты исполнил мое заветное желание и вернул мне то, что
казалось потерянным навсегда. О, теперь у меня нет ни малейшего сомнения в
твоем существовании. И пусть кто-то пытается доказать мне обратное, я
заткну уши, я закрою глаза, я замру на коленях и буду неустанно повторять
про себя твое имя: "Dominus Bonus, Domini Boni, Domino Bono..."

Юрий Владимирович откинул в сторону папку с рассказом и, закурив очередную
сигарету, заходил взад и вперед по комнате.

"Что же это за рассказ такой? Говно, а не рассказ! - откровенно подумал он.
- О стиле я вообще не говорю. Чего говорить о том, чего нет. Но сюжет тоже
- так себе, даже на троечку не тянет, прямо скажем. Сначала вообще заснуть
можно. Это же надо додуматься - про учебник латыни написать, про семинар с
каким-то непонятным профессором, про беспорядок на кухне... Ну если жизнь у
тебя такая скучная и однообразная, то придумай что-нибудь интересненькое -
на то ты и писатель! - а не мучай читателей подробностями своего тоскливого
быта. Впрочем, напридумано тут тоже, очевидно, довольно много. Вся история
с Андреасом - миф чистейшей воды, неумелая эротическая фантазия, скажем
так, не лишенная, впрочем, некоторой символики: благополучный,
самоуверенный Запад разглагольствует о личной свободе, правах человека и
прочей чепухе, а сам до изнеможения насилует несчастную Россию, да еще с ее
же собственного согласия. Интересная, конечно, метафора, но автор, пожалуй,
ничего такого не имел в виду. Куда там? Это уже моя привычка копать глубже,
чем предусмотрено, меня до такой неожиданной интерпретации довела. Вообще
рассказ, как мозаика, из отдельных кусочков составлен, и автор, очевидно,
абсолютно не в состоянии взглянуть на них с какого-то обобщающего пункта. А
когда человек сам в своем рассказе не хозяин, то это плохой, очень плохой
знак... Впрочем, вернемся к Андреасу. Неправдоподобность этой фигуры мешает
относиться к ней всерьез. Потенция у него, прямо скажем, просто
научно-фантастическая - четыре раза подряд, или сколько она там насчитала?
А утром он еще и завтрак готовит - просто "В гостях у сказки" получается. И
сперма у него... Как там было? - Юрий Владимирович полистал рассказ. - Ага,
вот: мед, да еще с "небесным вкусом". Хотя каждый образованный человек
знает, что сперма по вкусу на сопли похожа, а не на мед там какой-нибудь.
Вообще, автору можно посоветовать, прежде чем описывать эротические сцены,
испытать что-нибудь подобное на практике", - Юрий Владимирович сглотнул
слюну и, присев на подоконник, задумчиво закурил еще одну сигарету.

Но через пару минут он внезапно снова вскочил на ноги, стукнув себя по лбу,
будто какая-то мысль внезапно осенила его:

"Как же я сразу-то не догадался? Рассказик этот - просто крик души! Что же,
она случайно что ли настаивала на том, чтоб я его как можно скорее
прочитал? Девочка просто надеялась, что я пойму ее сигнал! Как тут не
понять? Ведь, если приглядеться, каждая строчка в этом рассказе проникнута
тоской по настоящему мужчине. Героиня ищет его и никак не может найти.
Римский dominus bonus не подходит, потому что существует только на картинке
в учебнике, профессор Петерс - тоже. Куда уж ему с таким животом, который
даже в двери не пролезает? МС Герхарда и "революционера" Фабиана можно
сразу вычеркнуть: они, скорее, просто комические фигуры, на них героиня и
не претендует. Да и Андреас, если вдуматься, не самый идеальный вариант. В
постели он ее, насколько я понял, вообще нормально удовлетворить не мог,
все только о собственном удовольствии думал. Хорош ангел! Одно название. До
него, по-моему, даже не дошло, что он ее девственности лишил. Это у них там
на Западе женщинами в тринадцать лет становятся, а наши русские девушки
умеют ждать. Я уж не говорю про низкий интеллектуальный уровень этого типа:
официант - что с него возьмешь? Значит и он отпадает. Получается, что из
всех героев рассказа подхожу ей один только я!.. Стоп, стоп - я, вроде,
слава Богу, еще не в рассказе, тьфу, тьфу, тьфу... Вот что значит по ночам
не спать и всякие дурацкие истории читать: ум за разум зайти может".

Юрий Владимирович открыл окно, чтобы глотнуть свежего воздуха и привести в
порядок свои мысли.

"Н-да, - решил он наконец, - как бы там ни было, а я ей все-таки подхожу, и
даже очень. Ведь она, по всей видимости, ищет того, кто ее во всех
отношениях превосходит, на кого она в буквальном смысле слова молиться
может. Лучшей кандидатуры, чем я, стало быть, не найти. В литературе я для
нее и так что-то вроде Бога, житейской мудрости у меня хоть отбавляй, да и
в материальном плане, вроде, все в порядке, что совсем немаловажно. На
внешность тоже грех жаловаться. Ну не такой, конечно, красавчик, как этот
Андреас, но что ей, спрашивается, толку в его красоте, если он ее все равно
в решающие моменты лицом к стенке поворачивает или глаза закрывать
заставляет? Так что внешность в конечном итоге большой роли играть не
должна. А удовлетворить я ее точно намного лучше него смогу. Может, даже и
четыре раза подряд получится. А что?.. И ремешком тоже не проблема: я уж не
буду демагогию про "человеческое достоинство" разводить. Короче, надо было
прямо сразу ко мне обратиться, а не всякую ерунду писать... Уж не знаю,
сознательно она дала мне знак или у нее - по Фрейду - тайное желание, в
котором и себе самой-то признаться страшно, в зашифрованном виде в
рассказик вылилось, но главное, что я теперь все понял и вполне готов свое
мнение по этому поводу высказать. О, она получит мое мнение! Да еще какое!
Скорей бы дождаться утра! Все равно не засну теперь".

Вдалеке загудела первая электричка. Значит, уже было не меньше пяти часов
утра.

"А чего ждать? - решил вдруг Юрий Владимирович. - Она ведь тоже наверняка
не спит, моего мнения дожидается. Вот я ей еще тепленькой, прямо в
постельке мое мнение и продемонстрирую. Снизойду, так сказать".

Но прежде чем "снизойти", Юрий Владимирович открыл верхний ящик стоявшей у
кровати тумбочки, вынул оттуда упаковку презервативов и, убедившись, что
срок годности еще не прошел, положил четыре штуки себе в карман. Затем,
стараясь держать в рамках волнение, овладевшее им теперь, несмотря на всю
решимость и уверенность в успехе своего предприятия, он почти бегом
спустился вниз по лестнице и без стука распахнул дверь комнаты, в которую
накануне поместил Надю. Однако едва переступив порог, Юрий Владимирович в
смятении замер на месте, потому что комната, вопреки всем разумным
рассчетам, оказалась совершенно пуста. Кровать была самым тщательным
образом застелена, но - и это не могло укрыться от Юрия Владимировича - на
несколько другой манер, чем обычно: значит Надя все-таки расстилала ее и
ложилась спать. Но кто же - черт возьми! - встает по доброй воле в пять
часов утра, да еще исчезает не пойми куда вместо того, чтобы сидеть и
дожидаться обещанного отзыва о рассказе.

- Надя! - позвал Юрий Владимирович, надеясь, что его гостья просто пошла
прогуляться по дому. - Надя! Я тут! - крикнул он громче.

Никакого ответа не последовало. Юрий Владимирович, хмуря брови, покинул
злополучную комнату и энергичным шагом отправился в обход по всем
помещениям своей просторной двухэтажной дачи. Никого не обнаружив, он
выбежал на крыльцо и снова позвал Надю: а вдруг где-нибудь гуляет. Но и на
этот раз никто не откликнулся.

"Значит все-таки уехала, - подумал Юрий Владимирович. - С первой
электричкой. Улетела птичка. Ни записки не оставила, ничего. Так-так.
Передумала, стало быть. Не интересует ее больше мое мнение. А может, просто
испугалась профессиональной критики. Да чего бояться-то? Написала -
отвечай. По заслугам, как говорится, и награда..."

Юрий Владимирович выкурил, стоя на крыльце, еще одну сигарету и, почти
совершенно успокоившись, пошел к себе наверх.


Приложение:

^*Спор

Мы сидели за столом, пили кофе и говорили о чем-то. Судя по тому, что в Его
глазах поминутно вспыхивали искорки гнева, а на моих ресницах поблескивали
слезы досады, между нами разгорался спор. Истина, почувствовав себя неловко
среди пышных фраз, которые мы бросали друг другу, воспользовалась случаем
улизнуть и теперь наблюдала за нами откуда-то сверху. Одна фраза, слетевшая
с моих губ, была особенно роскошна, и я любовалась ею, пока Он не сорвал с
нее великолепный наряд лицемерия. Я не могла вынести подобного оскорбления,
моя рука, нервно дернувшись, смахнула со стола фарфоровую чашку. Это был
прекрасный жест, затмивший все Его аргументы. Истина съежилась и забилась в
угол. Вдруг Он подхватил меня на руки. О, мне нечего было возразить на
столь решительный довод. Не прошло и минуты, как Он опустил меня в ванну,
доверху наполненную шампанским. Я не умела плавать, но он, не обращая
внимания на мои мольбы, погружал меня все глубже и глубже в пенящиеся,
отливающие золотом волны. "Да, ты прав, ты прав..." - успела прошептать я,
прежде чем мои чувства окончательно покинули меня и, ударившись об
эмалированное дно, разлетелись в разные стороны, как осколки хрустальной
вазы, свалившейся на раскаленный от солнца асфальт с крыши небоскреба, чуть
пригнувшегося к земле под неожиданным порывом ветра.

назад



^**Поезд

I

Поезд

Этот поезд не похож на другие, мчащиеся по железнодорожным магистралям,
спеленавшим Землю тугими серебряными нитями. В нем нет сосредоточенного
машиниста, со строгостью педанта-режиссера следующего каждой букве пьесы,
названной анонимным драматургом "Расписанием". Иногда он летит стремительно
и жестко, как мяч, посланный футболистом-профессионалом в ворота
противника, иногда его ход становится плавным и легким, напоминая полет
воздушного поцелуя, следующего из Чикаго в Стамбул. Случается, что он
сходит с рельс и, подобно распространителю билетов благотворительной
лотереи, появляется в самых неожиданных местах. Пассажиры не балуют этот
поезд вниманием, их взволнованное дыхание не увлажняет гладкую поверхность
стекол, отделяющих кельи-купе от праздничного карнавала жизни. Редкие
безумцы решаются сесть в него. Обычно они не имеют с собой багажа, что
делает бесполезными попытки описать каждого из них в отдельности, ведь они
лишены такого существенного индивидуального признака, как величина
чемодана...

II

Я

Я жду этот поезд. Я провожу всю жизнь под сводами вокзала, построенного
жестоким архитекторам так, что я могу общаться с окружающими лишь через
узкое окошко с надписью "Касса". Но оно часто бывает закрыто, и напрасны
мои попытки выбраться на волю - все двери ведут на перрон. Перрон почти
пуст, и только одинокий носильщик с грацией акробата лавирует между мутными
оазисами луж. У него доброе лицо, и я знаю, что он не соврет, но мне не о
чем его спрашивать.

III

В поезде

И вот наконец я увидела поезд. Свет его фар нежно обласкал меня и поманил к
себе. Я вскочила в открытые двери и облегченно вздохнула, ощутив, что
навсегда покидаю бескрайнюю тюрьму вокзала. За окном мелькали города,
облака, ангелы, черти... Но это уже совсем другое измерение.

назад



^***Кошка

Никто не знает, что ночью я превращаюсь в черную кошку. Я выхожу на улицу и
гуляю в совершенном одиночестве. Случайные прохожие сторонятся меня: боятся
нечистой силы. А если кто-то и вздумает приблизиться ко мне, я выгибаю
спину и выпускаю коготки. Это их обычно отрезвляет. Однажды недалеко от
меня остановилась машина с живодерни. Я зажмурилась от резкого света фар,
направленного прямо на меня. Из машины выпрыгнули два человека в ватниках,
с папиросами в зубах. "Кошка", - сказал один. "Черная, тварь, - отозвался
другой. - Лови скорее, а то убежит". Он схватил меня и, несмотря на мое
отчаянное сопротивление, закинул в машину, где дожидались своей участи еще
с десяток таких, как я. Люблю сильных мужчин...

назад



Примечания

^1Добрый Господин/Хозяин (лат.)

^2Добрый Господин, Доброго Господина, Доброму Господину... (лат.)

^3Помилуй, Господи, помилуй нас... Мы возносим к тебе хвалу и признаем тебя
нашим Господином (лат.)

^4Слава великому и всемогущему Богу! Земля и небо пронизаны величием твоей
славы (лат.)