от законного оформления дарственной.
   Артур уже снова был самим собой - и настороже. Слова собеседницы  разом
вернули его к прошлому, которое только что заполняло все его  мысли;  даже
восхитительные каденции в ее голосе утратили власть над ним и не  в  силах
были утишить поднявшуюся вновь тревогу.  Он  почувствовал,  что  худшее  -
впереди. Внешне он оставался спокойным, но был подтянут, бдителен, начеку.
   - Нашлись какие-нибудь новые данные,  поколебавшие  вашу  претензию?  -
спросил он.
   - Нет, - ответила донна Долорес.
   - Значит, имеются какие-то обстоятельства или факты,  которые  упустила
миссис Сепульвида? - сказал Артур. - Позвольте, я сообщу вам все, что  мне
от нее известно.
   С привычной четкостью, пользуясь  лапидарными  юридическими  формулами,
Артур изложил существо рассказа миссис Сепульвида. Он ничем не  обнаружил,
что видит, как прелестная испанка сквозь прорези веера изучает его лицо  с
прилежностью,  которую  нельзя  было  объяснить   одним   только   женским
любопытством. Когда он закончил, она сказала:
   - Bueno. Это то, что я ей сообщила.
   - Вы желаете что-нибудь добавить?
   - Пожалуй...
   Скрестив руки, Артур приготовился  слушать.  Донна  Долорес  перебирала
пластины своего веера, словно это были четки.
   - Мне стали известны некоторые новые обстоятельства дела, дон Артуро; с
юридической  точки  зрения  они  могут  показаться  пустячными,  но  меня,
женщину, они волнуют. Когда я расскажу вам о них, вы, наверное,  ответите,
что они нисколько не затрагивают юридических прав моего... отца... на  эту
землю. Быть может, мое решение покажется вам даже смешным. Но, поскольку я
все равно уже вовлекла вас в хлопоты, я хочу, чтобы вы не думали, будто  я
меняю свои решения по капризу, чтобы вы точно знали, почему ваш визит сюда
не дал результатов, и вы, прославленный адвокат, вынуждены были  потратить
свое драгоценное время на беседы с моей милой донной Марией.
   Если бы Артур не был так погружен  в  свои  размышления,  он,  конечно,
уловил бы особые, чисто женские нотки,  прозвучавшие  в  последних  словах
донны Долорес; обычно такие детали не  проходили  мимо  его  внимания;  но
сейчас он лишь потрогал слегка свои каштановые усы и  поглядел  в  окно  с
видом терпеливым и снисходительным.
   - Нет, я действую не по капризу, дон Артуро. Но я женщина, я сирота. Вы
знаете историю моей жизни. Единственный близкий человек покинул меня  одну
на этом свете, оставив владелицей огромных земель. Выслушайте мой рассказ,
дон Артуро, и вы поймете меня или, по крайней мере, простите мне странное,
быть может, пристрастие к людям, которые претендуют сейчас на  эту  землю.
Ведь все, что  с  ними  произошло,  все,  что  случилось  _с  ней_,  могло
случиться так же и со мной, будь на то воля пресвятой девы!
   - О ком вы говорите? Что значит "с ней"? - тихо спросил Артур.
   - Простите, я принялась за рассказ так, словно вы обо всем уже  знаете.
Видите ли, вам сказали, что на эту землю претендуют двое: муж и жена.  Его
зовут Гэбриель Конрой, не так ли? Вам сказали,  что  они  имеют  на  руках
дарственную, не так ли? Так вот, все это неверно!
   Артур обернулся к своей собеседнице, не скрывая удивления.
   - То, что вы говорите, для  меня  совершенная  новость.  Дело  меняется
коренным образом.
   - Этого я не утверждаю, - равнодушно возразила донна Долорес. - И не  о
том  я  веду  речь.  Суть  вот  в  чем.  Доктор  Деварджес,  который  имел
дарственную на ту же землю, что и мы, подарил ее сестре  Гэбриеля.  Теперь
вам ясно?
   Она умолкла и устремила взгляд на Артура.
   - Совершенно ясно, - сказал Артур, глядя  по-прежнему  в  окно.  -  Это
объясняет нам, откуда взялся Гэбриель. Но жива ли она? А если она  умерла,
располагает ли ее брат правом наследования? Вот решающий  вопрос,  вопрос,
извините  меня,  чисто   юридический,   который   не   следует   осложнять
посторонними, не идущими к делу переживаниями.  Была  ли  эта  исчезнувшая
женщина, его сестра, единственной законной владелицей дарственной грамоты,
была ли она замужем, был ли у нее ребенок, - вот что нам  важно  выяснить.
Муж, как и ребенок, в данном случае, законные наследники.
   Последовала  продолжительная  пауза;  не   дождавшись   ответа,   Артур
повернулся  к  донне   Долорес.   Она,   как   видно,   успела   подозвать
старуху-служанку, и та теперь, нагнувшись, стояла над ней, заслоняя ее  от
Артура. Старуха тут же удалилась, оставив их снова вдвоем.
   - Вы правы, дон Артуро, - сказала донна  Долорес,  опять  укрывшись  за
веером. -  Теперь  вы  сами  видите,  как  правильно  я  поступила,  решив
посоветоваться с вами. То, что я сочла своей прихотью, еще может оказаться
в нашем деле важным юридическим  доводом,  почем  знать?  Хорошо,  что  вы
направили мою мысль по этому руслу. Мы, женщины, легкомысленны. А  вы  так
разумны, так проницательны. Нет, я правильно сделала, что позвала вас.
   Артур кивнул и выразил на лице ту  профессиональную  снисходительность,
которая  приводит  одновременно  в  бешенство  и   в   восторг   человека,
прибегающего к помощи адвоката.
   - Итак, истинная наследница бесследно  пропала.  Куда  она  делась,  не
знает никто. Поиски не  дают  результата.  И  вот  появляется  самозванка,
которая выдает себя за его сестру, называет себя Грейс Конрой.
   - Одну минуту, - тихо промолвил Артур, - почему  вы  думаете,  что  она
самозванка?
   - Почему... я... так думаю?
   - Да, на чем вы основываете свое мнение?
   - Мне так сказали.
   -  Ах,  вам  так  сказали,   -   откликнулся   Артур,   возвращаясь   к
профессиональной снисходительности.
   - Вам требуются доказательства? - взволнованно спросила донна  Долорес.
- Извольте. Она вышла замуж за Гэбриеля, которого до того  называла  своим
братом.
   - С точки зрения морали - это  веский  аргумент,  -  холодно  отозвался
Артур, - и он может сыграть свою роль в случае судебного  разбирательства;
само же по себе названное вами обстоятельство не отнимает у  этой  женщины
права доказывать, что она  сестра  Гэбриеля  Конроя,  если,  конечно,  она
располагает надлежащими документами. Прошу прощения, я прервал вас.
   - Я кончила, - сказала донна Долорес, выпрямляясь с некоторой досадой.
   - Отлично. Тогда разрешите резюмировать. У вас имеется  дарственная  на
землю, которой фактически владеет скваттер, претендующий на нее  от  имени
своей жены или сестры - юридически это не  имеет  значения,  -  наследницы
некоего доктора Деварджеса, получившего в свое время  дарственную  грамоту
на ту же землю.
   - Да, - нерешительно согласилась донна Долорес.
   - Итак, надлежит решить вопрос, кто законный  владелец  земли,  вы  или
доктор Деварджес? Дело сводится к проверке  ваших  юридических  прав.  Все
остальное, что вы мне рассказали, прямого отношения к делу не  имеет.  Еще
один вопрос: не можете ли вы сообщить, откуда у вас все эти сведения?
   - Я получила письмо.
   - От кого?
   - Без подписи. Анонимное.  Но  тот,  кто  писал,  заявляет,  что  может
подтвердить каждое свое слово.
   Улыбнувшись с видом подавляющего превосходства, Артур поднялся.
   - Не сочтите дерзким мое любопытство, но я хотел бы знать,  есть  ли  у
вас иные основания для отказа от ценной собственности, помимо  полученного
вами письма?
   - Я уже сказала вам, дон  Артуро,  что  для  меня  это  не  юридический
вопрос, - ответила донна Долорес, усиленно обмахиваясь веером.
   - Хорошо. Позвольте тогда, поскольку вы оказываете  мне  столь  высокую
честь и просите моего совета, рассмотреть интересующее вас дело со стороны
моральной и общечеловеческой. Начнем с того,  что  сироты,  о  которой  вы
печетесь, по-видимому, вообще нет в живых.
   - А ее брат?
   - Как  видите,  чтобы  закрепить  за  собой  землю,  он  договорился  с
самозванкой и женился на ней. Можно ли быть уверенным, что этот брат  тоже
не самозванец?
   - Нет, конечно, - сказала задумчиво донна Долорес.
   - Короче говоря, даже став на вашу  позицию,  я  не  вижу  ни  малейших
оснований отказываться от имеющихся у вас прав на землю.  Сирота,  которой
вы симпатизируете, пока что в этом деле никак  не  участвует.  Против  вас
выступает ее брат, который, как мы видим, торгует  правами  своей  сестры.
Ваши  намерения  весьма  благородны  и  похвальны,  но  они  могут   иметь
практическое значение лишь в том случае, если  суд  отвергнет  дарственную
грамоту Деварджеса. Мой совет - довести разбирательство  до  суда.  Правое
дело не всегда побеждает, но, сколько я смог заключить из  личного  опыта,
правое дело должно  отстаивать  свою  правоту,  чтобы  доказать,  что  оно
правое. Если же оно не  отстаивает  себя,  нет  способа  отличить  его  от
неправого.
   - Вы мудрец, дон  Артуро.  Но  я  заметила,  что  вы,  адвокаты,  часто
заботитесь об интересах той лишь стороны, которую защищаете. Я не хочу вас
обидеть, конечно, но предположите на минуту, что перед вами не я, а Грейс;
что вы посоветовали бы ей?
   - То же, что и вам. Бороться! Если бы я  мог  оспорить  ваши  права  на
землю, я немедля подал бы в суд. Обстоятельства дела таковы,  что  следует
бороться, даже независимо от того, какую роль играет эта женщина, жена или
сестра Гэбриеля. Как могло случиться, что Гэбриель давным-давно не  заявил
о своих правах на землю? Ваш анонимный корреспондент молчит. А  ведь  этот
факт в _вашу_ пользу.
   - Вы забываете, что _наша_ дарственная лишь недавно обнаружена.
   - Допустим. Но это еще не доказывает  приоритета  _их_  дарственной.  А
исчезновение прямой наследницы опять в вашу пользу.
   - Почему вы так думаете?
   - Присяжные всегда готовы поддержать  красотку  сироту,  в  особенности
если она бедна.
   - Откуда вам известно, что она красива? - живо спросила донна Долорес.
   - Это мое  предположение.  Красота  -  привилегия  сиротства.  -  Артур
поклонился с шутливой галантностью.
   - Вы мудрец, дон Артуро. Я желаю вам дожить до глубокой старости.
   Насмешливые нотки в голосе донны Долорес были слишком явными, чтобы  их
долее можно  было  игнорировать.  Все  в  Артуре  восстало  против  такого
обращения  с  ним.  Непонятная  сила  ее  красоты,  которой  он   не   мог
противиться, высокомерный  тон,  который  объяснялся  либо  тем,  что  она
сознавала  свою  могучую  власть  над  людьми,  либо  тем,  что  она  была
осведомлена о его - Артура - прошлом, - все будило в нем холодную  ярость.
Он понимал, что о донне  Долорес  шла  слава  как  о  глубоко  религиозной
женщине и строгой моралистке. Если бы сейчас ей вздумалось вдруг  обвинить
его в том, что он  преднамеренно  бросил  Грейс,  что  он  строит  заранее
рассчитанные планы  в  отношении  миссис  Сепульвида,  он,  не  колеблясь,
признал бы справедливость ее упреков,  даже  не  подумав  объясниться  или
оправдывать свои действия. Он отлично понимал,  что  утратил  бы  навсегда
уважение донны Долорес, которое за последние несколько минут  вдруг  стало
ему очень дорого. Однако удовлетворение, которое он получил  бы,  поступив
таким образом, перевешивало для него сейчас все прочие соображения. Такова
была одна из особенностей его характера. Он называл это  "быть  честным  с
самим собой", и в каком-то смысле был прав.
   Артур  поднялся  и,  почтительно  стоя   перед   своей   очаровательной
клиенткой, спросил:
   - Пришли вы к окончательному решению? Должен ли я отстаивать ваши права
и выгнать захватчиков или же вы желаете предоставить им невозбранное право
владеть вашей землей?
   - А что вы мне посоветуете? - спросила донна Долорес, не сводя  глаз  с
Артура.
   - Я уже дал вам совет, - отозвался Артур  с  терпеливой  улыбкой.  -  Я
считаю, что как с  юридической,  так  и  с  моральной  точки  зрения  ваша
обязанность заключается в том, чтобы отстаивать свое право на землю.
   Донна  Долорес  отвела  взгляд.  Чувствовалось,  что  она   не   вполне
удовлетворена ответом.
   - Bueno. Обождем. У нас еще есть время. Присядьте, дон Артуро. Как,  вы
даже не хотите остаться у нас до утра?
   - К глубокому моему сожалению, - почтительно возразил Артур, - я должен
немедленно вернуться в миссию. Я и так задержался  на  лишний  день.  Меня
ждут завтра в Сан-Франциско.
   - Ничего, пусть обождут. Вы напишете, что  задержались  по  неотложному
делу, а Диего на моей Ховите отвезет ваше письмо к сегодняшнему  пароходу.
Завтра оно будет в Сан-Франциско.
   Он не успел ничего возразить, как она позвонила в  стоявший  возле  нее
бронзовый колокольчик.
   - Но, позвольте, донна Долорес... - начал Артур.
   - Я все понимаю, - прервала его донна Долорес.  -  Диего,  -  торопливо
продолжала она, обращаясь к вошедшему слуге, -  быстро  оседлай  Ховиту  и
приготовься сам. Потом придешь сюда.  Простите,  я  вас  не  дослушала,  -
обратилась она снова к Артуру. - Я знаю, вы хотите сказать, что время  для
вас дорого. Если вы не прибудете вовремя в Сан-Франциско, ваша фирма может
потерпеть большие  убытки.  Что  ж!  Напишите  вашим  компаньонам,  что  я
принимаю все расходы на себя. Никто из  ваших  клиентов  не  заплатит  вам
дороже, нежели заплачу я. Сейчас я хочу, чтобы вы были здесь.
   Чувствуя себя раздосадованным и даже оскорбленным, Артур в то же  время
не мог не восхититься  своей  собеседницей.  Гордая  речь,  неограниченная
власть над сотней слуг, небрежность, с которой  она  распоряжалась  своими
несметными богатствами, -  все  это  удивительно  шло  к  ней.  Сейчас  ее
бронзовые щеки порозовели от волнения, она повелительно  стучала  по  полу
крохотной туфелькой, глаза ее сверкали во мраке.  Вдруг,  словно  придя  в
себя, она обратилась к Артуру со словами извинения:
   - Простите меня. Я поступила неправильно. Не сердитесь, дон  Артуро.  Я
избалованная женщина. Вот уже пять лет я повинуюсь только своим  желаниям.
Иногда я забываю, что за пределами моего маленького королевства существует
другой мир. Поезжайте. И раз уж вы так решили, поезжайте немедленно!
   Она откинулась на спинку софы,  закрыла  веером  нижнюю  часть  лица  и
опустила длинные ресницы с выражением раскаяния и усталости.  Артур  стоял
перед ней,  колеблясь,  какое  решение  ему  принять;  раздумья  его  были
недолги.
   - Благодарю вас, что вы даете мне возможность выполнить свой  долг,  не
отказывая себе в то же время и в удовольствии. Если ваш  гонец  достаточно
проворен и надежен, беспокоиться не о чем. Я охотно останусь.
   Она бросила на него быстрый  взгляд  и  улыбнулась  Должно  быть,  этот
маленький надменный рот, эти темные печальные глаза  не  были  приучены  к
улыбке. На словно затененном лице  сверкнули  зубки  ослепляющей  белизны.
Улыбка пропала, оставив две ямочки на светло-коричневых  щеках  и  влажный
блеск в глубине темных глаз. Кровь бросилась в лицо Артуру.
   - В соседней комнате вы найдете письменные принадлежности. Диего придет
к вам за письмом, - сказала донна Долорес. - Мы скоро увидимся.  Благодарю
вас.
   Она протянула маленькую коричневую руку. На мгновение  Артур  склонился
над ней и, чувствуя, как  сильно  колотится  у  него  сердце,  удалился  в
соседнюю комнату. Как только дверь за ним закрылась, донна Долорес сложила
веер, упала на софу и торопливо позвала:
   - Мануэла!
   Старуха с встревоженным  лицом  бросилась  к  софе.  Но  она  опоздала.
Госпожа ее лежала без чувств.



        "7. ЛИСТОК ИЗ ПРОШЛОГО"

   В письме к компаньонам Артур кратко объяснил причины задержки, закончил
же фразой:  "Срочно  разыщите  в  архивах  все,  связанное  с  дарственной
грамотой на имя Деварджеса".
   Едва он кончил письмо, в комнату вошел готовый в путь Диего.  Когда  он
удалился,  Артур  остался  один,  с  нетерпением  ожидая  появления  донны
Долорес. К его  немалому  разочарованию,  в  комнату  степенной  походкой,
подобно темноликому призраку, вошел сумрачный мажордом и, не промолвив  ни
слова, жестом, достойным Командора  из  оперы  Моцарта,  пригласил  Артура
следовать в отведенную ему комнату.  В  согласии  с  общей  солнцебоязнью,
которой страдает испано-калифорнийская архитектура, комната была  узкой  и
длинной, с низким потолком, погруженная в полумрак; два зарешеченных  окна
по обе стороны двери глядели в  коридор  и  далее  на  внутренний  дворик;
напротив,  в  толще  стены  было  пробито  крохотное  отверстие  наподобие
бойницы, через которое можно было узреть  бескрайнюю,  сияющую  на  солнце
равнину. Немеркнущий, беспощадно режущий глаз дневной свет не допускался в
келью; безумный, ни сна, ни отдыха не ведавший ветер, день и ночь бившийся
в унылые стены, тоже не мог дать  знать  о  себе  в  глубокой  раздумчивой
тишине этих монастырских покоев.
   Но на тешащем  душу  аскетическом  фоне  особенно  сильное  впечатление
производила  характерно-испанская  роскошь  обстановки.   В   занавешенном
алькове  стояла  громадная  кровать  красного  дерева  с  желтым  шелковым
покрывалом, сплошь расшитым розовыми  и  пурпурными  цветами.  Простыня  и
наволочки были оторочены дорогим кружевом. Возле кровати  и  перед  мягким
креслом на темном деревянном полу лежали ковры варварски яркой  расцветки,
а у глубоко врезанного в стену очага была брошена огромная медвежья шкура.
Над очагом висело распятие из  слоновой  кости  с  золотом;  по  стенам  -
изображения святых и мучеников вперемежку с современными гравюрами.
   Артура удивило, что на всех картинах светского содержания неизменно был
изображен зимний пейзаж. Монастырская  гостиница  на  Сен-Бернаре,  горный
перевал в Австрийском Тироле, русские степи  зимой  и  снежная  равнина  в
Норвегии совокупно понизили  для  впечатлительного  Артура  температуру  в
комнате  на  несколько  градусов.  А  небольшая  акварель  с  изображением
альпийской фиалки так тронула его, словно цветок напомнил ему  о  каких-то
позабытых тревогах.
   Донна Долорес прислала сказать,  что  не  может  выйти  к  столу  из-за
нездоровья,  и  обед  прошел  торжественно  и  уныло.  Хозяева  дома  были
представлены родственником  покойного  дона  Хосе  Сальватьерра,  который,
распространяя застарелый запах табака,  пытался  комментировать  некоторые
давно позабытые политические события.  Артур,  разочарованный  отсутствием
донны Долорес, сурово глядел на собеседника  и  беспощадно  пресекал  даже
малейшую попытку перевести разговор на дело, по поводу которого  был  сюда
приглашен. Позже, не дождавшись никаких вестей от донны Долорес и  выкурив
послеобеденную сигару, он начал сожалеть, что остался, и пришел в  ярость,
припомнив, почему именно он так поступил.  Он  стал  уже  размышлять,  как
выбраться отсюда, и даже подумал, что было бы недурно нанести  неожиданный
визит миссис Сепульвида, когда неожиданно вошла Мануэла.
   - Не угодно ли будет  дону  Артуро  почтить  донну  Долорес  беседой  и
советом?
   Дон Артуро почувствовал, что краснеет, и был не вполне уверен, что  как
раз в данный момент сумеет  дать  своей  клиентке  достаточно  разумный  и
дельный совет, однако, слегка кивнув  индианке,  последовал  за  ней.  Они
прошли в ту же комнату, где он был ранее. Можно было подумать,  что  донна
Долорес не шевельнулась с тех пор, как он  ушел  -  настолько  неизменными
были и вся окружающая обстановка, и ее поза на софе. Когда он  почтительно
приблизился  к  ней,  то  ощутил  прежний  аромат  и  почувствовал  то  же
непонятное  магнетическое  действие  ее  темных  глаз,  призывавшее   его,
наперекор его желанию, глядеть на нее в упор.
   - Вы, должно быть, презираете меня, дон Артуро. У вас на родине крепкие
подвижные женщины, а я мала, слаба и ленива к тому  же,  да  простит  меня
пресвятая дева! Но я - после тяжкой болезни и чувствую себя еще не  вполне
здоровой. Да и привыкла я к такой жизни. Я провожу здесь  целые  дни,  дон
Артуро, в полном безделье. Это совсем невесело, уверяю вас. Все  гляжу  да
жду чего-то. И так день за днем. А дни похожи один на другой.
   Что-то бесконечно нежное и жалобное прозвучало в ее голосе, или то была
просто характерная интонация  кастильского  говора  в  устах  жен