Самолет будет меня ждать?
     - А почему вы думаете билеты первого класса столько стоят? - улыбнулся Ален.
     Я молча сжал его руку повыше локтя. Как раз тронулась и пробка. Через полчаса мы были в международном аэропорте Цюриха, опоздав ко времени всего на семь минут.
     Я бегом бросился к стойке регистрации, издалека размахивая билетом. Точно, меня ждали, и спешно мной занялись. Подоспел Ален. Я обернулся к нему, и долго молча тряс ему руку.
     - У меня к вам последняя просьба, Ален, - обратился я к нему, неожиданно для себя самого перейдя на "вы". - Я так неожиданно уехал, что не успел заплатить за отель. Вы не могли бы сделать это за меня?
     - Конечно, без проблем, - ответил Ален, и я передал ему тысячу долларов, прикинув, что этого хватит с избытком, включая и издержки Алена в пути.
     Регистрация закончилась. Я еще раз поблагодарил его за все, и уже собирался проходить через рамку металлодетектора, как вдруг что-то остановило меня. Я снова обернулся к нему, и сказал, глядя прямо в его серые глаза:
     - Мадемуазель Талия осталась здесь, в Швейцарии. Правда, примерно месяц она будет очень, очень занята, и вам лучше ее не беспокоить, но мне кажется, что потом она была бы рада, если бы вы ей позвонили.
     Ален вспыхнул, как мальчишка, и опустил глаза.
     - Я угадал? - грустно спросил я, и он кивнул.
     Я написал на первой подвернувшейся бумажке номер ее мобильного, и протянул Алену.
     - До свидания, Ален, - сказал я. - Вы очень помогли мне.
     - Мне показалось, что вам, как это у вас говорится, по зарез нужно быть в Москве именно сегодня, - улыбнулся Ален. - Я угадал?
     Мы рассмеялись. Работники аэропорта уже давно нетерпеливыми жестами давали мне понять, что пора проследовать дальше, к таможенникам и пограничникам, и далее, на посадку. Я повернулся, и пошел. Я не оглядывался, но знал, что Ален стоял и смотрел мне вслед, пока я не скрылся из виду. Еще через десять минут я сидел в удобном кресле "аэробуса", который сразу же после того, как тяжелая входная дверь закрылась за мной, свистя турбинами, покатил на взлетную полосу. Разбег, отрыв, набор высоты, и самолет, пробив плотный саван облаков, казалось, застыл над ними, как над бескрайней снежной долиной, освещенной ярким зеленоватым сиянием полной луны. Я смотрел на эту фантастическую, удивительную в своей красоте картину в иллюминатор, но сердце мое сжимала тоска. Не потому, конечно, что я летел домой. Просто я не знал, что ждет меня там.

Глава 12. Huck them all!

Воскресенье, ночь

     Я не замечал большой разницы между бизнес-классом, которым мы летели в Женеву, и первым, которым я возвращался, пока не выяснилось, что пассажирам первого класса французский коньяк положен без ограничений. После безумной гонки по альпийским серпантинам сердце у меня колотилось часто и неровно, а ведь известно, что в таких случаях надо выпить коньячку! Да вот беда, - дозировка в народном рецепте не указана... В общем, на момент, когда лайнер коснулся колесами бетона взлетно-посадочной полосы я больше походил не на пассажира, а, скорее, на бессловесный багаж. Однако нежные и сильные руки швейцарских стюардесс аккуратно поставили меня на ноги, а прохладный ночной воздух родины и вовсе привел меня в чувство, так что, хоть и нетвердыми шагами, по трапу на бетон родной Шереметьевщины я спустился сам. Я еще поспал в извозчичьей "Волге", так что когда уже глубокой ночью мы подъехали к моему дому, я был уже вполне как огурец.
     Хотя, естественно, в квартире было пусто, я вошел тихо, стараясь не шуметь, думая, что именно так делал бы, если бы Галина и Юлька были дома. Но их не было. Я прошел по темной квартире и, не зажигая света, сел в кресло, в котором любил всегда сидеть, когда редким вечером возвращался с работы пораньше, и мы с Галиной вполне идиллически смотрели по телеку какой-нибудь сериал. Как много я сейчас бы дал, чтобы прямо сейчас предаться этому пустому, как я всегда считал, времяпрепровождению - семейному просмотру телепередач! Да, что имеем, не храним... И я заплакал, как в детстве, хлюпая носом, и не сдерживая слез. Потом немного успокоился, вздохнул и - заснул.

Воскресенье, первая половина дня

     Меня разбудило тревожное ощущение, что что-то не так. Я открыл глаза, осознал себя сидящим одетым у себя дома в кресле, и все сразу понял. Не так было по крайней мере четыре вещи. Первая, что ночью я совершенно не подумал о том, что теоретически за моей квартирой на предмет моего появления могли наблюдать, а я приперся сюда даром, что не с оркестром. Второе было то, что я же собирался сразу же по прилету прямо из аэропорта позвонить себе на мобильный, чтобы выяснить, какая отвечает система. Но коньяк спутал мои планы, и я не позвонил ни из аэропорта, ни из дома. И третье был то, что стрелки часов показывали уже одиннадцать утра. Во сколько вчера звонил Голос - в двенадцать, в начале первого? Но ведь сегодня он мог позвонить и пораньше. Правда, немного успокаивало, что в Женеве сейчас всего девять, но все равно я вскочил, как ошпаренный, и схватил мобильный. Его экранчик был пуст и сер, - аппарат я выключил еще перед вылетом из Женевы. Я нажал, удерживая, красненькую кнопочку, но Сименс включаться не хотел. "Low Battery", - только и высветил мне на секунду он, сообщив о том, что аккумулятор пуст. Ну да, когда я последний раз ставил телефон на зарядку - позавчера, третьего дня? У меня все внутри захолонуло, потому что зарядное устройство осталось гостиничном номере. Черт! В "десятке" есть автомобильный адаптер, но ты же вчера в полете позволил себе расслабиться, и за машиной теперь надо тащиться в Шереметьево! Вот, урод! Ладно, что же делать? Так, второе зарядное устройство у меня на работе. Ехать туда? А, может, заскочить в первый попавшийся салон сотовой связи, да купить зарядку? Хотя, время, вроде, еще терпит, - в случае чего можно вполне правдоподобно отболтаться, что, мол, спал и не заметил, что телефон выключился. К тому же в офисе можно спокойно посидеть и подумать над тем, что же делать дальше, а то находиться дома, где все навевает тоскливые мысли о своих, невмоготу. Даже не умывшись я, не дожидаясь лифта, через две ступеньки скатился вниз по лестнице. И только выскочив уже из подъезда, вспомнил про ч
етвертую вещь, которая меня беспокоила - то, что я так и не знаю, что с теткой Эльмирой.
     На улице, тихо шепча о том, что лето кончилось, шел мелкий дождь. Я вышел на обочину, и поднял руку, уповая на какого-нибудь частника, воскресным утром выехавшего подзаработать. Кто-то мне говорил, что время ожидания с поднятой рукой на московских улицах не превышает одной минуты, но мне не пришлось ждать так долго. Почти сразу же с диким визгом тормозов рядом со мной остановилась "копейка" чудовищного оранжевого цвета, на которых по Москве разъезжают практически исключительно бомбилы - "хачики". И точно, за рулем автораритета времен советско-китайской разборки на полуострове Даманский сидел немолодой уже сын армянского народа с унылым выражением лица и носом, по сравнению с которым "рубильник" незабвенного Фрунзика Мкртчяна совершенно не казался чем-то выдающимся. Я открыл дверь.
     - Куда эдэм, камандыр? - спросил он, словно то, что я захочу перемещаться именно на его раздолбанном пепелаце, было вопросом решенным.
     - На Николо-Ямскую, - ответил я и, опасаясь, что ему это говорит не больше, чем, к примеру, Рю-дю-Рон, пояснил: - Это по Садовому.
     - Да, знаю! - воскликнул кавказец с такой обидой в голосе, что я еще больше заподозрил, что Москва для него - "терра инкогнита".
     С минуту, в течение которой я, согнувшись в три погибели у его открытой двери и начиная потихоньку свирепеть, стоял в ожидании продолжения диалога, "ара" что-то прикидывал в уме, шевеля губами и носом, после чего спросил меня с хитрым ленинским прищуром:
     - А сколка дашь?
     - Двести, - ответил я, чтобы снять все вопросы, прекрасно зная, что нормальная цена такого маршрута - сто пятьдесят рублей.
     - А, нэт, ти што? - взмахнул руками "хачик" с такой экспрессией, как будто я предлагал эту цену за маршрут как минимум до Еревана.
     Я со злостью захлопнул дверь рыдвана, ругая себя за потерянное время и сожалея, что не знаю по-армянски ни одного матерного слова. "Хачик" с визгом провернув на мокром асфальте лысые покрышки, отъехал с оскорбленной миной на носатом лице, но через пять метров остановился, и сдал задом. Я с видом, что не замечаю его маневров, сделал шаг на бордюр и демонстративно отвернулся, но армянин сам открыл дверь и, распластавшись через пассажирское сиденье, закричал мне, чуть не вываливаясь из-за руля:
     - А, ладна, паэхалы!
     Теперь он улыбался мне, как родному брату. Ни одной машины до самого горизонта больше не было, и я счел за лучшее не терять еще больше времени и ехать.
     - Как паэдем? - спросил счастливый "хачик", со скрежетом врубая передачу.
     - Быстро, - раздраженно буркнул я в ответ, демонстративно глядя на часы.
     Правда, скоро я успокоился, потому что ехала "копейка", страшно рыча глушителем, на самом деле быстро, да и дорогу "ара", как ни странно, знал. За давешние свои подозрения в некомпетентности потомка Давида Сасунского захотелось даже извиниться перед ним.
     - Хорошо ездишь, - поощрительно подмигнул я ему. - За скорость еще полтинник сверху!
     "Ара" расцвел, втопил газ ниже пола и "копейка" понеслась, как болид Формулы-1, оставляя за флагом маломощные БМВ, Ягуары и Порше. Через двадцать минут я уже открывал дверь нашего офиса.
     Я сразу заметил, что Гоха сделал в офисе кое-какие перестановки, но, слава Богу, мое зарядное устройство было на месте. Я воткнул его в розетку, с облегчением включил телефон, и уже хотел отправиться в наш санблок по давно уже не терпящим отлагательства делам, и тут Сименс, едва закончив поиск сети, залился трелью звонка. Почему-то сразу противно затряслись руки, так что я чуть не выронил аппарат, поднося его к уху. Хотя что я нервничаю, ведь может быть, это просто кто-то звонит Алену? Но нет, звонили мне. Это был Голос.
     - Доброе утро, Глеб Аркадиевич, - сказал он, и саркастически заметил: - Долго же вы, однако, спите.
     - Почему - долго? Всего десять часов, - забормотал, как спросонья, я, еле догадавшись отнять два часа от времени на циферблате. - Выключать телефон?
     - Не надо, - ответил Голос. - Все, что мне было нужно, я уже услышал.
     "Ура, с переадресацией и роумингом я все рассчитал правильно!" - возликовал я, а Голос продолжал:
     - Вы ведете себя хорошо, и в награду за это слушайте.
     Пошли знакомые щелчки, и раздался голос Галины:
     - Глеб, это я. Сейчас воскресенье, половина двенадцатого. У нас все по-прежнему, мы с Юлькой живы-здоровы. Нам написали, что во вторник ты нас заберешь отсюда. Ничего, мы продержимся. Юльку не даю, она спит. Береги себя, и до встречи.
     Снова раздались щелчки.
     - Вы все слышали, - опять заговорил Голос. - Продолжайте следовать моим указаниям, и с вашей семьей ничего не случиться. Я еще позвоню вам. До связи.
     И - все, отключился и он. Разговор был настолько коротким, что я не успел ничего толком сообразить. Только показалось мне, что Голос очень торопился. И еще Галин голос мне как-то очень не понравился. Была в нем кроме привычной уже усталости и заторможенности какая-то обреченность. Будто не верила она в то, что говорила, что все закончится нормально. Да и Юлька никогда не спит уже в такое время. Может быть, эти гады дают им не снотворное, а продолжают накачивать наркотиком? Надо срочно, срочно вытаскивать их оттуда! План прост: я нахожу Романа, и мы с Гохой вытрясаем из него, где гад держит мою семью. Осталось только выяснить, где сейчас находится Роман. Кстати, непростой на самом деле вопрос, ведь позвонить никому из тех, кто может на него ответить, нельзя, не рискуя раскрыть свое пребывание в Москве. А кто вообще вернее всего может быть осведомлен о его местонахождении? Да разумеется, жена его Жанна.
     Ей, конечно, как и никому другому, звонить нельзя, но ведь есть такая прекрасная вещь, как SMS! А у нас с Жанной обмен эсэмэсками был отработан до совершенства. Я набрал на дисплее мобильного: "Skuchaju po tebe zhutko. Hochu tebja. Esli mozhesh, otvetj", что на нормальном языке означало: "Скучаю по тебе жутко. Хочу тебя. Если можешь, ответь", и отправил сообщение на Жаннин номер. Потянулось ожидание. Да, совершенно не факт, что Жанна вообще получит сообщение, ведь ее мобила просто может быть выключена. А, если получит, ответит ли? Ведь последний раз прощались, как навсегда. Ответ пришел,. Мобильник прожужжал, сигнализируя о приходе эсэмэски, когда ответа я уже его не ждал. На дисплее высветилось: "Я тоже хочу тебя страшно. Почему у тебя такой странный номер? Ты где? Уже вернулся?" Дьявол, как я мог забыть, что у получателя сообщения высвечивается на дисплее номер отправителя, то есть Алена номер! Хотя, собственно, ничего страшного в этом нет, наоборот - ведь для нее я еще в Швейцарии. "Нет, еще в Женеве", - подтвердил Жанне официальную версию я. "Тогда зачем травишь душу? А я уже было раскатала губы", - ответила Жанна. Я улыбнулся, поняв, какие губы имела ввиду Жанна, и написал: "Сейчас все брошу, и на аэродром. Через три часа буду в Москву. Где встретимся?" Черт, когда же можно будет в тему спросить о Романе? "Не торопись, сегодня не получится", - пришел ответ от Жанны. "Месячные?" - спохабничал я, зная, что Жанна не обидится. "Ха, ха! Хуже - муж", - написала Жанна. Вот оно! "На даче?" - с замиранием сердца набрал на клавиатуре наводящий вопрос я. Ответа Жанны долго не было, наверное, потому, что он оказался очень длинным: "На новой квартире клею обои. Роман вроде уехал на дачу, но только что вернулся, сказал, что будет помогать". Только что вернулся?! Правильно, потому что примерно пятьдесят минут назад он записывал Галинино послание мне! Вот если бы Жанна написала, что ее муженек помогает ей безвылазно с самого утра, это было бы прямо в разрез моей версии, что Голос - это Роман, потому что никак не вязало
сь бы со временем, озвученным Галиной. А так - все сходится! Так что вперед, на Ленинградское шоссе, номера дома не знаю, но визуально хорошо помню, квартира в среднем подъезде на третьем этаже, - как-то Роман возил меня туда, хвастался. Снова прожужжал телефон, - пришла еще одна эсэмэска. "Давай завтра? - писала Жанна. - Встретимся после работы?" - "Мы встретимся гораздо раньше, чем ты думаешь, дорогая", - подумал я, набирая номер Гохи.
     - Алло, кто это? - ответил Гоха.
     - Не беспокойся, - усмехнулся я, - это не ангел, это я, Глеб. Слышь, Гох, ты мне срочно нужен. Ты не на даче?
     - Нет, я в сервисе рядом с домом, тут мою ласточку доделывают, - почему-то шепотом начал объяснять Гоха. - Давай часа через два, ладно, а? А ты что, уже прилетел?
     - Да, уже прилетел, - с досадой ответил я. - Гох, давай побыстрее, а? Звони сразу, как освободишься. Дело важное.
     - А чего случилось-то? - начал было любопытствовать Гоха, но я нажал на клавишу.
     Вот, блин! Такая удача, что Гоха, как я и предполагал, из-за вчерашней поломки оказался не на даче, зато он оказался в другом месте, откуда его, как и с дачи, вытащить чрезвычайно затруднительно - в автосервисе. То есть, не то, чтобы Гоха особо любил автомастерские, но вот делу постановки своей Волги, что называется, "на ход", он мог предаваться бесконечно. Да и черт с ним! Не сидеть же мне, его ожидаючи, два часа без дела! Душа кипела и жаждала деятельности! Не велика Роман синица, словлю и сам! И вообще он - мой, как говорят в Голливудских боевиках. Доводы разума о том, что неразумно одному переться в логово злодея, я решительно отмел. Всеми мыслями я уже был там, на квартире. Я готовился ко встрече с похитителем моей жены и ребенка.

***

     Всю дорогу я пытался угадать, кто откроет мне дверь, потому что от этого зависело начало разговора. Разговора, которого, видит Бог, я не боялся, но в ожидании которого был страшно возбужден. Что делать, если Роман скажет, что ничего не знает? Молча, без разговоров, бить его в торец, а потом размазывать его рожей по стенке, требуя, чтобы сказал правду? И это все при Жанне? Хотя, что ж - лес рубят, так и щепки летят. Но кто же все-таки первый откроет дверь? С этой мыслью я за два квартала от нужного дома вышел из такси, с нею, так и не успокоив пешей прогулкой сердцебиения, подошел к дому. Уже у самого подъезда, случайно нащупав в кармане завалявшуюся монету - пять швейцарских франков, кинул орлянку, загадав: орел - Роман, решка - Жанна. Иностранный кругляш сверкнул в луче пробившегося сквозь облачность солнца, звонко упал на землю, покатился, и у пал в глубокую щель в асфальте. Я улыбнулся, подивившись такому указанию судьбы, согласно которому получалось, что дверь мне или откроет кто-то третий, или никто не откроет вовсе, вошел в подъезд, поднялся на нужный этаж, и позвонил в нужную мне дверь.
     Открыли почти сразу. На пороге, освещенный тусклой лампочкой, свисавшей на проводе с небеленого бетонного потолка прихожей, стоял и подслеповато щурился в темноту лестничной клетки отец Романа, Николай Иванович, которого я прекрасно знал, и которого всегда звал просто дядя Коля. Весь воинственный пыл, весь наступательный порыв при виде старенького дяди Коли у меня испарился, опустились руки и разжались кулаки. Как начинать разговор теперь, я уж точно не знал.
     - А, Глеб, - узнав меня, радостно воскликнул дядя Коля. - Как хорошо, то ты приехал навестить, проведать Романа. Конечно, ведь вы всегда были друзьями, верно?
     "Что это он бормочет? Почему - навестить, проведать? Как тяжело больного", - подумал я, а дядя Коля, повернувшись в глубину квартиры, уже звал слабым старческим голосом:
     - Рома, Рома, Жанночка, идите сюда, посмотрите, кто к нам пришел!
     Раздались такие знакомые мне легкие шаги, и из проема боковой комнаты, в которой еще не было двери, выпорхнула Жанна, в косынке на голове, в черном трико, жутко соблазнительно обтягивающем ее великолепную фигуру, и с рулоном пестреньких обоев в руках. Увидела меня, рулон из ее рук с веселым звуком: "Пум-м-м!" упал на устланный газетами пол, и она так и осталась стоять, поднеся одну руку ко рту, и глядя на меня страшно распахнутыми глазами. "Женева - это такая деревня, тут недалеко", - хотел пошутить я, но не стал, потому что, как за донной Анной шаги Каменного Гостя, вслед за Жанной тоже раздались странные стуки, и из комнаты появился Роман. Именно "появился", потому что "вышел" о процессе его передвижения сказать было нельзя. Он был на костыле, и с видимым трудом опирался на левую ногу, к загипсованной ступне которой бинтом был примотан клетчатый тапочек. Правая нога у него вообще была в гипсе до колена, и он держал ее на весу. Во второй руке он сжимал набалдашник палки-трости, и издававшей тот самый стук. На лицо Роман был небритый, осунувшийся, и даже не бледный, а серый какой-то, как грязный гипс на его ноге.
     - Рад тебя видеть, Глеб Аркадьевич, - сказал он без каких-либо признаков обычно свойственной его манере разговаривать злой иронии. - Это кто ж рассказал-то тебе про мои полеты во сне и наяву?
     - Люсю Зайцеву случайно встретил в магазине, - совершенно автоматически сообразил соврать я и поразился, как складно у меня это получилось.
     - А, Люся все знает, - съязвил Роман, - ведь Люся лучшая подруга Жанны, так ведь, Жаннуль?
     У Жанны упала рука ото рта, и она кивнула головой.
     - Да ты проходи, Глеб Аркадьевич, - загостеприимничал Роман. - Пап, ну что ты стоишь? Приглашай гостя.
     - Да, да, сейчас чай, кофе, все есть! - сразу засуетился дядя Коля, и потащил меня за руку на кухню, где, видимо, было поотремонтированнее.
     - А она рассказала, каким макаром я с крыши-то спланировал? - двигаясь на кухню рядом со мной со скоростью водоплавающей черепахи на суше, почему-то радостно спросил Роман. - Нет? Представляешь, аккурат в минувшую среду вечером залез я на даче на крышу устанавливать спутниковую антенну. Решил, дурень, сэкономить на монтаже. Вот и сэкономил! Оскольчатые переломы, теперь пару месяцев на костыликах, да в колясочке, п