ой наличности, это даже подкупает?.
     Она стояла, прислонясь спиной к перелазу, и он не мог пройти.
     - Да, конечно, она устроила меня в Кембридж. Для этого нужны деньги и связи, если способности, как у меня, средние. Если ты талантливый, другое дело. Тогда тебя всюду примут. А для нас грешных все зависит от того, в какой школе учился, какие репетиторы тебя готовили и кто тебя рекомендует. Тетя даже это умудрилась устроить. Она удивительно умеет добиваться от людей, чего ей надо. И ничуть не стесняется лезть со своими просьбами, так что ей, конечно, проще.
     - Почему вы ее так не любите? - спросил Далглиш.
     - Да нет, лично против нее я ничего не имею. Хотя у нас с ней мало общего, вы согласны? Но эти ее писания! Одни так называемые романы чего стоят! Хорошо, что у нас разные фамилии. В Кембридже люди исключительно терпимые. Если бы она, как во-довозова жена, делала вид, будто содержит бордель, а сама была скупщицей краденого, никто бы и глазом не моргнул. Но ее колонка в газете! Я готова сквозь землю провалиться. Еще хуже, чем книги. Знаете эту гадость? - Она протянула гнусавым фальцетом: - ?Не уступай ему, дорогая. Всем мужчинам нужно одно?.
     Далглиш про себя подумал, что бывает и так, в том числе и с ним, но предпочел от этой темы уклониться. Он вдруг ощутил себя пожилым, усталым и раздраженным. Собирался человек пройтись один, а уж если не получилось, то нашлись бы спутники приятнее, чем эта надутая и капризная девица. Остальных ее жалоб он просто не слышал. Она понизила голос, а усилившийся ветер относил слова. Разобрал только заключительные фразы:
     - ...абсолютно безнравственно, в самом истинном смысле слова. Нарочно хранить девственность как приманку для ловли мужа. И это - в наше время! В нашу эпоху!
     - Мне тоже неблизок такой подход, - согласился Далглиш. - Хотя ваша тетя, должно быть, сказала бы, что как мужчина я - сторона заинтересованная. Зато он реалистичный. И нельзя винить вашу тетю за то, что она повторяется, к ней приходят груды писем от читательниц, которые жалуются, что вот в первый раз не послушались ее совета - теперь раскаиваются.
     Элизабет дернула плечом.
     - Понятно, что ей приходится выражать такие взгляды. Ее бы в этой газетенке держать не стали, если бы она рискнула писать правду. Да она и не умеет писать правду, я думаю. А отказаться от колонки она не может себе позволить. У нее ведь нет других денег, кроме гонораров, а долго ли еще будут покупать ее ?чувствительные романы??
     Далглиш уловил в ее тоне нотки искреннего беспокойства. И безжалостно сказал:
     - По-моему, вы можете не волноваться. Ее книги будут раскупаться всегда. Она ведь пишет о сексе. Может не нравиться упаковка, но спрос на товар останется. Так что ваши четыреста фунтов на ближайшие три года вам обеспечены.
     Сначала он думал, что она залепит ему пощечину. Но она, к его удивлению, вдруг прыснула со смеху и сошла с его дороги.
     - Так мне и надо! Нечего драматизировать. Простите, что нагнала скуку. Вы идете в ?Сетон-хаус??
     Далглиш ответил утвердительно и спросил, что передать Сильвии Кедж, если она там окажется.
     - Сильвии? Ничего. С какой стати вам сводничать для тетечки? А Дигби передайте, что, пока он не устроился, может приходить к нам, мы его всегда накормим. Правда, сегодня к обеду только салат и холодное мясо, так что он немного потеряет, если не придет, но все-таки. Я думаю, ему неприятно было бы пользоваться услугами Сильвии, они друг друга терпеть не могут. Но только не воображайте ничего, господин суперинтендант. Даже если я и соглашаюсь подвезти Дигби со станции и день-другой кормить его обедом, это ровно ничего не значит. Такие, с позволения сказать, мужчины не в моем вкусе.
     - Конечно, - сказал Далглиш. - Я так и думал. Она почему-то покраснела, повернулась и пошла. И тут-то, побуждаемый легким любопытством, Далглиш сказал ей в спину:
     - А вот интересно: когда Дигби Сетон позвонил вам и попросил встретить его в Сак-смандеме, откуда он знал, что вы не в Кембридже?
     Она обернулась и посмотрела ему в глаза без испуга или смущения.
     - Я все жду, когда кто-нибудь задаст этот вопрос. Можно было предугадать, что это будете вы. А ответ простой. Я встретилась с Дигби в Лондоне, чисто случайно. Это было во вторник утром на станции метро ?Пикка-дилли?, чтобы уж совсем точно. Я ночевала в Лондоне, и никого со мной не было. Так что алиби у меня нет... Вы расскажете инспектору Реклессу? Хотя чего спрашивать? Конечно да.
     - Нет, - возразил Далглиш. - Вы сами расскажете.

11

     Морису Сетону повезло с архитектором: его дом обладал главным достоинством загородного жилища - органично вписывался в местность. Серые каменные стены словно росли из вереска, венчая собой вершину холма в самой возвышенной точке на Монксмирском мысу. Северные его окна смотрели на Палтусовую бухту, с юга лежал как на ладони болотистый птичий заповедник и открывался вид на устье Сай-зуэлла. Приятное и строгое, без лишних претензий двухэтажное строение в виде буквы I, всего в пятидесяти ярдах от берегового обрыва. По-видимому, этому изысканному произведению архитектуры, точно так же как и мрачным бастионам ?Настоятельских палат?, было суждено когда-нибудь обрушиться в пучину Северного моря; но пока еще опасность не ощущалась. Высокий скалистый обрыв производил впечатление, надежности. Юго-восточная длинная стена дома почти целиком состояла из двустворчатых стеклянных дверей, выходящих на выложенную каменными плитами террасу. Здесь чувствовалось, что Сетон сам приложил руку к планировке - едва ли архитектор по своей инициативе установил на обоих концах террасы большие изукрашенные урны, из которых торчали чахлые, скрюченные на суффолкских ветрах кусты, да еще подвесил между двумя столбами табличку с вычурной готической надписью ?Сетон-хаус?.
     У края террасы был припаркован автомобиль. Но Далглиш и без того знал о присутствии Реклесса. Никого не видя, он чувствовал, что за его приближением наблюдают. Высокие стеклянные двери словно смотрели на него множеством глаз. Одна створка была приоткрыта. Далглиш потянул ее на себя и переступил порог. Ощущение было такое, будто вышел на сцену. Длинная узкая комната, залитая солнцем, словно светом прожекторов. Современный интерьер. В центре у задней стены - полукруглая лестница на второй этаж. Модерная функциональная дорогая мебель тоже казалась временной, как декорация. Какой-то необыкновенный письменный стол - сложное сооружение из полированного дуба чуть не в полстены, со множеством ящиков, поставцов, полок справа и слева от свободной рабочей поверхности, должно быть, специально изготовленное, чтобы соответствовать нуждам хозяина и одновременно служить символом его высокого общественного статуса. На светлосерых стенах - две репродукции известных картин Моне в строгой окантовке.
     Четыре человека, обернувшихся навстречу Далглишу, тоже казались актерами, занявшими перед поднятием занавеса заранее отведенные места. На кушетке, диагонально поставленной в центре, возлежал Дигби Сетон. Он был в лиловом вискозном халате поверх красной пижамы и вполне подходил на роль героя-любовника, если бы не серая сетка-повязка, плотно облегающая голову до самых глаз. Современные перевязочные средства, может быть, и хороши, но пострадавшего не украшают. Похоже было, что у него жар. Хотя его бы не выписали из клиники в болезненном состоянии, да и Реклесс, следователь опытный и не дурак, не стал бы его допрашивать, не получив ?добро? у врача. Но факт таков, что в глазах у Дигби был неестественный блеск, а на обеих скулах - по красному полумесяцу, так что он скорее походил не на любовника, а на циркового клоуна, привлекавшего к себе все взоры пестрым нарядом на сером фоне кушетки. Инспектор Реклесс и его неразлучный сержант Кортни сидели бок о бок за письменным столом. Сейчас, в утреннем освещении, Далглиш впервые разглядел молодого сержанта и нашел, что у него очень приятное лицо - открытое и честное, как на плакатах, где юных и честолюбивых призывают избирать банковское дело. А он вот избрал службу в полиции. И напрасно, подумалось сейчас Далглишу.
     Четвертого актера, в сущности, на сцене не было. Только через приоткрытую дверь в столовую Далглиш увидел Сильвию Кедж. Она сидела в своем инвалидном кресле, перед ней был поднос со столовым серебром, и она безо всякого воодушевления чистила вилку, словно исполнительница эпизодической роли, знающая, что на нее все равно никто не смотрит. На минуту она встретилась с Далглишем взглядом, и он был потрясен страданием, написанным на ее осунувшемся лице. Но она тут же снова понурилась и возобновила работу.
     Дигби Сетон спустил ноги с кушетки, подошел в носках к двери в столовую и пяткой прикрыл створку. Полицейские молчали.
     Сетон сказал:
     - Прошу меня извинить и все такое. Конечно, нехорошо быть грубым, но у меня от нее мурашки. Черт возьми, я же сказал, что выплачу триста, которые ей завещал Морис! Слава Богу, что вы здесь, суперинтендант! Теперь, надеюсь, дело примете вы?
     Для начала хуже не придумаешь. Далглиш резко ответил!
     - Нет. Это не по части Скотленд-Ярда. Инспектор Реклесс, наверно, уже объяснил вам, что главный здесь он?
     Так ему и надо, этому Реклессу.
     Но Сетон заспорил:
     - Я думал, всегда полагается обращаться за помощью в Скотленд-Ярд, когда расследуется убийство.
     - Откуда вы взяли, что тут убийство? - спросил Реклесс. Он не спеша разбирал бумаги в ящиках стола и даже не посмотрел на Сетона, когда задавал этот вопрос спокойным, ровным, равнодушным тоном.
     - Ну а что же еще? Нет, вы скажите, скажите, скажите. Вы же знатоки. А я, например, не понимаю, как мог Морис сам себе отрубить руки. Одну еще куда ни шло. Но обе? Если это не убийство, то я уж и не знаю, что считать убийством. И черт возьми, у вас же тут на месте есть специалист из Скотленд-Ярда!
     - На отдыхе, не забудьте, - возразил Далглиш. - Я здесь совершенно в таком же положении, как и вы.
     - Ну уж нет! - Сетон присел и нашарил под кушеткой туфли. - Брат Морис не вам завещал двести тысяч. Это же с ума сойти! Прямо не верится. Какой-то мерзавец сводит старые счеты, а я получаю в наследство кучу денег! И вообще, откуда у Мориса такое богатство?
     - Частично по наследству от матери, а частично - состояние его покойной жены, - ответил Реклесс. Он кончил перебирать стопку бумаг и стал внимательно просматривать карточки в каталожном ящичке, точно ученый-библиограф.
     Сетон насмешливо фыркнул.
     - Это вам Петигрю сказал? Петигрю! Слыхали, Далглиш? Если уж Морис нашел себе поверенного, то обязательно по фамилии Петигрю. Бедняга! С такой фамилией только в нотариусы и идти. Человек приговорен от рождения к роли чинного провинциального нотариуса. Представляете себе? Такой сухощавый, аккуратный, лет шестидесяти и при всех причиндалах: часовая цепочка поперек живота и брюки в полоску. Надеюсь хотя бы, что он умеет составлять завещания, как положено по закону?
     - Я думаю, на этот счет вы можете не беспокоиться, - сказал Далглиш. Дело в том, что он знал Чарлза Петигрю, который состоял поверенным также и у его тетки. Фирма была старинная, но нынешний ее глава, наследовавший своему деду, был энергичный и толковый тридцатилетний мужчина, которого со скукой деревенской практики мирила лишь близость моря и страсть к парусному спорту. Далглиш спросил: - Вы, стало быть, обнаружили завещание?
     - Вот оно, - ответил Реклесс и протянул ему листок плотной бумаги. Далглиш пробежал текст глазами. Он был короткий, много времени на ознакомление не понадобилось. Морис Сетон сделал распоряжение, чтобы его тело было отдано на медицинские исследования, а впоследствии кремировано. Далее говорилось, что он оставляет 2000 фунтов Селии Кэлтроп ?в знак признательности за сочувствие и понимание в связи с кончиной моей дорогой супруги? и 300 фунтов Сильвии Кедж ?при условии, что ко времени моей смерти она проработает у меня десять лет?. Остальное имущество отходило Дигби Кеннету Сетону, под опекой, пока он не женат, после женитьбы - безоговорочно. Если же он умрет прежде брата или если умрет холостым, все имущество переходит в безусловное владение Селии Кэлтроп.
     Сетон сказал:
     - Бедняга эта Кедж! Потеряла триста фунтов - двух месяцев недобрала. Оттого и вид у нее такой, неудивительно. А я, вот ей-богу, понятия об этом завещании не имел! То есть предполагал вроде, что буду наследником после Мориса, он как-то сам сказал, больше-то ему некому было завещать. Мы с ним были не особенно близки, но все-таки дети одного отца, а Морис старика почитал. Но двести тысяч! Видно, ему после Дороти обломилось целое состояние. Смешно, верно? Ведь если вспомнить, их брак уже висел на волоске к тому времени, когда она погибла.
     - А у миссис Морис Сетон тоже не было других родственников? - спросил Реклесс.
     - Вроде бы нет - на мое счастье, а? Когда она покончила с собой, были какие-то толки о сестре, что надо бы с ней связаться. Или это брат был? Не помню, хоть ты тресни. Во всяком случае, никто не объявился, а в завещании был назван один Морис. Отец у нее занимался перепродажей недвижимости и оставил ей приличный куш. И это досталось Морису. Но все равно - двести тысяч?!
     - Может быть, добавились доходы от книг вашего брата? - предположил Реклесс. Он уже кончил просматривать картотеку, но остался сидеть за письменным столом и делал записи в блокноте, как будто бы не обращая внимания на реакцию Сетона. Но Далглиш видел своим профессиональным взглядом, что снятие показаний идет на самом деле точно по плану.
     - Да что вы! Морис всегда жаловался, что на его гонорары не проживешь. С большой горечью он это говорил. Теперь, говорил, у нас эпоха сентиментальной дешевки. И кто не выставится на продажу, до того никому дела нет. Списки бестселлеров создаются рекламой, хорошо писать себе дороже, а из-за публичных библиотек книги не раскупают. Все, по-моему, так и есть. Но ему-то чего стараться было, когда у него двести тысяч? А знаете чего? Нравилось быть писателем. Самоуважения ему добавляло. Я думаю так. Я-то никогда не понимал, почему он так серьезно к этому относится. Но и он тоже не понимал, почему я хочу иметь собственный клуб. Вот теперь можно будет и клуб завести. Даже целую сеть клубов, если нормально дело пойдет. Приглашаю вас обоих на открытие. Можете хоть все отделение с собой прихватить. Не придется за казенные деньги просачиваться под видом частных лиц и смотреть, чтобы пили в меру и чтобы девочки не шалили. Да еще сажать с собой женщин-сержантов, выряженных под туристок-провинциалок. Лучшие столики - в вашем распоряжении, выпивка, закуска - все за счет администрации! Представляете, Далглиш, я ведь мог так шикарно размахнуться с ?Золотым фазаном?! Да вот капитала не было. Зато теперь и капитал есть.
     - Этого мало, нужна еще законная жена, - безжалостно напомнил ему Далглиш. Он заметил фамилии опекунов, назначенных в завещании Сетона, и не представлял себе, чтобы эти осмотрительные и консервативные господа согласились потратить отданные под их надзор средства на такое предприятие, как новый ?Золотой фазан?. Он поинтересовался, почему Морису было так важно, чтобы Дигби женился.
     - Морис часто поговаривал, что мне пора обзавестись семьей. Его вообще волновали такие вещи, как продолжение рода и прочее. Сам-то детей не народил, я, по крайней мере, не слыхал, и жениться вторично после фиаско с Дороти тоже небось не жаждал. Да и сердце у него было никудышное. А еще он опасался, как бы я не связался с кем-нибудь из голубых. Не хотел, чтобы его деньгами пользовался пидер. Бедняга Морис! Он небось даже и не знал толком, какие они из себя. А вот, поди ж ты, был твердо убежден, что лондонские клубы, особенно в Уэст-Энде, - это все притоны гомосеков.
     - Надо же! - сухо отозвался Далглиш. Но Сетон не почувствовал иронии. Он взволнованно спросил:
     - Послушайте, вы ведь не сомневаетесь насчет того телефонного звонка в среду поздно вечером? Мне действительно, едва я вошел в дом, позвонил убийца и сказал, чтобы я ехал в Лоустофт. Просто с целью выманить из дому, я считаю. Чтобы у меня не было алиби как раз на время смерти. Иначе вообще непонятно. А так у меня оказывается трудное положение. Обидно, что Лиз не согласилась зайти. Поди теперь докажи, что, когда я приехал, Мориса в доме не было и что я ближе к ночи не отправился с ним прогуляться по пляжу, вооружившись подходящим кухонным ножом. Да, кстати, орудие убийства нашли?
     Инспектор ответил отрицательно. И сказал:
     - Мне бы очень помогло, мистер Сетон, если бы вы могли подробнее рассказать об этом звонке.
     - А я вот не помню больше ничего! - с неожиданной досадой отозвался Сетон. - Вы уж который раз меня спрашиваете, а я вам повторяю, что больше ничего не помню. Я же после этого, черт подери, знаете как шмякнулся головой! Да вы мне скажите, что никакого звонка не было, просто мне примерещилось, я бы и поверил, только, должно быть, все же звонили, иначе бы с какой стати я стал машину из гаража выводить? Устал зверски и вдруг ни с того ни с сего потащился в Лоустофт? Нет, кто-то звонил. Это я точно помню. А вот как звучал голос, уже вспомнить не могу. Не знаю даже, мужской или женский.
     - И что именно сказали?
     - Да я же вам говорил, инспектор! Сказали, что звонят из лоустофтского полицейского участка и что на берег выбросило труп Мориса в моей лодке и с отрубленными кистями рук.
     - Отрубленными или отрезанными?
     - Да не знаю я! Вроде бы отрубленными. И я должен немедленно прибыть в Лоустофт для опознания тела. Ну я и поехал. Я знал, где у Мориса ключи от машины, и бак ?вокс-холла? оказался полон, на счастье. Вернее, на беду. Я едва не гробанулся. Вы, конечно, скажете, сам виноват, я понимаю. Признаю, я сделал по пути пару глотков. А что, разве удивительно? Я уже был совершенно без сил, когда приехал в Монксмир. Со вторника на среду ночь провел черт знает как, полицейский участок ?Уэст сентрал? - это вам не отель. А потом еще сколько часов в поезде.
     - И тем не менее вы сразу же отправились в Лоустофт, не позаботившись даже проверить? - спросил Реклесс.
     - А я проверил! Я когда выехал на шоссе, то подумал, надо посмотреть, может, ?Чомга? на месте, как была. Свернул в Кожевенный проулок, проехал сколько можно и спустился к воде пешком. Смотрю, лодки нет. Ну я и решил: значит, правда. Вы можете, конечно, сказать, что надо было перезвонить в полицейское отделение, но у меня и в мыслях сначала не было, что звонок из полиции мог быть туфтой. А когда пришло в голову, уже в пути, то проще всего было посмотреть, где лодка. Но вот только...
     - Да? - ровным голосом отозвался Реклесс.
     - Тот, кто звонил, выходит, знал, что я дома. И это не могла быть Лиз Марли, она ведь только отъезжала от ворот, когда зазвонил телефон. Спрашивается, кто еще мог это знать и откуда?
     - Могли видеть, как вы входили в дом, - предположил Реклесс. И потом, вы, наверно, сразу включили свет. А освещенные окна заметны издалека.
     - Да так-то оно так. Свет я всюду зажег, правда. В этом доме, когда темно, меня жуть берет. Но все-таки странновато.
     Действительно странновато, подумал Далглиш. Хотя, должно быть, инспектор дал верное объяснение. Свет в окнах ?Сетон-хауса? виден на всем мысу. А когда окна погасли, некто по этому признаку мог определить, что Дигби Сетон уехал. Но зачем понадобилось его выманивать? Что-то еще надо было сделать в доме? Отыскать и уничтожить улику? Или в это время в одной из комнат лежало тело Мориса? Но этого не могло быть, если Дигби говорит правду и лодка тогда с берега уже исчезла.
     Дигби вдруг спарсил :
     - А что я должен делать насчет тела, чтобы передать его на медицинское исследование? Морис никогда не говорил, что интересуется медицинскими исследованиями. Но раз это его воля...
     Он перевел вопросительный взгляд с Далглиша на Реклесса. Инспектор ответил:
     - Об этом вам не стоит сейчас беспокоиться, сэр. Ваш брат оставил все необходимые распоряжения и оформленные бланки. Но придется повременить.
     - Да, конечно, я пони