актеристики, естественно приходящие на ум непосвященному.
Однако, в  какой-то точке  (хотя  мы и не  можем  сказать,  где) способность
ощущать бесспорно  начинает иметь  место, ибо высшие  животные имеют нервную
систему,  во  многом  подобную нашей собственной. Но  на этом уровне мы  еще
должны различать  между  способностью  ощущать и сознанием.  Если вы никогда
прежде  не  слышали  о  таком  различии, оно может  показаться вам  довольно
странным, но  оно пользуется  немалым  авторитетом, и вам не следует от него
отмахиваться. Допустим,  три ощущения следует  одно  за  другим: сначала  А,
затем Б, а затем В. Когда это происходит с вами, у вас создается впечатление
процесса  АБВ.  Но   присмотритесь   к  тому,  что  это   предполагает.  Это
предполагает, что в  вас существует нечто, находящееся в достаточной степени
вне А, чтобы заметить, как Б начинается  и заполняет место, освобождаемое А,
и нечто, сознающее себя одним и тем же при прохождении от А к Б  и от Б к В,
так что оно может сказать: "Я получило  впечатление АБВ".  Именно  это мы  и
называем сознанием, или душой, и только что описанный  мной процесс является
одним  из  доказательств того,  что  душа  хотя  и чувствует  время,  но  не
принадлежит ему  целиком и полностью. Формирование  простейшего  впечатления
АБВ в качестве последовательности требует присутствия души,  которая сама по
себе является не простой последовательностью состояний, но скорее постоянным
ложем,  по  которому продвигаются  различные  элементы  потока  ощущений,  и
которое признает  себя чем-то,  пролегающим  под  этим потоком.  Практически
бесспорно,  что  нервная  система  одного   из  высших  животных   дает  ему
последовательность ощущений. Отсюда не следует, что  оно обладает "душой"  -
чем-то таким, что признает себя имевшим ощущение  А, имеющим сейчас ощущение
Б и замечающим,  как Б минует,  уступая место В. При отсутствии у него такой
"души" у  него никогда не возникает  то,  что мы называем  впечатлением АБВ.
Пользуясь  философским   языком,  будет   иметь   место  "последовательность
перцепций", т.е. ощущения будут и впрямь иметь место именно в таком порядке,
и Бог будет знать, что они следуют этому порядку, но животное этого знать не
будет. У него не  будет "перцепции  последовательности".  Это означает,  что
если такому  существу нанести два удара плетью,  у него  будет  два  болевых
ощущения, но  у него нет координирующего сознания, которое  могло бы понять,
что  оно получило два болевых ощущения. Даже в случае  единичной  боли здесь
будет отсутствовать "я", которое могло бы сказать "мне больно", ибо если это
существо было способно отличить себя от своего ощущения, как ложе от потока,
в степени,  достаточной для  того, чтобы сказать "мне больно", оно могло  бы
также связать  два  ощущения в  одно  впечатление. Правильнее  всего  в этом
случае описать  происходящее так: "В данном животном имеет место боль",  - а
не так,  как  мы говорим обычно:  "Это  животное чувствует боль", ибо  слова
"это"  и  "чувствует"  как  бы  тайком  протаскивают  сюда  предположение  о
существовании  некоторой  "души",  "сознания",  стоящего  над  ощущениями и,
подобно нам, организующего их во "впечатление". Мы, конечно, не в  состоянии
вообразить  себе такое наличие  ощущений в отсутствие сознания - не  потому,
что с нами  этого  никогда  не случается,  но потому,  что мы  характеризуем
состояние, в  котором  это с нами случается, как "бессознательное". И вполне
справедливо. Тот факт, что животные реагируют на боль во многом подобно нам,
не доказывает,  конечно же, присутствия в них  сознания, ибо мы можем  точно
так же  реагировать под  хлороформом, и  даже, будучи  погруженными  в  сон,
отвечать на вопросы.
     О том,  насколько  высоко по  шкале развития животных поднимается такая
подверженность  ощущения  в  отсутствие сознания,  я  не хочу  даже  строить
догадок. Очень трудно предполагать,  чтобы человекообразные обезьяны, слон и
высшие домашние животные  не  обладали, в  какой-то  степени, сознанием  или
душой, в которой впечатления сливаются воедино и  формируют какой-то зародыш
индивидуальности. Но, по крайней  мере, значительная часть того, что кажется
страданиями  животных, не обязательно  является  страданиями в  сколь-нибудь
реальном  смысле.  Возможно, что это  мы изобрели "страдальцев"  посредством
антропоморфизации, приписывания животному душу без всякого на то основания.
     2. Минувшие поколения видели причину происхождения страданий животных в
грехопадении человека -  весь мир был заражен  ущербляющим творение  мятежом
Адама.  Сейчас  такое предположение  невозможно,  ибо  у  нас есть серьезные
основания   полагать,   что  животные   существовали  задолго  до  человека.
Плотоядность,  со  всем  тем, что  ей присуще, древнее  человечества.  Здесь
невозможно  не  вспомнить некоторую  священную  историю,  которая,  хотя  ее
никогда не включали в каноны, является предметом повсеместной веры в Церкви,
и на которую, похоже, намекают некоторые высказывания нашего  Господа, Павла
и Иоанна - я имею в виду историю о том, что человек не был первым созданием,
поднявшим  мятеж против Творца, но что  еще раньше  совершило отступничество
некое  древнее и более  могущественное  существо,  которое  теперь  является
властелином тьмы и (что характерно) князем мира  сего. Кое-кому хотелось  бы
выбросить из  учения  нашего Господа все подобные элементы -  и  можно  даже
предполагать, что когда  Он  лишил себя Своей славы, Он  также  смирил Себя,
приняв,  как  подобает  человеку, ходячие  предрассудки Своего времени.  И я
конечно  же  считаю,  что Христос,  во  плоти, не был всезнающим -  хотя  бы
потому,  что  человеческий  мозг, надо полагать,  неспособен быть  носителем
всезнающего сознания. А утверждение, что мышление  нашего  Господа  на самом
деле  не  было   обусловлено   размером  и  формой  Его  мозга,  может  быть
истолковано,  как  докетизм,  или  отрицание  реальности  воплощения.  Таким
образом, если нашему Господу принадлежит какое-либо научное или историческое
утверждение, которое, как нам теперь известно, не соответствует  истине, это
не поколеблет  моей веры  в Его божественность (Прим.  ред.: Позже К.С.Льюис
пришел к  убеждению,  что наука и  история не опровергают никаких библейских
истин.).

     Но учение о существовании и грехопадении сатаны не принадлежит к  числу
тех, чья неверность доказана - оно противоречит не фактам, открытым учеными,
а лишь некой туманной  "интеллектуальной атмосфере", в которой нам доводится
жить. А я довольно низкого мнения об "интеллектуальных  атмосферах".  Каждый
человек в своей собственной  области  знает,  что  именно люди, игнорирующие
"интеллектуальную  атмосферу",  совершают  все  открытия  и  исправляют  все
ошибки.
     Поэтому,  на мой взгляд,  резонно допустить,  что задолго  до появления
человека некая могучая сотворенная сила уже вершила недоброе  в материальной
вселенной  или в солнечной системе - или, по крайней мере, на планете Земля,
и что когда  произошло  грехопадение  человека, кто-то и впрямь искушал его.
Эта гипотеза не приводится здесь в качестве всеобщего "объяснения зла" - она
лишь дает более широкое применение  принципу, гласящему, что  зло происходит
от злоупотребления свободной волей. Если такая сила существует, а  лично я в
это верю,  она  вполне могла привнести зло  в  животное царство до появления
человека.  Зло, присущее  миру  животных, состоит  в том, что животные,  или
некоторые животные, живут уничтожением себе подобных. Тот факт, что растения
ведут себя аналогичным  образом,  не  является, на  мой взгляд,  злом. Таким
образом, совращение сатаной животных в одном отношении аналогично совращению
сатаной  человека.  Ибо одним  из  результатов  грехопадения  человека  было
низвержение его животной сущности с человеческой высоты, на которую она была
поднята, но которая  более  не  могла держать ее в повиновении. Точно так же
животную  сущность  можно  низвести  до  поведения,  подобающего  растениям.
Правда, конечно, и то, что огромная смертность, вызываемая  тем, что  многие
животные   живут  охотой   на  других,  балансируется  в  природе   огромной
рождаемостью,  и может  показаться,  что  будь все  животные  травоядными  и
здоровыми, они бы вымирали от голода в  результате такого размножения.  Но я
полагаю,  что плодовитость и смертность  - взаимодополняющие явления. Вполне
вероятно, что  необходимости в таком чрезмерном сексуальном импульсе не было
- князь мира сего создал его в качестве ответа на плотоядие, обеспечив такой
двойной уловкой  максимальную  эффективность  пытки. Если мое  утверждение о
том, что злое ангельское существо совратило живые создания, вам не по вкусу,
вы можете  говорить о совращении "жизненной силы". Подразумеваем мы при этом
одно  и то  же,  но мне легче верить в миф о богах и демонах,  чем  в миф об
олицетворенных  абстрактных  существительных. Да  и наша мифология, в  конце
концов,  может быть куда ближе к буквальной истине, чем мы предполагаем.  Не
будем забывать,  что наш Господь по крайней мере в  одном случае приписывает
болезнь человека не Божьему гневу, а - вполне прямо - сатане (Лук. 3:16).
     Если эта гипотеза достойна рассмотрения, достойно также  рассмотрения и
предположение,  что человек, впервые придя  в  этот мир, должен был  сыграть
некую  искупительную  роль. Даже  и сейчас человек способен на чудо  в своем
обращении  с  животными:  мои кошка и  собака живут  вместе в  моем  доме, и
похоже,  им  это нравится.  Возможно,  что  одной  из  задач  человека  было
восстановление мира в животном царстве, и  не встань он на сторону врага, он
мог бы так преуспеть в этом, что нам сейчас даже трудно это представить.
     3.  И,  наконец,  встает  вопрос  о  справедливости.  Мы  сейчас  имеем
основание предполагать, что  не все животные страдают в той степени, в какой
нам  это  кажется. Но похоже,  что,  по  крайней  мере,  некоторые  обладают
самосознанием,  -  как же быть  с  этими невинными  созданиями? И мы считаем
возможным  полагать,  что  боль животных  - не дело  рук  Бога,  но что  она
возникла благодаря  злобе  сатаны  и  увековечена изменой  человека. Тем  не
менее, хотя Бог и  не был ее причиной, Он допустил ее, и опять встает вопрос
- как быть с этими невинными созданиями? Меня предупреждали, чтобы я даже не
поднимал  вопрос  о боли животных, дабы не  уподобиться "старым  девам", (но
также  и  Джону Уэсли - см. его  проповедь LXV, "Великое  избавление"), Я не
нахожу  ничего дурного в  таком  уподоблении. Я  не вижу  ничего  достойного
презрения ни в  девственности, ни в старости, и среди острейших умов,  какие
мне попадались, иные обитали в телах старых дев.  Не особенно трогают меня и
шуточные вопросы, вроде "Куда вы денете всех комаров?" - вопрос,. на который
можно дать достойный ответ, заметив, что  вполне  легко совместить  рай  для
комаров с адом для людей.
     Более  серьезным возражением является  полное  отсутствие  в Писании  и
христианской  традиции каких-либо упоминаний о бессмертии животных. Но такое
возражение было  бы  решающим лишь  в  том  случае, если бы  в  христианском
откровении  усматривалось намерение служить systeme de la nature, отвечающей
на  все  вопросы. Но  оно ничем подобным не является - занавес был  порван в
одном,  и только в  одном месте, с тем, чтобы  показать нам наши сиюминутные
практические нужды,  а не  затем,  чтобы удовлетворить наше интеллектуальное
любопытство. Если бы животные и  впрямь были бессмертны,  то, судя по  тому,
насколько мы в состоянии различить метод Бога  в откровении, Он не открыл бы
нам истину. Даже  наше собственное бессмертие - это  учение, появляющееся  в
поздней  фазе  развития  иудаизма. Поэтому  аргумент, ссылающийся  на  такое
молчание, слаб.
     Истинная  трудность,  таящаяся в предположении о бессмертии большинства
животных, состоит в том, что бессмертие почти ничего не значит для существа,
не  обладающего  "сознанием"  в вышеописанном  смысле.  Если  жизнь  тритона
представляет собой простую последовательность ощущений, что мы можем иметь в
виду, говоря  о  том, что Бог  может вновь вызвать к жизни умершего  сегодня
тритона? Он не осознает себя тем же самым тритоном. Приятные ощущения любого
другого   тритона,  жившего   после  его  смерти,  будут   в  той  же   мере
вознаграждением за его земные страдания  (если  таковые имели  место), что и
собственные ощущения его воскрешенной - я чуть было не сказал "души", но все
дело-то  в  том, что  у тритона,  вероятно,  души нет. Так  что  то, что  мы
пытаемся  сказать на основании этой гипотезы, даже не укладывается в  слова.
Поэтому,  на мой взгляд, не  может быть и  речи  о бессмертии для  созданий,
которым даны лишь ощущения. Равным образом,  справедливость и милосердие  не
требуют отсутствия боли  в жизни таких существ.  Их нервная система передает
им все буквы -  Б, О, Л и Ь, - поскольку они не умеют читать, они никогда не
складывают их в слово БОЛЬ. И  возможно,  что в этом состоянии пребывают все
животные.
     Если же, тем не менее, наша прочная убежденность - в том, что высшие, а
в   особенности   прирученные  нами  животные  обладают   реальным,  хотя  и
рудиментарным, самосознанием,  -  не  является иллюзией,  их судьба  требует
несколько более  серьезного внимания.  При этом ошибка, которой нам  следует
избегать,  состоит  в рассмотрении  их самих  по себе. Человека можно понять
лишь  в  его  отношении  к  Богу.  Животных же  следует понимать  лишь  в их
отношении  к человеку и, через  человека,  к Богу. Здесь нам следует принять
меры предосторожности против одного из непереваренных комков  атеистического
мировоззрения, которое  часто сохраняется в  сознании современных  верующих.
Атеисты,  конечно  же,  считают  сосуществование человека  и других животных
всего лишь  побочным  результатом взаимодействия  биологических  факторов, а
укрощение животного  человеком  -  чисто  произвольным вмешательством одного
вида в дела другого. "Реальное" или "естественное" животное для них - дикое,
а ручное животное - нечто искусственное, противоестественное. Но христианину
не  следует  так  думать.  Человеку  было  назначено Богом иметь  власть над
животными, и все,  что  человек делает  по отношению к животному,  есть либо
законное   пользование  властью,  дарованной  свыше,  либо  святотатственное
злоупотребление ею. Поэтому ручное животное - это, в  самом глубоком смысле,
единственно  "естественное"   животное  -  единственное,   которое  занимает
подобающее  ему  место, - и именно на  ручном  животном мы должны основывать
наше  учение о животных. Легко увидеть,  что в той степени,  в какой  ручное
животное обладает  реальным  самосознанием  или личностными  качествами, оно
почти  целиком  обязано ими  своему хозяину. Если  хорошая пастушья  овчарка
обладает  "почти  человеческими" свойствами  характера,  то это потому,  что
такой  ее сделал хороший пастух. Я уже отмечал загадочную  силу слова "в". Я
не  считаю  все  значения,  в  которых  оно  употребляется в  Новом  Завете,
идентичными -  в том смысле, что человек во Христе, Христос в Боге  и Святой
Дух в  Церкви  содержат в  себе  различные  "в". Это  скорее параллельные  и
соответствующие  друг другу значения, а не единое значение. Я хочу выдвинуть
предположение, -  хотя и  в  полной готовности быть  поправленным настоящими
богословами,  - что может  существовать  смысл,  соответствующий,  хотя и не
идентичный,  вышеприведенным,  в  котором  животные,  достигающие  истинного
самосознания,  пребывают в  своих  хозяевах. Это означает,  что  не  следует
думать  о животном  отдельно, именовать  его  личностью, а затем  вопрошать,
воскресит ли и благословит  ли его Бог. Надо взять  весь контекст, в котором
животное  достигает  своей самости,  то  есть "доброго мужа с доброй  женой,
правящих своими  детьми и домашними животными в добром семействе". Весь этот
контекст  может рассматриваться  как (или почти  как) "тело",  в том смысле,
какой придает этому термину апостол  Павел, -а кто может предсказать,  какая
часть этого  "тела" будет  воскрешена вместе с добрым мужем и  доброй женой?
Очевидно такая, какая необходима не только  для  славы  Божией  и блаженства
людской  четы, -  но для  конкретной  славы и конкретного блаженства, навеки
окрашенных  конкретным  опытом  земной  жизни. И в этом смысле  мне  кажется
возможным,  что некоторые  животные могут обладать бессмертием, - не в самих
себе, а в бессмертии своих хозяев. И затруднение с определением  личности  в
таком   существе  исчезает,   если  рассматривать  это  существо  в  должном
контексте. Если выспросите, имея в виду животное, взращенное таким образом в
качестве члена единого "тела" семьи,  где расположен центр  его  личности, я
отвечу: там же, где  всегда находилась его личность еще в его земной жизни -
в  его  отношении к "телу",  и в  особенности к  хозяину, который есть глава
этого "тела".  Иными  словами, человек  познает свою собаку, собака  познает
своего хозяина и в этом познании обретает себя. Требовать, чтобы она познала
себя каким-то  другим образом, - значит, по-видимому, требовать  чего-то, не
имеющего смысла. Животные не таковы и не хотят быть такими.
     Описанная  мной  ситуация с доброй овчаркой  в  доброй  семье не имеет,
конечно же, никакого отношения ни к диким животным, ни, что еще серьезнее, к
домашним  животным, с которыми дурно  обращаются.  Но  она задумана лишь как
иллюстрация,  снимок  с одного  благополучного  примера  -  на  мой  взгляд,
единственно нормального и  неизвращенного примера - общих принципов, которые
следует соблюдать в построении теории воскрешения животных. На мой взгляд, у
христиан есть все  основания  сомневаться  в бессмертии каких бы то  ни было
животных, по  двум причинам. Во-первых, потому что они опасаются, приписывая
животному  обладание  "душой" в  полном смысле этого слова,  сделать неясным
различие между  животным и человеком, столь же резкое в  духовном измерении,
сколь  туманное  и  проблематичное в  биологическом.  И  во-вторых,  будущее
счастье, относящееся к  нынешней  жизни животного просто  как компенсация за
страдания  -  тысячелетия  на   счастливых   пастбищах,   выплачиваемое   им
"возмещение"  за  годы  хождения  в упряжке  - выглядит  довольно  неуклюжим
подтверждением Божественной благости. Мы,  поскольку мы подвержены слабости,
зачастую причиняем  боль ребенку или животному непреднамеренно,  и тогда нам
остается лишь искупить  свою вину какой-нибудь лаской или гостинцем. Но вряд
ли будет  набожной мыслью вообразить себе Всеведущего, поступающего подобным
образом  -  как если бы  Бог наступал животным впотьмах на хвосты,  а  затем
прилагал все усилия, чтобы это загладить! В подобном бестолковом воздаянии я
не  могу признать мастерскую руку  -  каков бы ни  был ответ, он должен быть
получше  этого. Предлагаемая мной теория пытается обойти оба возражения. Она
делает Бога  центром вселенной,  а  человека  -  подчиненным  центром земной
природы.  Животные не равны человеку, а подчинены ему, и их судьба полнейшим
образом  сопряжена  с  его  судьбой.  И  предлагаемое  для  них  производное
бессмертие - не просто amende или  компенсация, но  неотъемлемая часть новых
небес  и  новой  земли,  органически  связанная со  всем  лежащим  в  основе
страдания процессом грехопадения и искупления мира.
     Выдвигая свое  предположение о том,  что  личностность  ручных животных
является в значительной степени даром человека, что их простая способность к
ощущениям  перерождается  в  нас в  одушевленность, подобно  тому, как  наша
простая одушевленность перерождается в  Христе в духовность, я, естественно,
предполагаю, что  лишь очень  немногие,  животные в  своем  диком  состоянии
достигают уровня "самости", или "одушевленности".  Но если  некоторые все же
достигают, и если благости Бога угодно, чтобы они жили вновь, их  бессмертие
так