- демократ Бахметьев!  Глаза на такого не глядели
бы!
   - Я не демократ. Я раком больной - разные вещи. Разные!
   - Ты больной не один.  Вас,  таких, до Москвы раком не переставишь!
При Сталине невиновных стреляли,  верно,  а почему  нынче-то  виновных
ласкают:  воруй еще и еще?! И должности им дают? Научились откупаться,
да?  В те времена этакой науки в помине не было.  Убийцы в подъездах и
где угодно людей убивают, ровно кроликов, а кто убивает - ни одного не
поймают,  не судят!  Жертвы ГУЛАГа счетом считаются,  а сколько  людей
нынче  мафиозно  постреляно,  экологически погублено - учета никакого!
Скоро уже больше, чем сталинских репрессированных, будет жертв! У-у-у,
падлы!  Товарищ Сталин за один только Чернобыль скольких бы пострелял,
никому бы неповадно было еще и еще взрываться,  - а нынче?! Мне, Конс-
тантин Николаич,  в одно окошечко посветило:  цена бы на какой-то про-
дукт снизилась! Преступников какая-никакая комиссия, комитет какой-ни-
будь поймал бы?  За ваучеры свои что ни что, а я вдруг бы получила бы?
Нет,  не светит,  и ты, Костя, единственно что правильно делаешь - это
помираешь.  Притом  -  как человек!  В собственной квартире - это раз.
Племянничек тебя по высшей категории иждивенчествует. Вот какие тебе и
нынче вышли льготы - ты, поди-ка, и не мечтал? Это - два! Я тебе зави-
дую! У меня перспективы нет.
   - Я не мечтал! - признавался Бахметьев К. Н. - Нет, не мечтал.
   Сидя на полу, успокаиваясь, Елизавета Вторая соображала:
   - А может, ты и сболтнул чего лишнего, сам не запомнил чего, - Ста-
лин и услал тебя в Воркуту? Может, тебя просто так, ни за что, услали,
но это не он,  не товарищ Сталин, это Берия, гад, сделал! Товарищ Ста-
лин  еще бы недельки две пожил,  он бы Лаврентию Берию самого успел бы
расстрелять, но Берия, он хитрый, он все разнюхал и Сталина ядом отра-
вил. Вот как было на самом-то деле!
   - Откуда тебе известно?
   - Мне-то известно откуда,  откуда тебе неизвестно?  К тому же учти:
мы на митингах портреты Иосифа Виссарионовича высоко носим,  а портрет
бериевский ты хотя бы однажды в наших митингующих рядах видел?
   - А еще говоришь: "Я женщина терпеливая".
   - Лично к тебе я верно,  что без конца терпеливая. К тому же каждый
терпит, как умеет.
   И тут, бывало, душевные разговоры начинались между ними, и Бахметь-
ев К. Н., не торопясь, раздумчиво, Елизавете Второй объяснял:
   - Слишком много жизней прожил я, Лизанька, слишком! И на гражданке,
и в плену, и в лагерях, и в коллективизацию, и в раскулачивание жил, в
индустриализацию - мальчишка, а зам. начальника цеха был, и в оттепель
жил, в разных застоях жил и даже постперестройки дождался. Но все свои
жизни я в одну не составил - и вот умираю по частям. От тридцатых реп-
рессивных лет умираю,  от фронтовых умираю, от лет немецкого плена, от
Воркуты - когда же до современности дойдет дело?  Пора уже.  Пора, мой
друг, пора!
   Елизавета Вторая, в свою очередь, тоже открывалась:
   - У меня, Константин Николаевич, мужиков побывало... Мы когда с то-
бой жили,  я, само собой, перед тобой не объяснялась, а нынче - что ж?
Нынче скажу:  мужиков при желании на всех найдется, вовсе не в том де-
ло.  Дело,  что среди них людей слишком мало.  Только и знают,  что от
женщины взять,  после хоть трава не расти. Настоящий-то мужчина, чтобы
с  благородством,  чтобы  не только в постели понимал,  что он мужчина
настоящий,  у меня один-единственный всего и был - ты был,  Константин
Николаевич.  Но я,  дура,  не ценила,  слишком много себе напозволяла.
Хватилась - оказывается,  уже поздно.  И в большом,  и в малом - везде
поздно.  Бывало, ляпну тебе в твою же характеристику, а собою любуюсь:
"Вот как могу!" Или ты футбол смотришь, программу "Время", а я подойду
- р-раз!  - хочу сериальное кино смотреть! - и программу переключаю! А
то - с подружками в подъезде тары да бары до полуночи, а ты без ужина.
Ну, думаю, уж нынче-то я схлопотала - либо с верхнего этажа пошлет ме-
ня мой терпеливец,  а то и взашей получу!  А ты  -  ничего!  Помолчишь
час-другой в знак протеста,  глазками похлопаешь, будто сам же и вино-
ватый, - и все! И все дела! А тогда я избаловалась. И даже от тебя уш-
ла.  Не-ет,  с нами, с бабами, такого нельзя! Мне хозяин нужен - что в
государстве,  что на собственной жилплощади. Есть при мне хозяин - и я
хозяйка.  Да ведь с тобой и забот-то было с гулькин нос. Бельишко чис-
тенькое в постельку - и ладно.  Щи горяченькие - и ладно!  Ты уже в ту
пору  и  в библиотеку обедать тоже ходил.  Бутербродик в целлофане - и
опять же ладно.  Хотя и во всем прочем - мужчина по всем статьям! Нет,
не оценила! После локти кусай не кусай - поздно! Я даже и не кусала, я
только поняла:  жизнь,  когда она сколько-то ладится, - самое дорогое.
Дороже нет ничего! А разлаживать ее - грех. А потому я и грешница, что
поздно усвоила.
   Поупрекав себя, Елизавета предавалась иным воспоминаниям...
   - Был у меня куда какой начальник. Сильно, видать, партийный. Маши-
на персональная,  к особой поликлинике прикрепленный, но и сильно гор-
дый: желал, чтобы кофе ему в постельку подавала! А я - не подавала. Не
буду, и все тут! Кофе ему заварю с молоком или со сливками, это уж как
он скажет, но за чашкой и за блюдечком иди на кухню сам. Ноги же - при
тебе? Руки же - при тебе? А тогда в чем же, спрашивается, дело? Я тебе
и халатик подам, только шагай ногами собственными, а я свои эксплуати-
ровать не позволю! Я тебе не кухарка!
   - Я заинтересовался, Елизавета Вторая: ты нынче член коммунистичес-
кой партии? Либо - кандидат? Не знаю даже, есть нынче кандидаты в ком-
мунисты или нет, не нужны они? - спрашивал Бахметьев К. Н.
   - Ну, зачем я буду - член? Чтобы партвзнос платить? Тем более - за-
чем кандидат? Я против президента и президентского аппарата. Они - за-
чем? Уровень жизни трудящихся снижать, а кто мухлюет, тому уровень по-
вышать?
   Если на то пошло, Бахметьеву К. Н. с одной только Елизаветой Второй
на этом свете и жалко было расставаться - больше ни с кем. Ну, библио-
теку жалко было ему,  хорошая погода в сентябре месяце и другие  прек-
расные  проявления  природы были ему родными,  но персонально - только
облезлую эту старушку Елизавету Вторую он жалел.
   Бескорыстна она была к Бахметьеву К. Н., удивительно как бескорыст-
на!  Когда Бахметьев К.  Н., собравшись с духом, сказал: "Ты, Елизаве-
тушка,  пожалуйста,  не обижайся, но на квартиру мою не рассчитывай: я
свою квартиру Костеньке отказал!" - он думал: а вдруг Елизавета к нему
больше ни ногой? Что - тогда? Ведь и в самом деле есть на что обидеть-
ся?  Ничего подобного не случилось. "А я так и знала, так и подозрева-
ла,  - сказала она,  - племянничек твой,  он палец о палец задаром  не
ударит. Он - кругом доллар, снутри и снаружи. Ну а я - что? Я и в ком-
муналке век доживу, у меня забота - мой собственный характер: я в ком-
муналке всех жителей нечаянно могу в психическую лечебницу спровадить!
Хотя и знаю: после мне одной-то скушно сделается!"
   Когда у Бахметьева К. Н. еще только складывался замысел - иницииро-
вать  встречу однофамильцев Бахметьевых из "Советского энциклопедичес-
кого словаря",  он представлял,  будто в "Словаре"  их  будет  человек
двадцать.  Как минимум - десять, а значит, будет собрание, на собрании
он объявит о создании какого-никакого Общества однофамильцев  Бахметь-
евых от "А" до "Я". Хотя бы речь и шла об одном-единственном собрании,
все равно оргвывод должен был иметь место.
   Но неожиданно куцым оказалось племя Бахметьевых, слабоватым на зна-
менитости,  в "Словаре" однофамильцев всего лишь двое - П.  И. и В. М.
Если бы даже пригласить Бахметьева без "ь" (и без права решающего  го-
лоса),  и тогда участников, считая еще и К. Н., - четверо. Троих поса-
дить в президиум - кто останется в  зале  заседаний?  Останется  один.
Тот, который без "ь"? Смешно!
   И так  собрание  само  собою отпало,  только персональные встречи и
могли состояться.  Одна встреча уже состоялась,  предстояла другая - с
Бахметьевым В.  М. (1885 - 1963), писателем (член партии большевиков с
1909 года).
   Встреча Бахметьева К.  Н.  не воодушевляла.  Как Бахметьев К. Н. ни
старался обрести соответствующее настроение - нет, не воодушевляла. Он
даже подумал:  "А может быть, отставить? Отставить начинание, какое уж
там?  Считать  дело  несостоявшимся?  Мало ли что не состоялось в моей
жизни,  еще один минус прожитое не изменит, а не прожитого нет, не ос-
талось?"  Но  и  по-другому тоже думалось:  все-таки встреча с ученым,
Бахметьевым П.  И., и теория анабиоза оставили положительное впечатле-
ние,  почему  бы  и  не  продолжить в том же духе?  К тому же нынешние
встречи,  они уже потусторонние, их запросто можно отнести не к жизни,
а  к смерти,  включить не в эту,  а в ту программу и тем самым уладить
недоразумение.  И Бахметьев К. Н. почти что самопринудительно стал го-
товиться  ко второй потусторонней встрече серьезнее,  чем к первой.  К
первой-то он подошел так себе, с кондачка. Легкомысленно подошел. Ну а
логика действительно великое дело: когда боли во всем теле тебе невмо-
готу,  и то логически убеждаешь себя: ничего, терпеть можно - хуже бы-
вает.
   План у него сложился такой:
   1. Знакомство с Бахметьевым В. М. Обмен информацией.
   2. Встреча читателя с писателем Вл.  Бахметьевым.  Вечер вопросов и
ответов.
   Разное.
   На "разное" Бахметьев К. Н. возлагал надежды, как на разговор самый
откровенный.
   В подготовке опять-таки помог Костенька: Бахметьев К. Н. его попро-
сил,  а Костенька - через Катюшу - прислал ему книгу Вл.  Бахметьева -
"Избранное", Гослитиздат, 1947 год. Из этой книги Бахметьев К. Н., хо-
тя и дрожащей рукой, сделал выписки.
   "О наших недавних годах расскажут в будущем, несомненно, много тор-
жественного и чудесного. Но старики, участники этих лет, не узнают се-
бя в легендарных песнях молодежи...  И не узнают, не узнают они себя в
преданиях летописцев...  Ну диво ли драться на баррикадах,  если с па-
радною песнею?..  Земля безгрешная,  населенная легендарными рыцарями!
Не ты ли поворачиваешь бока свои то на восток,  к юному солнцу,  то на
запад, во мрак вечерний?.. Почему не видят тебя, земля, какая ты есть?
И почему вырывают тебя из-под ног героя? И почему украшают его, героя,
пышными розами,  в руки ему вкладывают бестрепетный меч и  сердце  его
человеческое подменяют львиным?"
   Это был роман "Преступление Мартына", Мартын же в романе был продо-
вольственным и бесстрашным комиссаром,  выгребал у мужиков хлеб из ам-
баров, а также из-под земли, когда мужики его под землю прятали. В од-
ном селении хлеба не было,  много было куриц и куриных яиц. Он отнимал
яйца,  и тут бабы восстали. Мартын восстание подавил, но в другом слу-
чае,  в местечке Лиски,  вдруг оказался не на высоте.  Дрогнул. Сказа-
лось-таки социальное происхождение, выяснилось - он был побочным сыном
дворянина. И разлюбила его любимая девушка Зина, и стали его исключать
из партии, и он застрелился.
   "Вот чудак!  - думал Бахметьев К.  Н.  - Зачем самому-то? На фронте
сколько случаев было, и все - чин чином: дело одной минуты под вражес-
кую пулю подставиться".
   И еще Бахметьев К. Н. сделал выписки из Вл. Бахметьева. Относитель-
но товарища Сталина и товарища Кагановича он сделал их.  И очень  вос-
торженные были они, эти выписки.
   Когда встретились,  писатель  Вл.  Бахметьев оказался старичком су-
хоньким,  с ограниченной растительностью на голове,  с тонкими губами.
Голос неопределенный - ни тенор,  ни баритон.  Глаза как бы азиатские,
узковатые,  взгляд был мимо Бахметьева К.  Н., а на груди была полоска
медальных и орденских колодок в числе четырех.
   - Мое  поколение писателей - до последнего дыхания преданных партии
- привело советский народ к непосредственному счастью!  - объяснял Вл.
Бахметьев Бахметьеву К.  Н.,  придыхая и прикрывая глаза. - К счастью,
без которого человечество страдало многие тысячелетия! Ну а вам, поко-
лениям,  следующим в нашем фарватере,  только и оставалось, что протя-
нуть руки и взять почти полностью готовое счастье.  Вы - протянули? Вы
- взяли? Вы прямо-таки по-вредительски не протянули и не взяли! Вас бы
- к Лаврентию Павловичу! Да-да - недосмотрел Лаврентий Павлович!
   - Попытки были... Много-много попыток! - успокаивал Бахметьев К. Н.
разволновавшегося Вл. Бахметьева, но тот - ни в какую.
   - Мы, наше поколение, жертвы на алтарь принесли, пот и кровь, а вы?
Джазом увлеклись! Какой у вас нынче год-то?
   - У нас-то тысяча девятьсот девяносто четвертый.
   - Месяц?
   - Уже октябрь. Веселый месяц...
   - Месяц Октябрьской революции.  Месяц разума и  перспективы!  И  не
стыдно вам?  В октябре-то месяце?  Хрущев Никитка виноват,  вот кто, -
сильно ослабил руководство! Оттепели ему понадобились!
   - А меня из лагеря освободил дорогой Никита Сергеевич. Хотя я и так
отбыл  срок,  он  все равно - освободил.  Без его участия мне бы и еще
один срок пришили. Чувствую - пришили бы!
   - Как же ваш лагерь назывался?
   - Лагерь воркутинский. Подземный.
   - Сколько лет? Вам?
   - Семь.
   - Почему? Почему не десять?
   - Семь!
   - От исправительного труда, надеюсь, не отлынивали? Попыток к бегс-
тву? Не было?
   - Очень хотел убежать. Светлая мечта! Светлее не бывает.
   - Да разве можно? Почему? Бежать? Почему?
   - Не нравилось мне там. Нисколько не нравилось!
   - Всем нравилось, вам - нет?!
   Тогосветские (с  того света) гимны,  клятвы и восклицания Вл.  Бах-
метьева продолжались и продолжались - кому же  и  воспевать,  если  не
члену РСДРП - РКП(б) - ВКП(б) - КПСС с 1909 года? Ископаемый из Ворку-
ты,  но живой Бахметьев К.  Н. слушал однофамильца и свидетельствовал:
"Было!  Было!  Я этих гимнов тоже участник!" И не верил он сам себе: а
вдруг ты лжесвидетельствуешь? Выдумываешь?!"
   - А у вас нынче Ка Пэ эС эС - все-таки есть? - спрашивал писатель.
   - Нынче у нас все-таки Пэ Ка Пэ Пэ эС эС!
   - ???
   - Посткоммунистическая коммунистическая партия  постсоветского  Со-
ветского Союза...
   - Политбюро?
   - Точно  не знаю,  теоретически - обязательно должно быть.  Хотя бы
для партийной теории.
   Вл. Бахметьев был обескуражен, обескураженный предложил:
   - Перейдем к художественной литературе.  Пора к художественной! Ка-
кие  произведения  выдающегося писателя революционной эпохи Бахметьева
Владимира Матвеевича вы читали?  - спросил он.  - Читали "Преступление
Мартына"?  Поняли, что это полемика с "Преступлением и наказанием" Фе-
дора - забыл отчество - Достоевского? Знаете, что Мартын почти что по-
лучил Государственную премию эС эС эС эР? У вас захватывало дух, когда
вы читали "Мартына"?
   - Захватывало! - приврал Бахметьев К. Н.
   - Тогда - начнем!
   - Начнем. У меня цитаты из "Мартына" выписаны, и вот я читаю: "Мар-
тын  знающими глазами оглядывал черное небо,  тонким слухом ловил при-
зывные крики рожка и не сторонясь встречал галоп курьера". Пожалуйста,
поясните  - какой галоп и какого курьера не сторонясь встречал Мартын?
Здесь, в тексте, больше ни о галопе, ни о курьере - ни слова?
   Вл. Бахметьев молча,  с закрытыми глазами слушал цитату из него са-
мого, попросил цитату повторить, потом сказал:
   - Если бы я не знал, что это написал я, я бы подумал, что это напи-
сал Лев Николаевич... Еще вопросы?
   Они оба не стояли и не сидели,  они попросту в некотором пространс-
тве находились, как показалось Бахметьеву К. Н., в пространстве, хоро-
шо приспособленном для цитат. И он прочел еще:
   - "Что такое жизнь, если она не согревает сердце? И к чему эти дол-
гие дни размеренного желания,  если голова в бурьяне, а кровь в плесе-
ни? Если нельзя одним прыжком разорвать стеклянный день, раздуть тихие
солнечные угревы в пожарище,  сложить из обычных терпеливых слов труда
ликующий призыв к подвигу?"  А  -  это?  Как  по-вашему,  найдется  ли
что-нибудь подобное в мировой литературе?
   - Поищу... Сию минутку!
   Чуть покачиваясь, вперед-назад, вперед-назад, Вл. Бахметьев поискал
и нашел:
   - В мировой - Байрон. Тоже в мировой, но отечественной - проза Лер-
монтова. - Вл. Бахметьев глубоко вздохнул, вздохнул еще глубже и приз-
нался: - Не скрою: всегда любил прозу Лермонтова! В молодости даже го-
тов был у него учиться...
   Бахметьев К.  Н.  цитировал  еще и еще,  а в ответ следовали Чехов,
Тургенев, Лесков, снова Толстой, снова Лермонтов.
   Бахметьев К. Н. спросил:
   - Скучно все-таки на том свете,  а? Писателю с таким именем - скуч-
новато?
   - Что говорить! - развел руками Вл. Бахметьев. Реалистически, быва-
ло,  еще при жизни меня поддерживал Алексей Максимович Горький.  Я ему
благодарен. Большая Советская Энциклопедия поддерживала: "Произведения
Б.  отличаются ясностью изложения и чистотой языка" - так  писала  обо
мне Большая Советская. Это - по форме. А по содержанию Большая писала:
"Б.  изображает победу партии Ленина - Сталина в борьбе  за  Советскую
власть".  Я Большой благодарен.  Но все это было там,  а что же здесь?
Здесь - подумать только!  - не имеется ничего!  Никакой поддержки.  Ни
малейшей. Как хочешь, так и присутствуй.
   - Тогда - не присутствуйте.
   - А вот этого - нельзя. Там можно, здесь - ни-ни!
   Тут Бахметьев  К.  Н.  счел момент подходящим и произнес с задумчи-
востью:
   - Как бы это устроить... поддержку?!
   - Что вы имеете в виду, дорогой Константин Николаевич? Есть возмож-
ности? - живо отреагировал Вл. Бахметьев.
   - Какие-то есть всегда и везде, - подтвердил Бахметьев К. Н.
   - Не может быть?!
   - Как вы думаете - здесь Россия? В этом пространстве?
   - Не сомневаюсь. На сегодня здесь России больше всего! Численно!
   - Ну  а в России только то и есть,  чего не может быть...  (универ-
сальное выражение, которому Бахметьев К. Н. безусловно доверял).
   - Конечно! Конечно, я бы пошел на жертвы... почти на любые! - заве-
рил Вл. Бахметьев.
   - Жертвы должны быть серьезными. И даже - принципиальные.
   - Это  меня не пугает.  Нисколько.  Я - закален.  Тамошняя закалка,
она, знаете ли, и здесь сказывается, и здесь она - не баран чихнул.
   - Тогда - партбилет на стол!
   Прошла минута, и Вл. Бахметьев кивнул. Оглянулся вокруг - вокруг не
было никого, он кивнул еще раз.
   - Вместе со стажем.
   Вл. Бахметьев  снова оглянулся,  снова кивнул и сам свой кивок нег-
ромко прокомментировал:
   - Где билет, там и стаж. Иначе не бывает.
   - Советскую власть ругать на каждом углу...
   Вл. Бахметьев вздохнул и кивнул.
   - Вождей партии и Советского государства - на каждом!
   Вл. Бахметьев сделал жест и только тогда кивнул.
   - Изданий - никаких.  С читателями,  если вдруг обнаружатся,  -  не
встречаться.
   Вл. Бахметьев кивнул не оглядываясь.
   И в  конце концов разговор сам собою стал совершенно безмолвным.  К
тому же еще более откровенным.  Совершенно без оглядок. И потому почти
что душевным.
   "Страшно было?" - спрашивал Бахметьев К. Н., сделав глаза круглыми,
а правую руку приложив ладонью к горлу.
   "Утром, бывало,  проснешься и по-беспартийному перекрестишься: ночь
прошла,  а  ты  все еще дома!  Слава Богу!  А в общем-то,  великий был
вождь.  Очень великий! Знал, кого сажать! Писателя Бахметьева не поса-
дил же!  Значит, не за что было садить. Значит, было за что не сажать!
Глубочайшая интуиция руководителя великого государства.
   "Хрущева вы что-то уж очень сильно ругали?"
   "Я, что ли, один? Ругал-то?"
   - А что же,  Владимир Матвеевич, вы так осторожничаете? Ни слова не
говорите?  Чего  в вашем статуте можно потерять?  - вслух и неожиданно
спросил Бахметьев К. Н.
   - Потерять в любом статуте можно. За потерями дело нигде не станет,
- не отступал от бессловесного варианта Вл.  Бахметьев.  - К тому же -
привычка. А - вдруг? Вдруг и здесь тебя достанет Хозяин? Хотя бы с по-
мощью какой-нибудь науки?
   - Так ведь он-то,  Хозяин-то, он еще раньше вас сюда поступил. Зна-
чительно раньше.  Кстати - не встречались?  Он как здесь - все  еще  с
трубкой? Или без трубки? У