испытал и прошел, но такой, как нынче, - нет, никогда.
   он раньше-то видел милицейского  старшину,  который  нынче  нередко
сопровождает Костеньку ("по вашему приказанию явился!")?
   Ну как  же,  как же!  - этот старшина в штатском и еще двое (тоже в
штатском) сидели в прихожей,  охраняя Костенькино новоселье,  всех его
гостей.  И еще стало вспоминаться... Костенька объявил гостям, кто та-
кой его дядюшка,  Бахметьев К.  Н., как он, К. Н., спас из воды своего
еще  не родившегося племянника,  и гости закричали "ура!" и,  нетвердо
стоя на ногах,  стали качать Бахметьева К.  Н.,  подбрасывать к самому
потолку (3 м 40 см),  а он все не знал и не знал, что лучше: врезаться
в потолок или упасть на пол? Потолок все-таки был предпочтительнее. Но
не прошло и десяти минут - все кончилось безболезненно. "Слава Богу! -
подумал в тот раз Бахметьев. - Видит Бог - слава Богу!"
   Костенька сказал освобожденному от качки  дядюшке:  "Я  тебя,  дядя
Костя,  уважаю!  Ты понял, как я тебя уважаю?!" И почему Костенька уже
тогда зауважал Бахметьева К.  Н.?  Он ведь тогда и раком-то еще не бо-
лел?
   Потом прошло еще часов пять,  утро наступало,  и гости решили: надо
Костенькиного дядюшку покачать еще раз!  Как-никак он Костеньку,  было
дело, из воды спас. Но тут гости и вовсе плохо стояли на ногах, качать
у них почти не получалось,  а тогда они позвали охрану в штатском, три
человека,  старшина в том числе.  У этих получилось. Вот, оказывается,
когда Бахметьев К.  Н. с милицейским старшиной впервые познакомился. А
нынче качка вдруг возникла по образцу той,  получившейся,  хотя была и
разница:  тогда Бахметьев К.  Н.  летал то вверх,  то вниз,  а нынче -
только вниз.  Будто в воркутинской шахте оборвалась клеть,  а он в той
клети мечется из угла в угол...
   Но и в этот раз кончилось благополучно,  и Бахметьев К. Н. подумал:
у  журналистов,  у них свобода - это свобода слова,  их на факультетах
так учили, но Бахметьев К. Н. этого не проходил.
   Журналистам хорошо, они всех классиков прочитали от корки до корки,
Николая Лескова - от корки до корки, теперь им подавай все, что десять
лет тому назад было запрещенным, - а Бахметьев К. Н.? Он никогда и ни-
кем не запрещенную литературу и ту не успел взять в толк, ему за семь-
десят было,  когда он взялся за культурное наследие,  и  только-только
начал читать Лескова, а ему говорят: "Опухоль!"
   То же  самое  происходит с собственностью.  Собственником Бахметьев
никогда не был,  никогда не собирался быть,  но интересы чьей-то чужой
собственности  вдруг  стали  управлять им с утра до ночи,  безо всяких
правил,  безо всяких законов. Настоящим собственникам - легче, они при
своем деле,  а Бахметьев К.  Н. при чьем? Не говоря уже о Костеньке, о
всех ему подобных, - они нынче на седьмом небе, воодушевлены необыкно-
венно. Они, Костеньки, их множество, они Цику сочиняют, в надежде, что
власть будет с ними заодно,  - так, может, власти уже и нет? Тоже ведь
грустно. Грустно и неизвестно, что хуже - один товарищ Сталин или мно-
жество Костенек.
   Вот и порядочные души - они тоже в перестроечную жизнь  не  рвутся,
Бахметьев П.  И.  с ног до головы вооружен анабиозом и все равно гово-
рит: "Хватит с меня революции девятьсот пятого года!" Правда, Вл. Бах-
метьев, тот согласен, тот на жертвы идет, лишь бы вернуться в жизнь (в
качестве гения).
   "Ей-богу, очень хорошо я делаю,  когда умираю! - думал Бахметьев К.
Н.  - Причем по совету Бахметьева П.  И. - навсегда! Во всяком случае,
ничего лучше нынче не придумаешь,  другой справедливости что-то не ви-
дать!"
   Ну а если бы Бахметьев К. Н. пожил бы еще годик, чем бы он занялся?
Вот чем занялся бы! Все библиотеки перерыл, квартиру бы продал и тыся-
чу писем с оплаченным ответом разослал во все концы света с запросом -
кто и что знает о Бахметеве П.  А.  Обязательно надо было ему  узнать,
когда и где П.  А.  умер. Чтобы во всех энциклопедиях заменить "?" ка-
ким-то реальным годом девятнадцатого века.
   "?" волновал его нынче больше, занимал больше, чем, бывало, занима-
ли "ь",  "ъ", "и", "i", "й" вместе взятые. Он не знал, почему это слу-
чилось. Почему "?" нынче нужно впереди всего алфавита поставить?
   Кроме боли по логике вещей,  по логике раковой,  кроме той, которая
была безо всякой логики,  внимание - пристальное!  - Бахметьева К.  Н.
вдруг стало привлекать сердце. Собственное. Странно, что это произошло
"вдруг",  тогда  как в действительности,  по крайней мере лет двадцать
тому назад,  сердечные мысли уже должны были прийти к нему. Не пришли.
Впрочем, ничто и никогда не приходило Бахметьеву К. Н. вовремя.
   Ну а сердце - это удивительный,  если вдуматься,  предмет, скромный
тоже на удивление, терпеливый и преданный необыкновенно. Другого тако-
го предмета на свете нет,  не может быть.  Бахметьев К. Н. свое сердце
под всяческие неприятности подставлял,  можно сказать, пакостил ему на
каждом шагу - оно терпело, ни в чем его не упрекая.
   Какую бы биографию он ему ни устраивал - оно молчало.
   Ну, бывало, постукает почаще - называется "сердцебиение" - и все, и
вопрос исчерпан.  Нынче очень хотелось Бахметьеву  К.  Н.  собственное
сердечко ласково погладить. Собственно, больше некого ему было ни при-
ласкать, ни поблагодарить. С такой же искренней благодарностью и приз-
нательностью - некого!
   Как и всю прочую свою внутренность,  Бахметьев К. Н. сердце никогда
не видел - закрытая зона,  но ведь слышать-то его можно было  в  любое
время дня и ночи,  только прислушайся! Он до сих пор не прислушивался.
Правда что безобразник и больше того - хам!  И только недавно,  уже  в
постельном режиме,  Бахметьев К.  Н. подсчитал, что его сердцу столько
же лет,  месяцев и дней, сколько ему самому. И даже несколько больше -
Бахметьев К. Н. еще не родился от матери, но сердечко, пусть и крохот-
ное, уже постукивало в нем. Интересно бы узнать - когда оно стукнуло в
первый раз? Когда оно стукнуло в первый раз - это и есть истинный день
и миг его рождения. С тех пор трудится оно без выходных, без перерывов
на обед и на сон...
   Бывают исключительно трудолюбивые люди,  они и едят,  и отдыхают, и
любовью занимаются как бы только между делом, так вот, пришел к выводу
Бахметьев К. Н., эти люди не столько трудолюбивые, сколько сердечные.
   И дальше,  дальше размышления,  настолько естественные,  что, каза-
лось,  с них-то и надо было начинать жизнь, а не кончать ими. Конечно,
два желудочка - это факт.  Два предсердия - факт.  Но вот проблема - а
где же сердце как таковое?  Где сердцевина сердца,  главная его точка?
Ее нет.  Вопреки всякой логике - нет, и все тут. Ну а если нет сердце-
винки в сердце, нечего удивляться тому, что ее нет нигде и ни в чем на
свете.  Множество существует повсюду размеров и форм, частей и частиц,
множество функций,  признаков и явлений, и все это - неизвестно вокруг
чего. Когда люди, размышлял Бахметьев К. Н., когда люди в своем разви-
тии дошли до черты и почувствовали,  что им не хватает  главной  точки
собственного существования, они не захотели и не смогли с этим мирить-
ся, а к их услугам, как это всегда бывает, явился великий прорицатель,
грек Клавдий Птоломей явился и страждущих успокоил:  не волнуйтесь, не
переживайте,  любезные мои, все в порядке, есть главная точка в мире -
это  Земля!  Все остальное вокруг нее вертится - все звезды и Солнышко
тоже.  А так как мы с вами самые главные существа на Земле,  значит, и
весь мир вертится вокруг нас с вами.
   Древние граждане,  надо думать,  надолго успокоились.  Особенную же
радость,  само собой разумеется,  почувствовали императоры и стали ин-
тенсивно  воевать  друг  с другом - каждый захотел приобрести побольше
главного - земной территории вместе с народонаселением.
   Прекрасно!
   Единственно, что надо иметь в виду:  все прекрасное выдумано людьми
собственного удовольствия ради, а все истинное, оно попросту истинно и
ни в прекрасностях, ни в безобразиях ничуть не нуждается.
   Но время шло,  и сомнения снова стали одолевать  передовое  челове-
чество, передовое, в свою очередь, посеяло серьезные подозрения в умах
несерьезных и ординарных, а тогда является в мир полячок Коперник Коля
и разъясняет мироздание:  Солнце не вертится вокруг Земли,  наоборот -
Земля изо всех своих сил крутится вокруг Солнца (как собачонка  вокруг
своего хозяина).  И не только Земля, но и планеты тоже. Выкусили! Нас-
чет своего главенства - выкусило человечество, и ничего. Не зафиксиро-
вано,  чтобы кто-то в знак протеста повесился. К тому времени гордости
в народонаселении было уже поменьше, мифы уже сходили на нет.
   Дальше - больше. Больше знаний - значит, больше незнаний, и настает
время - все знают, кажется, все уверены в том, что Солнце, вся Солнеч-
ная система должна вокруг чего-нибудь вертеться-крутиться,  но  вокруг
чего - толком не знает никто. Бахметьев К. Н. тоже не знает, но ничуть
этим не огорчен,  тем более что его сердце ни в чем его не упрекает  -
ни в безграмотности, ни в отсталости от века. Одним словом - ни в чем.
Если и вся-то наука,  теорией анабиоза и всяческими  другими  теориями
вооруженная,  этого не знает - кишка тонка!  - он-то,  Бахметьев-то К.
Н.,  при чем?  У него за плечами и всего-то было два с половиной  года
самообразования в районной (изредка - в городской) библиотеке.
   К тому же очень хорошо,  просто прекрасно, что размышления пришли к
нему только что - мудрое оказалось опоздание! Если бы они пришли рань-
ше, назад тому года четыре, он бы не выдержал, обязательно кому-нибудь
проболтался, и вышел бы один только смех. Это представить себе, как бы
смеялась-издевалась над ним Елизавета Вторая?  А как бы - Костенька? А
как бы вся, в полном составе, дворовая команда доминошников? Но сейчас
над ним не смеется никто,  даже он сам над собой.  Все, кто мог, давно
уже над ним отсмеялись,  и вот он размышляет в спокойствии: сердце-то?
Два желудочка и два предсердия,  они ведь система,  которая - главная,
вокруг которой весь остальной Бахметьев К.  Н. сплотился. Сплотился со
всеми его многочисленными жизнями - детской, техникумовской, военной и
лагерной, с семейной и одинокой, молодой и старческой, - он, признать-
ся, число этих жизней знал весьма приблизительно.
   Другой причины,  подобного их сплочения,  кроме как его собственное
сердце,  - не было.  Можно лишиться одной руки,  одного легкого, части
желудка,  но  без  одного сердечного желудочка,  без одного предсердия
жизни нет. Можно лишиться части мозгов и прожить в качестве орангутан-
га или шимпанзе,  ну и что? Все равно жизнь, и еще неизвестно, чьи ка-
чества лучше, главное же в жизни - чтобы было сердце.
   Ну а двухкомнатная? Плюс кухня 6,5 кв. м?
   Вот и Елизавета Вторая.  Как пришла в его двухкомнатную плюс  кухня
6,5 кв. м, как только огляделась, сказала:
   - Вы,  Константин Николаевич,  родились под счастливой звездой! Как
пить дать - под счастливой!
   Подумать только,  в то время Елизавета Вторая  говорила  с  ним  на
"вы"?!  А  он  с ней - уже и не помнит как.  Для него Елизавета Вторая
всегда была одинакова - что на "вы", что на "ты".
   Бахметьев подумал и сказал:
   - Все может быть! В наше время все может быть. Но вообще-то я обык-
новенный гражданин. Как все, так и я. Звезд не чувствую.
   И опять он услышал в ответ:
   - Ну не скажите! Все ж таки у вас сердце!
   Звезда не звезда, а только нынче Бахметьев К. Н. занят соответству-
ющей мыслью:  он реабилитирует Клавдия Птоломея,  подтверждает высокую
репутацию Древней Греции и догадывается, что недаром выдающиеся астро-
номы прошлого - тот же Коперник - одновременно были  еще  и  медиками:
есть, есть что-то общее между системой мироздания и его, Бахметьева К.
Н., организмом!
   Умереть же по-хорошему - это значит - без воспоминаний.  Не вспоми-
нать Бахметьев К.  Н. давно уже умел - при том, что всегда знал, о чем
именно он не вспоминает.
   О чистке партии - никогда,  тем более о партии до блеска очищенной.
О  харьковском котле - как в этом котле командовал ротой из семи чело-
век,  как был ранен - никогда! (Кем он был, в тот раз раненный, спасен
-  он  действительно  не знал.) О немецком плене,  о собственном в том
плену телесном весе 29,5 кг - не вспоминал тем более.  Зачем?  Если  и
вспомнишь - все равно не поверишь!
   Несмотря ни  на  что  мелькало  одно и то же подземное воркутинское
воспоминание:  рубая уголек, мечтаешь о земной атмосфере - дыхнуть бы!
Как  бы не мечта,  то и не выдержал бы смену - двенадцать часов.  Ну а
подняли тебя на поверхность,  а там и атмосферы нет, туман - 40 граду-
сов,  больше ничего, и рот затыкаешь рукавицей и в колонне бегом-бегом
в барак. За плечами у тебя мешок с углем - бараки требуют отопления!
   Свобода от воспоминаний (и от фантазий) - это мудро и  справедливо.
Может быть,  и благородно? Недаром старцы крестьянские загодя сколачи-
вали себе гроб,  хранили его на чердаке либо  в  амбарушке  с  зерном.
Они-то знали,  знали хорошо,  почему и зачем это делают.  Недаром люди
говорят:  народ,  он - умный!  Бахметьев К. Н. смертей повидал, но все
это  были  смерти  навязанные,  бессмысленные и потому отвратительные,
совсем не те,  которых сама жизнь  требует,  с  которой  птоломеевское
сердце  выражает  согласие,  и когда его послушаешь,  слышно:  "По-ра!
По-ра!"
   Итак, самое доброе чувство испытывал Бахметьев К.  Н., самое, каза-
лось ему, заключительное, когда он протягивал руку к тумбочке, нащупы-
вал пластинку валидола,  с трудом, а все-таки выковыривал из нее две -
обязательно  две!  - капсулки и укладывал их под язык.  Под языком они
таяли,  просачивались в кровь и таким образом утешали  сердце.  Что  и
требовалось доказать! И какие могли быть после того еще желания?
   Конечно, Бахметев  Павел  Александрович в свое время плыл в Океанию
на корабле с паровым двигателем.  Не на паруснике же,  в  самом  деле,
следовал он из России в Океанию? По многим морям, по океанам? Бахметь-
ев же К.  Н.  нынче,  пользуясь достижениями науки и техники, вовсе не
плыл,  а легко летел по воздуху в кабине неизвестной конструкции лета-
тельного аппарата.  Летел и думал:  "Вот повезло,  вот повезло!  Через
час-другой буду на месте!" Одно было у него затруднение:  надо предуп-
редить жителей Океании о том,  что Бахметьев К. Н. к ним следует! Хотя
бы и без особых почестей,  все-таки требовалось его,  приземлившегося,
кому-то встретить.  Без этого он заблудится,  не на тот остров призем-
лится. Он оглянулся на три стенки кабины вправо, влево, назад, и слева
оказался прибор,  предназначенный для радиосвязи. "Опять повезло!" И с
сердечным трепетом он заговорил в этот аппарат:
   - Миленькие вы мои папуасы!  Я, Бахметьев Ка эН, спешу к вам, я уже
всем сердцем с вами,  но океан большой,  небо еще больше, и я не знаю,
каким следует считать тот океан, который подо мной, - он уже Тихий или
все еще Индийский?  Я не знаю,  в каком я нахожусь небе,  - пролетел я
международную  границу перемены календарной даты или все еще не проле-
тел? Не знаю - в атмосфере я лечу или в космосе? Но все равно: я русс-
кий  человек и лечу к вам,  мне больше не к кому лететь.  Ведь у вас с
Россией давно сложились хорошие и даже прекрасные исторические отноше-
ния!  Вспомните  Николая  Николаевича Миклуху-Маклая - он лечил вас от
разных недугов. Вспомните, дорогие мои, адмирала Михаила Петровича Ла-
зарева!  Михаил Петрович открыл ваши собственные острова в группе Туа-
миту,  а также цепь Радак в Маршалловых островах.  Заодно он открыл  и
материк  Антарктиду,  и  теперь вы вполне можете считать,  что вы тоже
открывали тот огромный и ледовый материк,  толщина льда - два километ-
ра.  Это вам не баран чихнул,  это вам,  приэкваторным жителям, трудно
представить.  И мне тоже! Теперь подумайте: если бы Николай Николаевич
не  вылечил иных ваших бабушек-дедушек,  можно с уверенностью сказать,
что многих из вас сегодня не было бы на свете, а если бы Михаил Петро-
вич  не  открыл и не нанес бы вас на географическую карту - вы бы и до
сих пор могли оставаться неоткрытыми!  Но едва ли не самый главный ге-
рой,  о ком я должен вас информировать, - это Павел Александрович Бах-
метев.  Обратите внимание: мы однофамильцы, только я - Бахметьев Конс-
тантин Николаевич с мягким знаком,  а он,  Павел Александрович,  - без
мягкого. Но я давно уже простил ему этот недостаток и искренне его по-
любил.  У кого из нас от природы нет недостатков? Вспомните, как Павел
Александрович устраивал на одном из  ваших  островов  коммунистическую
коммуну. И это еще не все: он был прототипом нашего Рахметова из рома-
на Николая Гавриловича Чернышевского под названием "Что делать?".  Об-
ратите  внимание - это вечный вопрос,  с этим же вопросом лечу к вам и
я,  в надежде,  что с кем,  с кем, а с вами-то мне удастся его решить!
Хотя бы - частично! По прибытии я еще и еще расскажу вам о Павле Алек-
сандровиче,  я уверен,  что это будет увлекательный рассказ,  а  может
быть, и увлекательная лекция (несмотря на то, что ни разу в жизни ниг-
де и никогда я не читал лекций).  Однако мне крайне необходимо призем-
литься на одном из ваших коралловых островов,  на том, где Павел Алек-
сандрович устраивал коммунизм.  Как только я  приземлюсь,  как  только
прочитаю  лекцию,  мы тут же и провернем какое-нибудь общественное ме-
роприятие! Я на этом свете, слава Богу, пожил, я понимаю в мероприяти-
ях.  К тому же, учтите, у меня имеются очень перспективные знакомства.
В частности,  можно сказать, родственные отношения с Бахметьевым П. И.
(Порфирий Иванович),  с автором анабиоза.  Великий человек,  и при его
содействии вполне возможно будет всему народонаселению вашего коралло-
вого и прекрасного острова погрузиться в анабиоз. Скажем, лет на пять-
десят. Скажем, лет на сто. Ну а по истечении срока снова восстановить-
ся  в текущей жизни и тем самым сохранить современную папуасскую куль-
туру для цивилизации,  которая к тому времени крайне будет в этом нуж-
даться!  Я,  как русский человек с собственным сердцем, не член "Памя-
ти", вообще не член какой-либо партии, зато поживший в разных отечест-
венных качествах,  готов вам помочь!  Не сомневайтесь:  готов,  готов!
Сделайте же мне,  пожалуйста,  какой-нибудь сигнал, чтобы я знал, куда
приземлиться!  Передо  мной в неизвестном океане множество неизвестных
островов,  один красивее другого,  но я все равно не знаю - где вы? На
каком из островов меня ждут больше всего? Сделайте мне сигнал!
   И действительно: с одного из островов, очень красивого - почти пра-
вильный круг, - стал подниматься голубой столб дыма, тоже строгой фор-
мы, очень напоминающий Ростральную колонну...
  - Вижу, вижу! Реагирую! Ориентируюсь! - громко закричал Бахметьев К.
Н.  - Спасибо,  спасибо,  дорогие мои папуасы! Какие вы, в самом деле,
вежливые!  Какие гостеприимные! Я - вижу ваш сигнал, я к вам приземля-
юсь. Я отчетливо чувствую земное притяжение! Уже!