Слушайте.  Передают  объявление.  Мой  рейс!  Снова  откладывают на два
часа,  до  17.  00. Неужто я никогда не улечу отсюда? Ведь я давно загадала,
едва  ли  не  с  самого начала. Какой день в Волгодонске был для вас лучшим?
Ответ: день отъезда.
     И  вот  он  пришел  наконец. И я уже наверняка знаю, нет, это не лучший
мой  день в Волгодонске. Мне грустно. Я взлохмачена чувствами. Не было здесь
у  меня  лучшего  дня.  А  ведь  мне  еще  нет  сорока,  я еще ничего и могу
производить  впечатление  даже  на столичных поэтов. Я пропадаю в этой дыре.
Как  мне  жить  дальше?  Ожиданием  следующего  культурного диспута, который
состоится через полгода?
     Так  развеялось  мое  книголюбство. У мужчин рыбалка, охота, а мне что?
Пойти на курсы кройки и шитья?
     Я  вам  говорила,  мы  были на море. Приехали домой, Надя, моя подруга,
пристает ко мне:
     "Посмотри,  Вера, как все переменилось кругом, правда? Четвертый корпус
уже облицевали до половины".
     Я  смотрю  кругом - и не вижу никаких перемен. Те же тучи пыли, рычащие
самосвалы, та же грязь, толчея на остановках.
     Может  быть,  Наде  проще?  Она восторженная, но не дура, ибо научилась
довольствоваться малым. А я все жажду.
     Под  Новый  год состоялось объяснение с Григорием. Я заявила, что уеду.
Конечно,  до  конца  учебного года я дотерплю, потому что Юра уедет со мной,
это  решено,  он  уже  вторую  зиму  не ходит в музыкалку, а ведь у мальчика
способности,  это преступно, если он вместо серьезной музыки растратит их на
магнитофон.
     Я  чувствовала,  Григорий  отдаляется  от  меня,  но  не  могла  понять
причины.  Он твердил: у него интересная самостоятельная работа, о которой он
мечтал  всю  жизнь.  Они  уже  много сделали, и он останется здесь до конца,
пока новая технология не будет отлажена.
     "Мы  рождаем  новую структуру, и она рождается в муках. Мы не нуждаемся
в обезболивании".
     "Я утверждаю: служба должна служить прогрессу, но не наоборот".
     "Мы  создаем принцип в реальном масштабе времени. Реактор - наша первая
проблема, но отнюдь не последняя".
     "Пусть  будут  высокие температуры, мы выдержим. Но выдержит ли металл?
При той структуре, которую вы предлагаете, я в этом не уверен".
     "Стружка!  Сколько стружки вы настрогали, подумать и то страшно. А ведь
это только на бумаге. Что будет в натуре?"
     Ну  скажите  на  милость,  кого  могут  волновать  подобные проблемы? Я
уверена,  это  не  для белых людей. А они спорят об этом неделями, месяцами.
Григорий  горит, готов пожертвовать семьей во имя высоких температур. Цель у
него такая - разработать технологию цели. Современная алхимия.
     Конечно,  я  совершила  ошибку,  пойдя  на  экономический  факультет, в
результате полная трудовая апатия. Следовало посвятить себя филологии.
     Нет,  Григорий  не  приедет  провожать  меня.  У  него  как раз сегодня
очередное   сверхважное  совещание,  и  вообще...  Мы  же  культурные  люди,
порешили  мирно, без надрывов и взаимных упреков. Через месяц кончается срок
брони  на  квартиру, надо лететь. А вещи обратно - той же малой скоростью. У
нас на Пестеля остался старый диван, пока проживу.
     Скорей бы под дождь, пройтись по мокрому асфальту.


3

     Покажите,  покажите,  что  вы  здесь изобразили. Первый этап - изучение
натуры  -  кончился вполне благополучно, все остались целы, никто не убежал.
Второй   этап:  осмысление.  И  причем  не  только  зрительное.  Вы  обязаны
представить  в  мое  распоряжение  художественный  прием,  чтобы  я  на него
опирался.
     Так  что  же  вы  предлагаете?  Понимаю,  понимаю:  первый вариант, так
сказать, предварительная прикидка великой мысли.
     - Наслаиваются  этажи.  Движение  совершается снизу вверх, символизируя
тему роста. Это дом на проспекте Строителей.
     Аппарат   панорамирует  вправо,  горизонтально  скользя  вдоль  окон  и
лоджий, которые кажутся обжитыми и приветливыми.
     Панорама  доходит  до  угла дома, за срезом фасада раскрывается широкий
вид на Новый город с его всегдашним оживлением и четким ритмом.
     Закадровый голос:
     - Сколько  лет  этому городу? В самом деле интересно: давно ли он стоит
на этой древней донской земле?
     Быстрый  наезд на фасад двухэтажного здания с веселым подъездом. Читаем
наверху  надпись "Электрончик". Это детский сад, - по дорожке топает ножками
Вова  Груздев,  ради  оживления  можно  дать  ему  в  руки  воздушный шар на
ниточке.
     Закадровый голос:
     - Они  ровесники. Вове Груздеву и Новому городу нет еще пяти лет. Новый
человечек учится ходить по земле, город Волгодонск учится жить и трудиться.
     Камера   переносит   нас  в  учебную  аудиторию  городского  техникума.
Сосредоточенные лица парней и девушек, конспектирующих лекцию.
     Широким  людским  потоком  рабочие  идут к заводской проходной, сначала
как бы в тумане, затем с наводкой на резкость.
     Закадровый голос:
     - Волгодонск  учится,  Волгодонск живет, Волгодонск трудится. Это город
молодых.  Средний  возраст жителя здесь двадцать четыре года. Им принадлежит
этот город и его будущее.
     Для  первого варианта не плохо. Не знаю, что скажет худсовет, а я готов
это  снимать.  Я  это  вижу.  А главное, чувствую прием: кадр раскручивается
метафорически. Вовик и город - это проходит, я вам гарантирую.
     Я  понимаю,  к  металлу  мы  подойдем  потом.  Металл  от нас никуда не
денется.  Начало  должно  быть  человеческим,  мало  того  - человечным. Это
говорю вам я, Игорь Соколовский.
     Перелистываем  несколько страниц, пробуем наугад. У вас первый вариант,
у  меня  первые  впечатления  от  первого варианта. Что скажут на худсовете?
Основополагающий вопрос. Все мы ходим под худсоветом.
     Общий  план  и  проезд  по  второму  пролету, где расположены сварочные
линии,  -  чур,  загрохотало  железо,  отскочим чуть назад, ближе к исходным
позициям.
     Закадровый голос:
     - "Атоммаш"  столь огромен, что с земли его не охватить одним взглядом.
И нам потребовалось подняться в воздух...
     Стоп!  Кадр  отменяется.  Лучше всего на свете быть закадровым голосом,
который  ни  за  что  не отвечает. А вы подумали, где я возьму вертолет? Кто
мне  его  даст,  да еще на целый съемочный день, чтобы я дополнительно успел
слетать  на  рыбалку?  Во  всем  мире  разразился  чудовищный энергетический
кризис,  а  вы  записываете  мне в сценарий вертолет. Как и чем мы будем его
заправлять?  С  помощью  пол-литра? И вообще, я уже вышел из этого возраста,
мне  трудно  летать  на  вертолете,  болтанка страшная, а если я вместо себя
отправлю в воздух Колю, то нам пленки не хватит.
     Мой  вам  решительный  совет:  прежде  чем  писать  про общие и средние
планы,  познакомьтесь со сметой. Мне ее опять срезали. Они хотят железо, как
можно  больше  железа,  но  при  этом  чтобы оно ничего не стоило. Мне нужен
порыв,  вдохновение  - но в пределах сметы. Я должен снять красиво и дешево,
в этом великая цель нашего искусства.
     Открою  вам  небольшой  производственный  секрет: самые дешевые планы -
крупные.  Станок  - крупным планом, руки рабочего - крупным планом, обечайка
-  крупным планом. Дайте мне как можно больше крупных планов, кидайте мне их
пачками - и я вам конфетку сделаю.
     Предупреждаю,  натура здесь невыгодная. Ну что за радость: колоссальные
станки,   рентгеновские  камеры,  гигантские  краны.  Обечайка  крутится  на
станке.  С  начала  недели  мимо  нее  хожу,  а  эта  дылда все крутится, не
переставая, сплошная стружка.
     Где  динамика,  я  вас  спрашиваю? У них цикл изготовления реактора три
года  -  как  я  покажу  на экране? Закадровым голосом? Так ведь изображение
обязано соответствовать голосу, иначе будет смех, много смеха.
     Хорошо  снимать  нефтепроводы,  рудные  карьеры, гидростанции - вот это
натура!  Сама  в руки идет. Кто мне тут подобную натуру поднесет на блюдечке
с голубой каемочкой?
     Придется пробивать вертолет. Так сказал Соколовский.


4

     - Ловись  рыбка,  большая  и малая. Судак заморский, лещ валютный, карп
карпович  родимый. Как это получается в природе, ума не приложу. Закидываешь
ничто,  вытаскиваешь  нечто.  А  ведь  бывает  и  человек на пустую приманку
попадается, сам, случалось, на крючке висел.
     Но  с  рыбой  играю  по-честному,  на  червяка  не скуплюсь. Рыба любит
терпеливых,  я  вам сообщу: к терпеливому она сама идет. В том и секрет: кто
кого перетерпит.
     А  я  смотрю: кто это по берегу шастает? Знакомая личность, я вас сразу
узнал,  вы  в День машиностроителя во Дворце культуры выступали. Вот видите,
у   меня   глаз   безошибочный.  А  теперь  у  нас,  как  говорится,  научно
организованная уха.
     Нет,  вы  меня  не  знаете,  я  человек  будничный,  хоть  и  имею свое
разумение  о  нашей процветающей действительности. Я вам открою: у рыбы свои
секреты, у человека - свои, с рыбой не соприкасающиеся.
     Но  я  своих секретов в уме не держу. Где я состою, интересуетесь? Вы с
Варварой  Семеновной встречались? Конечное дело, та самая Варвара Семеновна,
она  у  нас на всех одна. Она же вас сопровождает, вашу программу утверждает
и вообще - бдит. Выражаясь современным языком, она вас курирует.
     Варвара  Семеновна  большой  человек в нашем городе. Именно она и ведет
нас к процветанию.
     Увы,  я  ей  не  брат  и  не сват. Я состою в должности мужа, лучше или
хуже,  думайте  сами. Вообще-то я сам Иван Петрович, но все меня так и зовут
- муж Варвары Семеновны. Я откликаюсь.
     Только  на  данный  момент  сам запутался: чей я муж? кто моя жена? где
она? И рыба на этот счет молчит.
     Разрешите  доложить  -  гиблое  дело  быть мужем руководящей женщины. С
утра  до  ночи она горит на работе. Четыре года, как ее выдвинули, и все это
время  я ее практически не вижу. Разве что во время праздничной демонстрации
пройду  мимо  нее  в колонне трудящихся, и она мне с трибуны ручкой помашет.
Тогда  и  на  улице  и  в  душе  праздник.  А  ведь  была такая же, как все,
голенастая  девчонка  с  веснушками; как все, по родной станице бегала. И на
тебе - вознеслась на трибуну.
     А  между праздниками терплю. Кто кого перетерпит. Я ведь тоже служу, но
у  меня  служба  нормальная,  в  городском  банке, с девяти до шести. Работа
рядом,  десять  минут  седьмого  я  уже  дома,  положил  портфель, выхожу из
подъезда  с  авоськой,  за  моей  спиной  голоса:  "Муж  Варвары Семеновны в
универсам пошел".
     В  универсаме  в  это  время как в театре. Разглядываем, что перед нами
выставлено, друг дружку приветствуем, свои же кругом.
     Смотри-ка,  опять  клюнула.  Лещина  попался,  это  же надо, экземпляр.
Тоже, наверное, у них верховодил, а теперь у меня на крючке.
     Ничего  не  попишешь  -  круговорот  судьбы.  Только  что  был  в реке,
свободный и ловкий, - и на тебе!
     Так  и моя свобода. Работа - дом - универсам - дом - телевизор - газета
-  диван  -  работа.  А  где  Варвара  Семеновна - ведать не ведаю. Разве по
городскому радио услышу, что она делает, чем в данный момент руководит.
     Так  вот  и  был  свободным,  плавал  в  реке жизни. Но вышел я в шесть
тридцать  из  универсама  и  встретил  Полину Васильевну, нашу Полю, у нее в
руках  как  раз  колбаска  в  бумажку завернута. А Поля вроде меня бедолага,
полный   товарищ  по  несчастью,  жена  Сергея  Сергеевича,  нашего  старого
приятеля,  который  взлетел  на  высокую  должность  и  с  той поры пропал с
горизонта.
     "Здравствуй, Поля, говорю. Как живешь? Сильно ли терпишь?"
     "Ах, Иван, - это она отвечает. - Я уже на исходе".
     "Где твой-то?"
     "Поехал к твоей. Она его телефонограммой вызвала. Накачку ему дает".
     "Ах,  Полина,  -  говорю.  -  Что  же  это  за  жизнь  у  нас  с тобой?
Нечеловеческая  это  жизнь.  По  такому  случаю  предлагаю  обменять бутылку
кефира на что-нибудь более приличное и отправиться ко мне в гости".
     "Я  согласная, Ваня, - отвечает, - но только прошу ко мне, тут ближе, и
я плитку не выключала, у меня как раз солянка дозревает".
     "И  я  согласен, - говорю. - О чем же мы раньше думали, Поля? У нас обе
квартиры свободные".
     Взял  я две бутылки нашего родного "Цимлянского", пришли к ней, накрыли
белую скатерть в столовой, я сто лет такой благодати не видел.
     Человеком в доме запахло.
     "За  что  же  мы  с  тобой выпьем? - спрашиваю. - Да вот за наших. Я за
твоего выпью, ты за мою. Трудная у них жизнь. Горят на работе".
     Чокнулись, выпили. Никуда не торопимся. Закусываем.
     "Я, - говорит, - своего пять лет не вижу".
     "А  я  свою четыре года. Как избрали ее в обед, а утром подали машину к
подъезду - и баста, не вижу".
     "А  меня  ты  видишь,  Ваня?"  - и так она ласково спросила, что у меня
мурашки  в  определенных местах зашевелились. Я ж еще мужик в соку, а четыре
года женской ласки не слышал, разве что в телевизоре.
     "Вижу  тебя,  Поля,  очень даже распрекрасно вижу, как только раньше не
замечал. Ты такая ладная, гладкая, мне на тебя буквально сладко смотреть".
     "А теперь еще раз посмотри на меня внимательнее, Ваня, где я?"
     "Ты  передо мной, Поля. Совсем рядом. И не исчезаешь. Готов на тебя без
конца смотреть".
     "И  я  на  тебя,  Ваня.  Ты  вон  какой ладный, весь в соку. Ты когда с
работы приходишь?"
     "Десять минут седьмого", - отвечаю.
     "А  я  в  половине шестого. Значит, как раз успею в универсам сбегать и
тебя в окне встретить. И снова будем друг друга видеть".
     "Правильно,  -  отвечаю.  -  Давай  хоть  мы  с  тобой будем друг друга
видеть.  Это  же невозможно, чтобы все люди на земле вдруг пропали на работе
и  перестали  видеть  друг друга. Что же это за жизнь - все работают и никто
никого не видит. Это не наш с тобой путь, Поля".
     "Как  хорошо  ты говоришь. В таком случае, возьми тапочки, Ваня, я тебе
телевизор  сейчас  включу.  Я  люблю,  когда мужчина у телевизора сидит, это
значит - в доме мир".
     И  остался  у  Поли.  А  моя Варвара всю ночь Сергея у себя продержала,
стружку  с него снимала. Люди потом рассказывали, выговор она ему влепила за
недовыполнение.
     Моя  Варвара  даже  не  заметила,  что я от нее перешел в другое место.
Сергей,  правда,  раза  два  приезжал к нам среди ночи, но сразу заваливался
отсыпаться  в  своей  комнате.  Мы  его  не  тревожили,  пусть  отдохнет. Он
заслужил,  ему в пять утра снова уезжать по объектам, ведь он строит - и все
для других.
     Зато  Поля  моя  буквально расцвела, да не только дома, но и на работе.
Чем прекрасно наше счастье? Исключительно тем, что оно не вечно.
     Прихожу  я,  значит,  домой  как  обычно, десять минут седьмого. А Поля
меня в окне не встречает. Что за оказия?
     На  столе записка: "Щи в холодильнике, разогрей. Меня срочно вызвали на
совещание, когда приду, неизвестно, целую, твоя Поля".
     Присел  я  в  кресло и задумался от тоски. Что же это получается? Одной
жены  не  видел  четыре  года.  Другую  нашел, не выпадающую из поля зрения.
Теперь  и ее не видать. Ушла на выдвижение. Так не все ли равно, кого мне не
видеть? Махнул рукой на щи, у меня свои в холодильнике стоят.
     Только    Варвара    меня   опередила.   Утром   приходит   на   работу
телефонограмма:   явиться  к  ней  в  11.00.  Что  такое?  Неужто  она  меня
разоблачила? Я заробел, еду на троллейбусе, поднимаюсь в ее кабинет.
     Варвара Семеновна самолично меня встречает. Приглашает к столу.
     "Где  это  вы  пропадаете,  Иван  Петрович?  Большим начальником стали.
Третий день вас по всему городу разыскиваю, уже хотела в милицию подавать".
     "Варвара  Семеновна,  больше не буду, - говорю, а сам потом покрылся. -
Все время дома пребываю - и в ожидании".
     "А  ведь  у  меня  к  вам  дело.  И  срочное.  Есть  такое мнение, Иван
Петрович,  -  это она мне говорит, - выдвинуть вас на руководящий финансовый
участок, который оказался в тяжелом положении, и мы на вас рассчитываем".
     "Варвара  Семеновна,  - говорю, - Варварушка моя, да у меня же опыта ни
на грош, никогда не руководил. Не потяну я".
     "Иван  Петрович,  надо.  К  тому же вопрос решен. Нам нужна там твердая
рука. Если что, мы поможем, подскажем".
     Вышел  я  из  кабинета  на  ватных  ногах. Лучше бы она меня принародно
разоблачила.
     Но  приказ!  Стал я начальником. Сутками пропадаю на вверенном участке.
И что бы вы думали - вывел из прорыва.
     Свою  выгоду  получил.  Как-то  сижу  в  зале  на  очередном совещании,
смотрю,  а рядышком со мной, под боком прямо, Полина устроилась. На два ряда
впереди  Сергей сидит. А Варвара свет Семеновна перед всеми нами на сцене за
столом  президиума  красуется:  и какая статная стала, прическа высокая, очи
умные - сплошное загляденье.
     Со  временем мы освоились, стали рядом садиться, то сессия, то семинар,
то  банкет,  то  выездная рыбалка - а мы вместе. Пусть мы дома друг друга не
видим,  зато  на работе реванш берем, гляди, любуйся, сколько твоей душеньке
угодно.
     Ага,  сейчас  клюнет.  А  ну,  еще, вот она. Это, доложу вам, сазан. От
него  особый  аромат  в  ухе  совершается.  Ну  слава  богу, за уху я теперь
спокоен, ведь у меня высший приказ был - обеспечить.
     Пойдемте  к  костру, что ли. Познакомлю вас со своими. Вот они, все при
деле:  Сергей  главный истопник, а Варя с Полей старшие кухарки, сегодня как
раз по графику выездная уха. Вон как шуруют - мелькают перед глазами.
     Знаете  что,  скажу  вам  по секрету: я на них уже нагляделся. Как было
хорошо: от девяти до шести...


5

     - Разрешите    представиться:    Григорий   Сергеевич,   мне   поручено
сопровождать  вас  по  заводу. С чего начнем наши показы? Что вас интересует
больше:  технология  или  оборудование?  О-о, тут колоссальная разница. Наша
технология  вот она, в этих белых металлических шкафах, тут все вычислено до
микрона,  грамма,  градуса,  до  тончайшего  завитка.  Тут  наш  поиск, наши
бессонные  идеи,  выверенные  на  самых чутких приборах. А там, в пролетах и
цехах,  всего-навсего  оборудование, потребное для исполнения замысла. Итак,
в  нашем распоряжении всего одна альтернатива: а) предварительные пояснения,
б)  знакомство с натурой. Или наоборот: а) знакомство с натурой, б) попутный
пояснительный текст.
     Прекрасно,  так  я  и думал, вы избираете второй вариант, прошедший под
рубрикой  "наоборот".  Мы,  технологи,  в любом случае остаемся за кулисами,
всем  подавай  готовый  результат. Вы знаете, я не ропщу, я смирился. К тому
же готовый результат всегда выразительнее замысла.
     Следуйте  за  мной, машина на улице. Сейчас мы едем в первый корпус. Он
заглавный  по порядку и определяющий по значению. Здесь, собственно, и будут
производиться энергетические реакторы.
     Смотрите  вправо,  он  стелется перед нами. Поэты называют его не иначе
как  "голубое  чудо".  Я  технократ,  для  меня  это просто производственные
площади  для  осуществления технологических идей. Приходилось видеть корпуса
и  побольше.  Но  и наш не из малых, длина семьсот метров, ширина четыреста.
Значит,   мы   накрыли   единой   крышей  двадцать  восемь  гектаров  земной
поверхности.
     Вы  записываете  нашу  беседу  на пленку? У меня возражений нет, но это
вовсе  не  обязательно, я потом дам вам справку по любому процессу: размеры,
вес, количество и все прочие параметры.
     Мы  поворачиваем.  Прямо  по курсу появился памятник нашему основателю,
Игорю  Васильевичу  Курчатову, создателю первого атомного реактора, который,
как  вы  знаете,  начал  работать  в 1954 году, открыв тем самым эру атомной
энергетики.
     Следуем  дальше,  мимо  вертушки, это наша проходная. Товарищ со мной -
пропустите.
     Спускаемся  в  тоннель.  Вам не низковато? Тоннель идет поперек первого
корпуса.   Эстетично?   Вы   так   находите?  Я  считаю:  прежде  всего  это
целесообразно.   Тоннель   автономен:   от   погоды,   атмосферных  условий,
производственного шума, транспорта и тому подобное.
     Вы  что-