сударстве, у нас незаменимых нет. Так что
приезжай скорее, первое время остановишься у меня.
     Но,  может, ты мне не все пишешь? Зачем ты ездила на ярмарку в Чухлому?
И   с  кем?  Что  ты  там  потеряла?  Надо  действовать  решительнее,  иначе
останешься на задворках действительности. А здесь жизнь в кипении.
     У  меня заведующая Нина Петровна, она заведует нашей лабораторией, пока
не  конфликтуем.  Так  вот,  на днях она послала меня отнести спецификацию в
первый корпус.
     Тут недалеко, всего две остановки, можно и пешком пройти.
     Под  корпусом  идет  подземный  тоннель  - красиво. Словно в московском
метро.
     Слушай!  Поднялась  я  из  тоннеля - и ахнула! Снаружи он не производит
особенного  впечатления,  так  себе,  стены и крыша, обыкновенная коробочка,
даже  не  похоже,  что  в  ней  52  метра  высоты. Зато изнутри неизгладимое
впечатление.  Станки  высотой с 5-этажный дом. Над головой краны плывут, мне
иногда даже кажется, что они живые - такие они солидные и уверенные в себе.
     Никогда  не  видала  такой  мощи.  Мы  с  тобой  на  практике  были  на
ростовском "Сельмаше", совсем не то впечатление, уверяю тебя.
     Иду задрав голову, от движения кранов оторваться не могу.
     Вдруг над ухом голос:
     - Здравствуй, красавица.
     Смотрю  -  Петр,  о  котором  я  тебе  писала,  мы  с  ним после танцев
поругались.  Вообще-то он мне нравится - но не терплю настырных. Я сама умею
выбирать.
     Подходит ко мне как ни в чем не бывало:
     - Хочешь, проведу тебя по корпусу?
     - В  другой  раз,  - отвечаю. - Не хочется портить первого впечатления.
Скажи лучше, как пройти в прессовый?
     - Так я сам оттуда, я же тебе говорил. Мы спецификацию ждем.
     - Можешь получить. Утверждена и подписана.
     Очень  мило  поговорили. Вполне современный технологический диалог. Под
конец он спрашивает:
     - На танцы придешь сегодня?
     - Барабанщик на бюллетене, - отвечаю. - А я туфли в ремонт отдала.
     Отшила его. С той поры в прессовом не была.
     Последняя  новость.  Огорчительная  весьма.  Нынче  опять была в первом
корпусе,  бродила  под  сводами.  Смотрю, у входа в тоннель список вывешен -
очередники  на  жилье.  Первым  стоит какой-то Скалиух, зато последний имеет
номер 4717 - Стяпунин.
     Как  же  я себя найду среди этих тысяч? Списки сделаны на таких больших
листках,  приклеенных  к  толстому  картону,  и  все  это как бы скреплено в
альбом - листай, ищи.
     Смотрю  по дате поступления, по алфавиту, так и сяк. Зоя Гончарова, ау?
Нет  меня.  Так  и  ушла,  ничего  не  поняв.  Мне потом объяснили. Одиноким
женщинам  отдельную  комнату не дают до 28 лет, жилая площадь до этого срока
предоставляется  только  семейным.  Зато  после  28 лет могут дать комнату и
одинокой,  официально признавая тем самым, что у нее уже не осталось никаких
шансов выйти замуж. Шансов нет - получай свою малосемейку.
     Мне 23. Значит, еще 5 лет ждать, пока приобрету все шансы на жилье.
     Вот  как  получается. Чтобы получить квартиру, надо прежде выйти замуж.
И  чтобы  выйти  замуж, надо прежде иметь отдельную комнату, ведь с комнатой
совсем иной разговор, дураку ясно.
     Как  разрубить  сей  заколдованный  круг?  В  кустах мужа искать? Петр,
например,  уже  интересовался,  где  я  живу.  Он сам тоже в общежитии, тоже
стоит на очереди.
     Зря   я  его  отваживала.  Будешь  слишком  гордая,  не  получишь  свои
квадраты.
     Меняю тактику.
     Обнимаю тебя. Твоя Зоя.
                                                                   14 июня".

     "Наташенька,  прости  меня,  я  страшная  эгоистка,  не ответила на два
твоих письма.
     Я  пошла  по твоим стопам. Ты совершенно права, когда пишешь: не все ли
равно,  где  влюбиться, на "Атоммаше" или в Каменке? Вот и я втюрилась вслед
за тобой.
     Шансов  -  ни  малейших.  Ноль  целых  и  ноль десятых, может быть, две
сотых,  не  более  того.  Познакомилась  с  ним в аэропорту, когда встречали
бригаду  писателей  и  поэтов  из нашей столицы. Они прилетали спецрейсом, а
меня и Ларису определили для встречи от комитета комсомола.
     Приехали на аэродром, а они еще из Москвы не вылетели, ждут кого-то.
     Пошли  в  буфет  кофе  пить.  А он уже там. Тоже прибыл на встречу - от
имени  начальства. Угощает нас жевательной резинкой, доказывая при этом, что
жевательные   движения   сублимируют   в  человеке  умственные  способности.
Веселый,  я  тебе  не  могу  передать.  "У  меня,  - говорит, - рыба в котле
готова, а рыба не может понять, кого она ждет. Как я ей объясню?"
     И  сам  весь  такой - многослойный. Начнешь снимать с него шкуру, а под
ней   другая,  никому  не  дано  докопаться  до  последнего  слоя.  Я  сразу
почувствовала,  что,  несмотря  на свою веселость, он держит в себе какую-то
горькую тайну.
     Он  тут  же пригласил меня на утреннюю рыбалку - вставать надо в четыре
утра,  а  я, дура, тут же согласилась. А ведь он старик, ему за сорок, жена,
дети, малый джентльменский набор.
     Но  я уже закружилась. Как глянула на него, тут же загадала: поцелуемся
мы нынче или не поцелуемся? Никогда не думала, что в сорокалетнего втюрюсь.
     Сидели  в  буфете  до  самого  вечера.  Наконец  прилетели  наши родные
писатели,  я  одному  из  них цветы сунула. Если спросишь, какие они, отвечу
честно: пока не разглядела. Люди как люди.
     Едем  на  базу  отдыха.  А  Григорий  в  наш  автобус  поднимается, его
Григорием  зовут,  понимаешь? Я, говорит, обещал некоторым из присутствующих
рыбалку. Но получается некоторая перестановка: сначала будет уха.
     Натка,  это  же  было  три  недели назад, сто лет прошло. Уха оказалась
великолепной.  Произносили  тосты за гостей и хозяев. Я кухарила у костра, и
он  меня  хвалил.  А  у  меня  сердце  замирало:  сбудется  ли то, что утром
нагадала?  Нарочно  оставила компанию, пошла на берег Дона. Долго стояла над
водой - не сбылось.
     По  Дону  теплоход  плывет, сам огнями залит и речку искрами засыпал, в
каютах светло, уютно. Годы идут, уплывает мое счастье вниз по реченьке.
     Я  даже  не услышала, как он подошел. А я вся такая, сама не знаю какая
- из одного слоя.
     - Ты что дрожишь? - спрашивает.
     - От  страха,  - отвечаю. И стали мы целоваться, со мной никогда такого
не было.
     Потом  я вырвалась, убежала. Когда уезжали, спряталась от него в другую
машину.
     Еле ноги унесла.
     А  после  думаю:  дура.  От  чего я спасалась? Разве от этого спасаться
надо? Чаще всего мы спасаемся как раз от того, к чему надо стремиться.
     У  Григория  отдельная  двухкомнатная  квартира на седьмом этаже, много
книг,  ковров, телевизор, автомобиль - словом, большой джентльменский набор.
Я  пришла  к  нему  через  неделю, ни о чем не спрашивала. Он сам рассказал.
Конечно,  он  женат,  вернее  -  был женат, но полтора месяца назад его жена
оставила  эту  шикарную  квартиру  и  улетела  в Ленинград, здесь ей пыльно,
грязно и вообще химчистка далеко. Сына с собой забрала.
     Теперь  мой  Григорий  не женатый и не холостой, сам не знает. Если она
подаст  на  развод,  даст  согласие,  а  первый  подавать  не станет, так он
говорит.
     Кто  же  я  теперь?  Тут  уж все ясно: заурядная любовница. Не подумай,
будто  я прячусь и страдаю. Я просто счастлива. И Григорий меня любит, я это
чувствую  как  женщина.  Он просто не отходит от меня. Теперь он ждет письма
от Веры (это его жена) - что она решит?
     Видишь,  как меня закружило и понесло против течения. Желаю тебе успеха
и полного счастья (не как у меня - тайного). Обнимаю тебя, твоя Зоя.
                                                                    28 июня"

                              "Дорогая Наташа.

     Все  пошло  кувырком. Никогда не думала, что мое счастье окажется таким
незадачливым.   Все   время  приходится  скрываться,  таиться,  по  телефону
говорить - и то шифром. Я ведь начинающая дрянь, во мне еще совесть бродит.
     Григорию   легче.  У  него  работа.  Он  крупный  технолог,  все  время
изобретает   прогрессивные   процессы.   Задумал  создать  совершенно  новый
реактор, но сам еще не знает какой.
     А  я  зареванная живу. Все! Решила бросить. Не могу я так. Вчера только
пришла  к  нему, соседка из 6-й квартиры тут как тут: "Григорий Сергеевич, у
вас  нет  соли  в долг? Ах, у вас гости, извините, пожалуйста". А сама так и
зыркает. Я оставила ему купленную колбасу и побежала куда глаза глядят...
     Наташа,  не сердись, я тебя совсем забыла. Две недели письмо валялось в
шкатулке  недописанным,  теперь  продолжаю, хотя особых перемен у меня нет и
не предвидится.
     Первую  неделю  я  мужественно  держалась.  Григорий человек чуткий, он
меня   разыскивал.   Однако   же  не  настолько  упорно,  чтобы  я  на  него
рассердилась.  В  это время мне Петр подвернулся, даже в кино с ним сходила,
но никак на него не реагировала, так как полностью к нему равнодушна.
     Иду мимо базара, а навстречу Григорий:
     - Хорошо, что я тебя встретил. Шагом марш за мной.
     - Куда?
     - Пойдем, сама увидишь.
     Пришли  на  переговорный  пункт. Разговор был уже заказан. И он говорит
своей  благоверной:  "Когда  ты  приедешь? Как никогда? Какая грязь? Никакой
грязи,  у  нас  три  недели  дождей не было". Григорий нарочно оставил дверь
кабины  открытой. Но я вышла на улицу. "Когда приедешь?" - "Никогда!" - я не
могла   этого   слышать.  А  они  проговорили  на  эту  тему  34  минуты  по
автоматическому  счетчику. Если люди так долго договариваются о расставании,
значит,  это  гиблое  дело.  Я  встала  со скамейки и пошла через дорогу. Он
догнал меня у молочного магазина:
     - Хочешь, я первый на развод подам?
     Я молчу.
     - Я ей позвоню и скажу про тебя.
     Я  молчу.  А  ноги сами идут к его подъезду. Едва вошли, я сразу к нему
на грудь:
     - Не могу без тебя.
     Вот  какая гордая я теперь стала. Но и вечер тот был самый счастливый в
жизни.
     Утром  просыпаюсь, Григорий уже что-то пишет за столом - опять про свои
процессы?
     - Знаешь,  -  говорит,  -  я по телефону ей не смогу сказать. Пороха не
хватит.  Вот я написал письмо и адрес моей рукой. Тут все сказано, как есть.
Возьми опусти в ящик.
     И  протягивает  мне конверт: Ленинград, улица Пестеля, 22. Я скорей его
в  сумочку,  а  дома,  в  общежитии  своем,  заложила  в самую толстую книгу
"Политическая  экономия",  а  книгу  -  в  чемодан  на замок. Чтобы от греха
подальше.
     Никогда  не опущу. Эх, Наташка, желаю тебе счастья, но не такого, как у
меня. Обнимаю тебя, твоя Зоя.
                                                                    24 июля.
     P.S. Напиши мне что-нибудь скорей, посоветуй. Трудно мне".


11

     Теперь  мне оставалось полеживать на диване. Диск крутился беспрерывно.
Герои  сами  являлись  ко  мне  на  пятый  этаж. Каждый раз "новые вариации"
начинались с новой главы.
     Единственное  неудобство  подобного  метода  изучения  жизни состояло в
том, что я никогда не знал, чей монолог прозвучит следующим?
     Но  разве  в реальной жизни было по-другому? Герои сами хватали меня за
руку, сами решали, кто из них будет говорить первым.
     В  конце  концов  дело  обстояло  таким  образом.  Я  обрел диск, но не
получил  свободы  от  героев.  Так  пусть  же  недостаток  моей  сорокапятки
обернется  достоинством, надо лишь набраться терпения и ждать решения самого
диска, ведь я еще не выяснил до конца, насколько он разумен.
     И снова нажимаю кнопки пуска:
     "Вот  пресс,  он  перед  вами.  И  он  моя  любовь. Как? Разве я еще не
представился:   Петр   Боярчиков,   старший   мастер   пресса,   которым  вы
интересуетесь.   Понял   вас,  поправка  совершенно  справедливая,  учту  на
будущее,  вы  интересуетесь  не  прессом, а людьми, которые на нем работают.
Так  ведь  и  пресс  у  нас  уникальный, второго такого в мире нет, японская
фирма  "Айчай"  изготовила  его  для  нас  по  особому  заказу. Я вам назову
основные  технические  параметры:  усилие  15  тысяч тонн, размер выдвижного
стола  9  на  9...  Что  вы сказали? Поэзия цифр вас не волнует? Понял, весь
внимание.  Вам  про  личную  жизнь?  Я вам скажу, к нам многие ходят, но все
интересуются  исключительно  прессом,  такой он уникальный. А вот про личную
жизнь  еще  никто  не  спрашивал, я лично к этому не приучен, прямо не знаю,
что вам рассказать.
     Слушаю  внимательно  ваши  вопросы.  Какой день самый счастливый в моей
жизни?  Тот  самый,  когда я на этот пресс пришел. Видите, снова я на прессе
замыкаюсь.  А личного в моей жизни еще ничего не совершилось, хожу холостым.
Была,  правда,  девушка,  но так, ничего серьезного, даже не поцеловались ни
разу,  так  что  дальше намерений дело не дошло. Живу в общежитии, далеко не
разбежишься.
     Сам-то   я   пензенский,   55-го  года  рождения.  Кончил  Куйбышевский
политехнический  по  специальности  "обработка  металлов  давлением", словно
рассчитывал: я диплом получу, а тем временем в Японии пресс построят.
     Сто  шестая  ось?  Мы  как  раз  на этой оси стоим. От оси до оси шесть
метров,  вот  пресс  и  занимает  пролет  от 103 оси до 111, это примерно 50
метров.  А  что  на сто шестой оси? Нет, ничего такого не замечал, там все в
полном  порядке. Правда, кое-что было, но это абсолютная мелочь, уверяю вас.
После  сильных  дождей, когда были протечки, с третьей колонны на сто шестой
оси  вдруг  вода пролилась, много воды, но ее быстро собрали насосом. Мы еще
удивились,  отчего  это  вдруг пролилось единовременно так много воды, будто
шквал  какой,  проверили  всю сто шестую ось, но ничего не обнаружили, кроме
непонятного  дупла  на  третьей колонне, откуда все это и пролилось. Так что
это все. И никаких последствий.
     Давайте  я  лучше  про  пресс вам расскажу. Как по-вашему, какая у него
высота?  Вот  и  ошиблись,  не  20,  а  ровно  25 метров, десять современных
этажей.  Вы  знаете, что обечайки мы не делаем, мы получаем в виде поковок и
ведем  механообработку, сдираем стружку. Из обечаек варится корпус реактора.
А  где  взять  донышко  реактора,  да  еще  такое,  чтобы  оно радиоактивное
излучение  выдерживало?  Наш  пресс и будет давить эти донышки как блюдечки.
Каждое  такое  блюдечко на 200 тонн, кривизна идеальная. Уникальность пресса
в  том,  что он напряжение держит. Такой пресс сначала надо смонтировать. На
эту процедуру отводится год.
     Монтаж  ведут  наши,  Ростовское  монтажное управление Э 7, сорок шесть
человек.  Старший  у  них  Михаил  Федорович  Грибцов,  ас  монтажного дела,
подлинный новатор. Наблюдают шеф-монтажники, четыре японца.
     Знаете,  какие  страсти  тут  разгорелись. Я как раз к началу подоспел.
Проект   сборки   пресса   был,   разумеется,   разработан   соответствующим
институтом, но монтажники его забраковали.
     Главный  вопрос  упирался  в  поднятие  тяжестей.  Смонтировали  нижние
опоры.  Надо  ставить нижнюю траверсу, которая собирается в стороне в полном
виде.  А  траверса  весит 740 тонн, с такими весами еще никто в мире дела не
имел.
     Как  же  ее  на  место  доставить,  если кроме всего прочего кран берет
всего  600  тонн? Проект отвечал: соединяем два крана специальным креплением
и  принимаем  на  него  траверсу.  Два  крана  по 600 тонн, итого 1200 тонн,
никакого  риска. А синхронность двух кранов? А соединительное крепление? Это
же  полтора  месяца  работы  как минимум. Но японские шефы тоже были за этот
проект.
     А Грибцов сказал:
     - Будем поднимать одним краном.
     Тут  секрет такой: всякий кран имеет в паспорте гарантию - 25 процентов
нагрузки.  Выходит,  600 проектных тонн, да 150 гарантийных, итого 750 тонн.
А у нас 740. Тютелька в тютельку.
     До  этого  был мировой рекорд, где-то в Германии поднимали одним краном
600 тонн. И теперь такой скачок.
     Вторая  сложность:  центр  тяжести. При подъеме одним краном мы обязаны
знать центр тяжести, а то мы поднимем, а траверсу перекосит.
     Обратились   к   японцам.   Те  дали  эпицентр  тяжести  диаметром  сто
миллиметров. У них как раз старший Судзуки-сан, башковитый мужик.
     Надо  сказать,  что  Грибцова  поддержал  главный  инженер  управления.
Объявили  они о своем решении японским шефам. И как раз такое время выбрали,
в  пятницу,  когда японцы на уик-энд собрались, экскурсия на теплоходе у них
была.
     Судзуки-сан спрашивает через переводчика:
     - Когда вы собираетесь производить этот подъем?
     - Сегодня вечером, - Грибцов отвечает.
     Судзуки-сан походил вокруг траверсы, осмотрел крепления и говорит:
     - У   вас   еще   много   подготовки.  Мы  вполне  успеем  вернуться  к
понедельнику и посмотреть, как вы начнете поднимать траверсу.
     И   уплыли  на  свою  экскурсию.  Некоторые  даже  утверждают,  что  та
экскурсия  была  специально  организована  генеральной  дирекцией;  лично  я
думаю, что имело место случайное совпадение.
     Вечером  начали  подъем. В корпусе народа почти не было, лишние глаза в
таком  деле ни к чему. Михаил Федорович потом рассказывал, что труднее всего
дался  первый  волосок.  Скомандовал  он,  кран  тянет,  мотор  гудит, блоки
вращаются, а траверса - ни с места, словно примерзла.
     Уже  потом  сообразили  -  там  32  троса,  а высота натяжения около 25
метров.  Это  же  восемьсот  метров чистого троса. Кран его тянет, а трос-то
новый,  необработанный,  он  растягивается. А мы от волнения этой вытяжки не
учли.  И тут я вижу: между нижней поверхностью и сборочным стендом с правого
угла волосок просветился.
     Оторвалось!
     Ну  и  пошла. Высоко не поднимали, это же нижняя траверса. Через 4 часа
она уже стояла на месте. По монтажной традиции распили две бутылки вина.
     В  понедельник  утром  японцы  пришли  на  работу,  сильно удивились. А
главный  инженер  управления  за превышение власти заработал выговор, до сих
пор не сняли.
     Нижнюю  траверсу  поднимали  в  мае,  верхнюю в сентябре, вот как время
уплотнили. Скоро начнем наладку.
     С  этими  траверсами  я вам так скажу: внешнего эффекта почти никакого,
поднимаем  железяку  и  ставим  на  штыри.  Подъем  идет  со  скоростью пять
миллиметров  в  секунду,  это  же  почти  не видно. Но внутренняя экспрессия
колоссальной силы, все в тебе как натянутый трос.
     Теперь  уже  японские  шефы  наши  полные  сторонники,  они тоже скорей
хотят,  скучают  без  своего  дома.  А  когда  верхнюю  траверсу установили,
устроили небольшой праздник на верхней площадке. Послали к шефам.
     - Судзуки-сан, вас срочно требуют на верхнюю площадку.
     Тот срочно полез по леерам.
     - Что такое? - спрашивает по-японски и по-русски.
     Монтажники в ответ:
     - Судзуки-сан, просим принять в честь успешного подъема.
     И подносят ему стопку - сто грамм.
     За  нижнюю  траверсу монтажники заработали выговор, за верхнюю получили
премию. Я вам скажу - это моральная победа.
     Вы  правы,  о  прессе  я могу рассказывать бесконечно. Простите, ко мне
посетитель,  вот  эта  девушка  с косой, она уже пять минут перед вагончиком
стоит,  я в окошко вижу. Она сама из лабораторного корпуса, спецификации нам
носит.
     Зоя?  Ты  ко  мне?  Пройди,  пожалуйста.  Присаживайся.  Мы с товарищем
прервемся.  О,  у  нас  разговор  долгий,  говорим  о  житье-бытье. Принесла
спецификации?  Увы,  мы от вас уже ничего не ждем. Пожалуйста, вот расписка.
Что  у  вас  еще?  Прекрасно.  У меня тоже все. До новых спецификаций. Алло,
Зоя,  Зоя,  одну  минутку,  у  меня  билет  на  завтра  есть.  Зоя, билет на
завтра...  Ушла.  Вас  тоже  эта девушка интересует? К сожалению, имею о ней
весьма  скупые  сведения. Я не отрицаю, красивая, но ведь красота - это лишь
оболочка, общаемся с ней исключительно на служебных основаниях.
     Мы  тоже  свою гордость имеем. Уверяю вас, ничего интересного для вашей
литературы вы тут не найдете, давайте лучше поговорим о прессе".


12

     - Стойте,  гражданин.  Ваше  разрешение