азов,  которые  я  прислал.  Да я еще  и  уеду  с восьмичасовым  поездом,
несколько лишних часов сна подкрепили мои силы. Не задерживайтесь, гос-подин
управляющий,  я сейчас  сам приду а фирму, будьте добры,  так  и  скажите  и
засвидетельствуйте мое почтение хозяину!
     И покуда  Грегор  все  это  поспешно  выпаливал, сам не  зная,  что  он
говорит, он легко -- видимо,  наловчившись в кровати-- приблизился к сундуку
и попытался, опираясь  на  него, выпрямиться во  весь рост. Он действительно
хо-тел открыть дверь, действительно хотел выйти и погово-рить с управляющим;
ему очень хотелось узнать, что ска-жут, увидев его, люди, которые сейчас так
его ждут.  Если они испугаются, значит, с Грегора уже снята ответствен-ность
и он может быть спокоен. Если же они примут все это спокойно, то,  значит, и
у  него  нет  причин волноваться и, поторопившись, он действительно будет на
вокзале   в   восемь  часов.   Сначала  он  несколько   раз  соскальзывал  с
полированного  сундука, но  наконец, сделав  последний ры-вок, выпрямился во
весь рост; на. боль в нижней части туловища он уже не обращал внимания, хотя
она была очень мучительна. Затем, навалившись на спинку стоявшего поблизости
стула, он  зацепился за  ее края ножками.  Теперь он обрел власть над  своим
телом и умолк, чтобы выслушать ответ управляющего.
     -- Поняли ли  вы  хоть одно  слово?-- спросил тот  ро-дителей.--  Уж не
издевается ли он над нами?
     -- Господь с вами,--  воскликнула мать, вся  в слезах,-- может быть, он
тяжело болен, а мы его мучим. Грета! Гре-та! -- крикнула она затем.
     -- Мама?-- отозвалась сестра с другой стороны.
     --  Сейчас  же  ступай к  врачу. Грегор  болен. Скорей  за  врачом.  Ты
слышала, как говорил Грегор?
     -- Это  был  голос животного,-- сказал управляющий, сказал поразительно
тихо по сравнению с криками матери.
     -- --  Анна! Анна!-- закричал  отец через переднюю  в кухню и хлопнул в
ладоши.-- Сейчас же приведите сле-саря!
     И вот уже обе девушки, шурша юбками, пробежали через переднюю -- как же
это  сестра так быстро  оде-лась?--  и распахнули входную  дверь.  Не слышно
было, чтобы  дверь  захлопнулась-- наверно, они  так и оставили ее открытой,
как то бывает в квартирах, где произошло большое несчастье.
     А  Грегору стало  гораздо спокойнее. Речи его, правда, уже не понимали,
хотя ему  она казалась  достаточно ясной,  даже более  ясной,  чем прежде,--
вероятно  потому, что его слух к ней привык. Но зато теперь поверили, что  с
ним творится что-то  неладное,  и были  готовы ему  помочь.  Уве-ренность  и
твердость, с какими  отдавались первые  распо-ряжения, подействовали на него
благотворно. Он чувствовал себя вновь приобщенным к людям и ждал от  врача и
от  слесаря,  не  отделяя  по  существу  одного  от  другого,  уди-вительных
свершений.  Чтобы  перед приближавшимся ре-шающим  разговором придать  своей
речи как можно  боль-шую  ясность,  он немного откашлялся, стараясь, однако,
сделать это поглуше, потому что, возможно, и эти звуки больше не походили на
человеческий кашель, а судить об этом он уже не решался.  В соседней комнате
стало между тем  совсем тихо. Может быть, родители сидели с управ-ляющим  за
столом и шушукались, а может быть, все они приникли к двери, прислушиваясь.
     Грегор медленно продвинулся со стулом к двери, от-пустил его, навалился
на  дверь, припал к  ней стоймя -- на  подушечках  его  лапок  было какое-то
клейкое вещество--  и немного  передохнул,  натрудившись. А  затем  принялся
поворачивать ртом  ключ  в  замке.  Увы,  у него, кажется, не было настоящих
зубов-- чем  же  схватить теперь  ключ?--  но  зато  челюсти оказались очень
сильными;  с их  помощью он и  в  самом деле  задвигал  ключом,  не  обращая
внимания на  то, что, несомненно,  причинил себе  вред,  ибо какая-то  бурая
жидкость выступила у него изо рта, потекла по ключу и закапала на пол.
     --  Послушайте-ка,--  сказал   управляющий  в  соседней  комнате,--  он
поворачивает ключ.
     Это очень  ободрило Грегора; но лучше  бы все  они,  и  отец,  и  мать,
кричали ему, лучше бы они все кричали ему:
     "Сильней,  Грегор!  Ну-ка,  поднатужься,  ну-ка,  нажми  на  замок!"  И
вообразив, что все  напряженно  следят за его усилиями, он самозабвенно, изо
всех  сил  вцепился в  ключ. По  мере того  как  ключ поворачивался,  Грегор
перевали-вался около замка с ножки на ножку; держась теперь стой-мя только с
помощью  рта, он  по мере надобности то по-висал на ключе, то наваливался на
него всей тяжестью  своего  тела. Звонкий щелчок  поддавшегося наконец замка
как бы разбудил Грегора. Переведя дух, он сказал себе:
     "Значит, я все-таки обошелся без  слесаря",  --  и  положил  голову  на
дверную ручку, чтобы отворить дверь.
     Поскольку отворил  он ее таким способом,  его самого еще не было видно,
когда дверь уже  довольно широко отворилась. Сначала  он должен был медленно
обойти одну створку, а  обойти ее нужно было с большой осторожно-стью, чтобы
не шлепнуться  на спину  у самого  входа  в  комнату.  Он был еще занят этим
трудным передвижением и, торопясь, ни на что больше не обращал внимания, как
вдруг  услышал  громкое  "О!"  управляющего--  оно  прозву-чало,  как  свист
ветра,-- и увидел затем его самого: нахо-дясь ближе всех к двери, тот прижал
ладонь  к  открытому  рту и  медленно  пятился,  словно  его  гнала какая-то
невиди-мая, неодолимая  сила. Мать-- несмотря на  присутствие  управляющего,
она  стояла  здесь с  распущенными  еще с  ночи,  взъерошенными  волосами --
сначала, стиснув руки, взглянула на отца, а потом сделала два шага к Грегору
я рухнула, разметав  вокруг себя  юбки, опустив к  груди  лицо, так  что его
совсем  не стало видно. Отец угро-жающе сжал кулак,  словно желая вытолкнуть
Грегора  в  его комнату, потом нерешительно оглядел гостиную, за-крыл руками
глаза и заплакал, и могучая его грудь со-трясалась.
     Грегор  вовсе  и  не  вошел  в  гостиную,  а  прислонился  из-нутри   к
закрепленной  створке, отчего  видны  были  только  половина его  туловища и
заглядывавшая в комнату  голо-ва, склоненная набок.  Тем  временем сделалось
гораздо светлее; на противоположной стороне улицы четко выри-совывался кусок
бесконечного серо-черного здания-- это была больница--  с равномерно и четко
разрезавшими  фа-сад   окнами;  дождь  еще  шел,  но   только  большими,   в
от-дельности различимыми и  как бы  отдельно же падавшими  на землю каплями.
Посуда для  завтрака стояла  на столе  в огромном  количестве,  ибо для отца
завтрак был  важнейшей трапезой  дня, тянувшейся у него,  за чтением  газет,
часами. Как раз  на противоположной стене  висела фото-графия Грегора времен
его военной службы; "а ней был изображен лейтенант, который, положив руку на
эфес шпаги и беззаботно улыбаясь,  внушал уважение своей вы-правкой  и своим
мундиром. Дверь в переднюю была от-ворена, и так как входная дверь тоже была
открыта, вид-нелась лестничная площадка и начало уходившей вниз лестницы.
     -- Ну вот,-- сказал Грегор, отлично сознавая, что спо-койствие сохранил
он  один,-- сейчас я оденусь, соберу об-разцы  и  поеду. А вам хочется,  вам
хочется, чтобы  я по-ехал?  Ну вот, господин управляющий,  вы видите,  я  не
упрямец, я работаю с  удовольствием; разъезды  утомитель-ны, но я  не мог бы
жить без  разъездов. Куда же вы,  гос-подин управляющий? В  контору? Да?  Вы
доложите обо  всем? Иногда человек не в состоянии работать, но тогда как раз
самое  время   вспомнить  о  прежних  своих  успехах   в  надежде,  что  тем
внимательней  и  прилежнее  будешь  ра-ботать  в дальнейшем,  по  устранении
помехи.  Ведь  я  так  обязан  хозяину,  вы же отлично это знаете. С  другой
сто-роны, на мне лежит забота о  родителях и о сестре. Я по-пал в беду, ко я
выкарабкаюсь. Только  не  ухудшайте мо-его  и  без того трудного  положения.
Будьте в фирме на моей стороне! Коммивояжеров не  любят, я знаю. Думают, они
зарабатывают  бешеные  деньги и  при этом  живут  в свое удовольствие. Никто
просто не задумывается над таким предрассудком. Но вы, господин управляющий,
вы знаете, как обстоит дело, знаете лучше, чем  остальной пер-сонал, и даже,
говоря между  нами,  лучше, чем  сам хозяин,  который, как  предприниматель,
легко может ошибиться  в  своей оценке  в  невыгодную  для  того  или  иного
служащего сторону Вы отлично знаете также; что, находясь почти  весь год вне
фирмы,  коммивояжер легко  может  стать  жерт-вой  сплетни,  случайностей  и
беспочвенных обвинений, за-щититься от которых он совершенно не в силах, так
как  по  большей  части  он о  них ничего не  знает и только по-том,  когда,
измотанный, возвращается из поездки, испытывает  их скверные, уже далекие от
причин последствия  на собственной шкуре. Не уходите, господин  управляющий,
не  дав мне ни одним словом  понять,  что вы хотя бы от-части  признаете мою
правоту!
     Но управляющий отвернулся, едва Грегор  заговорил, и, надувшись, глядел
на него  только поверх плеча, которое непрестанно дергалось. И во время речи
Грегора он ни секунды не стоял на  месте, а удалялся, не спуская с  Гре-гора
глаз, к  двери-- удалялся,  однако, очень медленно, словно  какой-то  тайный
запрет  не позволял ему покидать комнату. Он был уже в передней, и, глядя на
то, как не-ожиданно резко он сделал последний шаг из  гостиной,  можно  было
подумать, что он только  что обжег себе  ступню.  А в передней  он  протянул
правую  руку  к   лест-нице,  словно  там  его  ждало   прямо-таки  неземное
блажен-ство.
     Грегор  понимал,  что  он   ни  в  коем  случае  не  должен   отпускать
управляющего  в таком настроении, если,  не хочет поставить  под  удар  свое
положение в фирме. Ро-дители не сознавали всего этого так ясно; с годами они
привыкли  думать,  что  в  этой  фирме  Грегор  устроился  на  всю  жизнь, а
свалившиеся  на  них сейчас заботы  и вовсе  лишили их  проницательности. Но
Грегор этой проница-тельностью обладал. Управляющего нужно было  задер-жать,
успокоить, убедить и в конце концов расположить а свою пользу; ведь от этого
зависела  будущность Грегора и  его семьи! Ах, если  бы сестра не ушла!  Она
умна, она плакала  уже тогда, когда Грегор еще спокойно лежал  на  спине. И,
конечно  же, управляющий, этот  дамский  угод-ник,  повиновался бы  ей;  она
закрыла  бы  входную  дверь  и  своими уговорами рассеяла  бы его страхи. Но
сестра-то как раз и ушла, Грегор должен был действовать сам. И, не подумав о
том,  что совсем еще не знает теперешних своих возможностей передвижения, не
подумав  и о  том,  что его речь, возможно  и  даже  вероятней всего,  снова
осталась непонятой, он покинул створку дверей; пробрался через проход; хотел
было направиться к  управляющему,-- кото-рый, выйдя уже на  площадку, смешно
схватился обеими руками за перила,-- но тут же, ища опоры, со слабым кри-ком
упал на все свои лапки. Как  только это  случилось, телу  его впервые за это
утро  стало удобно; под лапками была твердая  почва;  они, как  он к радости
своей отметил, отлично  его слушались; даже  сами стремились  перенести  его
туда, куда он хотел;  и он уже решил, что вот-вот все  его муки окончательно
прекратятся. Но  в тот самый миг, когда он покачивался  от  толчка,  лежа на
полу  неподалеку  от  своей матери,  как  раз  напротив нее, мать,  которая,
казалось, совсем оцепенела,  вскочила вдруг  на ноги,  широко развела  руки,
растопырила пальцы, закричала:  "Помогите! Помогите  ради бога!"--  склонила
голову, как  будто хоте-ла  получше разглядеть Грегора,  однако вместо этого
бес-смысленно отбежала назад;  забыла, что позади  нее стоит  накрытый стол;
достигнув  его,  она,  словно  по рассеянно-сти,  поспешно на  него  села и,
кажется, совсем не  замети-ла,  что  рядом  с  ней  из опрокинутого большого
кофейника хлещет на ковер кофе.
     -- Мама, мама,-- тихо сказал Грегор и поднял на нее глаза.
     На мгновение он совсем забыл об управляющем; одна-ко при виде льющегося
кофе он  не удержался и несколько раз судорожно глотнул воздух.  Увидев это,
мать снова вскрикнула,  спрыгнула со стола и упала на грудь поспе-шившему ей
навстречу отцу.  Но  у Грегора не было сейчас времени заниматься родителями;
управляющий  был  уже па лестнице; положив подбородок на  перила,  он бросил
последний, прощальный взгляд Назад. Грегор пустился было бегом, чтобы вернее
его догнать;  но  управляющий,  видимо,  догадался  о  его  намерении,  ибо,
перепрыгнув через несколько ступенек, исчез. Он только воскликнул:
     "Фу!"--  -и  звук  этот  разнесся  по  лестничной клетке. К  сожалению,
бегство  управляющего, видимо,  вконец рас-строило  державшегося до сих  пор
сравнительно стойко отца,  потому что вместо того, чтобы  самому побежать за
управляющим или хотя бы  не  мешать Грегору догнать  его, он  схватил правой
рукой трость управляющего, которую тот вместе со  шляпой и пальто оставил на
стуле, а левой взял  со стола большую  газету  и, топая  ногами, размахи-вая
газетой  и палкой,  стал загонять  Грегора  в  его комнату.  Никакие просьбы
Грегора не помогли, да и не понимал отец никаких его просьб; как бы смиренно
Грегор ни мо-тал головой,  отец только сильнее и сильнее топал ногами. Мать,
несмотря на холодную погоду, распахнула окно на-стежь и, высунувшись в него,
спрятала  лицо  в  ладонях.  Между  окном и лестничной  клеткой  образовался
сильный сквозняк, занавески  взлетели,  газеты на столе зашуршали, несколько
листков поплыло по  полу:  Отец неумолимо  на-ступал, издавая,  как  дикарь,
шипящие звуки. А Грегор еще совсем не научился  пятиться, он  двигался назад
дей-ствительно  очень  медленно.  Если бы  Грегор  повернулся, он  сразу  же
оказался бы  в своей комнате,  но он боялся раздражить  отца медлительностью
своего  поворота,  а  от-цовская  палка   в  любой  миг  могла  нанести  ему
смертельный удар по спине  или по  голове. Наконец, однако,  ничего  другого
Грегору  все-таки  не осталось, ибо он, к ужасу своему, увидел, что,  пятясь
назад,  не   способен  даже  при-держиваться  определенного  направления;  и
поэтому, не переставая боязливо коситься на отца, он начал-- по воз-можности
быстро, на  самом  же деле очень медленно --  по-ворачиваться.  Отец, видно,
оценил  его  добрую волю и не только не  мешал  ему поворачиваться,  но даже
издали на-правлял его  движение кончиком своей палки. Если бы  только не это
несносное  шипение  отца!  Из-за  него  Грегор совсем терял голову.  Он  уже
заканчивал поворот, когда, прислушиваясь  к этому шипению, ошибся и повернул
не-много назад. Но когда он наконец благополучно направил голову в раскрытую
дверь, оказалось, что туловище  его  слишком  широко,  чтобы свободно в  нее
пролезть.  Отец  в его теперешнем состоянии, конечно, не сообразил, что надо
открыть  другую  створку  двери  и дать Грегору  проход.  У  него была  одна
навязчивая мысль-- как можно скорее загнать Грегора в его комнату. Никак  не
потерпел  бы  он и  обстоятельной  подготовки, которая  требовалась Грегору,
чтобы выпрямиться во весь  рост  и таким  образом, может быть,  пройти через
дверь. Словно не было никакого пре-пятствия, он гнал теперь Грегора вперед с
особенным  шу-мом;  звуки,  раздававшиеся  позади  Грегора,  уже  совсем  не
походили на голос одного только отца; тут было и в самом деле не до шуток, и
Грегор  -- будь что будет  -- втиснулся в  дверь. Одна сторона  его туловища
поднялась,  он на-искось лег в проходе, один его бок был совсем изранен,  на
белой  двери  остались  безобразные пятна;  вскоре он за-стрял  и уже не мог
самостоятельно двигаться дальше, на одном боку лапки повисли, дрожа, вверху;
на другом они были больно прижаты к полу. И тогда отец с силой дал ему сзади
поистине спасительного теперь пинка, и Грегор,  обливаясь кровью,  влетел  в
свою комнату. Дверь захлоп-нули палкой, и наступила долгожданная тишина.

        2
     Лишь  в сумерках очнулся Грегор от тяжелого, похоже-го на обморок  сна.
Если бы его и не побеспокоили, он все равно проснулся  бы ненамного позднее,
так  как  чувствовал  себя  достаточно  отдохнувшим  и  выспавшимся,  но ему
по-казалось,  что  разбудили  его   чьи-то  легкие  шаги  и  звук  осторожно
запираемой  двери,  выходившей в переднюю. На  потолке и на  верхних  частях
мебели  лежал проникавший  с  улицы свет электрических фонарей, но  внизу, у
Грегора, было темно. Медленно, еще неуклюже шаря своими щу-пальцами, которые
он только теперь начинал ценить, Грегор подполз  к  двери, чтобы досмотреть,
что  там произошло.  Левый  его  бок  казался  сплошным  длинным,  неприятно
саднящим  рубцом, и  он по-настоящему хромал  на оба  ряда своих ног. В ходе
утренних приключений одна нож-ка-- чудом только одна--  была тяжело ранена и
безжиз-ненно волочилась по полу.
     Лишь у  двери он понял, что,  собственно, его туда по-влекло;  это  был
запах  чего-то  съедобного. Там  стояла миска со сладким  молоком, в котором
плавали ломтики белого хлеба. Он едва не засмеялся от радости, ибо есть  ему
хотелось еще  сильнее, чем  утром,  и  чуть ли не с гла-зами окунул голову в
молоко. Но вскоре он разочарованно  вытащил  ее оттуда; мало тога. что из-за
раненого левого бока есть ему было трудно,  -- а есть он мог,  только широко
разевая  рот  и работая всем  своим туловищем,-- молоко, которое всегда было
его  любимым  напитком  и  которое  сестра,  конечно,  потому   и  принесла,
показалось ему теперь совсем невкусным; он почти с отвращением отвернулся от
миски и пополз назад, к середине комнаты.
     В гостиной, как увидел Грегор сквозь щель в двери, зажгли свет, но если
обычно отец в  это время громко  читал матери, а  иногда  и  сестре вечернюю
газету, то  сейчас  не было  слышно  ни  звука.  Возможно, впрочем, что  это
чтение, о  котором ему  всегда рассказывала и  писала  се-стра, в  последнее
время вообще вышло из обихода. Но и кругом было очень тихо, хотя в квартире,
конечно, были  люди. "До чего же, однако, тихую жизнь ведет  моя  се-мья",--
сказал себе Грегор и,  уставившись в темноту, по-чувствовал великую гордость
от сознания, что он сумел добиться  для своих родителей и сестры такой жизни
в  та-кой  прекрасной квартире. А  что,  если  этому  покою,  бла-гополучию,
довольству  пришел  теперь  ужасный  конец?  Чтобы  не  предаваться подобным
мыслям, Грегор решил размяться и принялся ползать по комнате.
     Один  раз  в  течение  долгого  вечера  чуть  приоткрылась,  но  тут же
захлопнулась  одна  боковая  дверь  и еще  раз  -- другая;  кому-то,  видно,
хотелось войти, но опасения взяли верх. Грегор остановился непосредственно у
двери  в  го-стиную,  чтобы  каким-нибудь образом  залучить  нереши-тельного
посетителя или  хотя бы узнать, кто это, но дверь больше  не  отворялась,  и
ожидание Грегора оказалось  напрасным. Утром, когда двери были  заперты, все
хотели войти к нему, теперь  же, когда одну дверь он открыл сам, а остальные
были, несомненно, отперты в течение дня, никто не  входил, а ключи между тем
торчали снаружи.
     Лишь поздно ночью погасили в гостиной свет, и тут сразу выяснилось, что
родители и сестра до  сих пор бодр-ствовали, потому что сейчас, как это было
отчетливо слыш-но, они все удалились на цыпочках. Теперь, конечно, до утра к
Грегору никто не  войдет, значит, у него было до-статочно времени, чтобы без
помех  поразмыслить,  как  ему  перестроить  свою жизнь. Но  высокая  пустая
комната, в которой он вынужден был  плашмя  лежать "а полу, пугала его, хотя
причины своего страха он не понимал, ведь он жил в этой комнате вот уже пять
лет, и, повернувшись почти безотчетно, он не без стыда  поспешил уползти под
диван, где,  несмотря на то, что  спину  ему немного при-жало,  а голову уже
нельзя было поднять, он сразу же по-чувствовал  себя очень  уютно  и пожалел
только, что  туло-вище  его  слишком  широко, чтобы поместиться целиком  под
диваном.
     Там пробыл он всю ночь,  проведя ее  отчасти в  дремо-те, которую то  и
дело  вспугивал голод, отчасти же  в заботах  и  смутных надеждах, н