дных  ему уже не мешают. Лишь оказавшись в дверях,
он повернул  голо-ву, не полностью, потому что почувствовал, что  шея у него
деревенеет,  но  достаточно,  чтобы  увидеть,  что  позади  него  ничего  не
изменилось  и  только  сестра встала.  Последний  его взгляд  упал на  мать,
которая теперь совсем спала.
     Как  только он  оказался в своей  комнате, дверь по-спешно  захлопнули,
заперли на задвижку, а потом и на ключ. Внезапного шума, раздавшегося сзади,
Грегор испугался так, что у него  подкосилась лапки. Это сестра так спешила.
Она  уже  стояла наготове, потом  легко метнулась  вперед--  Грегор даже  не
слышал, как она подошла,-- и,  крикнув  родителям: "Наконец-то!"-- повернула
ключ в замке.
     "А теперь  что?"-- спросил  себя Грегор, озираясь а темноте. Вскоре  он
обнаружил, что вообще уже не может шевелиться.  Он этому не удивился, скорее
ему показалось неестественным, что до сих пор он ухитрялся передвигать-ся на
таких тонких ножках. В остальном ему  было до-вольно покойно. Он чувствовал,
правда, боль во всем теле, но ему показалось,  что она постепенно  слабеет и
наконец вовсе проходит. Сгнившего яблока  в спине и  образовавше-гося вокруг
него воспаления, которое успело покрыться пылью, он  уже почти  не ощущал. О
своей  семье он  думал с нежностью и  любовью. Он тоже  считал,  что  должен
исчезнуть, считал,  пожалуй, еще  решительней, чем сестра.  В этом состоянии
чистого и мирного раздумья он пребы-вал  до  тех пор,  пока башенные часы не
пробили три  часа  ночи. Когда за  окном  все посветлело, он  еще жил. Потом
голова  его  помимо  его  воли  совсем  опустилась,  и  он слабо  вздохнул в
последний раз.
     Когда  рано  утром пришла  служанка  --  торопясь, дюжая  эта  женщина,
сколько  ее ни  просили  не  поднимать шума,  хлопала  дверьми так, что с ее
приходом  в квартире  уже прекращался  спокойный сон,-- она,  заглянув,  как
всегда,  к Грегору, ничего особенного  сначала не заметила. Она  решила, что
это он нарочно лежит так  неподвижно, при-творяясь обиженным:  в смышлености
его она не сомнева-лась. Поскольку в руке у нее  случайно был длинный веник,
она  попыталась пощекотать им  Грегора, стоя в дверях.  Но так как и  это не
оказало ожидаемого действия,  она, рас-сердившись, легонько толкнула Грегора
и насторожилась  только  тогда, когда, не встретив  никакого  сопротивления,
сдвинула его  с места. Поняв  вскоре,  что  произошло,  она сделала  большие
глаза, присвистнула, но не стала мед-лить, а рванула дверь спальни и во весь
голос крикнула в темноту:
     -- Поглядите-ка, оно издохло, вот оно лежит совсем-совсем дохлое!
     Сидя в супружеской постели, супруги Замза  сначала с трудом  преодолели
испуг, вызванный у  них появлением служанки, а потом уже восприняли смысл ее
слов.  Воспри-няв же его, господин и госпожа Замза, каждый  со своего  края,
поспешно встали с постели, господин Замза  накинул на плечи  одеяло, госпожа
Замза поднялась в одной ночной рубашке; так вошли они в комнату Грегора. Тем
временем отворилась и дверь  гостиной, где ночевала, с тех пор как появились
жильцы, Грета; она была совсем одета,  как если  бы не спала, да и бледность
ее лица говорила о том же.
     --  Умер? -- сказала госпожа  Замза, вопросительно  гля-дя на служанку,
хотя могла сама это проверить и даже без проверки понять.
     -- О том  и твержу,-- сказала  служанка и  в доказа-тельство оттолкнула
веником труп  Грегора  еще  дальше в  сторону.  Госпожа Замза сделала  такое
движение, словно хотела задержать веник, однако же не задержала его.
     -- Ну  вот,--  сказал  господин Замза,-- теперь мы мо-жем поблагодарить
бога.
     Он перекрестился, и три женщины последовали его примеру. Грета, которая
не спускала глаз с трупа, сказала:
     -- Поглядите только, как он исхудал. Ведь он так  дав-но  ничего не ел.
Что ему ни приносили из еды, он ни к чему не притрагивался.
     Тело Грегора и  в самом деле было совершенно сухим и плоским, это стало
по-настоящему видно только теперь, когда его уже не приподнимали ножки, да и
вообще ничего больше не отвлекало взгляда.
     -- Зайди к нам на  минутку, Грета,-- сказала госпожа Замза  с печальной
улыбкой, и Грета, не переставая огля-дываться на труп, пошла за родителями в
спальню. Служанка закрыла дверь  и  распахнула настежь  окно.  Несмот-ря  на
ранний час, свежий воздух был уже тепловат. Стоял конец марта.
     Трое жильцов вышли из своей комнаты и удивились, не увидев завтрака:  о
них забыли.
     --  Где  завтрак?  --  угрюмо спросил  служанку  средний.  Но служанка,
приложив палец к губам, стала быстро и молча кивать жильцам, чтобы они вошли
в комнату Грегора. Они вошли  туда и в уже совсем светлой комнате об-ступили
труп Грегора, спрятав руки в карманах потертых своих пиджачков.
     Тут отворилась дверь спальни и появился господин Замза в ливрее и с ним
под руку  с  одной стороны жена,  а с другой  -- дочь.  У  всех были немного
заплаканные гла-за; Грета нет-нет да прижималась лицом к плечу отца.
     --  Сейчас же оставьте мою квартиру!--  сказал госпо-дин Замза и указал
на дверь, не отпуская от себя обеих женщин.
     -- Что вы имеете в виду?-- несколько смущенно  ска-зал средний  жилец и
льстиво  улыбнулся. Два  других,  за-ложив  руки  за  спину,  непрерывно  их
потирали,  как бы в радостном  ожидании  большого спора,  сулящего,  однако,
благоприятный исход.
     -- Я имею в виду именно то, что сказал,-- ответил гос-подин Замза и бок
о бок со своими спутницами подошел к жильцу. Тот несколько мгновений постоял
молча, глядя в пол, словно у него в голове все перестраивалось.
     --  Ну  что  же,  тогда  мы  уйдем,--  сказал он затем  и по-глядел  на
господина  Замзу так, словно, внезапно смирив-шись, ждал его согласия даже и
в этом случае.
     Господин  Замза  только  несколько  раз коротко кивнул  ему,  вытаращив
глаза. После  этого жилец и в самом деле  тотчас  направился широким шагом в
переднюю; оба  его друга,  которые,  прислушиваясь, уже  перестали  потирать
руки,  пустились за  ним прямо-таки вприпрыжку, словно боялись, что господин
Замза  пройдет  в  переднюю  раньше, чем они,  и отрежет их от их вожака.  В
передней все три жильца сняли с вешалки  шляпы, вытащили  из  подставки  для
тростей трости, молча  поклонились  и  покинули квар-тиру.  С каким-то,  как
оказалось,  совершенно  необоснован-ным недоверием  господин Замза  вышел  с
обеими женщи-нами на лестничную площадку; облокотясь на перила, они глядели,
как жильцы медленно,  правда, но неуклонно  спу-скались по длинной лестнице,
исчезая  на  каждом этаже  на  определенном  повороте  и  показываясь  через
несколько мгновений опять; чем дальше уходили они вниз, тем мень-ше занимали
они семью Замзы, а когда, сначала навстречу  им, а  потом  высоко над  ними,
стал,  щеголяя  осанкой,  под-ниматься  с  корзиной на  голове подручный  из
мясной, гос-подин  Замза  и  женщины  покинули  площадку и все  с  ка-ким-то
облегчением вернулись в квартиру.
     Они решили посвятить сегодняшний день отдыху и про-гулке; они не только
заслуживали этого  перерыва в работе, он был им просто необходим.  И поэтому
они сели за  стол  и  написали три объяснительных  письма: господин  Замза--
своей дирекции, госпожа Замза-- своему работодателю, а Грета -- своему шефу.
Покуда они писали, вошла служанка  сказать, что она уходит, так как утренняя
ее работа выпол-нена. Писавшие сначала только  кивнули, не поднимая глаз, но
когда  служанка,  вместо того чтобы  удалиться, осталась  на  месте, на  нее
недовольно взглянули.
     -- Ну?-- спросил господин Замза.
     Служанка, улыбаясь, стояла в дверях с таким видом, как будто у нее была
для  семьи  какая-то  счастливая но-вость, сообщить которую  она  собиралась
только после упорных расспросов. Почти вертикальное страусовое перышко на ее
шляпе, всегда раздражавшее господина Замзу, покачивалось во все стороны.
     -- Так что  же  вам нужно?-- опросила госпожа Замза, к которой служанка
относилась все-таки наиболее почти-тельно.
     --  Да,-- отвечала  служанка,  давясь от добродушного  смеха,--  насчет
того, как убрать это, можете не беспокоить-ся. Уже все в порядке.
     Госпожа   Замза  и  Грета  склонились  над  своими  пись-мами,   словно
намереваясь  писать дальше; господин  Замза,  который  заметил, что служанка
собирается рассказать все подробно, решительно отклонил это  движением руки.
И так как ей не дали говорить, служанка вспомнила,  что она очень торопится,
крикнула  с  явной  обидой:  "Счастливо оставаться!"-- резко  повернулась  и
покинула квартиру, неистово хлопая дверьми.
     -- Вечером  она будет уволена,-- сказал господин Зам-за,  но не получил
ответа ни  от  жены, ни от дочери,  ибо служанка нарушила их едва обретенный
покой.  Они  под-нялись,  подошли  к  окну  и,  обнявшись, остановились там.
Господин Замза повернулся на стуле в их сторону и не-сколько мгновений молча
глядел на них. Затем он воскликнул:
     --  Подите же  сюда! Забудьте наконец старое. И хоть  немного подумайте
обо мне.
     Женщины тотчас повиновались, поспешили к нему, при-ласкали его и быстро
закончили свои письма.
     Затем они  покинули  квартиру все  вместе,  чего  уже много  месяцев не
делали, и поехали на трамвае за город. Вагон, в котором они сидели одни, был
полон теплого солнца. Удобно  откинувшись на своих  сиденьях, они об-суждали
виды  на  будущее, каковые  при  ближайшем рас-смотрении оказались совсем не
плохими, ибо служба, о которой они  друг друга до сих пор,  собственно, и не
спра-шивали, была  у всех у них на редкость удобная, а  главное-- она многое
обещала  в  дальнейшем. Самым  сущест-венным  образом улучшить  их положение
легко могла сей-час, конечно, перемена квартиры; они решили снять мень-шую и
более дешевую, но зато более  уютную и вообще более подходящую квартиру, чем
теперешняя, которую вы-брал еще Грегор. Когда они так беседовали,  господину
и   госпоже  Замза  при  виде   их  все  более  оживлявшейся  до-чери  почти
одновременно подумалось, что, несмотря на  все горести, покрывшие бледностью
ее  щеки, она  за  по-следнее  время расцвела  и  стала  пышной  красавицей.
При-умолкнув и почти безотчетно перейдя на язык  взглядов, они думали о том,
что вот и пришло время подыскать ей хорошего мужа. И как бы в утверждение их
новых  мечта-ний и прекрасных  намерений, дочь  первая поднялась в конце  их
поездки и выпрямила свое молодое тело.