да ей в  виде
особого благодеяния отдали его, поймав в западню... Как жаль ее!..
     Ему  захотелось  сказать  что-нибудь  женщине,  и  чтобы как-то  начать
разговор,  он решил закурить.  Действительно,  здесь  полиэтилен  -  предмет
первой необходимости, без него не обойдешься. Сколько он ни держал зажженную
спичку у сигареты, она никак не раскуривалась. Он сосал  изо всех сил,  так,
что  щеки  втягивались между зубами, но,  как ни старался, чувствовал только
привкус дыма. Да и этот дым, жирно-никотинный, лишь раздражал язык, никак не
заменяя  курения. Настроение  испортилось,  разговор  не клеился,  да  ему и
самому расхотелось беседовать с женщиной.
     Собрав  и  поставив  на земляной  пол грязную посуду,  женщина не спеша
стала сыпать на нее песок. С видимым усилием она сказала нерешительно:
     - Вы знаете... Пора уже сбрасывать песок с чердака...
     -  Сбрасывать песок?  А-а,  ну  что ж, пожалуйста...  - сказал  мужчина
безразлично (при чему тут я? Пусть гниют балки, пусть рушатся опоры - мне-то
какое дело?) - если я вам мешаю, может быть, мне уйти куда-нибудь?
     - Извините, пожалуйста, но...
     Нечего прикидываться! Ведь не захотела даже виду показать! А у самой на
душе  - будто  гнилую  луковицу надкусила... Однако  женщина  с  безотчетной
быстротой,  присущей лишь  очень привычным действиям, повязала  нижнюю часть
лица  сложенным вдвое полотенцем, взяла под мышку  веник и  обломок доски  и
взобралась на полку стенного шкафа, в котором осталась одна створка.
     - Честно говоря, если хотите знать мое мнение  - такой дом пусть  лучше
разваливается!..
     Он сам растерялся от неожиданности вспыхнувшего раздражения,  с которым
прокричал это, а женщина обернулась к нему еще более растерянная. Смотри ты,
вроде не превратилась еще окончательно в насекомое...
     - Нет, не думайте, что я сержусь только вас  одну. Вы здесь все решили,
что удалось посадить человека на  цепь. А я терпеть не могу интриг. Понятно?
Да если и непонятно,  мне все равно. Хотите, я вам расскажу одну  интересную
историю... Это было давно. В комнате, которую я  снимал, я  держал никуда не
годную собаку,  дворняжку  с удивительно  густой шерстью. Бедняга  не линяла
даже летом... У нее всегда был  такой мрачный,  несчастный  вид, что я решил
постричь ее... И  вот, когда  я уже  закончил стрижку  и собирался выбросить
состриженную шерсть, собака - не знаю, что ей  померещилось, - вдруг завыла,
схватила  в  зубы ком этой  шерсти и убежала  на свое обычное место... Может
быть,  она  приняла состриженную  шерсть  за  часть  своего  тела  и  жалела
расстаться с ней. - Он украдкой посмотрел на женщину: как она это воспримет?
Но она оставалась в прежней позе, неестественно изогнувшись на полке  шкафа,
и даже  не  сделала попытки  обернуться в его сторону. - Ну хорошо... Каждый
человек  рассуждает  по-своему...  Будь  то  копание песка,  будь что угодно
другое  - пожалуйста, поступайте по  своему  усмотрению. А  я решительно  не
намерен терпеть это. Довольно! Ничего,  еще немного - и поминай как звали!..
Напрасно вы меня недооцениваете... Если захочу, сбегу отсюда, и без труда...
Да, вот как раз кончились сигареты...
     - Сигареты... - Ее простота  граничила с глупостью. Это  попозже, когда
привезут воду...
     Сигареты?.. И сигареты тоже?.. - Мужчина неожиданно для себя фыркнул. -
Вопрос не в этом... А в состриженной шерсти, состриженной  шерсти... Неужели
не понятно?.. Я хочу сказать, что ради состриженной шерсти не стоит и огород
городить.
     Женщина  молчала,  и  не   похоже  было,  что  она  собирается  сказать
что-нибудь в свое оправдание. Она подождала немного, и, когда убедилась, что
мужчина кончил говорить,  с невозмутимым видом снова взялась  за  работу, от
которой ее оторвали.  Она  отодвинула крышку люка в  потолке над шкафом,  до
пояса влезла в него и, удерживаясь  на локтях и неловко болтая ногами, стала
взбираться наверх. Тут и там тонкими нитями посыпался песок. Он подумал, что
на  чердаке,  наверное, обитает какое-нибудь  необычное насекомое... Песок и
гнилое дерево... Но нет, довольно, необычного и так больше чем достаточно!
     Потом из потолка, то из одного места, то  из другого,  устремилось вниз
множество  ручейков песка.  Было  очень  странно,  что этот  обильный  поток
низвергается почти бесшумно.  В  мгновение ока на  покрывающих  пол циновках
барельефом оттиснулся  дощатый потолок  со всеми щелями и дырками от сучком.
Песок набился в нос, ел глаза. Мужчина поспешно выскочил наружу.
     В  первый  миг было ощущение,  что он  вбежал  в  костер  и ступни  уже
начинают  плавиться.  Но  где-то внутри  оставалась цилиндрическая  ледышка,
которая не поддавалась  даже такому  жару. Где-то внутри копошился стыд. Эта
женщина  как  животное... Нет для нее  вчера, нет завтра - живет сегодняшним
днем... Мир,  где  господствует  уверенность,  что  человека  можно  начисто
стереть, как мел с грифельной доски... И во сне не приснится, что в наши дни
где-то  еще  гнездится  подобная  дикость.  Ну  ладно...  Если  считать  это
признаком того, что он оправился от  потрясения и к нему начало возвращаться
спокойствие, то этот стыд не так уж и плох.
     Однако нечего зря терять время. Хорошо бы покончить с этим еще дотемна.
Сощурившись, он прикинул на глаза высоту  волнистой  стены песка, подернутой
тонкой вуалью,  напоминавшей  расплавленное стекло. Чем дольше он смотрел на
стену,  тем  выше  она казалась. Трудно,  конечно,  идти  против  природы  и
пытаться  сделать пологий склон  крутым,  но ведь  он-то  хочет крутой склон
сделать  пологим - только и всего. Особых причин  идти на попятную как будто
нет.
     Вернее  всего  было бы начать  сверху. Но поскольку это невозможно, нет
другого  выхода, как копать  снизу. Сначала  он  подкопает, сколько нужно, в
самом  низу и  подождет, пока сверху  обвалится песок, потом снова подкопает
снизу, и снова сверху свалится песок...  Повторяя это раз за разом, он будет
подниматься все  выше и в конце  концов окажется наверху.  Конечно, его ждут
обвалы, и песчаные потоки  будут сбрасывать его  вниз. Но хоть их и называют
потоками - песок все же не вода. Ему ни разу не приходилось слышать, чтобы в
песке тонули.
     Лопата  стояла  рядом с  бидонами  у  наружной стены  дома.  Заточенное
полукругом острие белело, как осколок фарфора.
     Какое-то время он копал безостановочно, весь уйдя  в работу. Песок ведь
очень   податлив,  и   работа  продвигалась  быстро.  Каждый   удар  лопаты,
вгрызавшейся  в песок,  каждый вздох отсчитывали  время. Но скоро  руки  все
настойчивее  стали  напоминать  об  усталости.  Ему казалось, что  копает он
довольно  долго, но результатов  что-то не было заметно. Обваливались только
небольшие  куски  слежавшегося  песка прямо  над  тем местом, где был сделан
подкоп.  Все  это   сильно   отличалось  от  простой  геометрической  схемы,
нарисованной им в уме.
     Тревожиться  было еще  рано, он решил передохнуть и, сделав модель ямы,
проверить  свои расчеты. Материала,  к счастью,  сколько угодно.  Он  выбрал
место под карнизом дома, в тени, и стал копать ямку сантиметров в пятьдесят.
Но почему-то  скаты  ее  не удавалось сделать под  нужным  ему углом.  Самое
большое - сорок пять градусов... как у ступки, расширяющейся кверху.
     Когда он попытался подкапывать у дна ямки, по стенкам  посыпался песок,
но склон оставался неизменным. Оказалось, у песчаной ямы какой-то стабильный
угол. Вес  и  сопротивление песчинок, видимо, пропорциональны.  А если  так,
значит,  и  эта  стене,  которую он собирается  одолеть, имеет  тот  же угол
наклона.
     Нет, этого  не может  быть... Разве что  обман  зрения, но нет, так  не
бывает... На  какой склон  ни смотри  снизу, он всегда будет казаться круче,
чем на самом деле.
     И вообще, может, все это следует рассматривать как вопрос количества?..
Если разнится количество,  естественно,  разнится и давление.  Если разнится
давление, то  и пропорции веса и сопротивления неизбежно меняются. Возможно,
здесь  играет  роль и  строение  песчинок.  Взять, например,  красную глину.
Красная глина в естественном состоянии и красная глина  уже после ее  добычи
имеют  совершенно  разную  величину  сопротивления давлению.  Да  еще  нужно
принять  во  внимание  влажность...   Итак,  модель  может  быть  подвержена
совершенно иным законам, чем большая яма.
     Но тем не менее  опыт не  был бесполезным. Он  понял,  что угол  склона
сверхстабилен  -  одно это уже крупное  достижение.  И,  в общем, не  так уж
трудно сверхстабильность превратить в обыкновенную стабильность.
     Стоит  лишь  слегка  поболтать  перенасыщенный  раствор,  как  выпадают
кристаллы и он превращается в насыщенный.
     Вдруг почувствовав, что рядом кто-то есть, он обернулся. Женщина стояла
в дверях и внимательно  смотрела в его сторону. Он даже не слышал, когда она
вышла. Застигнутый врасплох, он в замешательстве отступил назад,  растерянно
озираясь. И вот  тогда-то он  увидел  на краю  песчаного обрыва  с восточной
стороны три  головы. Они  были обмотаны полотенцами, концы которых закрывали
нижнюю часть лица,  и поэтому он  не был  уверен, вчерашние это  старики или
нет.  Как  будто они. На миг мужчина опешил, но тут же  взял  себя  в руки и
решил,  не  обращая на них  внимания,  продолжать  работу. То,  что на  него
смотрели, даже подхлестнуло его.
     Пот капал с кончика носа, заливал  глаза. Не было времени вытирать его,
и он продолжал копать с закрытыми  глазами.  Ни в  коем случае нельзя давать
отдых рукам. Когда они увидят, как  ловко он работает, то поймут,  насколько
они узколобы, насколько низки.
     Он посмотрел  на  часы.  Отер о штаны песок  со стекла. Было еще только
десять минут третьего. Все те  же десять минут третьего, как и раньше, когда
он  последний раз  смотрел  на часы. У  него сразу же пропала уверенность  в
своей быстроте.  Если смотреть глазами улитки, солнце движется, наверное, со
скоростью бейсбольного мяча. Он  перехватил  лопату  и  снова набросился  на
песчаную стену.
     Внезапно  лавина песка  устремилась  вниз. Раздался  глухой звук, будто
падала резина,  и что-то с силой навалилось ему на грудь. Чтобы  понять, что
случилось, он поднял голову и посмотрел вверх, но определить,  где верх, так
и не сумел. Он лежал,  согнутый пополам, в собственной  блевотине,  а вокруг
был разлит какой-то тусклый, молочный свет.

         * ЧАСТЬ ВТОРАЯ * 

     Дзяб, дзяб, дзяб, дзяб.
     Что это за звук?
     Звук колокольчика.

     Дзяб, дзяб, дзяб, дзяб.
     Что это за голос?
     Голос дьявола.

     Женщина что-то еле слышно мурлычет. Она без устали повторяет одну  и ту
же фразу, выбирая мутный осадок из бака.
     Пение  смолкло. Потом  стало слышно,  как  женщина толчет рис.  Мужчина
тихонько вздыхает,  поворачивается  на  другой  бог и  ждет,  напрягшись,  в
нетерпении... сейчас она войдет, наверное, с тазом воды, чтобы протереть его
тело. От песка и пота кожа так раздражена, что вот-вот воспалится. При одной
мысли о холодном, влажном полотенце он весь сжимается.
     С тех пор  как его придавило песком и он потерял сознание, он все время
лежал. В  первые два дня  его  мучил сильный жар, почти  тридцать девять,  и
неукротимая  рвота. Но  потом  температура упала, стал возвращаться аппетит.
Заболел он,  видимо,  не  столько  от  ушиба, причиненного песчаным обвалом,
сколько от непривычной для него длительной работы под прямыми лучами солнца.
В общем, ничего серьезного.
     Может  быть,  поэтому он быстро поправлялся. На четвертый  день боль  в
ногах и пояснице почти  прошла. На  пятый  день,  если не считать  некоторой
слабости, он уже не ощущал никаких признаков  недавней болезни. Но с постели
он  не вставал и продолжал изображать тяжелобольного. На это  были, конечно,
причины. Он отнюдь не отказался от мысли бежать.
     - Вы уже проснулись?
     Голос  женщины  звучал  робко.  Он   глядел  из-под  опущенных  век  на
округлость ее коленей,  ощущавшуюся  сквозь  шаровары,  и ответил  невнятным
стоном.  Медленно  выжимая  полотенце  над  помятым  медным  тазом,  женщина
спросила:
     - Как чувствуете себя?
     - Да так...
     - Протрем спину?..
     Он покорно отдавал себя  в руки женщины, не только пользуясь  положение
больного, но и  потому, что это не было ему неприятно.  Он,  помнится. Читал
стихотворение о том, как мальчику, которого била  лихорадка, приснилось, что
его заворачивают в прохладную серебряную  бумагу.  Кожа,  задохнувшаяся  под
слоем пота и песка, постепенно  охлаждается, начинает дышать. Запах женского
тела точно проникает через его ожившую кожу, слегка волнует его.
     И все же до конца он так и не простил женщину. То - одно, это - другое,
вещи разные,  и  нечего  их  смешивать. Трехдневный отпуск  давно  кончился.
Теперь уж торопиться  вряд ли стоит. Его первоначальный план  подрыть  стену
ямы  и  сделать песчаный склон пологим не то чтобы провалился, но  просто не
был   достаточно   подготовлен.   Если   бы   не   помешали   непредвиденные
обстоятельства -  тот же солнечный удар, - все бы прекрасно удалось. Правда,
копать песок оказалось неизмеримо  труднее, чем он предполагал,  это  адский
труд, и  все теперь будет зависеть от того, найдет ли он более доступный для
себя способ. Вот тут-то и пришел ему в голову этот маневр с мнимой болезнью.
     Когда  он очнулся и  увидел, что  лежит  все там же, в доме женщины, то
страшно разозлился. Эти типы из деревни даже и не собираются принять  в  нем
участие.  Ему стало это совершенно  ясно, и сразу  созрело решение. Понимая,
что  болезнь его не опасна, они не  позвали врача. А теперь он воспользуется
этим и  заставит их  еще раскаяться. Ночью, когда женщина работает, он будет
спать. Зато днем, когда она должна отдыхать, будет мешать ей  спать, жалуясь
на невыносимые боли.
     - Болит?
     - Ну да, болит... Позвоночник, наверное, поврежден...
     - Может, попробовать растереть?
     -  Ни в  коем  случае!  Разве можно  доверить это неспециалисту? Этак и
навредить недолго. Ведь спинной мозг - канал жизни. А вдруг я умру? Ведь вам
же  всем хуже будет. Позовите врача,  врача! Больно...  Нестерпимо больно...
Если не поторопитесь, будет поздно!
     Женщина  не  сможет  долго  выносить  такое  и   выбьется  из  сил.  Ее
работоспособность  снизится, и дом окажется в опасности. А это и для деревни
немалое дело. По собственной глупости, вместо того чтобы получить добавочную
рабочую силу, взвалили на себя  новую обузу. И если они не избавятся от него
сейчас же, то потом упущенное не наверстаешь.
     Но и этот  план продвигается совсем не так  гладко, как он предполагал.
Ночь  здесь гораздо оживленнее, чем  день. Через стену слышен лязг лопаты...
тяжелое дыхание женщины... выкрики и цоканье мужчин, вытаскивающих корзины с
песком... Вдобавок  ветер  доносит  издалека тарахтение пикапа, лай собак...
Как  ни старался  он заснуть,  ничего не получалось  -  нервы  были  слишком
напряжены, он не мог сомкнуть глаза.
     Ночью  он  спал  плохо, и поэтому ему приходилось досыпать днем. И, что
хуже всего, он все больше терял терпение; начинал убеждать себя, что, если и
этот план провалится, все равно найдется сколько угодно  способов  бежать. С
того дня прошла  уже  неделя. Как раз время  подавать  заявление  о розыске.
Первые три  дня были  его  законным  отпуском.  Но  дальше - отсутствие  без
предупреждения. Сослуживцы,  часто даже без всякого повода  ревниво следящие
за тем, что  делают  их товарищи, вряд ли  обойдут молчанием  такой факт. Уж
наверное, в один из этих  вечеров  какой-нибудь  доброхот  заглянул  к  нему
домой.  В   душной,  раскаленной   послеполуденным  солнцем  комнате   царит
запустение  - ясно,  что  хозяина нет.  Посетитель  чувствует  еще, пожалуй,
инстинктивную зависть к  счастливчику,  который вырвался  из этой дыры. А на
следующий день - оскорбительное  злословие, гаденький шепоток, приправленный
неодобрительно  нахмуренными  бровями  и двусмысленными  жестами.  И  вполне
резонно... В глубине души он и тогда  еще  чувствовал,  что  этот  необычный
отпуск  вызовет у сослуживцев именно такую  реакцию.  И  неудивительно, ведь
учителя  ведут своеобразную жизнь, все время отравленную грибком  зависти...
Год за годом  мимо них, как воды реки, текут  ученики и уплывают, а учителя,
подобно  камням, вынуждены  оставаться на дне  этого  потока. Они говорят  о
надеждах другим, но сами не смеют питать надежду, даже во сне. Они чувствуют
себя  ненужным   хламом  либо  впадают  в  мазохистское  одиночество,   либо
становятся пуристами, к  другим проникаются подозрительностью, обвиняют их в
оригинальничанье.  Они так  тоскуют по  свободе  действий, что не  могут  не
ненавидеть свободу действий.
     ...Несчастный  случай, наверное?..  Нет,  если  бы  это  был несчастный
случай, то, видимо, как-нибудь сообщили бы...  А может быть, самоубийство?..
Но  опять-таки  об  этом,   уж  конечно,   знала  бы  полиция!..  Не   нужно
переоценивать  этого недалекого  парня!..  Да, да,  он  пропал без вести  по
собственной  воле, и  нечего соваться не в  свое  дело... Но ведь уже  почти
неделя...   Ну   что   за  человек,  обязательно   должен  причинять   людям
беспокойство, и ведь не узнаешь, что у него на уме!..
     Вряд  ли  они искренне  беспокоятся  за  него.  Просто  их  неутоленное
любопытство перезрело, как хурма, вовремя не снятая с дерева. Дальше события
развиваются так.
     Старший преподаватель идет в полицию, чтобы выяснить форму  заявления о
розыске. За постным  выражением лица скрыто распирающее его  удовольствие...
"Фамилия и имя: Ники Дзюмпэй. Возраст: 31 год. Рост: 1 м. 58 см. Вес: 54 кг.
Волосы: редкие, зачесаны  назад, бриолином не пользуется. Зрение:  правый  -
0,8, левый - 1,-. Слегка косит. Кожа  смуглая. Приметы:  лицо продолговатое,
нос  короткий, челюсти  квадратные, под левым ухом заметная  родинка. Других
особых  примет  нет.  Группа  крови:  АВ. Говорит  хрипло,  слегка заикаясь.
Сосредоточен, упрям, но в обращении с людьми прост. Одежда: вероятно, на нем
одежда,  используемая при энтомологической  работе.  Помещенное сверху  фото
анфас сделано два месяца назад".
     Конечно, жители деревни приняли необходимые меры предосторожности, если
столь решительно  продолжают  эту  бессмысленную  авантюру.  Обвести  вокруг
пальца одного-двух деревенских полицейских - дело нехитрое. Они, безусловно,
позаботились  о  том, чтобы полиция без  особой надобности не  появлялась  в
деревне. Но такая дымовая завеса целесообразна и необходима лишь до тех пор,
пока он  здоров  и в состоянии отгребать  песок.  И нелепо с риском для себя
прятать  тяжелобольного  человека,  который  уже  целую  неделю  валяется  в
постели. Если же они  решат, что он им ни к чему, то  самое благоразумное  -
побыстрее отделаться от него, пока не возникли всякие осложнения. Сейчас еще
можно  придумать  какую-нибудь  правдоподобную  версию.   Можно,   например,
заявить,  что  человек сам упал  в  яму и из-за сотрясения у  него  начались
какие-то странные галлюцинации. Несомненно, объяснение будет принято гораздо
охотнее, чем его совершенно  фантастические утверждения, будто его хитростью
упрятали в яму.
     Замычала корова  - словно  в  глотку  ей вставили медную  трубу. Где-то
прокричал  петух. В песчаной яме  нет ни расстояния,  ни направления. Только
там, снаружи, - обычный нормальный мир, где на обочине дороги  дети играют в
классы, в положенное время  наступает  рассвет и краски  его  смешиваются  с
ароматов варящегося риса.
     Женщина протирает его  тело с усердием,  даже  с чрезвычайным усердием.
После  протирания   выкручивает  влажное  полотенце  досуха,   так  что  оно
становится твердым, как доска, и сухим трет так старательно,  будто полирует
запотевшее стекло. От звуков просыпающегося утра  и этих  ритмичных  толчков
его начинает клонить ко сну.
     - Да, кстати... - Он подавляет зевок, которы