-52" провели самый крупный в этом году налет на
Северный Вьетнам,  а  ты  все-таки остался жив.  На газовом заводе произошел
пожар,  восемь человек получили тяжелые ожоги,  а  ты не пострадал и остался
жив.  Новое огромное повышение цен,  а  ты  продолжаешь жить.  Из-за выброса
промышленных отходов в  заливе уничтожена вся рыба,  а  ты  все-таки остался
жив".

   "Так о чем же мы говорили?"
   - Значит,  это рассказ о том,  как вам надоело слушать новости... - Она
сводит колени (видимо,  почувствовала мой интерес к  ним) и закуривает новую
сигарету. А лжечеловек-ящик мрачно добавляет:
   - Не могу понять, к чему такая самореклама...
   "Среди людей,  не интересующихся новостями, злодеев не бывает - вот что
я  имею  в  виду".  Я  бросаю эти  слова в  лицо врачу и  с  прежней улыбкой
обращаюсь к ней. "Не верить в новости - значит не верить в перемены. Так что
я не собираюсь против вашей воли привносить сюда перемены".
   - Все-таки мы просчитались, тебе не кажется? - сказал лжечеловек-ящик с
откровенностью, которой я от него не ожидал.
   - Просчитались?
   - Я  имею в виду пятьдесят тысяч иен.  Деньги,  которые мы отдали тебе,
поверив,  что ты близок с  человеком-ящиком,  чтобы ты купил у  него для нас
ящик. Выходит, мы просчитались. Откуда нам знать, достанешь ты ящик или нет.
   - Что вы придираетесь ко мне. - Я даже растерялся из-за его неожиданной
контратаки. - Вы прекрасно знаете, что человек-ящик и я - одно лицо.
   - Откуда нам знать?
   - Не надо передергивать. Есть достаточно веские доказательства. - Чтобы
успокоиться,  я сделал несколько глубоких вдохов.  - Неделю назад в то утро,
когда я пришел сюда,  чтобы мне перевязали рану,  вы должны были все понять.
Неумело  подстриженные  волосы...   плохо  выбритое  лицо,  с  бесчисленными
порезами... обветренная, шелушащаяся кожа на шее и руках, несмотря на острый
запах мыла...
   - Знаете,   среди  фоторепортеров  попадается  немало  чудаков.  -  Тон
беспечный,  явно свидетельствующий о  том,  что моя игра проиграна.  В конце
концов она,  видимо, стакнулась с врачом и решила просто использовать меня в
своих целях.
   - Но  ведь ты  же признала тогда,  сама признала,  что мое плечо ранено
пулей из духового ружья?..
   - Ну  и  что  из  этого?  У  очень  многих есть  духовые ружья.  Хорьки
повадились в курятники, просто беда с ними.
   - Один  добросердечный человек,  случайно  оказавшийся свидетелем моего
ранения,  посоветовал мне эту клинику.  Более того,  он даже дал мне деньги,
чтобы я  оплатил счет за  лечение.  Три тысячи иен,  бумажки чуть попахивали
креозотом.  -  Я  пристально посмотрел ей в  глаза.  Мне и в голову не могло
прийти,  что  она  так  легко переметнется на  сторону противника.  Ведь она
совершенно определенно обещала мне  даже  позировать.  Когда  она  позирует,
ощущая на себе взгляд художника,  это,  видимо,  наэлектризовывает ее.  И  в
таком возбужденном состоянии или...  возможно,  сейчас она  просто старается
выгородить врача.  Да  мне  и  не  особенно хочется,  чтобы врач начал здесь
препираться с ней. Нужно еще подумать, стоит ли так упорно преследовать ее -
это может только ухудшить ее положение. - ...Какая-то девушка в мини-юбке на
велосипеде новейшей конструкции...  Возможно,  эта девушка... к сожалению, я
видел ее только со спины,  но ноги у нее были очень красивые. Ноги - однажды
увидев,  ни  за что не забудешь.  Когда долгие годы живешь в  ящике и  перед
глазами лишь  нижняя часть  тела  прохожих,  пресыщаешься видом бесконечного
количества ног.
   Мне  показалось,  что  она  надула  щеки,  чтобы  сдержать  улыбку.  Но
рассмеялся во весь голос лжечеловек-ящик.
   - Ну разумеется,  одно дело - разглядывать ящик, другое - надеть его на
себя, разница огромная.
   - Я  только хочу напомнить,  что права на владение ящиком я  вам еще не
передавал.
   - Просто  колоссальная разница,  -  повторил лжечеловек-ящик  спокойно,
точно понял наконец суть этой разницы.  -  Вчера я впервые всю ночь провел в
ящике.   Это   нечто   потрясающее.   Нет,   не   зря   я   стремился  стать
человеком-ящиком.
   - Я не собираюсь насильно удерживать вас от этого шага.
   - А я и не принадлежу к тем, кого можно удержать. Разве это не ясно?
   В самоуверенном голосе лжечеловека-ящика притаился смешок.  Добродушный
и  в то же время ехидный -  не нравится он мне.  Я окончательно расстроился.
Кажется,  о  самого начала нужно было подружиться с  ним.  Он и в самом деле
совсем не собирался вступать со мной в борьбу. Мне бы удалось более спокойно
поговорить с ним,  если бы я коснулся тем,  близких человеку-ящику, когда он
впервые  появляется на  улице:  способы  добывания пищи,  места,  где  можно
достать вполне  пригодные к  употреблению старые  вещи,  способы бесплатного
проезда на большие расстояния,  места,  где обитают бродячие собаки, которых
нужно избегать.  И  все-таки не очень приятно сознавать,  что рядом с  тобой
живет еще один человек-ящик.  Понятно,  что он - не настоящий, но сейчас уже
слишком поздно об  этом говорить.  Если бы  я  мог все это предвидеть,  мне,
возможно,  следовало прийти  сюда  в  своем  ящике  и  потягаться с  ним.  Я
вызывающе обращаюсь к ней:
   - Ну а  что бы ты сделала на моем месте?  Удержала бы его или позволила
поступать как ему заблагорассудится?
   Продолжая стоять,  прислонившись к  процедурному столу,  она исподлобья
взглянула на  меня.  Губы  чуть растянуты,  и  от  этого казалось,  что  она
улыбается, но глаза совсем не смеялись.
   - Я  думаю  только о  том,  что,  если  сейчас вывесить вдруг  табличку
"Приема нет", пациенты, наверно, забеспокоятся.
   Пожалуй,  это верно. Двусмысленный ответ, который можно толковать и так
и  этак.  Но  пока что мне следует удовлетвориться им.  Подожду,  что скажет
лжечеловек-ящик.
   Ящик  издал  какой-то  звук,   привлекший  мое  внимание,   и   заметно
накренился. Шторка на окошке разошлась, и показались глаза. Просто смотрящие
глаза,  лишенные всякого выражения.  Глаза,  гордые тем,  что  вынудили меня
посмотреть в них. Когда ему удалось научиться этому приему? Образец - я, это
безусловно.  Я подавлен. Тот, кто смотрит, - я, тот, на кого смотрят, - тоже
я.
   - Сколько бы  ты  ни  разглагольствовал,  это  бесполезно.  -  Голос  у
лжечеловека-ящика тонкий, не соответствующий его наружности. - Но я вижу, ты
не веришь.
   - Да  ведь  фактически и  нет,  видимо,  такой необходимости -  уходить
отсюда.
   - На  небольшой  компромисс  я  готов.  -  Лжечеловек-ящик  откашлялся,
прочищая горло,  и продолжал вкрадчиво:  -  Например, как бы ты посмотрел на
такое мое предложение.  Ты получаешь возможность делать в этом доме все, что
тебе  заблагорассудится.  Какие  бы  отношения  ты  ни  установил с  ней,  я
вмешиваться не буду. Не буду мешать, не скажу ни слова, не буду мозолить вам
глаза. Но только при одном условии. Я получаю возможность наблюдать за вами.
Только наблюдать,  и  все.  Конечно,  из ящика.  Я имею в виду отношения,  в
которых мы,  трое,  оказались сейчас. Мне достаточно, если разрешат вот так,
из угла,  следить за тем,  что вы делаете.  Когда вы к  этому привыкнете,  я
превращусь для вас в нечто, напоминающее корзину для бумаг.
   У  меня  было  такое  чувство,  что  предложение,  которое должно  было
исходить от меня,  сделал мой двойник.  А она, следя за происходящим, быстро
перебирала пальцами,  точно  самозабвенно играла без  нитки в  "колыбель для
кошки".  Она не  спеша переступила с  ноги на  ногу.  Полы свежевыглаженного
белого  халата  разошлись,  и  выглянуло  колено,  которое  так  и  хотелось
погладить.  А  вдруг под  халатом она совершенно нагая?  Я  испытал чувство,
будто  неосмотрительно проглоченный крохотный  воздушный шарик  начал  вдруг
раздуваться во мне. Неужели у меня хватит смелости попросить ее раздеться на
глазах у этого лжечеловека-ящика?
   - Колебаться нечего,  -  подгонял меня  лжечеловек-ящик.  -  Что  такое
человек-ящик, если не принимать близко к сердцу его судьбу? Дуновение ветра,
пыль,  не  более.  Со  мной  самим  произошел чрезвычайно интересный случай.
Однажды я стал проявлять какой-то снимок,  сделанный совершенно случайно,  и
вдруг  во  весь  кадр  всплыло  изображение,   увидеть  которое  я  даже  не
предполагал.  По улице спокойно, без стеснения шел человек, надевший на себя
ящик из гофрированного картона.  Я  не такой специалист,  как ты,  поэтому у
меня дешевый детский фотоаппаратик.  И  все-таки,  что же я  собирался тогда
сфотографировать?  Дело давнее, но я думаю, скорее всего, похороны. Я всегда
стараюсь  сфотографировать  на  память  похороны  своих  пациентов.   Я  был
потрясен.   Как  можно  было  не   заметить  этого  человека-ящика  -   ведь
фотографировал я с такого близкого расстояния. Но я совершенно не помню его.
Невидимый,   но   кажущийся   видимым   призрак   -   значит,   это   просто
антисуществование. И с тех пор, да, с тех пор я и начал испытывать интерес к
людям-ящикам.  Я стал приглядываться и обнаружил,  что по улицам бродят люди
точно такого вида,  как на моей фотографии.  Я  заметил также,  что никто не
обращает  на  них  никакого  внимания.  Значит,  не  я  один  просмотрел их.
Человек-ящик заходит,  например,  в  продовольственную лавку.  Высовывает из
дырки руку и начинает тащить все подряд. Помидоры, молоко, сухие соевые бобы
- не  такая уж ценность,  но все же.  Но вот что смешно:  ни покупатели,  ни
продавцы,  стоящие тут же,  рядом,  не только не ругают, но даже не замечают
его.  Человек-невидимка, да и только. Ходить, упаковав себя как товар, - это
не просто вести себя подозрительно, но, более того, оскорбительно для людей.
И  все-таки  существование человека-ящика никому не  причиняет вреда -  если
есть желание игнорировать его,  можно спокойно игнорировать.  Ты тоже должен
относиться ко мне с полнейшим безразличием.
   Лжечеловек-ящик,  неожиданно вздохнув, умолк, точно проглотил последние
слова,  и я вслед за ним тоже глубоко вздохнул. Может быть, в самом деле его
условия  не  так  уж  плохи.   Я-то  лучше  всех  знаю,   что  существование
человека-ящика никому не причиняет вреда.  Место, где находится его клиника,
не особенно удобно,  но,  поскольку он открыл ее, значит, у него должны быть
сбережения,   так  что  неудобство  может,   наоборот,  обернуться  для  нас
возможностью быть подальше от людей.  В общем, теперь проблема в том, как на
все  это посмотрит она.  Если только удастся добиться ее  согласия,  мы,  не
исключено, прекрасно заживем втроем. Нет, не втроем, а вдвоем. Рассматривать
его как корзину для бумаг,  конечно,  не стоит, но, если вообразить, что это
клетка с обезьяной, стоящая в спальне, - все будет в порядке.
   - Ну а ты как, не возражаешь?
   - Я?  -  Она  пристально посмотрела на  меня,  потом перевела взгляд на
лжечеловека-ящика.  Пока она переводила взгляд, на лице ее появилась улыбка,
вызвавшая у меня острую ревность.  -  Зря спрашиваете...  Трудно отвечать на
вопрос,  когда  всю  ответственность  перекладывают  на  тебя...  Стоит  мне
задуматься,  и я тут же роняю на ногу ножницы или сажусь со всего размаха на
стакан...  в  общем,  в  таких  случаях со  мной  всегда происходят странные
вещи... Сколько сейчас времени?
   - Без двадцати четырех десять, - поспешно ответил лжечеловек-ящик, а я,
снедаемый  нерешительностью,   почувствовал  угрызения  совести.   Она   же,
продолжая наступать, отрывисто бросила:
   - Послушайте, сколько вам лет? Только по правде.
   - По метрике двадцать девять,  а по правде года тридцать два - тридцать
три.
   Попавшись на удочку,  я ответил сразу, не задумываясь, но тут же понял,
что спрашивала она с каким-то тайным умыслом.  Не успел я ответить, как она,
повернувшись ко  мне спиной,  начала наводить порядок на  процедурном столе.
Этим,  видимо, она хочет, не говоря ни слова, показать, что вопрос об отмене
приема еще не решен. Пожалуй, это самое честное, что она может сделать. Но и
порядок на  процедурном столе  она  не  наводила по-настоящему.  Она  просто
перекладывала  с   места  на  место  инструменты,   переставляла  стеклянные
пробирки.  Может быть,  это нужно рассматривать как пассивное согласие? Или,
наоборот,  расценить как несогласие?  Но то, что она специально тянет время,
можно понять как стремление заставить меня на что-то решиться. И я чувствую:
мне  действительно нужно  принимать решение.  Стоит сказать ей  одно  слово,
попросить ее раздеться,  и  в то же мгновение произойдет такая сцена...  Она
расстегнет перламутровые пуговицы на халате, потом помедлит пару секунд... И
вот она обнаженная. Меньше чем в трех метрах от меня. Расстояние, на которое
движение воздуха в  комнате донесет ее запах.  Ну что ж...  однако сумеет ли
она сыграть эту столь трудную роль так, как мне хотелось бы?

   (Мне  вдруг  приходит на ум одно неприятное воспоминание. Это
   случилось  на школьном вечере. Мне поручили, хотя у меня не было и
   тени популярности, крохотную роль, скорее всего потому, что никого
   другого  на  нее  не  нашлось. Я должен был исполнять роль лошади,
   которую  звали  Тупица,  и,  помнится, от возбуждения и радости не
   чувствовал  под  собой ног. Но, выйдя на сцену, не знаю почему, не
   мог  произнести  ни  слова  из  своей  коротенькой роли. Когда я в
   отчаянии  покидал  сцену,  мой  соученик, игравший хозяина лошади,
   разозлившись,  изо  всех сил пнул меня ногой. Тут и я разозлился и
   пнул его в ответ - он стукнулся головой об пол и потерял сознание.
   Что  было  потом,  как  прервали спектакль, я совершенно не помню.
   Знаю  только, что вскоре после этого у меня развилась близорукость
   и  родители  заставили  носить  очки.  Это  потому,  что  я стал в
   укромных полутемных уголках читать, приблизив к самым глазам книги
   и  журналы,  напечатанные  мелким  шрифтом. Мне хотелось укрыться,
   чтобы ни на кого не смотреть и чтобы никто на меня не смотрел.)

   Я  прекрасно сознаю свое безобразие.  И  не настолько бесстыден,  чтобы
демонстрировать другим свою  наготу.  Разумеется,  безобразен не  я  один  -
девяносто девять процентов людей  имеют  недостатки.  Я  убежден,  что  люди
изобрели  одежду  не  из-за  утраты  волосяного  покрова,  а,  осознав  свое
безобразие,  постарались скрыть его с  помощью одежды,  и уже от этого у них
вылезли волосы.  (Я  знаю,  что мое утверждение противоречит фактам,  но все
равно убежден в своей правоте.) Люди в состоянии жить,  хоть и с трудом,  но
все  же   вынося  взгляды  окружающих,   только  потому,   что  надеются  на
несовершенство их зрения и  оптический обман.  Люди придумывают самые разные
уловки,  чтобы не отличаться от других, - стараются по возможности одинаково
одеваться, одинаково стричься. А некоторые всю жизнь живут потупившись: мол,
я   не  буду  никого  откровенно  разглядывать,   пусть  и  окружающие  тоже
постесняются разглядывать меня.  Вот почему в старину преступника выставляли
к  позорному столбу,  но  это  наказание было  слишком  жестоким,  настолько
жестоким,  что  в  цивилизованном обществе оно  было  отменено.  Потому  что
действие,   именуемое   подглядыванием,   обычно   означает   рассматривание
осуждающим взглядом,  и человек не хочет,  чтобы за ним подглядывали.  Когда
человека  ставят  в   такое   положение,   что   ему   неизбежно  приходится
подглядывать, от него требуют соответствующей компенсации - это общепринято.
Действительно,  в театре и кино тот,  кто смотрит,  платит деньги, а тот, на
кого смотрят,  получает деньги.  Но  каждый хочет сам смотреть и  не  хочет,
чтобы смотрели на  него.  И  бесконечная продажа все  новых и  новых средств
подсматривания  -   радиоприемников,  телевизоров  -  лишь  доказывает,  что
девяносто девять процентов людей осознают свое безобразие.  Близорукость моя
все прогрессировала, я стал завсегдатаем стриптизов, потом поступил учеником
к фотографу... а уж оттуда до человека-ящика - всего лишь один шаг.

   (Снова     примечание,    сделанное    красными    чернилами.
   Существование  такой  патологии, как эксгибиционизм, категорически
   противоречит   утверждениям   одного   автора,   считающего,   что
   выставлять себя напоказ - обычная склонность всех людей.)

   - Нет,  ты  и  в  самом  деле  ни  рыба  ни  мясо,  -  резко  заговорил
лжечеловек-ящик  хриплым  голосом.   -   Такое  тебе  предлагают...   а   ты
растерялся... Я б на твоем месте, не раздумывая, согласился.
   - А ты здесь будешь торчать как бельмо на глазу.
   - Ну и что ж...
   - Я  на своей собственной шкуре испытал,  что такое человек-ящик -  мне
известно  о   нем   гораздо  больше,   чем   тебе.   Когда  люди  игнорируют
человека-ящика,  они не знают, что за человек составляет содержимое ящика. А
я тебя вижу насквозь.  Я даже представляю себе твой взгляд,  каким ты сейчас
смотришь на меня.  Мне противно.  Я терпеть не могу, когда за мной постоянно
следят.
   - Но ведь тебе заплатили пятьдесят тысяч иен.
   - Я сам привык подсматривать,  но чтобы за мной подсматривали - к этому
я не привык...
   Лжечеловек-ящик  все  время покачивался.  И  вдруг,  наклонившись резко
вперед, встал во весь рост с легкостью, которую трудно было от него ожидать.
Задняя стенка ящика проскребла по  стене,  и  послышался неприятный шуршащий
звук,  который обычно  издает при  этом  пересохший гофрированный картон.  В
общем,  подделка есть подделка. Она не идет ни в какое сравнение с настоящим
ящиком, чуть влажным от долгого употребления.
   - Ну ладно,  хватит болтать,  - веселым голосом сказал лжечеловек-ящик,
стоявший широко  расставив ноги.  Поросшие волосами мускулистые босые  ноги.
Неужели он без штанов? - Я не так уж голоден, но бросить что-нибудь в рот не
откажусь.  - Потом он окликнул ее по имени и сказал: - Послушай, покажись-ка
ему голой, а?
   Я  растерялся.  Наверно,  и  она  испытала  неловкость оттого,  что  ей
приказали раздеться,  да  еще назвали по  имени.  Я  не  решаюсь даже сейчас
написать здесь ее имя.  Я вновь остро ощутил, как много значит она для меня.
Пусть   случайно,   но   поскольку  она   оказалась  единственным  человеком
противоположного пола,  с которым мне удалось наконец встретиться,  и у меня
не  было  другого  объекта,   чтобы  сравнивать  ее  с   ним,   меня  вполне
удовлетворяли местоимения, позволяющие различать пол.
   - Прямо сейчас?
   В голосе, каким она спросила это, не слышалось особого удовольствия. Не
было в  нем и тени сомнения.  Все гладко,  будто жирной ладонью гладят яйцо.
Так она и  в  самом деле обнажится без всякого стеснения.  Я молчал в полной
растерянности. Свело губы, я не мог вымолвить ни слова.
   - Не возражаете?
   - Не возражаю, но...
   Короткий деловой разговор.
   - Спичек не найдется?
   Понуждаемая лжечеловеком-ящиком, она, проскользнув мимо меня, пересекла
комнату.   Походка  идеального,   точно   отрегулированного  механизма,   не
оставляющая ощущения,  что  движение требует хотя  бы  малейших усилий.  Она
достала из кармана белого халата коробку спичек и,  держа ее двумя пальцами,
бросила в  окошко ящика.  Я вдруг почувствовал ее запах.  Он напоминал запах
арахисового поля,  который  я  улавливал на  морском берегу.  Сердце  бешено
заколотилось.  Может быть,  от ревности к лжечеловеку-ящику?  Возвращаясь на
прежнее место, она сразу же начала расстегивать халат. После второй пуговицы
бросила на меня быстрый взгляд.  Такой легкий - он бы за полдня мог свободно
улететь высоко в небо -  взгляд,  что я не только не отвел глаз,  но даже не
моргнул (очень важно заметить, что, сколько она ни смотрела на меня, я почти
не ощущал,  что она на меня смотрит). Казалось, ее освещает внутренний свет.
Она  совершенно спокойна,  закушенная нижняя  губа  влажно выглядывает между
зубов.  Открытое выражение лица.  Может быть,  это  она  для меня распахнула
ставни?  Третья пуговица.  Потом четвертая.  Если она в  самом деле хочет до
конца   узнать  меня...   если   этой   своей  позой,   которую  она   вчера
демонстрирова