ла   лжечеловеку-ящику,    собирается   поймать   меня...    то
действительно хорошо,  что  на  мне нет ящика.  Людям,  лишенным безобразия,
которое нужно скрывать,  безобразие других не  видно.  Если  человек-ящик  -
профессиональный   "подглядыватель",    то    женщина   по   своей   природе
"подглядываемая".  (Мне непонятно одно:  что заставило врача,  жившего бок о
бок с  ней,  такой женщиной,  запереть себя в ящик?) И вот наконец последняя
пуговица.
   К счастью,  халат был надет не на голое тело, я вздохнул с облегчением.
Под  ним  оказалась  шелковая  оранжевая  блузка.  Крохотными ягодками  вниз
сбегали мелкие пуговицы того  же  цвета.  Короткая желтая юбка,  застегнутая
сбоку на три черные пуговицы сантиметра два в диаметре. Из ящика послышалось
трение спички о коробок.  Раньше мне казалось, что она белокожая, но теперь,
сравнивая ее тело с желтой юбкой,  я бы назвал ее скорее смуглой. Но пальцы,
взявшиеся за пуговицы юбки,  были действительно белыми.  И вот сейчас, глядя
на нее,  я не мог понять,  какая же она на самом деле.  Пальцы,  лежавшие на
юбке,  вдруг замерли и, словно передумав, переместились к ягодкам на блузке.
Конечно же,  нужно  начинать с  них.  По  мне,  чем  дольше  все  это  будет
продолжаться,  тем  лучше.  Запахло табаком.  Если на  прошлой неделе я  уже
однажды  встретил эту  женщину  -  женщину,  которая  с  непосредственностью
ребенка одним взмахом уничтожила все  мои  обязательства,  подобно тому  как
уничтожает пятна мощный агрегат для чистки одежды,  то,  не  исключено,  мне
удастся снова  где-то  встретиться с  ней.  И  этой  женщине,  за  которой я
подглядывал вчера,  женщине терпимой, точно она слепая, к чужому безобразию,
напоминающей автомат для утоления жажды, освобождающей, подобно алкоголю или
наркотику,  от чувства неполноценности, тоже когда-нибудь снова представится
случай встретиться со  мной.  Трудно поверить,  что действительно существует
человек,  в котором слились два этих качества. Правда, я не настолько хорошо
знаю эту женщину,  чтобы иметь право судить о  ней.  И  все же.  Но то,  что
узнаешь с помощью правого глаза и с помощью левого глаза,  наверно,  чего-то
стоит.  Самое  главное  -  доверие,  которое  позволит  даже  бессознательно
обращать внимание на одни и  те же вещи и совершенно естественно сделает все
нашим общим достоянием. Расстегнута третья пуговица-ягодка. Блузка, кажется,
надета на  голое тело.  Хотя и  доносится запах табака,  дыма не видно.  Так
курить не годится.  И тут из всех щелей, из окошка ящика вдруг повалил дым -
значит, внутри столько дыма, что глаза невозможно открыть.
   - Нужно и тебе приготовиться, как ты считаешь? - сказал лжечеловек-ящик
торжественно.  -  Она...  посмотри,  она не  обращает на  меня ни  малейшего
внимания.
   Расстегивая пятую пуговицу,  она чуть улыбнулась. Улыбнулась так, будто
оступилась. Осталось еще семь пуговиц-ягодок.
   - Если хотите фотографировать, фотографируйте, пожалуйста.
   Я был поражен.  Действительно, я договаривался с ней, что она будет мне
позировать.  Она  раздевается,  но  это совсем не  значит,  что и  я  должен
раздеваться вместе с  ней.  Может быть,  и  разденусь,  но  зачем же  сразу?
Наверно,  я  просто  боялся  того,  к  чему  это  приведет.  Чтобы  сгладить
неловкость, я протянул было руку к вещевому мешку, где лежал фотоаппарат, но
потом раздумал доставать его.  Если бы я достал и установил фотоаппарат, это
означало бы молчаливое согласие жить вместе с  лжечеловеком-ящиком.  Правда,
фотографировать лучше,  чем  обнажаться,  но  это было бы  равносильно тому,
чтобы отдать ему второй ключ от своей собственной квартиры.
   - Смотри, какой воинственный вид...
   Расстегивая  седьмую  пуговицу,  она  отвернулась вполоборота к  стене.
Блузка   распахнулась,   и   показался  лифчик.   Угольного  цвета   лифчик,
выстроченный  лучеобразно,   как  мяч  для  регби.  Пожалуй,  и  правда  вид
воинственный.  Стеклянный  шкафчик  со  стерильными инструментами.  Узенькая
кушетка  для  осмотра  больных.  Эмалированный таз,  стоящий на  подставке с
широко расставленными тонкими металлическими ножками. Жутковатое медицинское
кресло, похожее на зубоврачебное, но чем-то отличающееся от него. Интересно,
для чего оно? В подборе этих предметов было нечто эротическое, как в картине
ада.  Для  фотографирования места лучше не  придумаешь -  как  только солнце
станет повыше, вряд ли удастся избежать соблазна пощелкать.
   - Если хочешь,  можешь переменить место. А я уйду вон туда... - любезно
предложил лжечеловек-ящик.
   - Наоборот, не нужно. Иначе свет будет падать сзади.
   Молчание, молчание... Сейчас любая моя грубость приведет к поражению...
Она взялась за девятую пуговицу - еще три, и блузка будет снята...
   - Однако, как мне удалось заметить, от тебя ждут не фотографирования, а
более решительных действий.  -  Притворная веселость.  Лжечеловек-ящик начал
замазкой болтовни заделывать щель,  образованную моим молчанием.  -  Если бы
спросили меня,  я выбрал бы именно такие действия. Только не ври, что она не
возбуждает тебя.  А  фотографию можно сделать когда угодно и фотографировать
что  хочешь.  Если же  ты  думаешь,  что это будет неприятно мне,  можешь не
беспокоиться.  Я отказался от всех своих прав. Примерно год назад, когда она
пришла,  чтобы  прервать беременность,  я  прямо влюбился в  нее.  Сделал ей
операцию,  a Qua мне так спокойно говорит: денег у меня нет, давайте я у вас
поработаю и расплачусь.  И это наивное лицо...  Я был поражен...  Но решение
принял моментально.  Я,  естественно,  не стал выспрашивать ее ни о том, как
зовут ее приятеля,  ни о родственниках.  Мне удалось привлечь ее тем,  что я
игнорировал ее прошлое.
   - Если бы спросили, я, думаю, ответила бы.
   - Пожалуйста, не считай, что я сознательно не спрашивал.
   - И все же хорошо, что не спрашивали.
   - Медсестра,   которая  работала  здесь  раньше,   была   не   особенно
привлекательной.  А  эта  производила впечатление девушки  бывалой и  вполне
доступной.
   - А на самом деле какой была?
   - Сначала  мне  показалось  -   крайне  осторожной.  Потом  показалось,
наоборот,  чересчур доверчивой.  Ты все делаешь слишком импульсивно. А когда
тебя ругают,  ты  легко просишь прощения.  Видимо,  ты  убеждена,  что стоит
попросить прощения, и любая вина забыта.
   - Сколько хлопот я доставила. - Она берется за последнюю пуговицу.
   - Ничего,  я  прощаю тебя.  А  то,  что я  сначала не расспросил тебя о
прошлом,  теперь мне  представляется дурацким легкомыслием.  В  общем,  тебе
удалось пройти по снегу и скрыться, не оставив следов.
   Чуть  растянув губы,  она  коротко рассмеялась,  вытащила из  юбки полы
расстегнутой блузки и,  плавным движением сняв ее,  бросила на край кушетки.
Когда она  поворачивалась,  на  талии образовалось несколько тонких складок.
Она не казалась особенно худой,  но и слой подкожного жира, видимо, не такой
уж толстый. Эти складки кожи что-то напоминают. Но что? Вспомнил - замшу для
протирки объектива.
   - А все-таки получилось у нас неплохо, правда?
   - Слишком хорошо,  -  насмешливо фыркнул лжечеловек-ящик.  -  Но я  был
ужасно самонадеян.  Я считал,  что могу делать все,  что хочу,  потому что у
меня   была  возможность  удерживать  ее...   Отвратительно.   Как   мерзкий
соблазнитель,  я  брился два  раза  в  день -  утром и  вечером...  И  такие
отношения между  врачом в  пациентом,  обратившимся к  нему,  чтобы  сделать
аборт!  А дальше история с ньютоновым яблоком - закон тяготения. Тут как раз
и служившая до этого медсестра ушла, да еще так неожиданно...

   (На  полях  красными  чернилами  сделана  приписка и стрелкой
   указано, к чему она относится.
   - Откуда мне было знать, что это его жена...
   -  Если  бы  и  знала, ничего бы не изменилось. Да и ей самой
   опротивела роль, которую она вынуждена была играть.)

   - Я ужасно не люблю быть свидетелем того, как ранят человека.
   - А как ты такое объяснишь? Однажды я спросил тебя: представь себе, что
мир  вот-вот  погибнет,  согласилась ли  бы  ты  провести со  мной последние
мгновенья?  Ответ был такой:  если бы мне удалось, я бы хотела в одиночестве
смотреть на море...
   - Неправда. Я, должно быть, сказала другое: хочу быть вместе с толпой в
каком-нибудь оживленном месте... на вокзале, в универмаге - вот где.
   - Действительно, нечто подобное.
   - Я не думаю, что мир погибнет так просто.
   - Во всяком случае, все, что следовало мне уплатить, уплатили сполна. И
теперь не должны ни иены...
   Желтая юбка кольцом упала к ее ногам. Левой ногой она переступила через
юбку,  а правой поддела ее и легко вскинула вверх.  Юбка бесшумно полетела и
упала на пол перед кушеткой. Пуговицы стукнулись друг о друга и издали звук,
будто  раздавили  маленькую  ракушку.   Светло-голубые  трусы  -   немыслимо
маленькие -  плотно облегают бедра. Чуть согнув колени, она прижала ладони к
ляжкам.  Ее поза напоминала позу ныряльщицы, казалось, она дурачится. Каждое
ее движение прочерчивало пространство,  делало его контрастным,  меняющимся,
рисовало какой-то  особый мир.  Вдруг во мне просыпается жалость -  точно от
насморка защекотало в  носу.  Может быть,  я  испытал это  странное чувство,
потому что видел такое впервые.
   - Подожди, - остановил ее лжечеловек-ящик, когда она взялась за резинку
трусов.  Она замерла, устремив взгляд поверх моей головы, в какую-то далекую
точку.  -  Почему ты  не  смотришь на  нее  как  следует?  Ведь она для тебя
раздевается.  Ты  должен пожирать ее  глазами.  Ты  когда-нибудь видел,  как
делают искусственный жемчуг? У меня ощущение, будто ее шея и плечи из такого
жемчуга...   Точно  он  еще  льется  нескончаемым  потоком  перед  тем,  как
застыть...  Мне очень нравится этот изгиб,  идущий от талии к бедрам. И юная
кожа -  ее  ведь не  сбросишь,  как  это делает змея,  -  еще сохранила свою
свежесть...
   - Что меня особенно привлекает, так это ноги. По мне... - Сказав это, я
напряг подбородок и стиснул зубы.  Веки отяжелели,  я не в силах поднять их,
чтобы посмотреть ей в глаза.  Интересно,  какое у нее сейчас выражение лица?
Подозрительно,  что  из  ящика не  струится дым,  а  лжечеловек-ящик даже не
закашлялся ни разу. - Да я, в общем, ничего в этом не понимаю. Хорошие ноги,
плохие  ноги...  Это  все  равно  что  заставить человека  читать  книгу  на
незнакомом  ему  иностранном  языке...  Сам  не  пойму,  почему  меня  вдруг
привлекли ее ноги.
   - Наверно,  потому,  что  они  ближе всего к  тому месту,  которое тебя
волнует.
   - Ничего подобного.  Если бы только это, мне было бы безразлично, какие
ноги.  Может быть,  я  вспомнил о  бегущих ногах?  За быстро бегущими ногами
всегда хочется броситься вслед...
   - Явная натяжка. Объяснить тебе, в чем дело? Расстояние слишком велико.
Ты  не можешь решиться сделать хотя бы полшага и  поэтому бессилен заставить
себя поднять голову.  Почему ты не можешь сделать эти полшага?  Я объясню. -
Лжечеловек-ящик  заговорил другим тоном  и,  отойдя от  стены,  занял  место
вершины  воображаемого  равнобедренного  треугольника,  основанием  которого
служила линия,  связывающая меня и ее. - И рыбы, и птицы, и звери перед тем,
как спариться,  совершают особый любовный обряд. По мнению специалистов, он,
скорее  всего,   представляет  собой  трансформированную  форму  угрозы  или
нападения.   В  общем,   каждое  живое  существо  имеет  собственный,  четко
очерченный  участок,   и   оно   инстинктивно  готово  атаковать  агрессора,
нарушившего его границы.  Но атакуя всех подряд,  спариться невозможно.  Для
этого  нужно,  чтобы граница была  прорвана,  двери открыты.  Вот  тут-то  и
возникает то,  что на  первый взгляд похоже на  атаку,  но  отличное от нее:
рождается особое искусство всем  своим видом,  своими телодвижениями усыпить
оборонительный инстинкт партнера.  То же самое и у людей.  Ухаживание -  это
все тот же наступательный инстинкт,  лишь подкрашенный и  принаряженный.  Во
всяком случае,  конечная цель и  у  животного и  у  человека одна и  та же -
прорвать границу и  напасть.  По  своему опыту  знаю,  что  у  людей граница
проходит в  радиусе двух с половиной метров.  И если удастся переступить эту
тщательно охраняемую черту,  неважно как  -  уговорами или  с  помощью яркой
электрической лампочки,  -  противник побежден.  И  хотя  с  такого близкого
расстояния противника можно прекрасно рассмотреть,  определить, что он собой
представляет, трудно. Здесь могут сослужить службу лишь осязание и обоняние.
   - Что ты в конце концов хочешь сказать?
   - Если  ты  сделаешь еще  хоть  полшага,  то  как  раз  будешь на  этой
пограничной черте.
   - И что тогда?
   - Нет,  ты  действительно ни  рыба ни мясо.  Ты же умолил ее и  получил
пропуск  на  свободный проход  через  границу.  Тебе  достаточно сделать еще
полшага -  и,  хочешь не  хочешь,  от  тебя потребуют представить пропуск на
проход. Разумеется, пропуск на свободный проход. Но тогда, естественно, тебе
придется отказаться от права,  а  вместе с  ним и  от всяких предлогов снова
возвратиться в свой ящик. Ты больше всего боишься признать это. Вот и тянешь
время. И ее связал по рукам и ногам. Ты остановил часы.
   Честно говоря,  он  прав.  Она стояла неподвижно в  нерешительной позе,
по-прежнему держась руками  за  резинку трусов.  И  ее  глаза,  блуждавшие в
пространстве,  точно  что-то  выискивая у  меня  над  головой,  были  широко
раскрыты, как искусственные.
   - Так что же делать?
   - Среди  тех,   кто   ненавидит  новости,   злодеев  не   бывает...   -
Лжечеловек-ящик  оборвал  фразу  и  высморкался.  -  Ты,  так  не  верящий в
перемены, противоречишь самому себе - боясь осуществления того, о чем сам же
молил, ты остановил часы.
   - Видимо, на такое рискованное дело я просто не способен.
   - Я   как-то  прочел  об  одном  человеке,   который  сделал  из  своей
возлюбленной чучело  и  жил  с  этим  чучелом.  Конечно,  чучело преданнее и
вернее, чем живая возлюбленная.
   - К сожалению, у меня нет такой склонности.
   - Ну что ж,  прекрасно. Вывод напрашивается сам собой. Совершенно ясно,
что ты не собираешься вылезать из своего ящика.
   - Я же сказал, что с ящиком покончено.
   - ...Тогда я  спрошу иначе:  где и  что ты делаешь сейчас,  в эту самую
минуту?
   - Ты сам видишь. Стою здесь и болтаю с тобой.
   - Прекрасно...  Тогда где и кто пишет эти записки?  Разве их не написал
Некто в  ящике при неверном свете лампочки без абажура,  свисающей с потолка
туалетной комнаты на побережье?
   - Наверно, можно и так сказать. Но в этом случае придется признать, что
и ты тоже - плод моей фантазии.
   - В общем, верно.
   - Бесспорно.
   - Действительно,  реально существует лишь один человек.  Некто, пишущий
сейчас эти  записки.  Все принадлежит одному этому Некто.  Ты  не  можешь не
признать,  что я прав.  И поскольку этот Некто продолжает отчаянно цепляться
за свой ящик, он намерен бесконечно писать свои записки.
   - Ты слишком подозрителен.  Я ведь только жду,  пока высохнет белье.  Я
собираюсь отправиться в  путь,  как только оно высохнет.  Я  вымылся слишком
тщательно,  и  меня всего продуло до костей.  Я  ненадолго укрылся в ящике с
единственной целью -  спастись от  ветра.  А  совсем не потому,  что не могу
оторваться от своих записок. Вот только допишу эту последнюю строчку...
   - Ты в  самом деле собираешься прийти сюда,  чтобы встретиться с  нами,
когда высохнет белье?
   - Что  мне  стоит собраться?  У  меня почти ничего нет.  Честно говоря,
чтобы покинуть ящик, совершенно необходима... только одна вещь... и, если ее
нет,  из  ящика не вылезешь...  понимаешь...  брюки...  Брюки...  Когда есть
брюки,  можно спокойно смешаться с  толпой...  Даже если ты  босой,  по пояс
голый, но в брюках - все в порядке... И наоборот, если ты появишься на улице
в  самых модных ботинках,  в  дорогом пиджаке,  но  без  брюк,  это  вызовет
переполох.  Цивилизованное  общество  -  своего  рода  брючное  общество.  К
счастью,  я  подготовился на  этот  случай и  запасся наимоднейшими брюками.
Первый раз я надел их на прошлой неделе,  когда отправился в клинику,  чтобы
мне оказали помощь.  Вешалку,  на которой они висят на потолке ящика,  можно
сложить -  много  места  она  не  займет.  Возьму еще  мой  профессиональный
инвентарь - фотоаппарат со всеми принадлежностями... А все остальные вещи не
так уж мне необходимы,  и если они будут мне мешать, я без всякого сожаления
выброшу их.  А может,  не выбрасывать?  Может,  лучше отдать их тебе?  Мыло,
паста,  зубная щетка,  лезвия безопасной бритвы,  спички,  бумажные стаканы,
затычки  для  ушей,   термос,   автомобильное  зеркальце,  водонепроницаемая
резиновая лента...  А  вот закрепляющее,  глазные капли и другие лекарства -
это по твоей части,  -  их,  конечно,  можно выбросить...  Шесть фотографий,
вырезанных из  второго тома "Новейшего собрания лучших фотографий обнаженной
натуры",  трубка для рассматривания этих фотографий...  Как пользоваться ею,
понять нетрудно -  достаточно взять ее в руки...  Наконец, карманный фонарь,
шариковая ручка,  ну еще кусок пластмассы,  моток проволоки и  всякие другие
предметы,  которыми каждый день приходится пользоваться,  не знаю даже,  как
они  называются...  Казалось  бы,  никчемные вещи,  но  все  они  составляют
жизненно  необходимый минимум,  без  которого  невозможно  просуществовать в
ящике.  Я  не  жду благодарности -  пусть это будет моим прощальным подарком
новому  человеку-ящику.   В   первое  время,   наверно,   хорошо  бы   иметь
транзисторный приемник.  Если у  тебя выработается,  как у  меня,  иммунитет
против яда новостей,  тогда другое дело,  но,  пока не привыкнешь, временами
будешь испытывать непреодолимое чувство одиночества...
   - В самом деле,  есть хоть малейшая надежда, что твое выстиранное белье
высохнет наконец?
   - Только что кончился дождь,  и  воздух пропитан влагой.  Но  все равно
белье уже почти сухое,  и,  когда к утру направление ветра переменится,  оно
моментально высохнет.
   - Выходит, у тебя там еще темно?
   - Как  раз  сейчас на  горизонте что-то  сверкнуло.  Наверно,  подходит
судно, промышляющее каракатиц. Это его время. Значит, вот-вот рассветет.
   - Белье,  говоришь,  уже почти сухое -  нечего привередничать,  надевай
его,  и конец.  Когда,  бывает,  немного обмочишь трусы -  потерпишь,  они и
высохнут естественным образом. Поторапливайся, а то нам надоест тебя ждать.
   - Я немного простужен. Может быть, оттого, что недоспал, меня знобит, а
ноги почему-то горят...  Зарыл ноги в песок -  почувствовал себя лучше... Но
стало еще  холодней...  Слишком долго стоял под душем -  это несомненно.  На
прошлой неделе,  когда я пришел сюда, рана болела нестерпимо, поэтому у меня
и  мысли  не  было  помыться,  а  вот  сейчас я  решил смыть наконец с  себя
трехлетнюю грязь...  Смылил целый  кусок душистого мыла.  Ты  бы  посмотрел,
какой кусок мыла.  Изготовленного по особому заказу...  Свободного времени у
меня было сколько угодно... или, лучше сказать, мне нужно было что-то делать
руками,  чтобы  сосредоточиться -  за  эту  неделю  необходимо  было  многое
продумать...  И я даже попытался вырезать из него женское тело. Обыкновенное
женское тело...  Хотел сделать похожим на  ее тело,  но мне это оказалось не
под силу.  Получилась не женщина,  а  какая-то лягушка,  хотя я  стремился к
предельной реалистичности.  Да,  мыло  было  удивительно приятной  формы,  с
торговым знаком,  подтверждающим его высококачественность.  Сначала я  долго
стоял под  душем,  потом,  намылив вместо мочалки трусы,  стал изо  всех сил
тереть себя.  Тщательно, до боли, скреб себя ногтями и снова стал под душ. И
так  четыре раза,  пока  с  меня не  полилась совершенно чистая вода.  После
четвертого раза волосы распушились как пена.  Пора было заканчивать мытье. Я
ожидал,  что у  меня будет ощущение,  точно я  вожу рукой по отполированному
стакану,  как это бывает п