опытных лодочников и  незадачливых  пловцов.  На  крутых
своих  поворотах  река может неожиданно подставить под борт и под киль
шлюпки жесткую песчаную подножку или резким ударом крепкого  каменного
кулака раздробить скулу катера.
     Но только в среднем течении  река  такая  опасная,  необузданная,
непокорная. А от истока она течет совсем тихая, с илистым и коряжистым
дном.  Зато,  рассказывают местные жители,  километрах в пятнадцати от
истока  бьют  в  реку  подземные  ключи.  Потому и вода тут становится
хрустально-чистой и холодной,  а течение - быстрым,  напористым, впору
шлюзы для электростанции ставить.
     А к устью река ширится,  теряет  напористость,  умиротворяется  и
устало  и  спокойно  впадает  в морскую губу.  Зависимая от приливов и
отливов вода в реке с каждодневным запозданием попеременно идет в  обе
стороны - прибывает и убывает.
     Обо всем этом хорошо знал Егорша,  хотя ему  недавно  исполнилось
всего лишь тринадцать.  Но уже половину своей жизни рыбачил он на этой
реке:   раньше   с   дедом   Климентием,   теперь   -   один   или   с
приятелями-одногодками.
     Дед Климентий умер два года назад,  не дотянув до девяноста всего
двух  месяцев.  Он  был  охотником-медвежатником  и волкобоем и даже в
старости легко, без промаха влет бил птицу.
     У деда  обучился  Егорша  всем  рыбацким премудростям и секретам,
наловчился хитрить с рыбой и жить  в  мире  и  согласии  с  порожистой
рекой.  И хотя тянулась река на десятки километров, знал ее мальчик от
истока до устья, как свою руку от плеча до ногтей.
     Знал плесы,  и  изгибы - повороты,  пороги,  отмели и глубинки на
ямах с воронками,  небольшие заливчики - корганы и мелководные речонки
- притоки.
     После котелка  крепкой  окуневой  ухи  и  миски  пшенной  каши  с
подсолнечным  маслом  сидели,  бывало,  дед  и внук у костра.  Мальчик
слушает, дед рассказывает. Рассказывает о первом своем медведе, убитом
еще в прошлом веке,  и о последнем,  восемьдесят седьмом на счету деда
Климентия.  Рассказывает о  медведице,  которую  Климентий  привез  на
розвальнях в город на рынок. Было это еще до первой мировой войны.
     На рынке подошел к деду  Климентию  какой-то  господин,  осмотрел
медведицу,  приценился и приказал ехать к губернаторскому дому. Сказал
о звере,  что вот,  мол,  это ему и надо,  и сел на розвальни. Во двор
вышел сам губернатор.  В шубе,  толстый,  важный,  брови хмурит, будто
чем-то недовольный.  Тоже осмотрел медведицу,  и она ему  понравилась.
Сразу брови расправил. "Хорошее, - говорит, - чучело выйдет". Приказал
расплатиться с дедом,  накормить на кухне,  похвалил деда  и  от  себя
полтинник добавил.
     - Дедушко, - спрашивал, бывало, Егорша, - скажи мне, а на медведя
одному-то не страшно?.. Не боязно?..
     - Не бояться надо, - отвечал дед Климентий, - а умно да осторожно
применяться,  но  не  зарываться.  Зверя  не  бойся,  смело,  но умело
действуй!  А вот бойся человека злого:  он хуже  зверя  хищного  может
оказаться. И хитрее, и страшнее, и опаснее. Побаивайся злого человека,
ну, а ежели встретишь - все одно не отступай!
     Теперь деда нету.
     Сегодня покликал  Егорша  своих  друзей-приятелей,  да  напрасно.
Колька с матерью на пристань,  на большую реку зачем-то уехал.  Другой
Колька отмахнулся - некогда,  нужно картошку  окучивать.  Федору  тоже
некогда  -  нужно  к  спортивным соревнованиям готовиться.  И Андрюшка
отмахнулся - надоело,  лень,  лучше книжку почитать. Нет, никто так не
любит реку и рыбалку, как Егорша!
     Мальчик вздохнул с досады,  взвалил на  плечо  весла  и  мачту  с
парусом,  прихватил корзинку с лесками и продольниками и пошел на реку
к своему карбасу.
     А когда к нему по дороге привязался семилетний Антошка,  приятеля
Федора братишка,  Егорша  даже  обрадовался,  но  сказал  для  порядка
строго:
     - И не проси, мал еще. С тобой не рыбалка, умаешься только...
     - Мне  уже семь,  - сказал Антошка,  не отставая.  - И еще четыре
месяца.
     - Все одно, мал. Ни грести, ни ловить не умеешь.
     - Это я-то не  умею?!  Возьми,  вот  посмотришь,  как  еще  умею.
Возьми-и-и!
     - А если мать заругается?
     - Ни-и-и...
     Они подошли к реке.  Егорша забросил весла,  парус  и  корзину  в
карбас.  Антошка стоял на пристанном помосте и молча, умоляюще смотрел
на Егоршу, искал его взгляда.
     - Что  же  ты  стоишь?  -  спросил  Егорша.  - Отчаливай конец да
садись! Торопиться нужно, пока вода падает.
     По течению и с паруском карбас ходко пошел вниз по реке.
     Парус, как и карбас,  был у Егоршн маленький,  дырявый и латаный,
но ладно скроенный и потому ветрозабористый.
     Егорша решил спуститься до  верхних  порогов  и  для  начала  там
попытать рыбацкое счастье.
     - Смотри,  смотри, как вода крутится! - сказал Антошка, когда они
были километрах в двух от порогов.
     - Тут ключи и ямы,  - пояснил Егорша.  - Тут глубина - пять весел
не хватит. Видишь, какая вода чистая пошла. А купаться нельзя, вмиг на
дно утянет.
     - Сашка Бабурин тут и утонул? - спросил Антошка.
     - Нет,  он у деревни, а там совсем мелко. Пьяный, говорят, был. А
здесь в позапрошлом году утонул Ефим Иванович, Катькин отец. Как-то из
лодки вывернулся, его и закрутило. А ведь плавать умел, что твоя щука!
Тут опасно.
     Ветер совсем ослаб, и парус повис.
     Егорша привязал шкот к банке и вложил в уключины весла.
     - Так быстрее.  Сначала есть будем или половим?  - спросил  он  у
Антошки.
     - Ни-и-и... Сперва половим. А тут рыбы много?
     - Не знаю.  В это время я тут не ловил. Да нам рыбы везде хватит.
Мы не жадные.  На уху да на жаркое - и хватит.  А нет, тогда за пороги
спустимся. Не забоишься через пороги?..
     - Ни-и-и...
     - А если карбас разобьет?
     - Не разобьет, - убежденно сказал Антон. - Да я и плавать умею.
     - Ну, тут далеко не уплывешь.
     - А ты тогда как? - хитро спросил Антошка.
     - Двум  смертям  не  бывать,  - сказал Егорша.  Так говаривал дед
Климентий.
     Егорша резко  затабанил  левым  веслом,  и  через  минуту  карбас
ткнулся в песчаный  отмелистый  берег.  Мальчики  принялись  наживлять
крючки продольника.
     - Тут семга есть? - спросил Антон.
     - Редко заходит. Только ловить ее запрещено.
     - А если попадет - выбросим?
     - Не  попадет.  Дедушке  тут  за  всю  жизнь всего несколько штук
поймал. А нам не попадет. Тут еще стерлядь есть. Налим и сиг. Всегда в
таких местах. А за порогами - щука, окунь, подъязок, сорога, ерш.
     - А треска?
     - Треска в море. Ты наживляй, а то вода скоро прибывать будет. На
прибылой плохая ловля.
     Мальчики работали   сноровисто   и   разговаривали   степенно   и
неторопливо, как взрослые рыбаки.
     Наживив все  крючки,  они  выехали  на  середину реки и вытравили
продольник.
     На поверхности воды заплясал большой деревянный буек-поплавок.
     Якоря у Егорши  не  было,  его  заменяли  два  камня,  оплетенные
берестой,  оставшиеся еще от деда.  Егорша отдал "якорь" поблизости от
берега. Вскоре были заброшены донницы и лески.
     Мальчики приутомились   и   теперь,   в   ожидании  клева,  могли
отдохнуть.  Лишь спустя минут двадцать Антон подсек первую добычу.  То
был ерш величиной чуть побольше пальца,  но рванул он поплавок лески с
хваткой килограммового окуня и даже напугал рыболова.
     - Вот так раз, - удивился Егорша, - в таких местах и вдруг - ерш!
Хотя он везде суется, сопливый.
     Вода с прибылью запоздала больше,  чем предполагал Егорша. За два
часа ужения на добрую уху ребята все же "натаскали". Потом они поехали
к  буйку  и  неторопливо,  крючок  за крючком подняли продольник.  Тут
добыча была значительно богаче.
     Карбас на веслах, чтобы не сносило, поддерживал Антон. Продольник
выбирал Егорша. То и дело он негромко, но весело сообщал:
     - Так,  еще  камбалка...  Э,  хорош сижок!  Еще камбала...  А вот
тебя-то мы и не ждали...  - Это относилось к зацепившемуся  за  крючок
ершу.  -  Ну,  раз  попал - полезай в кузов.  Гриб-то ты не белый и не
красный...
     Разговаривал ли  Егорша сам с собой,  или с ершом,  или сообщал о
добыче Антошке,  сказать трудно.  Но так  всегда  при  подъеме  снасти
разговаривал дед Климентий. И внук вольно или невольно подражал ему.
     Донаживив объеденные  рыбой  крючки,   ребята   снова   вытравили
продольник и, довольные, поехали к берегу.
     Труд у мальчиков был четко распределен.  Антон занялся костром, а
Егорша  чистил  для  ухи рыбу.  Готовить настоящую рыбацкую уху хотя и
небольшое,  но искусство,  и далеко не каждому  оно  доступно.  Но  уж
кто-кто,  а  Егорша  этим  искусством  владел  мастерски,  как знал он
рыбацкий промысел и управлялся на карбасе с веслами и парусом в любую,
даже самую ненастную погоду.
     Вскоре пылал костер,  и над ним  висел  на  тагане  вместительный
котелок.
     - Давай я картошки почищу, - предложил Антошка.
     - Ты  что?  Это  что  же  за  уха с картошкой?  Картошка все дело
испортит. Вот рыбки не надо жалеть, побольше...
     В бьющий ключом кипяток обильно скользнули сиги, камбалы и... два
ерша - "для крепости", как, усмехнувшись, сказал Егорша.
     Подступил уже   вечер,  когда  ребята  поужинали  -  нахлебавшись
славной,  крепчайшей ухи,  запили кипятком и  стали  располагаться  на
ночлег.  Костер  затухал,  он  и  не нужен был.  Вечер выдался тихий и
теплый.
     - Э,  а  карбас-то  на  всякий  случай  лучше  укрыть...  - вдруг
вспомнил Егорша.  - Избу не запирай,  а посудину укрой и от глаз, и от
непогоды.
     Он подошел к карбасу и перевел его с чистого места  в  прибрежные
кусты.
     Проснулся Егорша  от  странных,  словно  приглушенных  выстрелов,
звуков.   "Стреляют?  Но  ведь  сейчас  же  нет  охоты,  в  это  время
запрещено",  - подумал Егорша.  Он привстал.  Антошка,  мирно и сладко
похрапывая, спал рядышком.
     Егорша прислушался.  Через  некоторое  время  приглушенный   звук
повторился. Мальчик вышел на берег, заодно решив посмотреть карбас.
     На середине  реки  маячила  без  движения   лодка.   Две   фигуры
склонились  с  бортов ее и руками шарили по воде.  Блеснула над бортом
рыбина, вторая, третья...
     Подрывают! Браконьеры!
     - Эге-е!.. - не помня себя, заорал Егорша. - Что делаете, гады?
     Люди на лодке выпрямились и схватились за весла. Они, конечно, не
могли знать, что сейчас против них только двое мальчишек.
     - Антоха!  -  растолкал  товарища  Егорша.  - Изо всех сил беги в
деревню,  к Федору Петровичу! Знаешь председателя? Скажи: выше порогов
рвут рыбу. Да быстрее!
     Хотя Антон и был спросонья,  он сразу  же  сообразил,  что  нужно
делать. Вскочил, поддернул штаны.
     - Понял? А я останусь следить. Понял?..
     - Понял, - уже на бегу ответил Антон. - Я мигом.
     Лодка с браконьерами двинулась к противоположному берегу.
     "Неужели уйдут?  -  с  тревогой  подумал  Егорша,  вглядываясь  с
напряжением в даль, в сторону своей деревни. - Скорее бы!"
     Он знал:   у   председателя   Федора  Петровича  хороший,  новый,
быстроходный катер.  Между тем, не видя погони, браконьеры обнаглели и
снова выплыли на реку.
     - Теперь-то вас прихватят,  сами  лезете  в  петлю,  -  прошептал
Егорша.
     Но лодка браконьеров на середине не остановилась,  а направлялась
к  этому  берегу.  "Как-то  тут  их  надо задержать..." - мысль билась
тревожно и учащенно.
     Лодка ткнулась  в  берег.  Браконьеры  вылезли  на песок.  Егорша
спрятался в кустах.  Но  теперь  он  не  мог  наблюдать  за  рекой.  И
браконьеры тоже куда-то исчезли.
     "Упустил, разиня!" - со злостью на себя подумал мальчик  и  вдруг
совсем  близко  услышал  стук  катерного  двигателя.  В  тот же момент
сильный удар чем-то тяжелым по  голове  сбил  мальчика  с  ног.  Теряя
сознание, он дико закричал. Второго удара он уже не почувствовал.
     ...Егорша очнулся на больничной  койке.  Открыл  глаза  и  увидел
перед  собой  белый халат медицинской сестры,  а рядом у кровати сидел
Антошка, его милый, маленький друг Антошка.
     Все вспомнилось сразу же. И первым словом Егорши был вопрос:
     - Задержали?
     Заплаканный Антошка не мог говорить. Он только кивнул головой.
Евгений Степанович Коковин. Маленький лодочник


     OCR: Андрей из Архангельска (emercom@dvinaland.ru)


                    (Сборник "Мы поднимаем якоря")

                 Северо-Западное книжное издательство
                                 1972


     Был первый час ночи,  когда Гайдар вышел из трамвайного вагона на
конечной остановке в Соломбале.  Корреспондент краевой газеты,  он  по
заданию редакции ездил на дальний лесопильный завод в Маймаксу.
     Гайдар устал,  а еще предстояло перебраться через  широкий  рукав
Северной Двины - реку Кузнечиху.
     Июньская белая ночь была тихая,  безоблачная  и  прохладная.  Над
Кузнечихой  чуть дрожал легкий и прозрачный низкий росистый туман.  За
Соломбалой,  на  северо-востоке,   заря   заката,   не   угасая,   уже
переливалась в зарю восхода.
     Гайдар вышел на берег и досадливо чертыхнулся.  Маленький  речной
пароходик "макарка" пересекал реку в сторону города. Значит, теперь, в
ночное время, его нужно ожидать целый час.
     Далеко за   фарватером   Северной  Двины  в  первозданной  тишине
монотонно  и  чуть  слышно   погромыхивала   землечерпалка.   Огромный
океанский  лесовоз-иностранец  неторопливо  шел  вверх по реке,  минуя
город,  к лесобирже под погрузку.  Труба была желтая с голубой полосой
марки (по этим цветам Гайдар и определил, что пароход не советский). В
Архангельске он жил немногим более  полугода,  а  навигация  открылась
всего  лишь  полтора  месяца  назад.  И  все-таки  Гайдар  уже начинал
разбираться в морских и  портовых  делах.  Журналистика  обучает  всем
профессиям.
     Ему нравился простор Северной Двины.  И сейчас, глядя на плывущую
громадину  иностранного  лесовоза,  он  с  улыбкой вспомнил узенькую и
тишайшую речку Тешу в далеком и родном Арзамасе.  Там дома ниже  этого
океанохода.
     - Товарищ,  садись,  поедем! - услышал он откуда-то снизу, из-под
помоста пристани, сипловатый, но сильный голос.
     Дощатый настил лежал  на  высоких  сваях.  Под  настилом,  обегая
столбы, мирно поуркивали чистые струи воды.
     Слева у пристани стояли две лодки.  Одна почти наполовину залезла
под помост. С кормы ее поднялся невысокий, давно не бритый мужичок. Он
и звал Гайдара на перевоз.  На второй лодке,  что  уткнулась  носом  в
берег, сидел мальчик лет десяти, удивительно белоголовый и белобровый,
с ярко-синими глазами.  Лицо его сильно загорело и  обветрело.  Должно
быть,  дневное солнце так же щедро золотило его лицо, как и выбеливало
брови и волосы.
     - А ты тоже перевозишь? - спросил Гайдар, спускаясь с пристани на
берег.
     - Перевожу.
     - Тогда поедем, - Гайдар шагнул в лодку мальчика.
     - Енька, перебиваешь! - сердито закричал второй перевозчик. - Я ж
раньше тебя подъехал. Смотри, Енька, припомню!
     Мальчик виновато  посмотрел на перевозчика,  потом на незнакомого
пассажира.
     - Дядя,  - сказал он,  - Хлопин в самом деле раньше меня приехал.
Вы пересядьте к нему.
     - Нет, я поеду с тобой, - сказал Гайдар. - Поехали!
     - Дядя,  а можно немножко подождать?  - спросил мальчик.  - Может
быть, еще пассажиры подойдут. А то одного везти невыгодно.
     - Что?  - Гайдар посмотрел на мальчишку,  хотел  рассердиться.  -
Невыгодно?..
     Повысив голос, он подумал, что мальчик испугается. Но тот смотрел
на  пассажира спокойно и выжидающе.  Резкое сочетание молочной белизны
волос и кофейного лица с яркими васильковыми глазами вблизи еще больше
удивило Гайдара. Как бы в раздумье, он спросил:
     - Тебя зовут Енька? Евгений?..
     - Енька, - подтвердил мальчик.
     - Знаешь, Енька, - сказал Гайдар и показал рукой на другой берег,
-  там лежит больная девочка.  А я доктор,  и мне нужно поскорее к ней
приехать. Понимаешь?
     - Тогда  поедемте,  -  Енька  встал  и,  упершись веслом в песок,
решительно оттолкнул лодку от берега.
     Потом, действуя так же заправски,  он сел и начал яростно грести:
левым веслом вперед,  правым - назад.  Почти на месте  лодка  волшебно
быстро   развернулась.  Едва  удерживая  равновесие,  Гайдар  стоял  и
изумлялся сноровке маленького гребца.
     - Давай я сяду, - потянулся он к веслам.
     - Зачем же,  - сказал Енька.  - Вы  деньги  платите.  Это  у  нас
пассажиры гребут, когда народу много. Тогда они не платят.
     - Я все равно заплачу, - усмехнулся Гайдар.
     - Нет, - сказал Енька. - Лучше я сам.
     Вдруг он поднял голову и хитро взглянул на Гайдара.
     - Дядя, а я ведь знаю, вы совсем и не доктор.
     - Как ты знаешь?
     - Такие  доктора  не бывают,  - убежденно заявил Енька.  - Я всех
докторов в Соломбале знаю.
     - Так-таки всех? - Гайдар сделал вид, что удивляется.
     - До единого,  - серьезно подтвердил Енька.  - Даже  военного  из
полуэкипажа...   Трифонов  его  фамилья...  Представительный  такой  и
строгий. В кителе со светлыми пуговицами ходит и в фуражке с "крабом",
хоть и доктор. Он к нам приходил, у нас мать больная.
     - А что с ней? - спросил Гайдар.
     Мальчик перестал грести и оглянулся.  Потом резко затабанил левым
веслом, направляя лодку на курс значительно выше пристани, с поправкой
на быстрое течение.
     В этом Гайдар тоже увидел опыт и сноровку лодочника.
     - Порок  сердца  у  нее  и припадки,  - сказал Енька,  не забыв о
вопросе Гайдара.
     - А ты часто сюда приезжаешь?
     Не-е, не часто,  только ночами.  Днем не разрешают, гонят, а то и
штрафуют. Да и днем два парохода через каждые пятнадцать минут ходят.
     Енька помолчал, усиленно гребя, потом спросил:
     - А девочка эта - ваша дочка?
     - Какая девочка? - удивился Гайдар.
     - Которая больная лежит.
     - Нет,  я пошутил.  У меня не дочка, а сын, маленький. Давай-ка я
тебя сменю.
     Енька беспрекословно встал.  Но пока Гайдар садился на его место,
неожиданно  правое  весло  выскользнуло  из уключины,  и стремительное
течение подхватило  его.  Секунда,  две-три  -  и  весло  уже  было  в
нескольких метрах от лодки.
     - Эх, дядя, - с легкой укоризной сказал Енька. - Шляпы мы с вами.
     - Это верно, шляпы, - огорченно согласился Гайдар, тщетно пытаясь
дотянуться другим веслом до весла, уносимого течением.
     - Не-е,  так  не  выйдет,  - сказал Енька.  - Так его не словишь.
Только лодку далеко снесет. Вот еще несчастье! Сейчас я его...
     Он быстро стянул рубашку,  поставил босую ногу на борт, подскочил
и головой вперед бросился в воду.  Гайдар даже не успел  крикнуть  его
имя.  Енька плыл быстро,  саженками, высоко поднимая вверх то одну, то
другую руки.
     Гайдар взволнованно и с восхищением следил за пловцом, который не
побоялся ни ночного холода, ни быстрины на многометровой глубине.
     - Боевой мальчишка, - прошептал он.
     Тем временем Енька ухватил весло,  сильным толчком направил его в
сторону лодки и уже на боку,  рывками,  поплыл следом. Даже в том, что
толкал он весло в  лопасть,  рукояткой  вперед,  сказывалась  смекалка
мальчика.  Несколько раз подталкивал Енька весло, пока оно не ткнулось
в лодочный борт.
     Гайдар вытащил его и помог мальчику забраться в лодку.
     - Замерз небось?
     - Не-е.  Мы  часто вечерами купаемся,  - сказал Енька,  натягивая
рубаху и садясь за  весла.  -  Сейчас  согреемся.  А  снесло  все-таки
порядочно. Ничего, мы быстро, дядя...
     - Ты не торопись, - сказал Гайдар. - Не к спеху.
     Минут через  пятнадцать  лодка подошла к пристани,  у которой все
еще стоял пригородный пароход.
     - С приключениями, и все равно быстрее, - сказал Гайдар.
     Он подал Еньке рубль.
     - Ой, что вы, дядя! - испугался мальчик. - У меня столько и сдачи
нету.
     - А  сдачи и не надо,  - сказал Гайдар и потрепал Енькины белесые
волосы. - Забирай все. Молодчага!
     - Не-е,  дядя. Это очень