.
   Из первой кабины через нижний люк неуклюже выполз Гуревич.
   - О, Кузмич! - сказал он.  -  Каждый  раз,  когда  мы  приходим  на
аэродром, у меня такое впечатление, что я тебя очень давно не видел...
   - Да!.. - вспомнил Кузмичов. - Я забыл тебе сказать, Веня. Я достал
канифоль для смычка.
   - Спасибо, Кузмич!
   - Ладно, - отмахнулся Кузмичов. - Чего там...
   Последним медленно спустился Архипцев. Он снял  шлемофон,  подвесил
его к поясу и стал снимать парашют.
   - Как моторы, Сереженька? - подошел к нему Кузмичов.
   - Моторы в порядке,  Кузмич,  -  ответил  Архипцев.  -  Вот  только
крылышко прохудилось. Штопать придется. Пойдем посмотрим...
   Все четверо собрались у  левой  плоскости,  и  Кузмичов,  всплеснув
руками, огорченно сказал:
   - Хорошенькое дело "штопать"! Легче новое сделать! Как это он  вас,
а?..
   - Да так уж...
   - Ну, а вы-то?
   Архипцев пожал плечами:
   - Что мы? Женька из него такой факел сделал, любо-дорого посмотреть
было...
   - Слава богу, - сказал Кузмичов, - Все  сделаю,  не  сомневайся!  К
вечеру все будет в лучшем виде...
   - Я знаю, Кузмич... - тихо сказал Архипцев и повернулся к  Гуревичу
и Соболевскому. - Пошли, ребята!
   И они пошли, перекинув через плечо парашюты. Соболевский на секунду
остановился и, повернувшись к самолету, крикнул:
   - Кузмич! Я на тебя место займу! Не опаздывай!
   - Ладно! - крикнул Кузмичов в ответ. -  Только  подальше,  а  то  я
вблизи не вижу!
   - Хорошо! - Соболевский вприпрыжку бросился  догонять  Архипцева  и
Гуревича.
   До ремонтных мастерских они шли вместе, затем Архипцев повесил свой
парашют на Соболевского и сказал:
   - Женька, отнеси, пожалуйста, я в штаб полка зайду...
   Он свернул в сторону и скрылся за  бараками  техсостава.  Некоторое
время Женька и Гуревич  шли  молча.  Женька  то  и  дело  подпрыгивал,
стараясь попасть в ногу с Гуревичем.
   - Сейчас куда? В столовую? - спросил он.
   - В столовую, - ответил Гуревич и накинул свой парашют на  Женькину
шею. - Захвати и мой, а я пойду обед закажу...
   Женька поправил парашюты и сказал безразличным голосом:
   - Штурман! Васильки слева за дорогой...
   - Поди к черту... - огрызнулся Гуревич.
   Женька  вздохнул  и  потащился  к   своему   бараку,   фальшиво   и
демонстративно напевая: "Без женщин жить нельзя на свете, нет..."
   Разговор в штабе уже подходил к  концу.  Начальник  штаба  сидел  у
карты, а Дорогин ходил за его спиной и курил папиросу. Архипцев  стоял
у стола и вертел в руках соединительную колодку от шлемофона.
   - А второй "фоккер" ушел, - закончил он. -  После  этого  мы  сразу
пошли домой...
   - В каком состоянии машина? - спросил Дорогин.
   - Можно сказать, в порядке, товарищ полковник.  Кузмич...  Виноват,
товарищ полковник... Старшина Кузмичов  сказал,  что  к  вечеру  будет
готова...
   Дорогин переглянулся с начальником штаба.
   - Н-нну ладно, - протянул Дорогин.  -  Этих  кочевников  все  равно
придется искать... И делать это будете в-ввы, Архипцев. Понятно?
   - Так точно, товарищ полковник! Разрешите идти?
   - Идите.
   Архипцев повернулся и вышел из комнаты.
   Начальник штаба посидел, помолчал, потер ладонями  полное  лицо  и,
наконец, поднял глаза на Дорогина:
   - Давай заполним на них наградные листы...
   - У тебя спичек нет? - спросил Дорогин.
   - Нет. Ты слышал, что я сказал?
   - Слышал. Подожди, вот н-найдут немцев, тогда и заполним. - Дорогин
высыпал на стол из спичечной коробки штук двадцать сгоревших спичек  и
стал рыться, отыскивая среди них хоть одну целую. Целой спички  он  не
нашел и удивленно сказал: - К-ккурить бросить, что ли?..


        КОГДА ЛЬВЫ ХОТЯТ ВЫПИТЬ...

   Из барака выскочил взъерошенный Женька. Он ошалело остановился  под
дождем, задрав кверху голову, открыл рот и поймал  несколько  дождевых
капель этим нехитрым способом. Мимо  него  пробежала  девушка-сержант,
по-женски держа над головой платочек в виде зонта.
   - Соболевский! - крикнула она. - Поздравляю с "фоккером"!
   - Анечка! Одну минутку! - закричал Соболевский.
   - Я не Анечка, и мне некогда... - ответила девушка на бегу.
   - Машенька, Клавочка, Раечка!.. На  одну  секундочку!  -  умоляющим
голосом завопил Женька, устремляясь за девушкой.
   Шлепая по грязи, он догнал девушку и взял ее под руку.
   - Дорогая! -  томно  сказал  Женька.  -  Мы  сегодня  дрались,  как
львы...
   - Знаем, знаем... - рассмеялась девушка. - Слышали.
   - Радость моя, - Женька льстиво заглянул ей в глаза. - Ну  скажите,
что нужно львам после свершения блистательных подвигов?
   - Не знаю, - развела руками девушка.
   Женька повернул девушку к себе и проникновенно сказал:
   - Женщина! Чуткое и нежное  создание!  Посмотрите  мне  в  глаза  и
скажите, чего хотят львы...
   Девушка внимательно посмотрела на Женьку и серьезно ответила :
   - Львы хотят выпить.
   Женька изумленно всплеснул руками:
   - Господи! Ясновидящая!.. Но где достать?
   - Наверное, в лавке военторга...
   - Святая и непорочная! В  лавке  военторга  продают  только  зубные
щетки и смесь нашатыря с мелом для чистки пуговиц...
   - Тогда, может быть, у прибористов? У них всегда есть спирт.
   Женька хлопнул себя по лбу и торжественно произнес:
   -   Вы    самый    гениальный    сержант    Военно-Воздушных    Сил
рабоче-крестьянской Красной Армии! Привет!..
   Он чмокнул девушку в щеку и убежал.

   Венька вошел в столовую, снял шлемофон, пристегнул его  к  поясу  и
стал медленно пробираться к своему столику.  Несколько  столиков  было
занято. Со всех сторон раздавались голоса:
   - Гуревич, здорово!
   - Соболевский придет?
   - Придет, - ответил Гуревич.
   - Сто пятнадцатый! Где пилот?
   - В штабе, - сказал Гуревич, расстегнул комбинезон и сел за столик,
над которым висела табличка "Экипаж Архипцева". Внизу была пририсована
палитра, и квадратный корень извлекался из скрипичного ключа.
   Венька порылся в планшете и достал оттуда  букетик  мокрых  полевых
цветов. Расправляя букетик, он не заметил, как из-за его спины к столу
подошла маленькая рыженькая официантка. Она посмотрела через  Венькино
плечо на мокрый букетик, и мягкая улыбка засветилась на ее  лице.  Она
тронула Веньку за рукав и негромко сказала:
   - Здравствуйте, Венечка! Почему вы сегодня один?
   Венька вздрогнул, вскочил и сунул букетик в шлемофон.
   - Здравствуйте, Катя. Не беспокойтесь, ребята сейчас подойдут...
   - А я и не беспокоюсь. Я могу вас и одного накормить...
   - Нет, нет, я подожду.
   Откуда-то раздался крик:
   - Катя! Компот!
   Катя повернулась и ответила ледяным тоном:
   - Сейчас.
   Она снова наклонилась к Веньке и, опершись на  стол,  очень  нежно,
как-то совсем по-бабьи жалостливо спросила:
   - И что-то вы исхудали так, Венечка?
   - Катя! Компот!.. - опять раздался крик.
   Катя резко и зло повернулась. Сейчас она им  скажет!  Венька  робко
коснулся ее руки и, показывая  на  столик,  из-за  которого  доносился
крик, тихонько сказал:
   - Катя. Компот...
   Катя вздохнула, заглянула в шлемофон, откуда выглядывали  цветы,  и
ушла за компотом.
   Она шла между столиками, сохраняя  то  чудесное,  нежное  выражение
лица, которое было у нее при разговоре с Венькой.  Проходя  мимо  того
места, откуда несся крик, она на секунду  как  бы  сняла  с  себя  эту
нежность и, облив презрением сидящих за столом, прошла дальше -  опять
мечтательная, влюбленная маленькая женщина...
   Летчик, требовавший  компот,  напуганный  ее  взглядом,  растерянно
сказал сидящим с ним за одним столом:
   - Братцы! Чего это она?.. Я же только компот попросил...
   В столовую вошел Архипцев.
   - Ну что? - спросил Венька.
   - Завтра пойдем их искать по своим расчетам.
   - Ты объяснил?
   - Да.
   - Что они говорят?
   - Говорят, что мы, наверное, правы.
   Архипцев заглянул в шлемофон Гуревича и увидел цветы.
   - Сегодня Катя? - невинно спросил Архипцев.
   - Что Катя? - нервно переспросил Венька.
   - Обед подает Катя?
   - Катя...
   - Ну вот и все, - удовлетворенно сказал Архипцев.
   Открылась дверь, и в столовую ввалился Соболевский,  таща  за  руку
пижонистого  техника-лейтенанта.   Казалось   бы,   как   можно   быть
пижонистым, нося одинаковую со всеми форму? Можно. Это чуть-чуть шире,
чем у всех, галифе, это чуть-чуть короче, чем у всех, гимнастерка, это
чуть-чуть ниже сдвинуты голенища сапог. Это все чуть-чуть не так,  как
у всех... Техник-лейтенант был неотразим и ходил по аэродрому под звон
осколков разбитых девчоночьих сердец.
   Бережно придерживая карман комбинезона, Соболевский уселся за  свой
столик.
   - Салют летающим! - сказал техник-лейтенант.
   - Привет прибористам! - ответил Архипцев.
   - Садись, - сказал Венька.
   Катя принесла тарелки с супом и, ни на кого не взглянув,  поставила
их на стол. Техник-лейтенант посмотрел на нее и улыбнулся.
   - Кушайте, Венечка, - сказала Катя и ушла.
   - Спасибо, - ответил Венька и покраснел.
   Женька подмигнул Архипцеву, тот  подмигнул  Женьке.  Техник  указал
глазами на уходящую Катю и смачно произнес:
   - Ух, ребята, я вам сейчас историю расскажу! Женька! Наливай!
   Каждый взял со стола стакан и опустил руку со  стаканом  под  стол.
Под столом четыре руки, держащие по стакану. Сюда же просунулась пятая
с бутылкой. Над столом раздался шепот Гуревича:
   - Разбавленный?
   - А как же! - ответил шепотом голос Соболевского.  -  Кто  же  тебя
чистым поить будет!
   Совершенно спокойно три человека ели борщ, а четвертый, у  которого
были чем-то заняты руки, невинно поглядывал по  сторонам.  Под  столом
рука, держащая бутылку, уверенно разливала по стаканам спирт.
   Не вынимая из-под стола руку со стаканом, Соболевский тихо сказал:
   - За летчика и штурмана...
   Гуревич вдохнул в себя воздух.
   - За стрелка и летчика...
   Архипцев улыбнулся:
   - За штурмана и стрелка...
   Соболевский взглянул на техника-лейтенанта.
   - И ты за что-нибудь свое пей...
   Архипцев поднял ложку:
   - Раз, два, три!
   Все мгновенно вытащили стаканы из-под стола и выпили.  Женька  съел
ложку борща и повернулся к технику-лейтенанту.
   - Ну, рассказывай, что там у тебя за история...
   У окна раздачи пищи стояли высокая полная официантка и Катя. Полная
официантка посмотрела на стол Архипцева и сказала :
   -  И  зачем  ребята  со  сто  пятнадцатого  это  трепло   с   собой
притащили...
   А в это  время  техник-лейтенант,  захлебываясь,  рассказывал  свою
историю:
   - ...Короче говоря, как только она появилась, я сразу же  к  ней...
Ну, там вальсик, фоксик, а как до танго дошло, ну, знаешь,  до  этого:
"Утомленное солнце нежно с морем  прощалось",  я  ей  про  одиночество
начинаю вкручивать... То, мол, се... Сегодня  живы,  завтра  нет...  И
тэдэ и тэпэ. Выходим из клуба, я ее в "юнкерс" тащу.  Помните,  он  за
рембазой на брюхе  лежал?  А  она  мне:  "Ленечка,  мне  же  в  другую
сторону..." А я ей: "Что вы, Катенька, нам теперь с вами всю  жизнь  в
одну сторону!"
   Архипцев и Соболевский молча едят, не поднимая головы от тарелок.
   Гуревич наклонился, глаза зажмурены.
   - Ну, конечно, потом слезы, то, се, пятое,  десятое...  -  закончил
техник-лейтенант и проглотил ложку борща.
   - Так... - спокойно сказал Соболевский.
   Гуревич умоляюще посмотрел на своих ребят.
   - Сука, - сказал Архипцев.
   - Это точно, - с удовольствием подтвердил техник-лейтенант.  -  Все
они суки!
   - Нет, это ты сука,  -  уточнил  Соболевский.  -  Венька!  Чего  ты
сидишь? Ты же старше меня по званию! Гони этого хлюста отсюда!
   Венька продолжал сидеть, ошеломленный и раздавленный. Техник не  на
шутку испугался.
   - Что вы, ребята!..
   И тогда Архипцев через весь стол сказал тихо и злобно:
   - Встать! Марш отсюда, трясогузка!
   Техник сидел,  ничего  не  понимая.  Архипцев  встал  из-за  стола,
подошел к технику и взял его сзади за гимнастерку:
   - Вставай, тебе говорят!..
   Он рывком поднял техника и повел его к двери. Толкнув ногой  дверь,
он вышвырнул техника в дождь, затем возвратился, сел за стол и,  ни  к
кому не обращаясь, неуверенно пробормотал :
   - Врет он все, подлец...
   Венька промолчал. Женька вздохнул, расстегнул гимнастерку в сказал:
   - Все-таки для особых случаев я бы оставил телесные наказания.

   У ступенек, ведущих в столовую, стоял техник-лейтенант и  нервно  и
зло соскребал с себя грязь.
   Из пелены мелкого моросящего дождя послышались чьи-то шаги.  Техник
вгляделся и увидел  направляющегося  к  столовой  Кузмичова.  Кузмичов
остановился, посмотрел удивленно на техника и участливо спросил:
   - Где это вы так, товарищ техник-лейтенант?
   Техник-лейтенант с ненавистью посмотрел на Кузмичова, в эту  минуту
он ненавидел всех.
   - Тебе-то что?.. - крикнул он. - Это все твои сволочи! Интеллигенты
паршивые! Подумаешь, ангелы! Трое на одного!
   Кузмичов ничего не понял. Ему было  ясно  только,  что  ругали  его
ребят. Он вплотную подошел к технику-лейтенанту.
   - Врешь ты все, сукин сын! - с яростью  прохрипел  Кузмичов,  забыв
про субординацию. - Нашкодил чего-нибудь, душа из тебя вон!
   Техник-лейтенант оторопело посмотрел на пожилого старшину. Кузмичов
сжал зубы, перевел дыхание и, опомнившись, приложил руку к пилотке:
   - Разрешите идти?
   - Идите... - машинально ответил техник-лейтенант.


        ЧТОБЫ РИСУНОК ДОЛГО ЖИЛ

   Было уже совсем темно, когда Соболевский, Гуревич и Архипцев  вышли
из столовой. Дождь почти прекратился, и они шли молча, вдыхая  в  себя
влажный воздух и оберегая папиросы от изредка налетавшей водяной пыли.
   Гуревич шел в середине. Он полез в карман комбинезона за  спичками,
и его рука наткнулась на шлемофон, из которого торчал поникший букетик
цветов. Гуревич осторожно вытащил цветы из шлемофона,  выбросил  их  и
вытер мокрую руку о штанину комбинезона.
   Послышался гул моторов. Луч прожектора осветил посадочную полосу, и
внезапно  появляющиеся  из  темноты  самолеты  стали  садиться,  мигая
бортовыми огнями. Одна машина, другая, третья, четвертая...
   Мимо экипажа сто пятнадцатого по лужам к стоянке промчалась  машина
с техниками и мотористами. Экипаж  шел  медленно,  до  боли  в  глазах
вглядываясь в стоянку, куда  заруливали  одна  за  другой  только  что
севшие машины.
   - Наши с задания пришли... - сказал Архипцев и остановился.
   - Кажется, не все пришли... - уронил Гуревич.
   - Почему ты так сказал? - спросил Соболевский.
   - Уходило восемь машин, а село только семь... - ответил за Гуревича
Архипцев.
   - Отстал, наверное, - с сомнением произнес Соболевский.
   - Может быть... - сказал Архипцев.
   Они стояли и ждали отставшую машину. Стояли  долго,  прислушиваясь,
не появится ли звук моторов самолета, заходящего на посадку.
   Опять начался мелкий теплый дождь...
   Из темноты прямо на них вышла толпа летчиков - экипажи  вернувшихся
машин. Мрачные и усталые, они медленно шли  под  дождем,  покуривая  и
сплевывая. Некоторые даже не сняли с себя  парашюты.  Парашюты  мешали
идти, но на это никто не обращал внимания. Они поравнялись с  экипажем
сто пятнадцатого и ничего не сказали.
   - Кто? - спросил Соболевский.
   - Сто тринадцатый... - ответил кто-то.
   - Митька! - вырвалось у Соболевского. - Я же его рисовал сегодня...
- сказал он растерянно.
   Пристроившись к прилетевшим экипажам, шел экипаж сто пятнадцатого.
   - Я же его только сегодня рисовал!!! - с  дикой  злобой  проговорил
Соболевский.

   Вечером в бараке было тоскливо и тихо.  Кто-то  валялся  на  койке,
кто-то пытался играть в шахматы... Лысоватый капитан чистил  пистолет.
В углу у окна сидел младший лейтенант и пощипывал струны гитары.
   Венька лежал на койке и смотрел  вверх  на  переплетения  матрасной
сетки второго яруса. В головах  у  него  висели  футляр  для  скрипки,
планшет и пистолет в кобуре.
   Женька вытащил из альбома портрет погибшего Митьки,  принес  его  к
столу и сдвинул в сторону шахматы.
   - Ну-ка, подвиньтесь... - сказал он и приколол рисунок  кнопками  к
столу.
   Шахматисты пересели. Женька поставил на стол стакан с водой и рядом
положил широкую мягкую кисть.
   - Сахар есть у кого-нибудь? -  спросил  он,  обводя  взглядом  всех
сидящих за столом.
   Человек десять подошли к столу и остановились, разглядывая рисунок.
   - Сахар есть у кого-нибудь? - повторил Женька.
   - А ты что, чай пить с ним собрался, что ли? - зло спросил кто-то.
   - Я спрашиваю, сахар есть у кого-нибудь? - не обращая  ни  на  кого
внимания, еще раз сказал Женька.
   - Подожди, Женя, - сказал из-за его спины  Архипцев.  -  У  него  у
самого был сахар...
   Архипцев подошел к тумбочке погибшего Митьки, сел на его кровать  и
стал выкладывать из тумбочки все содержимое. На кровать легли  финский
нож, новая фуражка, довоенная фотография Митьки в форме  ремесленника,
футбольный мяч, альбомчик и кулек сахару.
   - На, - протянул Архипцев Соболевскому кулек и аккуратно сложил все
вещи обратно в тумбочку.
   Соболевский насыпал в стакан с водой сахар и долго  размешивал  его
кистью. Когда сахар почти полностью растворился в воде,  Женька  вынул
кисть и стал покрывать портрет Митьки сладкой водой.
   - Зачем это, Женька? - спросил лысоватый капитан.
   Женька повернулся к капитану, благодарно посмотрел на него.
   - Понимаете, - сказал он капитану. - Это нужно для того,  чтобы  не
смазался или не осыпался карандаш... Для того,  чтобы  рисунок  дольше
жил...
   - Интересно... А что нужно, чтобы человек дольше  жил?  -  медленно
растягивая слова, спросил один из  шахматистов,  не  отрывая  глаз  от
клетчатой доски.
   Женька промолчал.
   - Что наша жизнь? Игра... - пропел младший лейтенант с гитарой.
   - Дурак... - спокойно сказал лысоватый капитан,  продолжая  чистить
пистолет.
   Отошел от стола один летчик, другой... Передвинул фигуру шахматист.
Сергей сел у стола, наблюдая за работой Женьки.
   Младший лейтенант защипал струны гитары и запел приятным голосом:

                  Машина в штопоре кружится,
                  Земля стремглав летит на грудь...
                  Прощай, мамаша дорогая,
                  Жена, меня не позабудь...

   Рука шахматиста, держащая коня, неподвижно повисла над доской.
   - Ходи, - сказал его партнер. - Чего ты думаешь?
   - Я думаю, что,  если  бы  Митька  не  поторопился,  все  могло  бы
обойтись...
   "Прощай, мамаша дорогая, жена, меня не позабудь..." -  тренькала  у
окна гитара.
   - Да заткнись ты! - повернулся к окну  второй  шахматист.  -  Веня!
Гуревич!.. Сыграй что-нибудь человеческое! - закричал он и  смахнул  с
доски шахматы.
   - Веня! Сыграй!
   Венька лежа снял со стены футляр. Он положил его на  живот,  достал
оттуда скрипку и смычок и сел, поджав под себя ноги.
   - Веня, - сказал лысоватый капитан. - Давай что-нибудь веселое!
   Венька через силу улыбнулся и  начал  играть  веселую  классическую
мелодию. Однако мелодия звучала совсем не весело.  Лихая  танцевальная
мелодия звучала печально и напевно. Веселья не получилось...
   Когда последние звуки растаяли в воздухе барака и Венька,  виновато
разглядывая скрипку, уложил ее в футляр, Соболевский нервно  зевнул  и
сказал:
   - Интерпретация для мертвых... Пора спать.

   ...Женька Соболевский учился в Академии художеств. Он  уже  был  на
втором курсе, когда в его жизни вдруг начали происходить  удивительные
события.
   Как-то  раз  Женька  сидел  в  одном  из  залов  Русского  музея  и
самозабвенно  рисовал  скульптуру  Антокольского   "Мефистофель".   Он
изредка откидывался назад и, прищурив глаз, смотрел на рисунок,  затем
на Мефистофеля, довольно подмигивал мраморной фигуре и опять рисовал.
   Подошла экскурсия. Все стали полукругом у скульптуры,  и  Женька  с
Мефистофелем  оказались  в   центре   внимания.   В   полукруг   вошла
девушка-лектор и, не глядя, взявшись рукой за спинку Женькиного стула,
устало сказала экскурсантам:
   - Прошу вас, товарищи, подходите, не задерживайтес