огда мы уезжали из Нюрнберга, он не
последовал за майором с вещами.
     Франциска. Ах, он, мошенник!
     Юст. А ведь был парень хоть куда. Умел и  стричь  и  брить,  болтать  и
соблазнять, - не правда ли?
     Франциска. Но уж егеря я бы не отпустила на месте майора. Пусть  он  не
нужен был ему как егерь, все же он был отличный слуга. Кому же  передал  его
майор? Юст. Коменданту в Шпандау.
     Франциска. Коменданту крепости? Но охота на крепостных  валах  тоже  не
бог весть какая...
     Юст. О, Филипп не занимается там охотой.
     Франциска. А что же он делает?
     Юст. Возит тачку.
     Франциска. Возит тачку?
     Юст. Но ему придется возить ее всего три  года.  Он  устроил  маленький
заговор в  роте  барина  и  собирался  пропустить  через  форпосты  шестерых
человек.
     Франциска. Я поражена! Злодей!
     Юст. О, это дельный парень, отличный егерь, знает все стежки и  лазейки
в лесах и болотах на пятьдесят миль в окружности! А какой стрелок!
     Франциска. Еще счастье, что у майора остался этот молодец кучер!
     Юст. Разве он остался?
     Франциска. Вы, кажется, сказали, что Мартин  уехал  верхом.  Но  он  же
вернется?
     Юст. Вы думаете?
     Франциска. Куда же он уехал?
     Юст. Вот уж десятая неделя, как он ускакал на единственной и  последней
верховой лошади барина, - отправился, видите ли, искупать ее.
     Франциска. И до сих пор не вернулся? Вот висельник!
     Юст. Может, молодца кучера смыло волной. Это  был  кучер,  каких  мало.
Десять лет он ездил в Вене. Такого  барину  уж  не  найти.  Бывало,  крикнет
"тпру!", и кони сразу на полном скаку замирают, как вкопанные. А к  тому  же
был он искусный коновал!
     Франциска. Я уже начинаю опасаться за скорохода и его повышение.
     Юст. Нет, нет, так оно и  есть.  Он  стал  барабанщиком  в  гарнизонном
полку.
     Франциска. Вот те на!
     Юст. Фриц спутался с одной скверной женщиной, не  возвращался  ночевать
домой, делал долги на  имя  барина  и  натворил  тысячу  подлостей.  Коротко
говоря, майор видел, что малого так и тянет  подняться,  повыше  (изображает
жестами повешение), и он поставил его на правильный путь.
     Франциска. О негодяй!
     Юст. Но Фриц - отличный скороход, это так. Когда барин,  бывало,  давал
ему пятьдесят шагов вперед, то даже на лучшем скакуне не мог нагнать его.  А
Фриц - дай он виселице хоть тысячу шагов вперед  -  все  равно  он,  ручаюсь
головой, догонит ее. Это все, видно,  были  ваши  друзья-приятели,  барышня?
Вильгельм и  Филипп,  Мартин  и  Фриц?  Ну,  Юст  имеет  честь  откланяться.
(Уходит.)

                               Явление третье

                          Франциска, затем Хозяин.

     Франциска  (провожает  Юста  задумчивым  взглядом).  Эта  колкость  мне
поделом. Благодарю, Юст. Я слишком низко ставила честность. Такого  урока  я
не забуду. Ах, несчастный человек! (Поворачивается, хочет итти в комнату.)
     Входит Хозяин.
     Хозяин. Подождите, прелестное дитя.
     Франциска.  Мне  некогда,  господин  хозяин...  Хозяин.   Только   одну
минуточку! Что, господин майор не подает о себе вестей? Ведь не  может  того
быть, чтобы так он в самом деле и распрощался?
     Франциска. Что такое?
     Хозяин. Разве ваша госпожа не рассказала вам? Когда я, прелестное дитя,
оставил вас внизу на кухне, то случайно заглянул снова в залу...
     Франциска. Случайно? С намерением немножечко подслушать?
     Хозяин. Дитя, за кого вы меня принимаете? Хозяину гостиницы не пристало
быть  любопытным.  Только  я  вошел,  дверь  из  комнаты  барышни  с   шумом
распахнулась. Оттуда выбежал майор, за ним барышня. Оба в страшном волнении,
с блуждающим взором и в таком виде - не  поддается  описанию!  Она  схватила
его, он  вырвался  из  ее  рук.  Она  опять  схватила  его.  "Телльхейм!"  -
"Сударыня, оставьте меня!" - "Куда?" Так он тащил  ее  до  лестницы.  Я  уже
испугался, как бы он ее не стащил вниз. Но о"  все-таки  увернулся.  Барышня
осталась наверху. Она смотрела ему вслед, звала его, ломала руки. Вдруг  она
повернулась, бросилась к  окну,  от  окна  снова  к  лестнице,  от  лестницы
побежала в залу и стала метаться здесь. Я стоял в зале, иона три раза прошла
мимо, не замечая меня. Наконец она как будто меня увидела.  Но  да  будет  с
нами господь! Кажется, барышня приняла меня  за  вас,  дитя.  "Франциска!  -
крикнула  она,  взглянув  на  меня.  -  Что,  дождалась  я  счастья?"  Затем
уставилась на потолок и  повторила:  "Дождалась  счастья?"  Тут  она  отерла
слезы, улыбнулась и опять спросила: "Что, Франциска, счастлива я?"  Скажу  я
вам, я не знал, куда деваться. Она снова побежала к двери, снова  обернулась
ко мне: "Идем же, Франциска! Кого ты теперь жалеешь?" - и вошла в комнату.
     Франциска. О господин хозяин, все это вам во сне привиделось.
     Хозяин. Во сне, дитя? Нет, таких обстоятельных снов не бывает. Я  много
бы дал, - я не любопытен, но много бы дал за то, чтобы иметь к этому ключ.
     Франциска. Ключ? К нашим дверям? Он торчит внутри;  на  ночь  мы  взяли
его, мы ведь трусихи.
     Хозяин. Не тот ключ... я хочу сказать, прелестное дитя, -  ключ...  ну,
разгадку того, что я видел. Как это все связать...
     Франциска. Ах, вот оно что. Ну, господин хозяин, прощайте. Скоро  обед,
господин хозяин?
     Хозяин. Прелестное дитя, не позабыть бы  самое  главное,  что  я  хотел
сказать вам.
     Франциска. Ну? Только покороче!
     Хозяин. У вашей госпожи остался еще мой перстень; я называю его моим...
     Франциска. Ему ничего не сделается...
     Хозяин. Я и не беспокоюсь за него; я только  напоминаю.  Видите  ли,  я
нисколько не стремлюсь снова завладеть им. Ведь я все вижу, как  на  ладони:
почему  вашей  госпоже  знаком  этот  перстень  и  почему  он  похож  на  ее
собственный. В ее руках он будет в полнейшей сохранности.  А  мне  он  ни  к
чему. Я только запишу те сто пистолей, которые выдал под него, в счет  вашей
госпоже. И все будет в порядке, прелестное дитя;

                             Явление четвертое

                      Пауль Вернер, Хозяин, Франциска.

     Вернер. Вот он где!
     Франциска. Сто пистолей? А не восемьдесят?
     Хозяин. Ах, да, правда, только девяносто, только девяносто. Значит, так
я и сделаю, прекрасное дитя, так я и сделаю.
     Франциска. Это все устроится, господин хозяин.
     Вернер (который сзади приближается к ним и вдруг хлопает  Франциску  по
плечу). Барышня, барышня!
     Франциска (в испуге). А!
     Вернер. Не пугайтесь! Барышня, барышня, вы,  я  вижу,  красотка  не  из
наших мест. А приезжую красотку надо предостеречь. Милая барышня, берегитесь
этого человека! (Показывает на хозяина.)
     Хозяин. А, нежданная радость! Господин Пауль Вернер! Добро  пожаловать!
Ах, вы все тот же балагур, тот же веселый, честный Вернер! Вам  остерегаться
меня, прелестное дитя? Ха-ха-ха! Вернер. Бегите от него.
     Хозяин. От меня, от  меня?  Это  я  так  опасен?  Ха-ха-ха!  Послушайте
только, прелестное дитя! Как вам нравится эта шутка?
     Вернер. Да уж, люди вашего склада,  когда  им  говорят  правду,  всегда
обращают ее в шутку.
     Хозяин. Правду! Ха-ха-ха! Что вы скажете, прелестное дитя! Час от  часу
не легче. Ну и шутник же! Я опасен? Я? Может быть, лет двадцать тому  назад.
Да, да, прелестное дитя,  тогда  я  был  опасен.  Тогда  женщинам  было  что
порассказать об этом. Но теперь... Вернер. Ах, старый шут!
     Хозяин. Вот в том-то и суть!  Когда  мы  старимся,  то  перестаем  быть
опасны. Не уйти от этого и вам, господин Вернер.
     Вернер. Тьфу, пропасть! Милая барышня! Вы, конечно, понимаете, что я не
эту опасность разумею. Настолько-то ума у меня  хватит.  Один  бес  отпустил
его, а семеро других в него вселились.
     Хозяин. Послушайте, послушайте, как это он опять ловко  загнул?  Все  у
него шуточки да прибауточки, и всегда что-нибудь новое! О,  он  превосходный
человек, господин Пауль Вернер! (К Франциске, будто на ухо.) Зажиточный... и
холостой! В трех милях отсюда у него чудесная усадьба.  Этот  кое-что  добыл
себе во время войны! Он был вахмистром у нашего  господина  майора.  О,  это
друг нашего господина майора! Это друг! Он даст  себя  насмерть,  избить  за
него!
     Вернер. Да, я это тоже друг моего майора! Ну, и друг! Майору  следовало
бы приказать насмерть избить его!
     Хозяин. Что, как? Нет, господин Вернер, это недобрая  шутка.  Я  ли  не
друг господину майору? Нет, я не понимаю такой шутки.
     Вернер. Юст кое-что рассказал мне...
     Хозяин. Юст! Так я и думал, что это не вы, а  Юст  говорит.  Юст  злой,
гадкий человек. Но вот пред вами прелестная девушка. Пусть она нас рассудит;
пусть скажет, друг ли я господину майору,  оказывал  ли  я  ему  услуги?  Да
почему мне и не быть его  другом?  Разве  он  не  заслуженный  человек?  Да,
конечно, его, к несчастью, уволили в отставку, но какое это имеет  значение?
Король не может знать лично всех заслуженных людей. И даже знай он их  всех,
он не мог бы всех вознаградить.
     Вернер. Эти слова внушил вам сам бог. Однако, Юст, - конечно, в нем нет
ничего особенного, - но он не лгун; а если то, что он передал мне, правда...
     Хозяин. Слышать не хочу о Юсте!.. Как я уже сказал, пусть  говорит  это
прелестное дитя.  (На  ухо  Франциске.)  Вы  ведь  знаете,  дитя!  Перстень!
Расскажите о нем господину Вернеру. Тогда он лучше узнает меня. А чтобы  ему
не показалось, будто вы говорите только в угоду мне,  я  даже  не  буду  при
этом. Я не буду при этом, я уйду; но вы мне скажете, господин Вернер, вы мне
скажете, не гнусный ли клеветник Юст?

                               Явление пятое

                          Пауль Вернер, Франциска.

     Вернер. Барышня, вы знаете моего майора?
     Франциска. Майора  фон  Телльхейма?  Еще  бы!  Конечно,  я  знаю  этого
прекрасного человека.
     Вернер. Разве не прекрасный он человек? Вы, я вижу, к нему расположены?
     Франциска. От всего сердца.
     Вернер. В самом деле? Видите ли, барышня, теперь вы нравитесь  мне  еще
вдвое против прежнего. Но что это за услуги, которые хозяин будто бы  оказал
нашему майору?
     Франциска. Вот об этом  я  понятия  не  имею;  разве  только  он  хочет
приписать себе то хорошее, что, по счастью, вышло из его мерзких дел.
     Вернер. Значит, то, что  рассказал  Юст,  правда?  (Повернувшись  в  ту
сторону, куда ушел хозяин.) Счастье твое, что ты исчез! Он выставил его вещи
из комнаты? Сыграть такую шутку с таким человеком! Оттого,  что  этот  осел,
видите ли, вбил себе в голову, будто у майора нет больше денег! У майора нет
денег!
     Франциска. А что, разве у майора  есть  деньги?  Вернер.  Хоть  лопатой
греби. Он им счета даже не знает. Он не знает, кто ему  должен.  Я  сам  вот
принес ему старый должок. Вот видите, здесь, в  этом  кошельке  (достает  из
кармана кошелек) сто луидоров, а в этом свертке (достает из другого  кармана
сверток) - сто дукатов. И это его деньги!
     Франциска. Правда? Но почему же майор закладывает свои вещи? Он заложил
перстень.
     Вернер. Заложил? Не верьте! Может  быть,  ему  хотелось  отделаться  от
лишнего хлама.
     Франциска. Это не хлам, а очень ценный перстень, да еще  полученный  им
из милых рук.
     Вернер. Вот вам и разгадка... Из милых рук... Да, да!  Такая  безделица
напоминает иной раз о том, о чем не хочется вспоминать. Вот ее и  убирают  с
глаз долой.
     Франциска. Как так?
     Вернер. На зимних квартирах солдатам рай. Делать  им  там  нечего,  они
занимаются собой и своей наружностью, от скуки заводят знакомства.  Для  них
это зимнее времяпровождение; а простушки, с которыми они знакомятся,  верят,
что это навеки. Смотришь - на пальце уже красуется перстенек. Солдат  и  сам
не знает, как это случилось! И нередко бывает, что он  готов  отдать  палец,
лишь бы отделаться от перстня.
     Франциска. О, и с нашим майором так бывало?
     Вернер. Ну, конечно. И особенно в  Саксонии.  Будь  у  него  по  десять
пальцев на каждой руке, все двадцать были бы в перстнях.
     Франциска (в сторону). Чудеса! Надо бы  проверить!  "Господин  сельский
староста" или "господин вахмистр"?
     Вернер. Если вам все равно, барышня, то  "господин  вахмистр"  приятнее
для моего слуха.
     Франциска. Так вот, господин вахмистр, тут у  меня  письмецо  господина
майора к моей госпоже. Я быстро снесу его и тотчас же вернусь. Не будете  ли
вы так любезны дождаться, когда я вернусь?  Я  с  удовольствием  поболтаю  с
вами.
     Вернер. С удовольствием поболтаете, барышня? Ну что ж... идите. Я  тоже
с удовольствием поболтаю. Я буду вас дожидаться.
     Франциска. Так ждите же! (Уходит.)

                               Явление шестое

     Вернер. А ведь миленькая девушка! Но зря я обещал ждать ее. Куда нужнее
разыскать майора! Он отказывается от моих  денег  и  закладывает  перстни!..
Узнаю его в этом... Мне пришло на ум схитрить. Еще две  недели  тому  назад,
когда я был в городе, я зашел к жене ротмистра Марлофа. Бедная женщина  была
больна и горевала о том, что ее муж остался должен майору четыреста талеров.
Она не знала, как их уплатить. Сегодня я  снова  собирался  пойти  к  ней  -
сказать, что  одолжу  ей  пятьсот  талеров,  когда  получу  деньги  за  свое
именьице... ведь должен я какую-то часть денег поместить в  верные  руки  на
тот случай, если в Персии мне не будет удачи... Но ее уже  и  след  простыл.
Ясно, что она не сможет заплатить майору. Ну, вот, я сам это сделаю.  И  чем
скорее, тем лучше. Надо думать, барышня на меня не рассердится;  я  не  могу
больше ждать. (Уходит, погруженный в раздумье,  и  сталкивается  с  майором,
который идет ему навстречу.)

                              Явление седьмое

                        Фон Телльхейм, Пауль Вернер.

     Фон Телльхейм. Задумался, Вернер?
     Вернер. Вот и вы. А я только  что  собирался  навестить  вас  на  новой
квартире, господин майор.
     Фон Телльхейм. Чтобы прожужжать мне уши бранью по адресу прежней? И  не
думай об этом.
     Вернер. От этого я бы не удержался.  Но,  собственно,  я  только  хотел
поблагодарить вас за то, что вы были так добры и сохранили мне сто луидоров.
Юст возвратил мне их. Конечно, я был бы рад, если бы вы подольше хранили  их
у себя. Но вы перебрались на новую квартиру, о которой ни мне, ни вам ничего
не известно. Кто знает, надежна ли она. Деньги могут у вас  украсть,  и  вам
пришлось бы возмещать их мне; тут бы ничего и не поделать! Поэтому я не могу
просить вас об этом.
     Фон Телльхейм (улыбаясь). С каких пор ты стал так осмотрителен, Вернер?
     Вернер. Научишься волей-неволей. Нынче, если ты с  деньгами,  смотри  в
оба. Да, мне  еще  надо  кое-что  передать  вам,  господин  майор,  от  жены
ротмистра Марлофа; я только что от нее. Ее муж остался вам должен  четыреста
талеров. Она посылает вам пока часть этих денег - сто дукатов.  Окончательно
расплатится с вами на будущей неделе. Может быть, я-то и повинен в том,  что
она посылает вам не всю сумму. Видите ли, она и  мне  задолжала  восемьдесят
талеров; она думала, что я пришел напомнить ей о  долге,  -  да  так  оно  и
было... вот она и вернула их мне... взяла из свертка, который  уже  отложила
для вас. Вам, конечно, легче обойтись еще неделю без этих ста  талеров,  чем
мне без моих грошей. Так вот, получайте! (Подает ему сверток с дукатами.)
     Фон Телльхейм. Вернер!
     Вернер. В чем дело? Что вы так уставились на меня? Берите же,  господин
майор.
     Фон Телльхейм. Вернер!
     Вернер. Что с вами? Отчего вы сердитесь?
     Фон Телльхейм (бьет себя по лбу, топает ногой, с горечью). Оттого,  что
ты не принес всю сумму сполна!
     Вернер. Ну, ну, господин майор! Разве вы меня не поняли?
     Фон Телльхейм. В том-то и дело, что я тебя  понял.  Удивительно:  самые
лучшие люди сегодня больше всего терзают меня!
     Вернер. Что вы говорите!
     Фон Телльхейм.  Тебя  это  касается  только  наполовину.  Иди,  Вернер!
(Отстраняет руку Вернера, подающего ему деньги.)
     Вернер. Как только освобожусь вот от этого.
     Фон Телльхейм. Вернер, а если я скажу тебе, что фрау Марлоф сама была у
меня сегодня рано утром?
     Вернер. Вот как!
     Фон Телльхейм. И что она мне ничего не должна?
     Вернер. В самом деле?
     Фон Телльхейм. Что она заплатила мне все до гроша?
     Вернер (подумав). Я скажу, что лгал и что ложь - это подлая вещь,  того
и гляди попадешься.
     Фон Телльхейм. И тебе не стыдно?
     Вернер. А тому не стыдно, кто вынудил меня лгать? Разве не должен и  он
стыдиться? Видите ли, господин майор, скажи я, что ваше  поведение  меня  не
огорчает, я опять солгу. А я не хочу больше лгать.
     Фон Телльхейм.  Не  огорчайся,  Вернер!  Я  знаю  твое  сердце  и  твою
привязанность ко мне. Но твои деньги мне не нужны.
     Вернер. Мои деньги вам не нужны? Вам приятнее продавать, закладывать, и
чтоб люди чесали языки на этот счет?
     Фон Телльхейм. Пусть люди знают, что у меня уж больше  ничего  нет.  Не
следует делать вид, что ты богаче, чем на самом деле.
     Вернер. Но зачем же делать вид, что мы беднее? У нас есть деньги,  пока
они есть у наших друзей.
     Фон Телльхейм. Мне не пристало быть твоим должником.
     Вернер. Не пристало? А ведь пришли вы ко мне однажды в  жаркий  день  -
жар нам поддавали и солнце и  враг,  -  когда  ваш  стремянный  с  погребцом
куда-то исчез. Вы сказали: "Вернер, не найдется ли у тебя попить?"  Я  подал
вам мою флягу, и, не правда ли, вы взяли ее и напились!  Это  вам  пристало?
Клянусь, в то время глоток гнилой воды подчас ценился дороже, чем теперь вся
эта чепуха! (Вытаскивает кошелек с луидорами, подает его вместе со  свертком
фон Телльхейму.) Вот, возьмите, дорогой майор.  Вообразите,  что  это  вода.
Ведь и это бог сотворил для всех.
     Фон Телльхейм. Ты терзаешь меня. Ты  слышишь:  я  не  хочу  быть  твоим
должником!
     Вернер. Сперва вы говорили, что это не пристало вам.  Теперь  -  вы  не
хотите! Да, это уж другое дело. (С некоторым  раздражением.)  Вы  не  хотите
быть моим должником? Ну, а если вы уже у меня в долгу, господин  майор?  Или
вы не в долгу у человека,  который  однажды  отвел  от  вас  удар,  чуть  не
размозживший вам голову? А в  другой  раз  отрубил  от  туловища  руку,  уже
нажимавшую на курок, чтобы вогнать вам пулю в грудь?  Разве  вы  можете  еще
больше  задолжать  этому  человеку?  Или  рисковать  шеей  это  меньше,  чем
рисковать кошелькам? Пусть вы благородно рассуждаете, но,  чорт  возьми,  вы
рассуждаете нелепо!
     Фон Телльхейм. С кем ты так говоришь, Вернер? Послушай, мы тут одни,  и
я  могу  это  сказать.  Если  бы  нас  кто-либо  слышал,  это  было  бы  уже
бахвальством. Я с радостью признаю,  что  дважды  обязан  тебе  жизнью.  Но,
дружище, почему мне не привелось сделать то же и для тебя? А?
     Вернер. Не было случая! Кто сомневается в том, господин майор? Разве  я
не видел, как вы сотни раз рисковали жизнью для  последнего  рядового,  если
ему приходилось плохо?
     Фон Телльхейм. Вот видишь!..
     Вернер. Но...
     Фон Телльхейм. Почему ты не хочешь понять меня? Ведь я говорю тебе: мне
не пристало быть твоим должником. Я не хочу быть твоим должником.  Именно  в
тех обстоятельствах, в которых я сейчас очутился.
     Вернер. Так! Так! Вы хотите отложить это до лучших  времен.  Вы  хотите
занять у меня деньги как-нибудь в другой раз, когда у вас не  будет  в  этом
нужды, когда вы будете при деньгах, а у меня их, может быть, не будет.
     Фон Телльхейм. Нельзя занимать, когда не знаешь, отдашь ли.
     Вернер. Такой человек, как вы, не вечно будет нуждаться.
     Фон Телльхейм. Знаешь же ты жизнь... Наконец меньше всего следует брать
взаймы у того, кому деньги самому нужны.
     Вернер. О да, я как раз из  таких!  На  что  мне  сдались  деньги?  Где
нуждаются в услугах вахмистра, там его и прокормят.
     Фон Телльхейм. Тебе надо стать чем-то побольше  вахмистра.  Тебе  нужно
пробиться вперед, а ведь