есчастье не приходит в одиночку.} Так и со мной arrive.
{Случилось.} Какие ressources {Источники дохода.}  может  иметь  un  honnete
homme de mon extraction, {Честный человек моего происхождения.} кроме  игры?
В игре мне всегда возило, пока я не нуждалься в удаче. А с тех пор, как  она
мне нужна,  mademoiselle,  je  joue  avec  un  guignon  qui  surpasse  toute
croyance. {Сударыня, я играю так несчастливо,  что  это  превосходит  всякое
вероятие.} Две недели не быль даже один день, чтобы они не  сорваль  у  меня
банк. Еще вчера они три раза сорваль. Je sais bien, qu'il  y  avait  quelque
chose de plus que le jeu. Car  parmi  mes  pontes  se  trouvaient  certaines
dames. {Я знаю, что за этим скрывается и  нечто  другое,  потому  что  между
моими понтерами были и дамы.} Я ничего больше не хочу сказать. С дамами надо
иметь вежливость. Они сегодня тоже меня invite, {Пригласили.} чтобы дать мне
revanche, mais - vous m'entendez, mademoiselle...  {Реванш...  Но,  вы  меня
понимаете, сударыня...} Но надо сначаля знать, на что жить, а  потом  уж  на
что играть.
     Минна. Надеюсь, сударь...
     Рикко. Vous etes bien bonne, mademoiselle. {Вы очень добры, сударыня.}
     Минна (отзывает Франциску в сторону). Мне, право, жаль этого  человека.
Не обидится ли он, если я ему предложу небольшую сумму?
     Франциска. Вот уж не похоже.
     Минна. Хорошо. -  Я  слышу,  сударь,  что  вы  играете,  держите  банк.
По-видимому, в местах, где можно рассчитывать на выигрыш. Должна  сознаться,
что я... тоже очень люблю игру.
     Рикко. Tant mieux, mademoiselle, tant mieux.  Tous  les  gens  d'esprit
aiment le jeu a la fureur. {Тем лучше, сударыня, тем лучше. Все  умные  люди
любят карты до страсти.}
     Минна. Мне доставляет удовольствие выигрывать, и я охотно рискну своими
деньгами в доле с человеком, который умеет играть. Согласны ли  вы,  сударь,
принять меня в компанию? Предоставить мне долю в вашем банке?
     Рикко. Comment, mademoiselle? Vous voulez etre de moitie avec  moi?  De
tout mon coeur! {Как, сударыня, вы хотите войти ко мне в долю? От души рад!}
     Минна. Для начала рискну маленькой суммой. (Идет к  шкатулке,  вынимает
деньги.)
     Рикко. Ah, mademoiselle, que vous etes charmante. {Ax, сударыня, как вы
милы!}
     Минна. Вот то, что я недавно выиграла, -  всего  десять  пистолей,  мне
неловко... Так мало...
     Рикко. Donnez toujours, mademoiselle, donnez. { Все же дайте, сударыня,
дайте.} (Берет деньги.)
     Минна. Конечно, сударь, вы ведете значительную игру...
     Рикко. Да, многозначительную. Десять пистоль? Ваша милость должна  быть
interessee {Заинтересована.} в одной треть, pour le tiers, {На одну  треть.}
хотя, конечно, для третья часть надо  бы  вложить  немного  побольше.  Но  с
прекрасной дамой расчет не такой аккуратный. Я поздравляю себя  с  тем,  что
таковым образом завязал liaison {Отношения.}  с  вашей  милостью  et  de  ce
moment je recommence a bien augurer de ma fortune. {Я предвижу,  что  отныне
ко мне возвращается удача.}
     Минна. Но я не могу присутствовать при вашей игре, сударь.
     Рикко. На что вашей милости присутствовать? Мы, игроки, - честные  люди
друг перед другом.
     Минна. Если вам посчастливится, сударь, вы уж принесете мне мою долю, а
если не посчастливится...
     Рикко. Я приду за подкреплением. Не так ли, ваша милость?
     Минна. Подкрепления у нас едва ли  хватит  надолго.  Поэтому  защищайте
хорошенько наши деньги, сударь.
     Рикко. За кого вы меня принимаете, сударыня? Что я простак? Болван?
     Минна. Простите...
     Рикко. Je suis des bons, mademoiselle.  Savez-vous  ce  que  cela  veut
dire? {Я бью наверняка, сударыня. Знаете ли вы, что это.}  Я  мастер  своего
дела!
     Минна (удивленно). Но... неужели вы....
     Рикко. Je sais monter un coup... {Я умею все заранее подстроить.}
     Минна (удивленно.) Разве вы?..
     Рикко. Je file la carte avec une adresse. {Я ловко подмениваю карты.}
     Минна. Никогда...
     Рикко. Je fais sauter la coupe avec une dexterite.  {Я  искусно  срезаю
колоду.}
     Минна. Но неужели вы, сударь...
     Рикко. Чего неужели, ваша милость? Чего там? Don-nez-moi un  pigeonneau
a plumer, et... {Дайте мне простачка, я его обработаю.}
     Минна. Плутовать в игре? Обманывать?
     Рикк о. Comment, mademoiselle? Vous appellez cela обманывать?  Corriger
la fortune, l'enchatner sous ses  doigts,  etre  sfir  de  son  fait,  {Как,
сударыня, вы называете - это обманывать?  Помогать  судьбе,  прибрать  ее  к
рукам, быть уверенным в исходе игры?}  это  немцы  называют  обманывать?  О,
какой же бедный немецкий язык. Какой же он неуклюжистый язык!
     Минна. Нет, сударь, если вы так думаете...
     Рикко. Laissez-moi faire, mademoiselle, {Предоставьте  мне  действовать
по моему усмотрению.} и будьте спокойны... До вас не касается, как я  играю.
Довольно. Завтра, сударыня, я принесу вам сто пистолей,  или  же  вы  больше
меня  совсем  не  увидить.  Votre  tres  humble,  mademoiselle,  votre  tres
humble... {Ваш покорнейший слуга, сударыня,  ваш  покорнейший...}  (Поспешно
уходит.)
     Минна (удивленно и сокрушенно глядя ему вслед). Я желала бы последнего,
сударь, последнего!

                               Явление третье

                             Минна, Франциска.

     Франциска (с горечью). Что тут скажешь! Хорошо, очень хорошо...
     Минна. Смейся надо  мною,  Франциска.  Я  этого  заслуживаю.  (Подумав,
спокойнее.) Нет, Франциска, не смейся, я не заслужила этого.
     Франциска. Превосходно! Милый поступок! Помогли жулику стать на ноги!
     Минна. Я видела в нем несчастного.
     Франциска. Но лучше всего то, что этот негодяй видит в вас своего  поля
ягоду. Нет, я должна побежать за ним, отобрать у него деньги! (Хочет итти.)
     Минна. Франциска, кофе совсем остынет. Налей мне.
     Франциска. Я заставлю его вернуть деньги. Вы передумали! Вы не  желаете
быть с ним в доле. Десять пистолей! Ведь вы же слышали, что это нищий?

                        Минна сама наливает кофе.

     Кто подает нищему  такую  сумму?  Да  еще  старается  избавить  его  от
унижения, - чтобы ему не приходилось выпрашивать эту  подачку?  Если  вы  из
великодушия не считаете нищего нищим, то  он  не  считает  ваше  благодеяние
благодеянием... Вот вы и получили по заслугам: он принял ваш дар за... я  не
подберу слова!

                      Минна передает чашку Франциске.

     Вы хотите еще больше взбудоражить меня? Я не хочу кофе!

                         Минна берет чашку обратно.

     "Parbleu, ваша милость, здесь не  умеют  оценять  заслуги!"  (Подражает
тону француза.) Конечно, не умеют, если позволяют жуликам бегать на свободе,
вместо того чтобы вздернуть их.
     Минна (холодно и задумчиво,  отпивая  кофе).  Девочка,  ты  так  хорошо
понимаешь хороших людей, но когда ты научишься терпеть плохих?.. А ведь  они
тоже люди. И порой далеко не такие плохие, как может показаться. Надо только
суметь найти в них хорошую сторону. Мне  представляется,  что  этот  француз
попросту тщеславен. Из чистого тщеславия он  прикидывается  шулером;  он  не
хочет казаться мне обязанным. Хочет избавить себя  от  долга  благодарности.
Он, может статься, пойдет и заплатит свои небольшие долги, а  на  оставшиеся
деньги будет потихоньку жить, пока их хватит, не помышляя об игре. Если  это
так,  милая  Франциска,  пусть  он  явится  за  подкреплением,   когда   ему
вздумается.(Протягивает  ей  чашку.)  Вот  убери.  Но  скажи,  не  пора   ли
Телльхейму уже быть здесь?
     Франциска. Я, барышня, не умею ни того, ни другого: не умею  разглядеть
хорошую сторону в плохом человеке и плохую - в хорошем.
     Минна. Ведь он придет?
     Франциска. Пусть бы догадался не прийти! Вы подметили  в  нем  немножко
гордости - в нем, в  этом  лучшем  из  людей  -  и  хотите  так  безжалостно
подшутить над ним!
     Минна. Ты опять за  свое?  Молчи.  Я  так  хочу.  Если  ты  только  мне
испортишь это удовольствие, если не будешь говорить и  делать  все,  как  мы
условились!.. Я оставлю тебя с ним с глазу  на  глаз,  и  тогда...  Но  вот,
кажется, и он.

                             Явление четвертое

    Пауль Вернер (входит, держится прямо, навытяжку как в строю), Минна,
                                 Франциска.

     Франциска. Нет, это только его милый вахмистр.
     Минна. Милый? К кому относится это словечко?
     Франциска. Барышня, да не смущайте вы его! К  вашим  услугам,  господин
вахмистр. С какой вы к нам весточкой?
     Вернер (не обращая внимания на Франциску, подходит к Минне). Майор  фон
Телльхейм свидетельствует  милостивой  госпоже  фон  Барнхельм  через  меня,
вахмистра Вернера, свое нижайшее почтение и сообщает, что он вскорости будет
здесь.
     Минна. Где он задержался?
     Вернер. Простите, ваша милость. Мы вышли  из  дома  еще  до  того,  как
пробило три, но дорогой его остановил военный казначей, и так как разговор с
подобным господином - дело затяжное, он сделал мне знак отправиться к вам  и
рапортовать о случившемся.
     Минна. Очень хорошо,  господин  вахмистр.  Хотелось  бы  только,  чтобы
военный казначей сообщил майору какую-либо отрадную новость.
     Вернер. От этих личностей  офицер  не  часто  может  услышать  что-либо
приятное. Не будет ли от вашей милости приказаний? (Собирается уходить.)
     Франциска. Ну, куда вы опять убегаете, господин вахмистр? Разве нам  не
о чем поболтать?
     Вернер (тихо и серьезно). Не здесь, барышня, это было  бы  против  всех
правил вежливости и дисциплины. Сударыня...
     Минна. Благодарю вас за труд, господин вахмистр. Я рада познакомиться с
вами. Франциска рассказала мне о вас много хорошего.

                  Вернер неуклюже раскланивается и уходит.

                               Явление пятое

                             Миина, Франциска.

     Минна. Это и есть твой вахмистр, Франциска?
     Франциска. Некогда мне перекоряться с  вами,  хоть  вы  так  насмешливо
сказали "твой". Да, барышня, это мой вахмистр. Вы, должно  быть,  нашли  его
неповоротливым, деревянным? Теперь он и мне показался почти таким же.  Но  я
догадываюсь, что он считал нужным вести себя  в  вашем  присутствии  как  на
параде. А солдат на параде, да, понятно, это уж скорее заводная  кукла,  чем
человек. Вот если бы вы присмотрелись и прислушались к  нему,  когда  он  на
вольной воле...
     Минна. Я не прочь.
     Франциска. Он наверно еще в зале. Можно мне выйти к  нему  -  поболтать
немножко?
     Минна. Мне жаль  отказать  тебе  в  этом  удовольствии.  Но  тебе  надо
остаться здесь, Франциска. Ты должна присутствовать при нашем разговоре... Я
еще кое-что задумала. (Снимает перстень с  пальца.)  Возьми  этот  перстень,
спрячь его, а мне дай взамен перстень майора.
     Франциска. Для чего это?
     Минна (меж тем как Франциска  достает  другой  перстень).  Я  еще  сама
хорошенько не  знаю.  Но  мне  кажется...  Я  предвижу,  что  он  мне  может
понадобиться. Стучат. Дай скорее перстень! (Надевает перстень.) Вот и он!

                               Явление шестое

     Фон Телльхейм (в той же одежде, но привел  себя  в  порядок  по  совету
Франциски), Минна, Франциска.

     Фон Телльхейм. Сударыня! Извините за опоздание.
     Минна. Господин майор!  Не  будем  придерживаться  в  наших  отношениях
военной точности. Вы пришли. А дожидаться радости ведь тоже радостно...  Ну?
(С улыбкой смотрит на него.)  Дорогой  Телльхейм,  разве  мы  не  вели  себя
сегодня как дети?
     Фон Телльхейм. Да, как дети, сударыня, как дети, которые  упираются  на
своем, когда им следовало бы спокойно подчиниться.
     Минна. Мы поедем с вами,  дорогой  майор,  посмотреть  город,  а  затем
встретим моего дядю.
     Фон Телльхейм. Как вы говорите?
     Минна. Вот видите, мы не сказали друг другу даже самого важного. Да, он
приезжает сегодня же. Лишь по воле случая я приехала сюда на день раньше.
     Фон Телльхейм. Граф фон Брухзаль? Он вернулся?
     Минна. Превратности войны заставили его уехать в Италию. С  заключением
мира он вернулся. У вас  нет  оснований  беспокоиться,  Телльхейм.  Если  мы
раньше боялись, что серьезнейшая опасность грозит нашему союзу именно с этой
стороны...
     Фон Телльхейм. Нашему союзу?
     Минна. Он вам друг. Он слышал о вас слишком много хорошего и слишком уж
от многих, чтобы не быть вам другом. Он горит желанием лично познакомиться с
избранником его единственной наследницы. Он приедет как  дядя,  как  опекун,
как отец, чтобы вручить меня вам.
     Фон Телльхейм. Ах, сударыня, отчего вы не прочли моего  письма?  Отчего
вы не захотели прочесть его?
     Минна. Вашего письма? Да, помню. Вы послали мне письмо. Что было с этим
письмом, Франциска? Мы читали его или  не  читали?  О  чем  вы  писали  мне,
дорогой Телльхейм?
     Фон Телльхейм. Только о том, что мне повелевает честь.
     Минна. Честь повелевает не покидать честной девушки, которая вас любит.
Да, именно это повелевает  честь.  Конечно,  мне  надо  было  прочесть  ваше
письмо. Но я услышу сейчас то, чего я не прочла в письме.
     Фон Телльхейм. Да, вы услышите.
     Минна. Нет, даже и слышать незачем. Это само собою разумеется. Разве вы
способны на такую низость - отречься от меня теперь? Понимаете  ли  вы,  что
этим опозорили бы меня на всю жизнь? Мои  землячки  показывали  бы  на  меня
пальцем. "Вот она, говорили  бы  они,  вот  девица  фон  Барнхельм,  которая
возомнила,  что  может  выйти  замуж,  только  потому  что  она  богата,  за
доблестного фон Телльхейма. Как будто доблестных  людей  можно  получать  за
деньги!" Вот что они говорили бы, - ведь все мои землячки завидуют мне.  Они
не могут отрицать, что я богата; но они не допускают, что  я  сама  по  себе
неплохая девушка, что я стою хорошего мужа. Не правда ли, Телльхейм?
     Фон Телльхейм. Да, да, сударыня,  узнаю  в  этом  ваших  землячек.  Они
позеленеют от зависти при мысли, что вы выходите за уволенного  в  отставку,
опозоренного офицера, калеку, нищего!
     Минна. И все это вы относите к себе? Если не ошибаюсь,  я  уже  слышала
нечто подобное сегодня утром. Тут есть и плохое и  хорошее.  Рассмотрим  все
это по порядку. Вы получили отставку? Так я вас поняла? Я  думала,  что  ващ
полк просто  расформирован.  Как  это  произошло,  что  такого  заслуженного
человека не удержали на службе?
     Фон Телльхейм. Все произошло так, как тому быть  должно.  Великие  мира
сего убедились, что некий  солдат  делает  очень  мало  из  преданности  им,
немногим больше по обязанности, но зато делает все из чувства чести. Надо ли
удивляться, что они не считают себя в долгу перед ним!  После  войны  многие
мне подобные оказались не нужны этим великим мира сего, и,  наконец,  теперь
никто не является для них необходимым.
     Минна. Вы говорите так, как надлежит  говорить  человеку,  который  сам
легко может обойтись без великих мира сего. И никогда еще вы не нуждались  в
них так мало, как сейчас. Я от всего сердца благодарю  их  за  то,  что  они
отступились от своих притязаний на человека, которого я лишь крайне неохотно
делила бы с ними. Я ваша повелительница, Телльхейм, и другой власти  вам  не
нужно. Найти вас в отставке, - такое  счастье  мне  даже  не  грезилось.  Но
отставка - это еще не все. Есть еще что-то другое. Что же это? Вы еще -  как
вы сказали? "Я - калека", сказали вы. Ну (оглядывает его с головы  до  ног),
этот калека еще достаточно цел и  строен,  он,  видно,  достаточно  силен  и
здоров. Милый Телльхейм, если вы как инвалид вздумаете просить милостыню, то
я предсказываю,  что  мало  где  вам  подадут  ее;  разве  только  у  дверей
добросердечных девушек вроде меня.
     Фон Телльхейм. Теперь я слышу только речи шаловливой  девочки,  дорогая
Минна.
     Минна. А я слышу в вашем  выговоре  только  "дорогая  Минна".  Шалостей
больше не будет. Ведь я помню,  что  вы  в  самом  деле  получили  небольшое
увечье. Вас ранило в правую руку, и  вы  не  вполне  владеете  ею.  Но  если
хорошенько вдуматься, тут ничего нет плохого. Это только предохранит меня от
ваших побоев.
     Фон Телльхейм. Сударыня!
     Минна. Вы хотите сказать, что тем менее вы будете защищены от моих. Ну,
ну, милый Телльхейм, вы не доведете меня до этого.
     Фон Телльхейм. Вы все смеетесь, сударыня. Жаль, что я не могу  смеяться
вместе с вами.
     Минна. Почему же? Что вы имеете против смеха? Разве нельзя  смеяться  и
быть очень серьезным? Дорогой майор, смех - более крепкая опора для  разума,
чем озлобление. За доказательством недалеко  итти:  ваша  смеющаяся  подруга
разбирается в ваших делах гораздо  правильнее,  чем  вы  сами.  Вы  получили
отставку и считаете это оскорбительным для вашей чести.  У  вас  прострелена
рука, и вы называете себя калекой. Так ли это? Разве это не преувеличение? И
разве моя вина в том, что  всякое  преувеличение  вызывает  смех?  Бьюсь  об
заклад, если взяться за проверку вашего нищенства, то от него тоже ничего не
останется. Пусть вы раз, другой, третий лишились своего имущества;  пусть  у
того или другого банкира пропадут ваши капиталы; пусть вы потеряете  надежду
получить обратно какую-нибудь ссуду, выданную вами из  собственных  средств:
но разве вы от этого стали нищим? Если бы даже у вас осталось только то, что
вам привезет мой дядя...
     Фон Телльхейм. Ваш дядя, дорогая Минна, ничего не привезет мне.
     Минна. Ничего, кроме двух тысяч пистолей, которые  вы  так  великодушно
предложили взаймы нашим сословным представителям.
     Фон Телльхейм. Если бы вы прочли мое письмо, сударыня!
     Минна. Ну, да, я читала его. Но то, что я прочитала в нем на этот счет,
- для меня истинная загадка. Не может быть, чтобы вам вменили в преступление
этот благородный поступок... Объясните мне, дорогой майор...
     Фон Телльхейм. Вы припоминаете, сударыня, что я получил приказ взыскать
контрибуцию с казны вашей области  -  наличными  деньгами  и  с  беспощадной
строгостью. Я не хотел проявить  такую  строгость  и  сам  внес  недостающую
сумму.
     Минна. Да, помню. За это я полюбила вас еще до знакомства с вами.
     Фон Телльхейм. Сословные представители дали мне вексель, и я  собирался
при заключении мира включить его в  сумму  долгов,  подлежащих  утверждению.
Вексель был признан действительным, но мое право на него взято под сомнение.
Мне отвечали язвительной  улыбкой,  когда  я  уверял,  что  внес  эту  сумму
наличными. В векселе увидели взятку -  подарок  сословных  представителей  в
благодарность за то, что я так быстро сошелся с ними на самой низкой  цифре,
хотя мне разрешили удовольствоваться ею лишь в крайнем случае.  Так  вексель
ушел из моих рук, и если он будет оплачен, то уж, конечно, не мне. Вот  что,
сударыня, я считаю позором для себя, а не  отставку,  которой  я  все  равно
потребовал бы, если бы не получил ее, Теперь вы серьезны,  сударыня.  Почему
вы не смеетесь? Ха-ха-ха! А я смеюсь!
     Минна. О, удержитесь от  этого  смеха,  Телльхейм!  Заклинаю  вас.  Это
ужасный смех - смех ненависти. Нет, нет, вы не тот человек, который сожалеет
о хорошем поступке оттого, что он имел для него печальные последствия.  Нет,
не может быть, чтобы эти дурные последствия были  долговечны.  Истина  будет
восстановлена! Показания моего дяди, всех наших сословных представителей...
     Фон  Телльхейм.  Вашего  дяди!  Всех  ваших  сословных  представителей!
Ха-ха-ха!
     Минна. Ваш смех убивает меня, Телльхейм. Если вы верите в добродетель и
в провидение, Телльхейм, то  не  смейтесь  так.  Все  проклятия,  которые  я
когда-либо слышала, не так страшны, как ваш смех. И  предположим  наихудшее:
если здесь решительно не захотят оценить вас по достоинству,  то  у  нас  не
могут не оценить вас.  Нет,  не  может  этого  быть,  мы  оценим  вас,  вас,
Телльхейм. И если у наших сословий есть хотя бы намек на чувство чести, - то
я знаю, что они должны сделать. Но я говорю глупости:  какая  во  в