здесь  требовались  мои  лингвистические
познания, поскольку большинство адресов  были написаны в форме идеограмм,  -
когда господин Саито был далеко, я не скрывала того,  что знаю  японский.  И
потом  я поняла,  что не зря заучила наизусть  штатное расписание Юмимото: я
могла  не  только  узнать  самого  мелкого  служащего,  но  также,  в случае
необходимости,  воспользоваться  моментом,  чтобы  поздравить   его  с  днем
рождения, либо его супругу или детей.
     С улыбкой и поклоном я говорила:
     - Вот ваша почта господин  Сиранэ. С  днем  рождения  вашего маленького
Йосиро, которому сегодня исполняется 3 года.
     Каждый раз это стоило мне озадаченного взгляда.
     Эта  должность занимала  у меня много времени,  так как мне приходилось
циркулировать по  всей  компании,  которая располагалась на  двух этажах. Со
своей  тележкой, придававшей мне  важный вид,  я не переставала пользоваться
лифтом. Мне нравилось  это, потому что совсем рядом с тем местом, где я  его
ждала, находилось  огромное окно.  Там  я играла  в  игру,  которую называла
"бросаться в пустоту". Я прислоняла  нос к  стеклу  и мысленно падала. Город
был  так далеко  подо мной, и  прежде чем я разбивалась  о  землю, мне  было
дозволено рассмотреть множество разных вещей.
     Я  нашла свое призвание.  Мой мозг расцветал на этом несложном поприще,
полезном,   человечном  и  благоприятствующем  созерцанию.  Я  предпочла  бы
заниматься этим всю свою жизнь.


     Господин  Саито  вызвал  меня  к  себе  в кабинет.  Я  имела  право  на
заслуженную  головомойку:  в  вину  мне  вменялось  тяжкое  преступление  --
инициатива.  Я присвоила себе должность,  не  спросив на то разрешения моего
непосредственного  начальства.   Более  того,   настоящий  почтальон  фирмы,
приходящий  после  обеда,  был на грани  нервного  срыва,  полагая, что  его
собираются уволить.
     -  Украсть у кого-нибудь его работу это  очень дурно, - резонно  заявил
мне господин Саито.
     Я пожалела  о таком быстром прекращении многообещающей карьеры. В то же
время снова вставал вопрос о моей занятости.
     Мне  пришла  в  голову  мысль,  которая  по  наивности  показалась  мне
блестящей. Во время своих  прогулок по предприятию  я заметила, что в каждом
офисе было множество календарей, которые почти никогда  не показывали верную
дату, либо красный квадратик не был передвинут  на  нужное число,  либо лист
месяца не был перевернут.
     На этот раз я не забыла спросить разрешения:
     - Можно мне ставить дату на календарях, господин Саито?
     Он неосторожно ответил мне да. Я решила, что теперь у меня есть работа.
     Утром я  проходила  по всем кабинетам и переставляла  маленький красный
квадратик   на  текущую   дату.   У   меня   было  рабочее  место:   я  была
передвигальщицей-переворачивательницей календарей.
     Мало по малу, служащие Юмимото заметили мои маневры. Это их чрезвычайно
развеселило.
     Меня спрашивали:
     - Как дела? Вы не слишком устаете на этой изнурительной должности?
     Я отвечала с улыбкой:
     - Это ужасно. Я принимаю витамины.
     Мне нравилась моя  работа. Неудобство  состояло в том, что она отнимала
мало времени, но я могла пользоваться лифтом,  а,  следовательно, отдаваться
виду. А также это развлекало публику.
     Кульминация   наступила,   когда   февраль   сменился  мартом.   Теперь
недостаточно было передвинуть красный квадратик: мне нужно было перевернуть,
то есть оторвать страницу февраля.
     Служащие из различных офисов  встречали меня, как встречают спортсмена.
Я уничтожала  феврали широким жестом  самурая, изображая на лице беспощадную
борьбу   с   гигантской   фотографией   заснеженной  горы   Фудзи,   которая
иллюстрировала этот период в календаре Юмимото.  Затем я покидала поле битвы
с изможденным  видом  и сдержанной гордостью воина-победителя  под  "банзай"
очарованных зрителей.
     Слух о моей славе достиг ушей господина Саито. Я ожидала основательного
нагоняя за свое паясничанье и подготовила защиту:
     - Вы позволили мне переставлять дату на календарях,  - начала я прежде,
чем он смог обрушиться на меня.
     Он ответил мне без всякого гнева  тоном обычного  недовольства, который
был ему свойствен:
     -  Да. Вы  можете  продолжать. Но  не устраивайте больше спектаклей: вы
отвлекаете служащих.
     Я была удивлена легкостью выговора. Господин Саито снова сказал:
     - Сделайте мне ксерокопии этих документов.
     И протянул мне огромную пачку  страниц формата А4. Должно быть, их было
около тысячи.
     Я  положила  пачку в поглотитель бумаги копировальной  машины,  который
справился  со своей задачей с замечательной учтивостью и быстротой.  Потом я
принесла моему начальнику оригиналы и копии.
     Он снова вызвал меня:
     -  Ваши копии немного  неровные, - сказал он, показывая лист, - начните
снова.
     Я вернулась к ксероксу, думая, что,  вероятно, я плохо  уложила листы в
поглотитель.  На  этот  раз  я  постаралась  сделать  все  очень  аккуратно:
результат был отличным. Я снова принесла свою работу господину Саито.
     - Они снова неровные, - сказал мне он.
     - Это неправда! -- воскликнула я.
     - Очень грубо разговаривать так со своим руководителем.
     - Извините. Но я постаралась, чтобы мои копии были прекрасны.
     - Однако, они не таковы. Посмотрите.
     Он показал мне с виду безупречный лист.
     - Чем он плох?
     - Здесь, видите: текст не параллелен полям.
     - Вы находите?
     - Раз я вам это сказал!
     Он бросил пачку в корзину и снова заметил:
     - Вы работаете с устройством автоматической подачи бумаги?
     - Да.
     -  Тогда  ясно.  Не  нужно им пользоваться. Оно дает  не совсем  точный
результат.
     -  Господин  Саито,  без этого  мне понадобится несколько часов,  чтобы
справиться с работой.
     -  Ну, и  в  чем проблема? -- улыбнулся  он.  -- Вам ведь и  так нечего
делать.
     Я поняла, что это  было  моим наказанием за историю  с  календарями,  и
отправилась к ксероксу  как на каторгу. Каждый раз мне нужно было  поднимать
крышку,  аккуратно  класть  страницу,  нажимать на  кнопку,  затем проверять
результат.  Было пятнадцать  часов,  когда  я  прибыла  в мой  эргастул*.  В
девятнадцать  часов моя  работа  еще  не  была  закончена. Время от  времени
приходили  служащие,  если  им нужно было  сделать  более  десяти  копий,  я
смиренно просила их  воспользоваться  машиной, установленной в другом  конце
коридора.
     Взглянув  на  содержимое документов,  я  подумала,  что  умру со смеху,
увидев,  что  речь  шла  о  правилах гольф-клуба,  членом  которого  являлся
господин Саито.
     Мгновение  спустя, я  уже  готова  была  заплакать при мысли  о  бедных
невинных деревьях, которые губил  мой начальник, подвергая меня наказанию. Я
представляла японские  леса  моего  детства,  клены,  криптомерии и  гинкго,
срубленные с единственной целью наказать  такое незначительное существо, как
я. И я вспомнила, что фамилия Фубуки означала "лес".
     Однажды  пришел  господин  Тенси, который  руководил  отделом  молочных
продуктов.  Его должность  равнялась  по статусу должности  господина Саито,
который в свою очередь  являлся  руководителем бухгалтерии.  Я посмотрела на
него с удивлением: неужели начальник его  ранга не  мог поручить кому-нибудь
сделать ксерокопии?
     Он ответил на мой немой вопрос:
     - Уже восемь вечера. Я единственный из моего отдела, кто еще на работе.
Скажите, почему вы не пользуетесь поглотителем?
     Вежливо  улыбаясь,  я  объяснила  ему,   что   таковы  были  экстренные
инструкции господина Саито.
     - Понимаю, - ответил он сочувственным тоном.
     Немного  поразмыслив, он спросил меня:  Вы бельгийка,
не правда ли?
     - Да.
     - Удачно складывается.  У меня очень интересный проект с вашей страной.
Не согласились бы вы провести для меня кое-какие исследования?
     Я посмотрела на  него как на мессию. Он объяснил,  что один бельгийский
кооператив разработал новый метод по удалению жиров из сливочного масла.
     - Я верю в облегченное масло, - сказал он. -- За ним будущее.
     Я тут же сочинила себе точку зрения:
     - Я сама всегда так думала!
     - Зайдите завтра ко мне в кабинет.
     Не помню,  как  я  закончила свою  работу. Великая  карьера открывалась
передо  мной.  Я положила  стопку листов А4  на стол  господина  Саито  и  с
триумфом удалилась.


     На следующий день, когда я явилась в  компанию  Юмимото, Фубуки сказала
мне с испуганным видом:
     -  Господин  Саито хочет, чтобы  вы снова  сделали копии. Он находит их
неровными.
     Я расхохоталась  и  объяснила моей коллеге  ту игру, которую затеял наш
шеф.
     - Я уверена, что  он даже не взглянул на новые ксерокопии. Я сделала их
по одной, выверяя до миллиметра. Не знаю, сколько часов у меня это заняло, -
и все это правила гольф-клуба!
     Фубуки мягко и возмущенно посочувствовала мне:
     - Он вас мучает!
     Я успокоила ее.
     - Не волнуйтесь. Он меня забавляет.
     Я вернулась к копировальному аппарату, с которым была почти уже на "ты"
и доверила свою работу автоматике: я была уверена, что господин Саито  вынес
свой вердикт, даже не  взглянув  на мою работу. Взволнованно  улыбнувшись, я
подумала о Фубуки: "Как она добра! Какое счастье, что она работает здесь!"
     Честно говоря, новое поручение  господина Саито было как нельзя кстати:
накануне  я провела  семь  часов,  копируя  по  одной  тысячу  страниц.  Это
предоставляло  мне превосходное алиби  на  то  время, что я проведу в  офисе
господина Тенси. Поглотитель выполнил свою задачу за десять минут. Я отнесла
кипу листов в кабинет шефа и удрала в отдел молочных продуктов.
     Господин Тенси вручил мне координаты бельгийского кооператива.
     - Мне  понадобится полный отчет, по возможности самый подробный, в том,
что касается этого облегченного  масла.  Вы можете расположиться в  кабинете
господина Саитамы, он в служебной командировке.
     "Тенси"  означает "ангел":  я подумала,  что господину  Тенси прекрасно
подходило  его  имя. Он  не  только давал мне  шанс, но и  не обременял меня
никакими инструкциями, тем самым, предоставляя мне карт-бланш,  что в Японии
является исключительной  вещью.  Он проявил инициативу, не  спросив  ничьего
мнения, для него это был огромный риск.
     Я прекрасно отдавала себе в этом отчет. Потому-то я сразу почувствовала
безграничную преданность господину Тенси, преданность, которую каждый японец
обязан  испытывать по отношению к  своему  начальнику и которую я была  не в
силах  испытывать  к  господину Саито  и  господину  Омоши.  Господин  Тенси
внезапно стал моим капитаном, моим военачальником, я  была готова драться за
него до конца, как самурай.
     Итак,  я  вступила  в бой с облегченным маслом.  Разница  во времени не
позволяла мне сразу же позвонить в Бельгию,  и я начала  наводить справки  о
японских  центрах потребления и прочих  министерствах здравоохранения, чтобы
узнать, как  развивались  гастрономические вкусы  населения  по  отношению к
сливочному  маслу  и  какое  влияние  оказывали эти  изменения на содержание
холестерина  в  крови  нации. Выходило, что японцы  потребляли  все больше и
больше масла,  а полнота  и сердечные  болезни  не  переставали  захватывать
территорию страны восходящего солнца.
     Когда подошло  время,  я  позвонила в маленький бельгийский кооператив.
Родной  акцент  на  другом  конце провода  несказанно взволновал  меня.  Мой
соотечественник,  польщенный звонком из Японии, продемонстрировал прекрасную
компетенцию.  Десять минут  спустя  я  получала  двадцать  страниц  факса  с
подробным  описанием  на  французском  языке нового  метода по  производству
облегченного масла, права на который принадлежали бельгийскому кооперативу.
     Я  составила  отчет века. Начинался он исследованием рынка: потребление
японцами  сливочного  масла,  развитие с  1950 года, параллельное  ухудшение
здоровья,  связанное  с  чрезмерным  усвоением   масляных  жиров.  Затем,  я
описывала устаревшие методы извлечения  жиров, новую бельгийскую технологию,
значительные  преимущества и т.д. Поскольку я должна была  написать все  это
по-английски, то унесла работу домой: мне нужен был словарь, чтобы перевести
технические термины. Всю ночь я не спала.
     На  следующее  утро я  прибыла  в Юмимото  на  два часа  раньше,  чтобы
напечатать отчет,  вручить его господину Тенси и не опоздать на свое рабочее
место в офисе господина Саито.
     Тот тут же вызвал меня:
     -  Я  проверил ваши  ксерокопии, которые  вы  вчера  оставили у меня на
столе. Вы делаете успехи, но это все еще не отличный  результат. Возобновите
вашу работу.
     И он бросил пачку в мусорную корзину.
     Я кивнула и подчинилась, с трудом сдерживая смех.
     Господин  Тенси  навестил  меня  у  ксерокса. Он поздравил меня со всем
пылом, который позволяла ему вежливость и уважительная сдержанность:
     - Ваш отчет  великолепен,  и  вы составили  его чрезвычайно быстро.  Вы
хотите, чтобы на совещании я назвал его автора?
     Это   был   человек  редкого  благородства:  он   был  готов  пойти  на
профессиональное нарушение, если бы я его попросила.
     - Вовсе нет, господин Тенси. Это повредило бы как вам, так и мне.
     - Вы правы. Однако,  на следующем совещании я мог  бы сказать господину
Саито и  господину Омоши,  что вы  можете быть мне полезны. Как  вы думаете,
господин Саито станет возражать?
     - Напротив. Посмотрите  на эту кучу ксерокопий,  которую он приказывает
мне сделать,  а  все  для  того,  чтобы  удалить  меня  из  офиса,  он хочет
отделаться  от меня, это ясно. Он будет рад, если вы  предоставите ему такую
возможность, он меня не выносит.
     - Значит, вы не обидитесь, если я припишу себе авторство вашего отчета?
     Меня изумило  его  поведение: обращаться  с подобным уважением с  такой
мелкой сошкой как я.
     - Да что  вы, господин Тенси, для меня большая честь то, что  вы хотите
этим воспользоваться.
     Мы расстались с чувством глубокого взаимоуважения. Я смотрела в будущее
с доверием. Скоро будет покончено с абсурдными придирками господина Саито, с
ксероксом и запрещением говорить на моем втором языке.


     Драма  разразилась  несколько  дней  спустя.  Меня  вызвали  в  кабинет
господина Омоши: я отправилась туда без  малейшего опасения, не ведая,  чего
он от меня хотел.
     Когда я  вошла в логово вице-президента,  то  увидела  господина Тенси,
сидящего  на стуле.  Он  повернулся  ко мне  и  улыбнулся:  это  была  самая
человечная улыбка из всех, которые мне довелось узнать. В ней читалось: "нас
ждет скверное испытание, но мы переживем его вместе".
     Я думала, что знаю, что такое брань, но то, что мне пришлось вытерпеть,
открыло мне мое  полное  неведение  по  этому вопросу.  Господин  Тенси и  я
выслушали безумные  вопли. Я  не могла  решить,  что  было хуже,  форма  или
содержание.
     Содержание было невероятно  оскорбительным.  Меня  и моего товарища  по
несчастью   обозвали   всем,  чем   только  можно:   мы  были   предателями,
ничтожествами,    змеями,   мошенниками   и,   --    верх   проклятия,    --
индивидуалистами.
     Форма объясняла  многочисленные  аспекты  японской истории:  чтобы  эти
отвратительные  крики прекратились,  я  готова была на  худшее  -- завоевать
Маньчжурию, растерзать тысячу китайцев, покончить с собой во имя императора,
бросить свой самолет на американский линкор, и  даже может  быть работать на
две компании Юмимото сразу.
     Самым невыносимым было видеть моего благодетеля униженным по моей вине.
Господин Тенси  был умным и  добросовестным человеком: ради меня он пошел на
огромный риск,  полностью осознавая это. Никакой личный интерес не руководил
его действиями, он поступил так из чистого  альтруизма. И в благодарность за
его доброту его смешали с грязью.
     Я старалась брать с него пример: он опускал голову и горбился. Его лицо
выражало смирение и стыд. Я подражала ему. Но вот толстяк сказал ему:
     - Вашей единственной целью было саботировать компанию!
     Мысли  пронеслись  очень  быстро в  моей  голове:  нельзя,  чтобы  этот
инцидент испортил карьеру  моему ангелу-хранителю. Я  бросилась в грохочущую
волну криков вице-президента:
     - Господин Тенси не хотел саботировать  компанию. Это я  уговорила  его
доверить мне досье. Я единственная во всем виновата.
     Я лишь успела заметить  растерянный взгляд моего  товарища по несчастью
устремленный на меня. В его глазах я прочла: "Ради бога молчите!" -- но увы,
было слишком поздно.
     Господин Омоши застыл на мгновение,  потом  приблизился и крикнул мне в
лицо:
     - Вы смеете защищаться!
     - Нет,  напротив,  я признаю свою вину и  все беру на  себя. Меня  одну
нужно наказать.
     - Вы осмеливаетесь защищать эту змею!
     - Господин Тенси  не нуждается ни  в чьей защите. Ваши обвинения на его
счет лишены основания.
     Я видела,  как мой благодетель  закрыл глаза, и поняла,  что произнесла
непоправимое.
     - Вы смеете утверждать, что мои слова ложны? Неслыханная наглость!
     -  Я  никогда бы не осмелилась на такое. Я просто  считаю, что господин
Тенси оговорил себя, чтобы защитить меня.
     С видом, говорящим о том, что в нашем положении бояться уже нечего, мой
товарищ  по  несчастью  взял слово. Все  унижение человечества звучало в его
голосе:
     -  Умоляю вас,  не  упрекайте  ее,  она  не  знает,  что  говорит,  она
жительница запада,  молода, у нее никакого опыта. Я совершил непростительную
ошибку. Раскаяние мое не знает границ.
     - В самом деле, вы не достойны прощения! -- взревел толстяк.
     -  Мои  заблуждения  столь  велики,  но, однако, я  должен  подчеркнуть
великолепную  работу  Амели-сан  и  замечательную  быстроту,  с  которой она
составила отчет.
     - Это тут ни при чем! Работу должен был выполнить господин Саитама.
     - Он был в служебной командировке.
     - Нужно было дождаться его возвращения.
     - Это  новое облегченное масло без  сомнения интересует других,  так же
как нас. За то время пока господин Саитама вернулся бы из поездки и составил
отчет, нас могли обойти.
     - А вы случайно не сомневаетесь в компетенции господина Саитамы?
     -  Вовсе нет. Но  господин Саитама не говорит по-французски и не  знает
Бельгию.  Ему  было  бы  гораздо  сложнее  справиться  с этой  работой,  чем
Амели-сан.
     - Замолчите. Такой отвратительный прагматизм достоин жителя запада!
     Я решила, что это было сказано чересчур беспардонно в моем присутствии.
     - Извините мою западную недостойность. Да, мы совершили ошибку. Однако,
из этого можно было бы извлечь пользу...
     Господин  Омоши  подошел  ко  мне  с  устрашающим  видом,  не  дав  мне
договорить:
     - А вас я предупреждаю: это был  ваш первый  и последний отчет. Вы себе
сильно повредили. Уходите! Я больше не хочу вас видеть!
     Я не заставила  орать на себя дважды. В коридоре я снова услышала вопли
этой  горы  плоти   и  удрученное  молчание   жертвы.   Затем   дверь  снова
растворилась,  и  господин  Тенси  присоединился ко  мне. Мы вместе  пошли в
кухню, раздавленные проклятиями, обрушившимися на наши головы.
     - Извините меня за то, что я втянул вас в эту историю, -  сказал он мне
наконец.
     - Ради бога,  господин Тенси, не извиняйтесь! Всю мою жизнь я буду  вам
признательна. Вы единственный  здесь,  кто дал мне шанс.  Это  было  смело и
благородно с вашей стороны. Я это  знала с самого начала,  и я осознала  это
гораздо  лучше  с  тех  пор,  как  увидела, что  вам  пришлось  из-за  этого
вытерпеть. Вы их переоценили: вы не должны были говорить, что отчет был мой.
     Он посмотрел на меня в замешательстве.
     - Это не  я им сказал. Вспомните наш разговор, я рассчитывал поговорить
об  этом  на  высшем  уровне, с  господином Ганедой, без огласки:  это  было
единственной возможностью  добиться какого-то результата. Рассказав обо всем
господину О