у  на водяном матрасе и  тихо  дрейфую в
неизвестном направлении.
   Тошнота накатывала волнами, и мне нельзя было валяться, как вдруг дверь
распахнулась, и в каюту ворвалось пушечное ядро по имени Элиэзер Гарвиц:
   - Валерия, что же вы меня не предупредили, что вам нужен каопектат?!
   - Чего мне нужно? - удивилась я.
   -  Лекарство  от   морской  болезни,  -   пояснил  он.   -   Регулирует
вестибулярный  аппарат,   снимает  ощущения   тошноты,  антидепрессант.  Все
голливудские звезды им пользуются. Вот, возьмите.
   Он протянул мне маленькую белую упаковку и присовокупил:
   - Примите  сейчас  одну  и  держите всегда  при себе.  Лекарство  может
понадобиться  девочкам.  Не  хватало  еще,  чтобы   они  были  зеленые,  как
утопленницы. Если кончится, возьмите в судовой аптеке. Там оно есть всегда.
   Гарвиц  удалился  на  боевой  пост рядом с главным  трапом, а я, приняв
таблетку,  полежала еще с  четверть часика,  и вдруг  поняла, что мне совсем
хорошо.
   Резво  вскочив на ноги, я схватила сумочку,  и выскочила из каюты. И не
напрасно. Могла бы пропустить самое интересное.
   На пристань въехал  кортеж. В кильватере  полицейской машины с мигалкой
медленно  двигался  белоснежный   как  сливочное   мороженое  автобус,  весь
разукрашенный рекламой  фирмы  "Шуман  и  сыновья".  За  ним  следовали  два
роскошных автомобиля представительского класса. "В одном - Шуман, в другом -
сыновья," - решила я. Завершала процессию еще одна полицейская машина.
   Совершив  изящный пируэт, машины  замерли как вкопанные. Двери автобуса
медленно подались в сторону.
   - А сейчас вылетят птички... - пробормотала я.
   Птички.  то   бишь,   конкурсантки  издали   выглядели  тонкими  яркими
соломинками  с разноцветными метелками на головах.  Они рассылали публике на
пирсе воздушные поцелуи, в воздухе сверкали блицы. Не  хватало только криков
"Ура!" Зато свисту было предостаточно.
   Спохватившись,  я вытащила  из сумки очки и  водрузила их себе  на нос.
Картина стала отчетливой.  Но различить девушек я так и не смогла,  несмотря
на то, что видела их портфолио.
   За всей этой суматохой  никто не обращал внимания на полного человека в
светлом  костюме,  вышедшего  из  лимузина  в  сопровождении  дамы.  Вид  ее
напоминал продукцию торгового дома "Шуман  и сыновья". Она вся выглядела как
мороженое крем-брюле - розовое платье, кремовая шляпка.
   Несмотря на  нежность и  воздушность, дама, выбравшись из лимузина, тут
же цепко ухватила мужа под руку.  В том, что я имела честь лицезреть  именно
госпожу Шуман, сомневаться не приходилось.
   Супружеская пара остановилась и подождала, как весь цветник приблизится
к ним. Все кланялись, улыбались, здоровались за руку. При всей близорукости,
я  не могла не заметить  кислую дежурную улыбку на лице мадам Шуман. Еще бы,
отпускать мужа в плавание одного с такими красотками.
   -  Он для  нее  купил дом моделей,  -  громко  сказала  около меня одна
девушка другой.  - Называется "Ровена". Представляешь,  эта "Ровена" считает
себя модельером "от кутюр", а сама носит шляпки с вишенками!
   - Говорят, она до замужества была театральной костюмершей.
   Обе захихикали.
   - Я посмотрю  на вас, как вы  будете  смеяться,  когда  на  вас наденут
платья  не  "от кутюр", а "от мадам  Шуман"! -  сказала  высокая рыжеволосая
девушка.
   - Шарон, это правда? - удивились собеседницы.
   - А вы что, контракт  не читали?  - презрительно оттопырив нижнюю губу,
ответила Шарон. -  Там же четко написано, что все наряды, которые  мы  будем
надевать на конкурсе, потом останутся  нам.  Будет  наш начальник тратиться!
Жене прикажет, ее мастерицы сошьют.  А носить  эти "от  кутюр" для пугал нам
придется...
   Тем временем исполнение этикета заняло не более минуты, Шуман поцеловал
жену  в подставленные  губы.  Уже из окна  лимузина  она  смотрела, как  муж
медленно и важно поднимался по трапу.
   На палубе к владельцу фирмы подскочил вездесущий Гарвиц:
   -  Господин Шуман,  добро  пожаловать на "Афродиту", - словно  огромный
корабль был в полном его распоряжении.
   Шуман что-то буркнул под нос и уставился на меня. Возникла пауза. Я  не
могла выдавить ни слова.
   -  Позвольте   представить   вам,  господин   Шуман,   госпожу  Валерию
Вишневскую,  - пришел мне на помощь Элиэзер. - Валерия - наш координатор  по
общественным связям.
   Вот уж не  знала, что моя должность на этот раз будет называться именно
так.
   На лице хозяина ничего не отразилось. Он бросил мне:
   - Следите, чтобы они высыпались, - и прошествовал дальше.
   Класс! Я подивилась про себя точности формулировки. Если мои подопечные
будут  спать как следует, и притом в своих каютах, то  у них  будет цветущий
вид. Вероятные ночные скандалы станут невозможными. Не зря у этого господина
огромная фирма. Умеет ухватить суть...
   Тем  временем девушки, отстрелявшись на пирсе, поднимались  по трапу на
корабль, причем  делали  это крайне медленно: они  останавливались на каждой
ступеньке, позировали, усиленно махали руками и рассылали воздушные поцелуи.
Так как последняя ступенька  была выше  предыдущих, а шли  они исключительно
спиной к  кораблю, то на  самой  вершине  их подхватывал матрос, и аккуратно
ставил на палубу. Матросу эта работа ужасно нравилась, и судя по его виду он
сожалел, что девушек было всего восемь.
   Наконец  я встретилась  со  своими подопечными. Как  назло, вспомнилась
фраза из  журнала  "Вог":  "Хочешь эффектно выглядеть  - заведи  безобразную
подружку!" В данной ситуации все было наоборот.
   Отбросив  в  сторону  ненужные  мысли  (Валерия,   ты  на  работе!),  я
произнесла бодрым голосом:
   -  Девочки, пойдемте,  я  покажу  вам ваши каюты,  -  Элиэзер  вместе с
лекарством от тошноты вручил мне четыре ключа.
   Девицы гуськом  последовали  за мной,  оживленно  переговариваясь, и  я
сразу стала похожа на мою любимую Раневскую - мачеху из "Золушки": "За мной,
мои крошки!"...
   Четыре   двухместные  каюты  располагались  друг  против  друга,  через
несколько дверей от моей. Девицы  начали возбужденно  обсуждать, кто  с  кем
будет жить. Рыжеволосая стояла поодаль со скучающим видом и не вмешивалась в
споры. Наконец, все утряслось, и конкурсантки разбрелись по каютам.
   Пусть устраиваются,  а я  приберу у  себя,  и потом пойду знакомиться с
ними поближе. В конце концов,  должна же я знать, у кого из девушек проблемы
с разговорной ивритской речью...
   В каюте у меня царил полный  раздрай. Постель смята, будто на покрывале
долго и упорно кого-то насиловали. Из чемодана, небрежно сброшенного на пол,
свисали колготки. Моя сумка-портфель  валялась раскрытой  на столе.  Из  нее
высыпались бумаги.
   - Господи! - воскликнула я в  сердцах. - Неужели этот разгром произошел
только из-за того, что мне поплохело в течение пятнадцати минут. Тут же люди
были! Гарвиц видел этот бардак. Что он обо мне подумает?
   Уборка  заняла немного  времени.  Распихав вещи  во встроенный шкаф,  я
уселась  в  кресло, и дала себе минутную передышку. Решив, что  пришло время
подробнее  поговорить   с  девушками,   я  потянулась  за  портфелем,  чтобы
просмотреть портфолио восьми кандидаток. К современной молодежи надо идти во
всеоружии, иначе острые на язычок девицы не будут меня слушаться.
   В  портфеле  я  рылась  долго.  Папки  с   восемью  автобиографиями   и
фотографиями не было. Может я засунула ее в чемодан? Но в чемодане, стоявшем
на нижней полке шкафа, лежала только пара моих запасных туфель.
   Я схватила свой сотовый.
   - Дарья, ты дома? Очень хорошо! Посмотри пожалуйста, нет ли дома папки,
прозрачной такой, с фотографиями девушек?
   - Где смотреть? - откликнулась дочь сонным голосом.
   - Ну, на столе посмотри, возле компьютера, везде. Я перезвоню.
   Даже  если бы дочь нашла эту папку, это говорило бы  только об одном: я
растяпа,  и  мне  нельзя  доверять серьезные  поручения.  Помню,  в  Турции,
оставила билеты на  самолет на  тумбочке около  гостиничной кровати. Хорошо,
что у двери спохватилась. А в гостинице на Мертвом  море забыла блок питания
для сотового. Так и торчал в розетке...
   Когда процесс самобичевания закончился, я снова позвонила домой:
   - Нашла?
   - Нет, мам, нет твоей папки.
   - А ты хорошо искала? -  моя  дочь никогда не могла ничего  найти. Все,
что она теряла, отыскивалось само или  пропадало бесследно. И то, что она не
смогла отыскать мою папку, еще не говорило о том, что папки в доме нет...
   - Хорошо! - ответила она обиженно. - Звонил Денис, я его спросила, и он
сказал, что сам положил папку тебе в портфель! А меня мучаешь!
   -  Ладно, - смирилась  я, - извини. И  не  спи так  долго. Сделай  себе
корнфлекс с молоком. Бай!
   Раздался  низкий  долгий гудок  и корабль завибрировал.  Я поспешила на
палубу, чтобы присутствовать при отплытии.
   Стайка моих цыплят уже свисала с поручней, и активно махала крылышками.
Возле  них  вились  несколько   парней   в  возрасте  от  двадцати  пяти  до
шестидесяти. Как я поняла, языковой барьер там рядом не стоял. Все оживленно
переговаривались на  жуткой  смеси иврита  и русского,  вставляя  английские
словечки и арабский сленг, помогая себе при этом руками.
   Но мне-то платили  зарплату! И  если не за перевод,  то за то, создание
вокруг девиц атмосферу  пристойности... Решительно направившись  к радостной
толпе,  я  поправила очки  на  носу и оттерла  одного  слишком  прилипчивого
ухажера. Он  как раз прижимал к себе пышногрудую брюнетку и жарко шептал: "Я
буду  болеть только за тебя!" Брюнетка довольно повизгивала,  не  переставая
махать пестрым платком.
   - Девушки, - сказала я  строго, как только могла,  - пойдемте со  мной,
нам надо обсудить планы на сегодняшний день.
   -  Мадам,  -  обратился  ко  мне другой  повеса,  с болтавшейся  на шее
карточкой "Пресса", - зачем вы уводите от нас эти прелестные создания? Лучше
присоединяйтесь к нам! Мы будем рады...
   - Благодарю  за приглашение, но мои подопечные вверены мне, и я отвечаю
за их  состояние, - чопорно ответила я. - Вечером приходите в концертный зал
на шоу.
   Откуда   у  меня   такие  интонации?  "Небесных  ласточек"   в  детстве
насмотрелась!
   Девицы поскучнели и направились за мной. Я страшно жалела,  что со мной
нет  заветной  папки, так как  не  надеялась  на свою  память.  Хорошо,  что
программа круиза с перечнем мероприятий,  в который входили помимо шоу "Лицо
фирмы"  еще и прогулка  по греческим  островам,  пресс-конференция и концерт
артистов эстрады, была со мной.
   Мы  расположились  в  небольшом   холле  в  конце  коридора  на  мягких
диванчиках.  Девушки  расселись  попарно, так как  заняли места  в каютах. Я
сняла очки, достала блокнот и сообщила строгим голосом:
   - Меня  зовут  Валерия  Вишневская, и  я на  время круиза являюсь вашим
координатором. Сейчас мы познакомимся поближе, а пока хочу напомнить, что вы
все подписали контракт, в котором перечислены правила вашего поведения. Смею
вас  заверить,  что  это  не просто  слова,  а образ действия.  Вы,  дорогие
девушки, здесь не для отдыха, а для работы.
   - Мы читали  контракт,  - капризно протянула кудрявая шатенка в зеленом
мини платье. - Там столько разных ограничений: туда не ходи, сюда не смотри,
после  мероприятий в  баре  не оставайся, а  сразу в  постель.  Драконовский
контракт какой-то! И работа светит только одной из нас, а страдать всем!
   - Вот  с  тебя, дорогая,  и  начнем.  Расскажи о себе,  - прервала я ее
недовольство.
   - А разве у вас не написано? - возразила она.
   -  Написано,  но бы хотелось,  чтобы  другие  девушки тоже знали друг о
друге больше. Начинай.
   И я улыбнулась как можно дружелюбнее.
   -  Меня  зовут  Галья, -  ответила  шатенка  и  встряхнула  непокорными
кудряшками.  -  Мне  двадцать лет,  и  три месяца назад  я демобилизовалась.
Служила  в  погранвойсках.  Мои  родители   приехали  со  мной  из  Болгарии
пятнадцать лет назад.
   Я с интересом взглянула  на нее. Ведь только  в  погранвойсках  девушки
наравне с мужчинами несут боевую службу.
   - Кем ты хочешь стать?
   -  Манекенщицей. Причем исключительно международной. Мне очень нравятся
"от кутюр" Валентино. И у меня есть диплом школы манекенщиц.
   - Замечательно! - я  сделала  заметку  в блокноте. - Теперь  пусть твоя
соседка расскажет о себе.
   -  Яэль Бар-Леви, -  сказала  она. Это была тонкая хрупкая  брюнетка  с
огромными  миндалевидными  глазами  и   смуглой   кожей.  Вылитая  Суламифь,
принцесса Карфагена. - Мои родители из Йемена, мы даже в родстве, правда,  в
дальнем, с  Офрой Хазой. Мне девятнадцать лет,  сейчас,  вместо армии, служу
волонтером в больнице.
   - Похвально, - я  и  перевела взгляд на  соседний диванчик.  Пышненькая
брюнетка открыла рот:
   - Меня  зовут Катя, я  с Украины, из Харькова, приехала  восемь месяцев
назад,  - девушка говорила на иврите с ошибками, и я поняла, что это одна из
тех, кому надо будет переводить  на шоу. Хотя, судя  по сегодняшнему эпизоду
на палубе, недостаток языка  совершенно не  мешал общению  с противоположным
полом.
   - Сколько тебе лет?
   -  Восемнадцать.  Сейчас учусь  в  студии  иврита.  А  сюда  попала  по
объявлению в газете. Мне  Мири помогает с языком, -  и она кивком указала на
свою соседку.
   Ею  оказалась  та самая  платиновая Барби, которую  отверг  Денис.  Она
сидела,  откровенно  любуясь собой. Ножки перекрещены, носочки вытянуты,  на
пухлых  вишневых  губах  презрительная  гримаса.  Эта  девица  ощущала  себя
королевой.
   - Мири, а что ты нам расскажешь? Есть ли у тебя планы в жизни?
   Она деланно улыбнулась, обнажив меленькие, как у ребенка, зубки:
   - Победить на  этом конкурсе,  потом выиграть мисс Израиль, потом стать
мисс мира.
   - Всего-то... - усмехнулась зеленоглазая девушка.
   Она  пробормотала  это  себе под  нос,  и сидящая рядом с ней  кофейная
красавица удивилась:
   - Что ты сказала, Шарон?
   - Ничего...
   - Между прочим, - вступила в разговор  девушка справа от  меня,  - хоть
ты, Мири, и хочешь стать первой, это не дает тебе права занимать Адольфа!
   - Сколько хочу, столько и занимаю, - огрызнулась "Барби". Она даже позы
не  переменила.  - Тебе, с твоими  волосинками, все равно  у Адольфа  делать
нечего!
   - Подождите, подождите, - остановила я их.  - Какой  Адольф? О чем  это
вы?
   -  Наш  парикмахер, - пояснила  девушка  справа. -  Он,  по  контракту,
занимается  нашими прическами,  но  Мири постоянно  заставляет  его работать
только  над  ее  головой.  У  нее  просто  патологическая  страсть  к  этому
напомаженному гомику. Она думает, что  если он подольше будет над ней виться
с горячими щипцами, то она станет Мерилин Монро...
   - Как тебя зовут? - спросила я, удивленная сарказмом в голосе девушки.
   - Линда,  - ее голову действительно  украшал  светлый  ежик с реденькой
челкой,  но  девушку  стрижка совершенно не портила, наоборот, придавала  ей
стильность и изящество.
   - Как вы успели уже не поделить Адольфа?
   -  А она себя так вела  уже на отборочном  туре. Думает,  если ее Шуман
привел, так ей все можно?
   - Подожди,  -  остановила я ее, -  мы здесь, чтобы познакомиться,  а не
выяснять отношения.
   -  А мы уже давно знакомы, - пожала  плечами девушка, сидящая  рядом  с
Линдой. - Только вы  нас не знаете. Я -  Ширли, ученица двенадцатого класса,
из Иерусалима.  Линда  из  Тель-Авива.  Мы  с  ней  еще  на прошлом конкурсе
познакомились.
   И она тряхнула пышной копной темно-каштановых кудряшек.
   - Тогда  позвольте, я  задам  еще несколько вопросов. Только для  себя.
Хорошо? - улыбнулась я.
   - Меня зовут  Рики, -  тихо сказала эфиопка.  Она  посмотрела  на  меня
глазами  лани. -  Меня  привезли во время  "операции  "Соломон". Я хочу быть
учительницей.
   Десять  лет  назад израильские  ВВС вывезли  из осажденной  Аддис-Абебы
несколько  тысяч эфиопских  евреев. Люди  в белых  бурнусах шли в темноте по
летному полю,  заходили  внутрь  огромных военных транспортировщиков,  чтобы
прибыть на землю  обетованную.  Они  не знали грамоты, не  видели никогда  в
жизни самолетов, жили  в  саманных  хижинах в пустыне, но  знали: происходит
чудо, и скоро они будут в  стране, где нет смерти, и где все  счастливы. Где
царь Соломон познал их прародительницу - царицу Савскую и она родила первого
царя Абиссинии, и от которого ведет род их свергнутый монарх.
   Действительность  оказалась совсем  не такой ласковой и счастливой, как
им верилось.  Эфиопских евреев расселили  по  общежитиям, их учили ивриту  и
пользованию электроприборами, но  переход из каменного века в  двадцатый для
многих оказался непосильным.  Не находящие себе места в этом новом мире люди
втянулись в наркотики,  участились  случаи самоубийства от  тоски,  а  также
насилия  над близкими.  Из районов, где государство  покупало  им  квартиры,
стали убегать  жители,  продавая  свои дома  за копейки  - цены стремительно
ползли вниз.
   Апофеозом стал  случай  с "эфиопской кровью". Во  время  массовой сдачи
крови солдатами, один парень  заметил, что на пакете с только что сданной им
кровью, медбрат написал "Эфиопия" и отложил порцию в сторону.
   Солдат  рассказал  об  этом  члену  Кнессета  от  эфиопской  общины,  и
разгорелся  скандал.  В Иерусалиме произошло  кровавое столкновение десятков
тысяч  эфиопов  с  полицией.  Горели  машины,  демонстрантов   разгоняли  из
брандспойтов.
   На  телевидении шли нескончаемые дебаты на тему: прав  или нет  министр
здравоохранения,  что  отдал  приказ  уничтожать кровь  эфиопов. Приводились
страшные данные  о том, что  четверть  общины  заражена СПИДом и ботулизмом.
Министр,  защищаясь от нападок,  в прямом эфире  предложил перелить желающим
эфиопскую кровь.  На  вопрос  одному  из членов  Кнессета,  особенно активно
громившего расистское  постановление министра, хотел бы он,  чтобы его  дочь
вышла замуж  за эфиопа, тот воскликнул "Я был бы горд!". И тем самым показал
свою сущность: если человек  не расист,  то ему абсолютно все равно,  какого
цвета избранник его дочери.
   После этого  случая общество встрепенулось.  То, что  Израиль  погряз в
противоречиях, и теория "плавильного котла"  себя не оправдала, догадывались
давно, но именно сейчас у всех общин появился чувство осознания корней. Если
раньше все  считали себя нивелированными  "строителями  нового общества", то
сейчас  на первое  место  вышла гордость за  свою непохожесть на других. Как
грибы росли разные землячества и кружки любителей испанского, болгарского  и
других языков. Русский  театр стал лучшим в Израиле, а молодые эфиопы обоего
пола заплели волосы в мелкие  косички и начали подражать в  одежде  и манере
поведения   афро-американцам,    также   идеализирующим   культуру   черного
континента. Никто  не хотел  быть просто евреем. Каждый  хотел показать свою
индивидуальность. Поэтому девушки и добавляли  при  рассказе о себе,  откуда
они, или их родители, родом.
   - Это замечательно, Рики, что ты хочешь стать учительницей,  - искренне
ответила  я ей  и  обратилась  к  рыжеволосой  красавице.  -  А ты?  Что  ты
расскажешь о себе?
   - Меня зовут Шарон, - ответила она и замолчала.
   - Это мы знаем. Продолжай.
   - Не хочу, - спокойно сказала она.
   "О,  -  подумала  я,  -  в этом  кино  мы  уже  были.  Метод профессора
Преображенского действует  на все сто!" Поэтому я не  спросила, почему Шарон
не хочет говорить. Это за меня сделали девушки.
   - Ну, почему? - допытывали они ее.
   - Не хочу, - повторила Шарон с той же интонацией.
   - Это нечестно, - Катя  надула губы. - Мы все  рассказывали, а она что,
лучше других?
   - Кэт, либо  ты  неумна, либо считаешь  себя хуже меня. В обоих случаях
твоя  позиция ведет к  провалу, -  Шарон  встала,  показывая тем  самым, что
встреча закончена.
   Поднялись и остальные девушки. Все разбрелись  по своим каютам. Пошла и
я.
   Разбирая  вещи, я не переставала гадать: кто она эта Шарон, откуда, чем
занимается? Видно, что она старше остальных  девушек. Нет,