Линде, наверняка,
больше  лет.   И  в  том,  что  она  смотрела  "Собачье  сердце"   я  сильно
засомневалась. Иврит у рыжеволосой незнакомки был великолепный.

x x x
   -  Вот  вы где!  -  вдруг послышались голоса, и  в наш тупичок  в конце
коридора  ввалилась  целая  группа  журналистов  и фотографов.  -  Нехорошо,
Валерия, прячете от нас таких девушек!
   - Можно подумать, если бы я  прятала не таких, а других, вы бы отстали,
- фыркнула я.
   Мои  подопечные  уже вовсю  позировали,  призывно глядя в объективы,  и
отвечали на идиотские  вопросы: "Любите ли  вы фисташковое мороженое?", "Что
вы будете делать с главным призом?"
   - Куплю на него мороженого и сделаю ванну, - ответила Шарон назойливому
журналисту. У него на шее висела бирка с фотографией  и надписью "Константин
Блюм".
   Костя  Блюм обладал орлиным носом  и прической а-ля  Николай Васильевич
Гоголь, только более  длинной и растрепанной. Кроме  визитки  на  худой шее,
торчащей из воротника рубашки-поло,  болтались очки, кошелек на веревочке  и
шариковая  ручка. Он  постоянно  хватался за  них, отчего  казалось,  что не
миновать беды - веревочки врезались в шею со страшной силой.
   - Как вы себя чувствуете? -  услышала  я  за спиной голос. Обернулась и
увидела знакомого фотографа. На его визитке стояло "Михаил Глинский".
   - Спасибо, Миша, вашими молитвами...
   Он удовлетворенно  кивнул и тут  же отошел от меня. Нацелив на  девушек
объектив,   более  напоминающий  стробоскопический  телескоп,  он   принялся
непрерывно нажимать на вспышку, отчего у меня тут же заслезились глаза.
   Смотреть на  работу  Глинского  было  очень  интересно.  Он  ничего  не
говорил, не заставлял девушек принять определенную позу, и, казалось, он был
везде: выныривал из-за чьей-то спины, нависал над  банкеткой, чтобы схватить
удачный  ракурс,  а  то  и  передвигался гусиным шагом, стараясь  поймать  в
объектив чью-то ножку до бедра. В общем, работал на совесть.
   Невысокого роста  чернявый  корреспондент русской редакции  радио "Наши
Палестины"  (именно  так  было   написано  у  него  на  груди)  приставал  к
хорошенькой Рики:
   - Ну,  еще раз "Калинка,  калинка, калинка моя..." - резким  козлетоном
измывался  он над  эфиопочкой,  дирижируя  у  нее  под  носом  микрофоном  в
поролоновом колпачке. Рики старательно подпевала.
   Из  угла лобби, где двое журналистов,  оба чем-то неуловимо похожие - с
бородками и в  очках,  - обхаживали Мири и Катю, раздался громкий смех.  Все
обернулись.  Один из очкариков, с  именем "Эли Ройзман" на визитке, держал в
руке пластмассовый муляж мороженного,  который стащил,  вероятнее всего,  из
концертного зала, старательно его облизывал. А девицы громко смеялись.
   Это переполнило мою чашу терпения.
   - Все, господа!  -  рявкнула я. - Хватит!  Скоро  обед,  девушкам нужно
переодеться. После обеда пресс-конференция, вот тогда милости просим!
   В  этот момент мне в лицо ударила  вспышка Мишиного  стробоскопа,  и  я
инстинктивно оттолкнула его в сторону.
   - Имей совесть! - прошипела я. - Что тебе неймется?!

x x x
   По внутреннему  радио на трех языках объявили  о начале  обеда. Когда я
вошла  в небольшой  уютный  обеденный  зал, большинство  столиков,  покрытых
белыми хрустящими скатертями,  были уже  заполнено. Найдя  свою  табличку, я
коротко кивнула жующим соседям.
   Члены  нашей   команды  были  рассажены   так,  что   рядом  с   каждой
конкурсанткой  оказались парочка журналистов и еще  кто-то, скорее  всего из
служащих фирмы "Шуман и  сыновья". Девушки были  в  других  нарядах,  заново
накрашены  и с  преувеличенным вниманием смотрели  на своих собеседников.  Я
немного покрутила головой, пересчитывая их. Двоих не хватало.
   - Нет, я вам расскажу другой случай! - громко  сказал сидящий  напротив
меня Костя  Блюм. - Я был в Штатах,  и мои родственники  захотели  на память
подарить мне видео. Мы зашли  в магазинчик  и они обратились по-английски  к
владельцу. Ну, вы  же знаете,  кто торгует  в Бруклине электротоварами? Наши
израильтяне! -  при этом Костя посмотрел на меня, ожидая подтверждения своим
словам. Будто  я только и делала, что покупала в  Бруклине фотоаппараты.  Не
дождавшись от меня ободрения, он продолжил:
   -  Мой дядька и  говорит продавцу на  своем жутком английском с русским
акцентом: "Подбери нам хороший видяшник, мой племянник домой едет, хотим ему
подарок сделать." Тот, не отведя  взгляда, крикнул на иврите: "Йоси, принеси
тот  магнитофон, что вчера  вернули!". И начал нам  его нахваливать. Я стою,
молчу. И  когда мои предки  уже собрались  его  заворачивать,  говорю  этому
хохмологу: "Сладкий  мой,  возьми  это видео  и засунь  его себе  подальше в
задницу!". На иврите, разумеется.
   - И что потом? - спросил его грузный мужчина, сидящий рядом со мной.
   - Как что? Получили мы другой  видеомагнитофон,  с  огромной скидкой  и
извинениями!
   Мой третий сосед за столиком спросил:
   - Мне ваше лицо знакомо. Но вы не работаете у нас в фирме?
   - Временно, - засмеялась я, - вот, пасу курочек.
   -   Разрешите   представиться:   Соломон   Барнеа,   начальник   отдела
безопасности фирмы, - церемонно произнес он, и отложил в сторону вилку.
   -  Валерия,  -  улыбнулась  я.  Главный  охранник  был   хорош.  Слегка
тяжеловат,  но мускулы  проглядывались даже сквозь отличный пиджак. Каменная
стена, а не мужик.
   - А я журналист  газеты "Новости дня", Генрих Кушнер, - кивнул грузный.
- Вот, послали, а я качку не переношу. Ем плохо.
   По  нему это совершенно не было заметно.  Он опустошил большую  тарелку
супа и принялся за антрекот.
   -  Вам подпасок,  случаем,  не  нужен?  -  подмигнул  мне расхристанный
"Гоголь" Костя Блюм.  -  Сумки поднести, или полотенца подержать? А то мы со
всем нашим старанием...
   - Нет,  спасибо, мне уже делали заманчивые предложения, -  я  вспомнила
Дениса. -  Это непростое занятие. Кстати,  двух моих подопечных  до сих  пор
нет.
   Не успела я это сказать, как  в зал вошли Мири и Шарон. Обе насупленные
и сосредоточенные. Интересно, какая кошка пробежала между ними?
   Мири  прибавила шаг, и  быстро села  за  центральный столик, за которым
обедал сам господин  Шуман. Шарон  презрительно усмехнулась, и проскользнула
за соседний стол, рядом с Мишей  Глинским. Тот сразу завладел ее вниманием и
принялся  что-то с  жаром  рассказывать.  Шарон  косилась в сторону главного
стола.
   Блюм смешил нас все время обеда. Каким-то  образом он умудрялся и есть,
и  рассказывать,  и  изображать нечто  с  помощью ножа  и салфетки.  Соломон
подливал мне вина, а толстый Генрих доедал вторую вазочку крема-мусса.
   Пресс-конференция начиналась через час после обеда, и поэтому  никто не
задерживался  ни  в зале,  ни в примыкающем к нему баре. Девушки  спешили  в
очередной  раз  переодеться,  чтобы  предстать  во  всем  великолепии  перед
фотообъективами, а репортеры - приготовить эти самые объективы.
   В коридоре меня догнали две девушки, Катя и Ширли:
   - Валерия, вы будете делить платья и комбинации перед конкурсом?
   Вот ужас! Совершенно забыла, что Гарвиц предупредил меня еще и об этом.
Великолепные вечерние  платья  из прозрачного шифона  должны  были  украсить
девушек  на  заключительном  этапе  конкурса.  Большой  чемодан  с  нарядами
принесли в мою каюту два  матроса. Потому мне и выделили двухместную каюту -
багаж конкурсанток, оплаченный фирмой, занимал много места.
   - Что вы так волнуетесь? Все получат платья,  разных цветов, все  будут
красивыми.
   - В  том-то и дело, -  грустно сказала Ширли, - мне совершенно не  идет
желтый цвет. Я бы хотела синее или сиреневое платье.
   - А  я - розовое, - подхватила Катя. - А если другие  захотят? Особенно
эта примадонна!
   - Ты о ком говоришь? - спросила я.
   - Неужто вы  ничего не заметили? - наперебой заговорили они. - Эта Мири
строит из себя! И платье себе первая выберет, а нам - что останется!
   - Почему это она выберет? Платья же у меня в каюте?
   - Ей Шуман все разрешает. И  конкурс  этот ради нее устроил.  Все равно
она выиграет, а нас так, для кордебалета взяли. Она же с Шуманом...
   Разговор мне не понравился.
   -  Ладно, девочки,  идите  к  себе,  переодевайтесь,  а  за  платья  не
волнуйтесь,  Меня еще  отсюда  пока  никто не  увольнял. Я  вспомнила  слова
Гарвица про "особые полномочия".
   Зайдя  в  каюту, я  со злости пнула  огромный чемодан,  и бросилась  на
койку.  Вот  он, гадюшник! Не  зря  тебе такие деньги платят,  Валерия! А ты
думала, красотами островов насладишься, заодно и поработаешь? Не выйдет!
   Я  поискала  глазами по  сторонам. Куда  же  могла подеваться  папка  с
данными девушек и расписанием мероприятий? Без нее как без рук!
   Времени ни на  что не оставалось...  Наскоро умывшись и накрасившись, я
пошла собирать девушек.
   В каюте у Линды было так накурено, что понятие "сиреневый туман" обрело
свое  истинное значение. Она сидела,  зажав  в зубах сигарету, и смотрела на
стену. Больше никого в каюте не было.
   -   Линда,  разве  так  можно?  -  укоризненно  сказала  я  и  включила
кондиционер. - Ты себя не жалеешь. От этого цвет лица портится.
   - У меня сейчас на цвет лица сил не хватает! - ответила она, не вынимая
сигареты. - Каблук сломался на босоножках. А нога,  сами видите какая. Сорок
первый.
   - Может быть, у девочек попросишь? У кого-нибудь наверняка  есть лишняя
пара, - предложила я, видя, как она ожесточенно тыкает окурком в пепельницу.
   - У  всех маленькие  размеры, -  возразила  Линда  -  Я зашла  к  Мири,
попросила ее босоножки.  Только на конференцию,  а  завтра куплю или здесь в
магазинчике, или когда на острова придем.  У нее  ведь тоже большая  ступня.
Так эта стерва  передо мной дверь захлопнула! Не то что не  пустила,  а даже
разговаривать не стала. Просто закрыла дверь. Подстилка начальника!
   - Может, ей самой надо?
   -  Так бы и  сказала.  А  то, что  за манеры  - дверью хлопать! - Линда
вытащила следующую сигарету из пачки и нервно закурила.
   - Знаешь,  у  меня есть  босоножки.  Я  купила на  размер больше. Очень
приличные. Возьмешь? - предложила я.
   - Правда? - удивилась Линда.
   - Ну, да! Пойдем.
   Мы вернулись ко мне в каюту, и я отдала ей  свои  босоножки  с высокими
каблуками. Линда осталась довольна:
   - Обязательно отдам их вам сегодня вечером. Не сомневайтесь!
   Оставив Линду, я направилась в каюту Шарон и Рики. На мой стук никто не
ответил.
   - Шарон, открой, пожалуйста! Это Валерия!
   - Не открывают?
   Сзади меня стояла Рики и грустно улыбалась.
   -  Как?  Ты  здесь?  -  удивилась  я.   -  А  почему  не  готовишься  к
пресс-конференции?
   - Шарон попросила меня погулять немного. Да я, в общем, собралась.
   Нет! Это совсем никуда не годилось! Я снова постучала.
   И чуть не  упала.  Дверь  внезапно отворилась  вовнутрь,  и  я  еле-еле
удержалась на ногах.
   - Я же тебя просила!.. - услышала я.
   - Кого ты просила, Шарон? - как можно строже спросила я.
   - А, это вы...
   - Ты позволишь нам с Рики войти?
   Она молча посторонилась, и мы вошли в каюту.
   На  застеленной кровати Шарон,  между разбросанными платьями  и нижними
юбками  сидел  фоторепортер  Глинский  собственной  персоной. Он  ничуть  не
смутился, увидев нас.
   - Валерия,  дорогая!  -  приветствовал  он  меня. -  Рад  тебя  видеть!
Присаживайся.
   Я чувствовала себя идиоткой.  В конце концов, какого  черта? Они, слава
Богу,  совершеннолетние, а корчить из себя моралистку  совершенно  не в моем
стиле.
   И я постаралась представить дело по-другому.
   -  Шарон, Рики гуляет одна в коридоре. Ты совсем  не  одета, готовься к
пресс-конференции,  до  нее  осталось двадцать  минут.  Ну,  а вас,  молодой
человек,  -  я соизволила  повернуться  к фоторепортеру, - я попрошу  выйти,
чтобы девушки спокойно занялись собой.
   - Да-да, Валерия, я уже исчезаю.
   Он послал нам воздушный поцелуй и вышел за дверь.
   Спросив, не надо ли девушкам чего-нибудь и получив отрицательный ответ,
я вышла тоже.

x x x
   Пресс-конференция  проходила  в  большом  зале  ресторана.  Столы  были
собраны горкой в углу, стулья расставлены рядами.
   В  воздухе стоял  гул  и  треск от расчехленных  футляров на  липучках.
Вздрагивали одинокие вспышки - фотографы готовились к съемке.
   Меня заметил Гарвиц и помахал рукой.
   - Валерия, как девочки? Все в порядке?
   - Да вроде бы все...  - еще  не хватало ему рассказывать о босоножках и
Глинского в каюте у девушек.
   - Хорошо, хорошо, - покивал он, не слушая. - Сейчас  Шуман придет, надо
подготовиться.
   Чего  ему не  хватало?  На  полированном  длинном столе -  микрофоны  и
изящные бутылочки с водой, папки в ярких обложках.
   Внезапно шум в  зале стих. Все, как  по команде повернули головы. В зал
вошли  девушки. Семь стройных  изящных фигурок. Все, как одна, в мини-юбках.
Точеные ножки, как налакированные, смотрелись в лайковых колготках.  Барышни
улыбались изо всех сил.
   Мне стало не по себе. Где  Шарон? Не девка, а коктейль Молотова! Бежать
через весь зал, пробираться  к ее каюте?  А может  она  вот-вот войдет?  Или
подождать? А что скажет Гарвиц?
   Гарвиц, тем временем,  беззвучно  шевеля  губами, пересчитывал девушек.
Досчитав до конца, он поднял брови, и удивленно уставился на меня. Мне стало
неловко, я поднялась  с  места, чтобы все же пойти искать пропавшую,  но тут
двери отворились,  вошли  двое  парней из свиты  Шумана,  а  потом,  любезно
пропустив Шарон перед собой, показался и сам владелец фирмы.
   Засверкали  блики  фотоаппаратов,  но стражники Шумана  сделали как  по
команде  отрицательный  жест  рукой, пара  заняла свое место  за  столом,  и
пресс-конференция началась.
   Девицы перешептывались, глядя на Шарон, сидящую рядом с Шуманом, а Мири
смотрела невидящим взором  перед, забыв  об обязательной улыбке.  Такой ее и
сфотографировал Костя Блюм.
   Вздрогнув  от вспышки, Мири  словно очнулась, и вновь роскошная  улыбка
засияла на ее пухлых губах.
   Слово взял Гарвиц:
   -  Господа!  Приветствую  вас на  нашей  пресс-конференции.  Сначала  я
представлю  вам  девушек,  а  потом  расскажу  о  распорядке  нашего круиза.
Пожалуйста, познакомьтесь...
   Началось официальное  действие: девушки вставали, как роботы, улыбались
во весь рот,  и я лишь поражалась,  как при таких  улыбках  у них оставались
холодные оценивающие  глаза. Скорей всего, они очень серьезно  относились  к
действию   и    старались   принять   наиболее   выигрышные    позы    перед
непрекращающимися вспышками.
   Элиэзер  сообщил, что первый  тур  пройдет  сегодня вечером, завтра нас
ждет  увлекательная  прогулка  по   острову,   с  посещением  заповедника  с
водопадами  и горными козлами,  а  вечером - второй тур с вручением призов и
сюрпризами для девушек и публики.
   - Скажите, господин Гарвиц, каковы будут призы?
   Гарвиц развел руками, будто хотел показать величину призов  и  ответил,
улыбаясь:
   - Не сомневайтесь, призы великолепны! Наша фирма никогда не экономит ни
на рекламе, ни на  качестве продукции. И,  уверяю вас, призы будут отличного
качества!
   - Что получат девушки, занявшие второе и третье места?
   Выражение лица председательствующего изменилось:
   -  К  сожалению, условия  конкурса таковы, что  все,  я  повторяю, все,
получит  только  победительница! Будет  определена еще и дублерша,  но ей не
достанется ничего.  Только в  случае отказа  победительницы,  или  выяснения
особых  обстоятельств, по которым  ее  невозможно  допустить к рекламе нашей
продукции, все призы, а также контракт с фирмой переходят к дублерше.
   - Круто! - зашелестели в зале.
   Для   девушек   эта    новость   оказалась   неожиданной.   Они   стали
переглядываться, на лице Гальи застыло удивленное выражение. Она опомнилась,
встряхнула кудряшками и уставилась на Гарвица. Яэль что-то  жарко  зашептала
на ухо Ширли, а Мири обвела зал победным взлядом.
   Только  Шарон  не   изменила   позы.   Она   продолжала   улыбаться  по
голливудскому стандарту, глядя прямо перед собой. По ее лицу невозможно было
узнать, обеспокоена она этим сообщением или нет.
   - Тю-тю!  -  свистнул  сидящий рядом со мной  Глинский. - Ни тебе "Мисс
очарование", ни "Мисс зрительских симпатий". Как в марафоне.
   - В каком марафоне? - очнулась я.
   - Как в старом фильме с Джейн Фондой "Загнанных лошадей пристреливают",
- ответил он и навел свою лейку на Мири.  - Посмотрите, Валерия, как хороша!
Ничуть не сомневается, что выиграет.
   - Ну, если выиграет, значит, повезет девочке, - мягко заметила я.
   Тем  временем  пресс-конференция продолжалась. Девушки  выступали, и на
вопрос, каковы  ваша  планы  на  будущее,  отвечали,  что любят  мороженое и
мечтают работать в компании "Шуман и сыновья". Ни одна ни слова не сказала о
том, куда денется в случае проигрыша.
   Господин Шуман,  сидел, сложив пухлые  руки  на животе, и хмурился. Ему
явно  не нравилось, куда  свернула пресс-конференция, но  он не знал, как ее
прекратить. Он  выбивал  пальцами  дробь и  теребил свой  галстук.  От этого
занятия его оторвал вопрос Глинского:
   -  Господин  Шуман, не  кажется  ли  вам,  что  такие  условия конкурса
представляют вас в невыгодном свете? Разве это  хорошо: все одной  и  ничего
остальным? Они же все красавицы! Каковы критерии правильности оценки?
   Шуман расцепил свои пальцы и встал:
   -  Кто  выиграет -  решит жюри,  составленное  из представителей нашего
руководства. Это коммерческое мероприятие, призванное улучшить имидж фирмы и
обновить рекламу. Вы же  не  обижаетесь, когда из  несколько претендентов на
рабочее место выигрывает  один,  а другие  не  получают ничего? А  в  данном
случае  все  девушки,  невзирая  на  то,  выиграли  они  или  нет,  получили
прекрасную экскурсию, несколько нарядов, макияж. Что в этом плохого?
   - Это цинично! - выкрикнула дама-корреспондент женского журнала.
   Элиэзер Гарвиц попытался спасти ситуацию:
   - Господа, господа, не надо. У нас устав, мероприятие было подготовлено
и согласовано...
   Но  ему не дали  договорить.  Журналисты встали,  и  выхватывая сотовые
телефоны, поспешили вон из зала. Девушки  поднялись  тоже. Гарвиц в микрофон
объявил о закрытии пресс-конференции, но его уже никто не слушал.
   В коридоре  я наткнулась  на Костю Блюма. Тот захлопнул крышечку своего
сотового, и подмигнул мне:
   - Ну, как вам этот балаган, дорогая?
   Пожав плечами, я направилась к своей каюте. Блюм не отставал.
   -  Это  скандал, Лера!  Его  распишут  как  пульку.  Бедные  несчастные
девушки, жестокий и скупой хозяин. Публика любит такие темы.
   -  А,   собственно   говоря,  что  произошло?   -  я   была  раздражена
необходимостью защищать честь фирмы. Не зря же они платили мне зарплату. Или
собирались  платить.  - Это нормальный  выбор.  Никто  их  силком не  тянул,
золотых  гор не  обещал. Выиграет девушка - получит работу. Не выиграет - не
пропадет. Они молодые и здоровые. Найдут себе дело по душе.
   - О! - Костя  поднял вверх  указательный  палец. -  Наш дорогой айсберг
Шуман - большой  поклонник женской  красоты!  Говорят, однажды в  Техасе  он
зашел  в ночной клуб и запал  на  одну Лолиточку. Та сорвала с него неплохой
куш, а когда у него  кончились наличные, то  потребовала кредитную карточку.
Шуман  отказался,  и  загремел  в  полицейский  участок  за "особо  циничное
оскорбление лица женского пола".
   - Зачем вы мне это все рассказываете? -  я  попыталась остановить поток
костиных сальностей.
   -  Просто он  строит  из  себя хозяина-барина.  Да  он уже  смотрит  на
девушек, как на свой личный гарем! И если победительница будет ломаться, тут
же  подберет новую. Здесь не  Америка, помешанная на феминизме! И  если я не
прав,    зачем    ему   формулировочка:   "При   выяснении    непредвиденных
обстоятельств"? Это какие-такие обстоятельства? Спидом заболеет?
   -  Нет,  сыпь  на губах  выскочит.  Больно  будет  мороженое лизать,  -
ответила я и скрылась в своей каюте.

x