Эксперимент в завершающей стадии...
   Как я брошу ребят? Осталось совсем немного. Вы же знаете моего лучшего
друга, этого волкодава Кобыша... В конце концов, работа, может быть,
пойдет на премию в случае успеха. А тут наш вечно голодный Полуянов! Спит
и видит на своей широкой груди золотое сияние...
   - Все ваша дурацкая игра в награды, кто кого перетянет! - усилила
натиск Семеновна, не глядя на Татьяну Романовну, но каждое слово
предназначалось сейчас ей, и это понимали все трое. - Удивляюсь тебе,
Таня, тебе нужен живой муж, а детям отец, а не ваши дурацкие висюльки!
   Можно ли думать сейчас о премиях, когда ног не таскаешь!
   Вместо ответа Татьяна Романовна, осторожно взяв Васю за плечн,
заставила ею лечь. Вася, чутко настроенный сейчас ко всему происходящему,
задержал руку Татьяны Романовны в своей, еще влажной от слабости ладони.
   - Танюш, дети уже встали? Не очень я тебя напугал?
   - Не очень. Но лучше ты сейчас поспи, а то полежи бездумно, с закрытыми
глазами.
   - Я лучше полежу с открытыми, можно?
   - Всегда бы ты был такой покладистый, цены бы тебе пс было, Вася.
   - Да разве не всегда такой? В понедельник такой был, погоди-ка, когда
еще? В пятницу...
   - Особенно когда Кобышу в пасть добровольно лезешь...
   - Да, Кобыш ?лужик серьезный, с характером, да, Таня, си прагматик, но
он умеет почувствовать направление, а это немало. Пойми, он на месте в
лаборатории.
   - Я знаю одно, в ключевых позициях ни с кем нельзя делиться, тем более
с Кобышем, он же не человек, он танк, я его боюсь. - Татьяна Романовна, не
принимая примиряющей улыбки Васи, отчужденно переставляла пузырьки у
изголовья.
   - Чем Кобыш тебя так достал, ну чем он опаснее, например, Полуянова?
   - Как можно быть таким травоядным! Кобыш-акула, он проглотит тебя
вместе с лабораторией и не облизнется, - Татьяна Романовна нервно
поправила узел шейной косынки. - Почему я одна должна все предвидеть? Кто
я такая? Мне скоро самой уже не будет места в лаборатории.
   Кобыш выживет. Да, да, да, кто я такая, чтобы меня спрашивать,
принимать меня во внимание?
   Смотревший на нее с легкой полуулыбкой Вася от ее последних слов
откинулся головой на подушку, и лицо его затвердело.
   - Ты опять усложняешь...
   - А ты упрощаешь, упрощаешь, упрощаешь, - раздельно, утяжеляя каждое
слово, ответила Татьяна Романовна, солнце было уже высоко и густо заливало
комнату, Татьяна Романовна совсем задернула штору. - Нечему удивляться. Ты
умный человек и понимаешь все. Меня не может не тревожить наше положение.
Если бы ты понял, Вася! Нельзя всю жизнь только работать. Надо когда-то
заставить себя остановиться и оценить уже сделанное.
   - Что, что я должен оценить, Таня? - ровно, как о чем-то безразличном
для себя, спросил Вася.
   - Ты хочешь, чтобы я высказала тебе все до последней запятой?
   - Мы только так до сих пор и жили, - сказал Вася. - Мы...
   - Нет, не так, - резко оборвала его Татьяна Романовна. - Вокруг тебя
уже сложилась зона отчуждения... Талант, одаренность, исключительность! Не
тревожить, не беспокоить... Ах, ах! Только бы не помешать процессу! И я
первая подпала под эту магию твоей исключительности...
   - Таня, - тихо позвала Семеновна, чувствуя надвигающуюся бурю, одну из
тех, которые время от времени ч раньше потрясали старый дом у озера, но
Татьяна Романовна не услышала или не захотела услышать.
   - Ты жалеешь?
   - Не делай удивленных глаз, - сказала Татьяна Романовна, напряженно
шагая взад и вперед перед его кроватью на жестких каблуках и тем самым
подчеркирая свою готовность к дальнейшему нападению. - Больше всего мне
нравится, когда ты удивляешься вещам очевидным будто только что родился на
свет божий.
   - Ты жалеешь? - так же ровно, безразлично повторил Вася.
   - Не жалею! Как можно жалеть о том, что родился с серыми глазами, а не
с васильковыми, хотя васильковые может быть, и в тысячу раз лучше.
   - Не в тысячу, а в девятьсот двадцать семь!
   - Вася, Вася, тебе все шуточки, ты опять уходишь от главных вопросов, а
их нужно решать. Ни юг, ни горы ничего не изменят в тебе самом, и твоя
амбиция - ширма за нее ты и прячешься. Главное в тебе самом - стоит только
протянуть руку...
   - Неужели только протянуть?
   - Тебе нужно брать лабораторию, именно тебе а не Кобышу, раз Морозов
уходит, - упрямо глядя перед собой
   сказала Татьяна Романовна. - Что ты юродствуешь? Сколько раз мы
говорили с тобой об этом! Я и сейчас утверждаю тебе нужно переключиться,
дать отдохнуть голове...
   - Все не так просто, Танюш, ты не хуже меня знаешь, сколько порогов
надо обить, чтобы получить лабораторию, лоб до синяков намозолить в
поклонах...
   - Раз нужно, значит, нужно, не ты один, - стояла на своем Татьяна
Романовна. - У тебя - сбой, кризис, истощение-переключись! Вот единственно
разумный выход. Совсем выключаться из процесса страшно, да и неразумно!
   На твоих работах уже существует направление в институте, давай-давай
складывай теперь уже следующее подиожье, а другие будут возвышаться. Вася,
тебе надо взять то, что уже тебе принадлежит по праву.
   - Таня, ты действительно считаешь, что я неспособен двигаться дальше? -
Татьяна Романовна резко повернулась на каблуках. - Да не стучи ты
каблуками, неужели у тебя нет мягкой обуви?
   - Прости, - повернулась к нему Татьяна Романовна, с облегчением
сбрасывая с ног туфли, ее маленькие розовые ступни казались странно голыми
на некрашеном деревянном полу. - Я уверена, Вася, что, если и дальше так
себя расходовать, скоро не останется ничего. Ты выдохнешься.
   Я ведь тоже, Вася, вот-вот уп-аду от твоей гонки, ты только этого не
замечаешь. Нужна передышка. Возьми лабораторию, ведь неизвестно, кто
придет на место Морозова. Морозов тебя ценил, Морозов с тобой считался,
давал тебе делать, что ты хочешь. Если ты займешь его место, это будет
только справедливо. И ты отдохнешь, мозг отдохнет, и твой, и мой, и делу
польза, поможешь молодым, своим же ребятам.
   - Таня, только не надо спекулировать выгодой ребят, ладно? Совсем уж
нечестно!
   - А перекладывать все практические решения на плечи других, на мои
например, честно?
   - Ты знала, за кого шла замуж, я тебя не неволил.
   - Преступно так безалаберно относиться к плодам своего труда. Ты за все
платишь серым веществом, а решение практических вопросов перекладываешь на
плечи кобышей и полуяновых, то есть даришь им плоды наших совместных
усилий. Чудовищно, преступно по отношению к самому себе, к уже сделанному,
к своему же таланту! Талант-это не бездонный сосуд, он тоже имеет
определенную емкость.
   - Все так, Танюш, но если я не создан для руководства, для хождения по
инстанциям, если из меня не получится мало-мальски приличный руководитель?
   - Ты не можешь этого знать, - Татьяна Романовна опять непримиримо
хрустнула сплетенными пальцами рук. - Ты никогда не пробовал этим
заниматься. Ты привык вечно тесать гигантские блоки, тогда как Кобышу для
достижения того же уровня достаточно нажать кнопку на селекторе.
   - Так-таки и кнопку?
   - Ну, две!
   - Таня, ну скажи, чего тебе в жизни не хватает? Академического пайка?
Чем ты уж так не удовлетворена?
   - Зачем же так примитизировать, Вася? Мне больно, мне стыдно, что твой
мозг так чудовищно, так бессовестно эксплуатируется и я тоже втянута в
бесконечную, изматывающую гонку.
   Ровный голос и странно остановившееся выражение лица Татьяны Романовны
не предвещало ничего хорошего, человек бурно эмоциональный, она в минуты
гнева непонятно стихала, и даже интонации ее обычно оживленного высокого
голоса менялись на глухие и низкие. Желая разрядить напряжение, Вася
постарался успокоиться и придать своему лицу самое безмятежное выражение.
   - Семеновна, ребят пора поднимать и кормить завтраком, давайте-ка не
нарушать с самого начала режим, - начал было Вася, но Семеновна, с
живейшим интересом выслушав неизвестные ей до сих пор подробности из жизни
племянника, стариковски пристально взглянула на обоих и, бесшумно составив
пустую посуду на ярко расписанный поднос (подносы были слабостью Татьяны
Романовны), уже выплывала из комнаты, поджав в ниточку и без того тонкие
съеденные губы. Дверь за ней бесшумно и плотно затворилась.
   - Ну вот, перепугала насмерть старуху, она невесть что о нас с тобой
подумает. А ведь сама так ждала ее!
   - Не беспокойся за нее, она за себя постоит, Семеновна не из пугливых.
Потом, в глазах твоей тетки ты всегда прав, она всегда на стороне мужчин,
будь то ты, Олег или Тимошка. Мужчина в глазах Семеновны неправым быть не
может.
   - Сядь, ноги остудишь, - предложил примиряюще Вася, но Татьяна
Романовна, не принимая перемирия, негодующе вздернула плечи. - Ну хорошо,
Татьяна Романовна, тогда давай выступай дальше.
   В лице Татьяны Романовны точно что-то захлопнулось, н Вася пожалел, что
назвал жену Татьяной Романовной, а не Таней.
   - Да, да, да, - Татьяна Романовна все больше проникалась к этому
странному, нс желавшему палец о палец ударить для облегчения собственной
жизни, человеку чувством неприязни и жалости. - Вот ты сейчас на своей
кроьати отчаянно себя жалеешь! Так ведь? Никто тебя не понимает, не в
состоянии попять, где уж! Каргалов? Бездарь!
   Векшип? Ну, этот совсем сошел с дорожки! Полуянов? Ну конечно, шут,
рыжий на ковре, - усмехнулась она одними губами, хотя внутренний голос
давно просил, убеждал, умолял ее остановиться, образумиться, перевести
дыхаипе. - Да, да, да, вокруг одна только дрянь, серость, ничтожество! -
неслась она дальше в своем ослеплении. - Во WEC одном божественный дар,
я-божественный сосуд, только мне одному доверено нести факел.
   Побледневший Вася, сильнее вжимаясь в подушку, старался не глядеть
сейчас на жену, видеть ее сейчас было ему трудно, почти невыносимо.
   - И мою судьбу ты мимоходом перечеркнул, - продолжала свои безжалостные
обличения Татьяна Романовна. - И не делай страдальческие глаза! Я бы давно
уже кандидатскую защитила, у меня тоже мысли были, самостоятельные
разработки... а ты все втянул в себя. Кто я теперь? Жена, секретарь,
расчетчица? Нитка к иголке? Только успеваю оформлять твои мысли. Меня от
цифр уже тошнит. Веришь, на обоях вместо цветов у меня цифры впечатаны,
везде цифры, цифры, цифры... Переворачиваю длиннющие бесконечные рулоны с
цифрами, чтобы не упустить тот единственный результат, которого ты ждешь.
Слепну от цифр, а ты одним царственным взмахом отказываешься от борьбы за
лабораторию, перечеркиваешь целое десятилетие совместных усилий! И какой
итог?
   Тяжелый, когтистый шлепок в дверь прервал речь Татьяны Романовны, и на
пороге появился Тимошка, не совсем еще просохший и оттого непривычно
щуплый и узкий, но все в той же грациозной позе существа благородных
кровей, с внимательно чутким носом. Он пришел осведомиться, что делается у
Васи и почему так долго никто не показывается из его комнаты, и Вася,
встретившись с ним взглядом, ощутил опять легкое головокружение, он сам
еще не совсем вернулся из мира первородных вещей, завороженно отражавшихся
сейчас в непроницаемо-темных глазах Тимошки. Тимошка, отличавшийся
удивительной особенностью угадывать в нужный момент свою необходимость,
деловито прошлепал прямо к Васиной кровати и, не отрываясь от
отчужденно-замкнутого лица Васи, преданно положил морду на подушку и замер.
   - Вот, вот, - обрадовалась Татьяна Романовна новому аргументу,
мстительно указывая на Тимошку. - Вот твой лучший друг, теперь ты с ним
можешь остаток дней просидеть на скамейке, слушая лягушек...
   Полувопросительно шевельнув хвостом и не встретив одобрения Васи,
ничего не поняв и лишь ощутив нависшую в комнате грозовую атмосферу,
Тимошка благоразумно скрылся под кроватью.
   - Что ж ты не выходила замуж за Севку Валуева или за того же Яшку? - со
странной полуулыбкой неестественно высоко поднял брови Вася. - Севка ведь
так добивался, вот и были бы совершенной парой, счастливым совпадением
наклонностей.
   - Потому и не вышла, что ты встал на пути... Стеной, скалой! Именно
твоя одаренность, твоя одержимость меня обманула! Не уметь поддержать
такой успех, усилия двух жизней! Главное, не хотеть! Я бы слова тебе не
сказала...
   если бы ты хоть раз попытался защитить себя, свои талант. Но ты же
небожитель! Тебе только нимба не хватает. Хватит! С меня довольно! Не хочу
остаться у разбитого корыта!
   - Ты знала, за кого выходишь замуж, Татьяна Романовна, - голос Васи
заставил Тимошку переменить положение и плотнее прижаться к прохладному
полу. - Я тебе не обещал ни праздников, ни персональных машин, я могу
повторить тот наш разговор слово в слово. Я даже помню, где мы тогда были,
на Крымском мосту.... еще не начало светать.
   - Не надо, - глухо, как-то вся обмякая, попросила Татьяна Романовна. -
Я тоже помню.... Что же делать, мы слишком горячо взялись, по молодости
были слишком самонадеянны... Не рассчитали силы... Я так устала, Вася,
больше не могу. Ноша оказалась слишком тяжела, мне не по силам, Вася,
разве я виновата?
   Почувствовав смену интонации в голосе Татьяны Романовны, Тимошка
озабоченно вылез из-под кровати и переместился ближе к ее ногам, скашивая
черный умный глаз то на нее, то на Васю и как бы прикидывая, кому он в
данную минуту может быть больше полезен и к кому в первую очередь надо
броситься на помощь.
   - И ты не виновата, и никто не виноват, весь вопрос в том, на сколько
еще хватит горючего, Таня.
   Как всякая чуткая и любящая женщина, Татьяна Романовна чувствовала, что
складывается неподвластная ей ситуация, и, что бывало с ней крайне редко,
она с некоторой даже растерянностью и боязнью глядела сейчас на мужа,
словно столкнулась с неудержимо влекущим водоворотом, полным скрытой,
непонятной жизни и опасных воронок.
   Выгадывая время для необходимой перестройки, Татьяна Романовна пустила
в ход одну из самых своих непроницаемых улыбок, с какой красивая женщина
разговаривает с другой, еще более красивой. Озадачивая Васю своей
полнейшей безмятежностью, Татьяна Романовна присела на подлокотник низкого
кресла в углу и вытянула длинные красивые ноги в золотистом, еле заметном
пушке.
   - Вася, ты звонил Коле Звереву? - все с той же непроницаемой небрежной
улыбкой, как о чем-то маловажном, хотя это составляло главный интерес ее
разговора, спросила Татьяна Романовна. - Он два раза о тебе справлялся.
   - Этому-то что еще нужно?
   - Он говорил о тебе с министром, Вася, что за тон?
   Ты и раньше не отличался мягкостью, а теперь вообще от тебя ни о ком не
услышишь доброго слова.
   - А я сам? Разве о самом себе я плохого мнения?
   - Вот, вот, видишь, никого рядом, кто был бы нам равен, вокруг нас
абсолютный вакуум.
   - Таня, что с тобой, ты шуток не понимаешь?
   - Какие тут шутки, когда такая нетерпимость! Теперь вот и Яшка
Полуянов, и Коля Зверев, и Севка Валуев стали тебе нехороши. Ни с того ни
с сего решил сыграть в ревность, - пожала плечами Татьяна Романовна. - Так
я тебе и поверила! Ты и когда целуешься, в глазах одни формулы торчат.
   - Запрещенный удар, - обрадованно потер руки Вася. - В солнечное
сплетение, а то и ниже. Недаром Севка Валуев у тебя сегодня с уст не
сходит.
   Не удержавшись, Татьяна Романовна засмеялась, пересела к Васе,
затормошила его:
   - Ах ты, Вася-Василек! Никак не хочешь понять, что время сейчас такое,
жестокое, ничего не поделаешь. Кроме таланта, нужно еще иметь власть, а
талант, что талант? Так и будут доить все, кому не лень,
   - Завела свою пластинку, - отмахнулся Вася, внутренне прислушиваясь к
малейшей интонации Татьяны Романовны.
   - Просто тебе больше нечем крыть, - Татьяна Романовна снова перешла в
наступление. - А к Севке ты несправедлив, Севка-один из немногих наших
истинных друзей... Сам выбрал себе судьбу, вместо жены взял себе редкую
профессию, улетел на Камчатку и живет себе поживает в своем рыбьем
царстве. Чем он тебе-то мешает?
   Два-три письма в год!
   - Пусть бы твой Петрарка вместо писем кетовую икру или балыки слал.
   - Пошлый вульгаризатор! - невозмутимо парировала Татьяна Романовна. -
Что ты сегодня замкнулся на Севке?
   У пас своих проблем выше головы, и ни одна, заметь, ке решается...
   - И не решится.
   - Спасибо,обрадовал.
   - А что я могу, я, Танюш, ничего не могу.
   - Ты можешь тесать блоки, за которые никто больше не берется, а
изменить порядок вещей ты не в состоянии.
   Не нами он установлен, не нам пытаться его изменить, - подвела черту
Татьяна Романовна. - Меня интересует другое. Твое здоровье. Я за тебя
отвечаю. С меня спросится.
   Куда смотрела? Почему не уберегла? Ты, Вася-Василск, уже не тот, что
пять лет назад, хотя бы пять лет назад...
   Повторяла и повторять буду-работаешь на износ. В один прекрасный день
твой мозг просто откажет. И что ты будешь делать? Лудить чайники? Тебе
нужно, необходимо переключение, и нечего прятаться от самого себя.
   - От тебя спрятаться, точно, некуда. Конченый я человек.
   - Вася, можешь ты быть серьезным хоть раз в жизни!
   Господин случай подбрасывает тебе билет. Морозовы не каждый день
уходят. Позвони Звереву! - Татьяна Романовна с трудом удерживалась от
внезапно подступивших слез.
   Тимошка, бесцеремонно отряхнувшись, подошел вплотную к Татьяне
Романовне, положил ей голову на колени, туго обтянутые тонкой материей, и,
неотрывно глядя на нее, внимательно дослушал ее длинный монолог, пытаясь
понять, на чьей стороне правота.
   - Даже Тимошка серьезней тебя. Видишь, он тоже просит, правда, Тимошка?
- немедленно призвала в союзники Тимошку Татьяна Романовна, с наслаждением
запуская руки в лохматую шелковистую шерсть. - Послушайся хоть его,
надеюсь, его-то ты считаешь своим искренним другом?
   - А ты не решай за Тимошку, - рассердился Вася. - И вообще я спать
хочу, не дают человеку поболеть, каждый тут высказывается, выступает. Мы с
Тимошкой спать хотим.
   - Спите, спите! - с готовностью подхватила Татьяна
   Романовна. - Дай я тебя укрою... Может, чего-нибудь вкусненького
принести?
   - Не надо, - отказался Вася, с удовольствием закрывая глаза.
   Татьяна Романовна слегка провела ладонью по его волосам и на цыпочках
вышла. Тимошка хотел было отправиться с ней вместе, по она приказала ему
быть с Васей и караулить его, Тимошка послушно улегся возле кровати.
   Татьяна же Романовна тщательно, не по-дачному оделась, подкрасилась и,
стараясь не привлекать к себе излишнего внимания, предупредив Семеновну,
что уходит по делу, вышла к шоссе. Проголосовав, спустя полчаса она уже
была у нужного ей дома, в самом центре соседнего с Озерной дачного
поселка, здесь, находясь уже почти у цели, она опять заколебалась. Ей
пришло в голову, что она своим походом к Полуянову поставит и себя и мужа
в неловкое положение и что лучше всего было бы вернуться и никаких
разговоров с Полуяновым не вести. И, однако, рассуждая таким образом, она
уже поднималась по тесной лестнице и скоро оказалась на втором этаже
деревянного коттеджа.
   А может, его, на счастье, и дома не окажется, она перебросится с
Мариной, женой Полуянова, парой дежурных фраз, посидит с четверть часа,
выпьет чаю с обязательным в дачной жизни клубничным вареньем и вернется
домой, - обнадежила себя Татьяна Романовна, притрагиваясь к кнопке звонка,
и тут же услышала твердые шаги за дверью, через несколько секунд она
увидела обрадованное ее приходом и удивленное лицо Яши Полуянова и
улыбнулась ему, полуофициально-полудоверительно. Он пригласил ее войти,
усадил в кресло, Татьяна Романовна часто бывала с Васей у Полуяновых в
московской квартире, но на даче была у них впервые. Здесь, как и в Москве,
царствовали вещи. Полуянов много и охотно ездил в заграничные
командировки, квартира его, а теперь вот и дача были набиты дорогими
вещами и редкостями и больше смахивали на антикварную лавку, где вещи не
служили человеку, а соперничали друг с другом, хищно, как на аукционе,
выкрикивая свою цену. Глядя на это собрание вещей, нельзя было даже
отдаленно предположить профессию и круг интересов их хозяина, так далеки
они были, вместе