и повзрослел, сфальшивить было невозможно.
   - Наша мама героическая женщина, - сказал Вася. - Она сама очень
талантливая. У нее были красивые решения, красивые работы. Только жизнь не
переупрямишь, Олег, в двух разных упряжках мы бы не потянули. Вот мама и
пожертвовала собой, осталась только моей помощницей, а тут как тут и вы с
Дашей появились... Вовсе не до большой науки стало, при нашем-то быте.
Далеки мы еще, Олег, от истинной гармонии. Я маму понимаю, ей со мной
нелегко, она яркая личность, вот потому мы с тобой и должны быть чуткими к
маме. И прощать ей надо всякие там женские капризы, неровности. Вот
видишь, со мной срыв - гнал, гнал без передышки. Я виноват перед мамой,
только ведь я мало что могу изменить.
   - Зачем же менять? - опять нахмурился Олег, изо всех сил стараясь
понять прозвучавшую в словах отца какую-то скрытую неустроенность. - Мама
ведь любила тебя.
   - Почему-любила? - удивился и обиделся Вася. - Она и сейчас меня любит,
и я ее люблю, - добавил он, смущаясь своих слов и серьезного, понимающего
выражения лица сына. - От тебя, Олег, сейчас многое зависит. Видишь, я
свалился, - Вася неуверенно развел руками. - Тяжести не могу поднимать и
все такое... Ненадолго, конечно, пройдет. Подлечусь, и пройдет. Но сейчас
в семье ты единственный здоровый мужчина, на тебя одна надежда, а то
женщины растеряются, разохаются, женщины, они такие. Им помогать нужно.
Помоги маме купить необходимое к отъезду. Поддержи ее. Еще я хочу тебя
попросить...
   Мы уедем, а ты, Олег, помни о сестре, Даша не должна чувствовать себя
одинокой без нас. Конечно, она младше тебя и девочка, но дело в другом. У
нее нелегкий характер, а Евгения Семеновна больше тебя любит, Евгения
Семеновна уже пожилой человек, ее уже не переделаешь, и ты должен как-то
незаметно подправлять их отношения... Договорились? Чтобы было все по
справедливости.
   Олег засопел, кивнул и отвел глаза, он придумывал, как бы показать отцу
свою готовность сделать не только то, о чем тот просил, но в тысячу раз
больше, он любил Васю, и ему сейчас нестерпимо хотелось потереться головой
о его тяжелые руки, непривычно неподвижно лежавшие на белой простыне.
Положение спасла ворвавшаяся в комнату с отчаянным визгом Даша, она, как
всегда, словно свалилась с неба, была растрепана, с полными ужаса глазами.
   Остро переживавший такие ситуации Тимошка заинтересованно запрыгал
вокруг нее, подняв оглушительный лап.
   Даша бросилась к Васе.
   - Папа, папа, вор, вор! - кричала она. - У нас на кухне вор! Из
холодильника еду забирают, во-от такая спима! Скорей! Скорей, пап!
   Олег с хохотом свалился на кровать рядом-с Васей и от восторга стал
молотить воздух ногами, Тимошка, не раздумывая, тоже заскочил на кровать,
перекрывая всех радостным лаем.
   - Да тетя Женя ночью приехала. Мы с мамой поздно вечером ее встречать
ходили на станцию! Вот что! - смог наконец выговорить Олег. - Ну трусиха,
ну трусиха!
   Озадаченная Даша помедлила, затем топнула ногой и убежала сама
удостовериться, а Вася с Олегом заговорщически переглянулись.
   С этого часа и вплоть до самого отъезда Васи с Татьяной Романовной к
морю в доме стояла кутерьма, ни днем, ни поздним вечером не утихали
оживленные хлопоты, укладывались и перекладывались чемоданы, покупались
рюкзаки, кеды, купальные принадлежности. Олег с Татьяной Романовной не раз
ездили в Москву в магазины, затем покупки дружно обсуждались на семейном
совете. Татьяна . Романовна купила себе модный, очень открытый купальник.
Примерив его дома, она вызвала восторг Даши и нсодобрение Семеновны,
Семеновна со своей привычной ласковостью в голосе ядовито заметила, что уж
приличнее совсем голым ходить, чем этими полосками себя прикрывать, и
Татьяна Романовна с Васей утвердительно закивали в ответ, Олегу же
купальник понравился, и он его безоговорочно одобрил.
   Стояла хорошая погода, березы над озером шумели к вечеру от малейшего
ветра, и, если небо было чистым, в глубине озера начинали копиться
предвечерние тени с их тайнами, шорохами и неожиданностями. Из своей норы
выбиралась Чапа и, бесшумно выставив одни лишь глаза да усатый нос, плыла
к берегу, где росла сладкая осока, затем важно возвращалась, уже с пучком
травы во рту. Теперь Чапа на всю ночь становилась полновластной хозяйкой
озера, Даше категорически запрещалось подходить к воде в темную пору, Олег
за долгий день уставал от солнца и движения и рано засыпал, и только один
Тимошка неукоснительно обходил свои владения и, заставая Чапу за
добыванием корма, спугивал ее ожесточенным лаем.
   В сумерки на скамейке над озером часто сидела Татьяна Романовна, она
любила воду и отдыхала в одиночестве.
   Если у Васи выпадали свободные полчаса, он присоединялся к Татьяне
Романовне, и они, изредка негромко переговариваясь, завороженные тишиной,
засиживались допоздна, до самого восхода луны, но в последние дни перед
отъездом времени ни у кого не оставалось, даже Тимошке его не хватало, и
он прекратил свои ночные вылазки и нс. пугал больше Чапу. В доме стали
происходить разные небывало интересные вещи, и особенно по вечерам, и
Тимошка, стараясь, по своему обыкновению, ничего не пропустить, едва
успевал обойти всех, и детей, и Семеновну, и Васю с Татьяной Романовной на
их втором этаже. Кроме того, чаще обычного теперь звонил телефон, и
Тимошке, тоже по давней привычке, ставшей теперь его обязанностью, то и
дело приходилось мчаться в гостиную, садиться рядом с телефоном и лаять. И
хотя Тимошка порой делал вид, что страшно устал и телефон ему осточертел,
втайне очень гордился этой своей обязанностью, и особенно много слов
признательности слышал он от Семеновны, в последнее время Семеновна стала
заметно слабеть слухом, и Вася все обещал ей достать слуховой аппарат
новейшей конструкции, почти незаметный. Вкуснее всего было, разу?дсется, у
Семеновны на кухне, веселее у Татьяны Романовны с Васей, в последние дни на
второй этаж совсем перекочевали и дети, и Тимошка не имел права ничего
упустить из происходящего в доме. Татьяна Романовна затеяла шить себе и
Даше ситцевые сарафаны, Семеновна приходила руководить и отпускать
критические замечания, Тимошка добросовестно присматривал за всеми. Женщины
оживленно обсуждали фасон и кроили материю, Семеновна, давно уже открыто
осуждавшая Татьяну Романовну за то, что та морит себя диетой, и на этот раз
не удержалась. Но Татьяна Романовна была в хорошем настроении, и обычной
размолвки между ними не получилось.
   - Ах, тетя, тетя! - весело сказала Татьяна Романовна. - Мы так мало
знаем о самих себе, возможности человеческого организма так мало
изучены... Тетя, вам известно, что в нашей стране каждый третий переедает?
Ну зачем, скажите, наращивать лишний вес?
   - Конечно, куда уж, - в тон ей отозвалась Семеновна. - Недаром теперь
стали такие диетические, где уж теперь рожать и кормить. Теперь уж грудью
не кормят, не-ет, куда! Теперь, не успел младенец глазки открыть, ему в
рот бутылку со смесью. Искусственники все, отсюда и болезни.
   Искусственный век, сплошь синтетика. Натуру перевели, скоро дети
синтетические пойдут.
   - Допустим, демографический спад имеет и другие причины, - Татьяна
Романовна хотела продолжить свою мысль, но Даша, взявшись мастерить из
лоскутьев летнее платье для своей любимой куклы и заслушавшись, о чем,
хотя и непонятном, говорили взрослые, больно уколола себе палец и
разревелась.
   Тимошка подошел и, утешая, полизал ее мокрые щеки.
   - Ты, Тимошка, ей пальчик полечи, - сказала Татьяна Романовна.
   Тимошка не понял или подумал, что это совсем уж каприз. Он независимо
отправился к Васе. Нацепив на нос большие роговые очки, Вася читал газету,
и Тимошка остался им доволен. Газета в руках у Васи говорила Тимошке о
хорошем, домашнем настроении у Васи. Тимошка хотел было прыгнуть к Васе на
диван, но вовремя вспомнил, что рядом Татьяна Романовна, по странному
женскому капризу, она сердилась на Тимошку за подобную вольность.
Оглянувшись на нее, Тимошка слегка улыбнулся, высунув кончик языка и всем
своим видом показывая, что ему куда приятнее лежать на прохладном и чистом
полу, чем на душном и старом диване: скоро идущая от Васи волна покоя
усыпила Тимошку, он тоже должен был иногда спать.
   В день отъезда с самого утра Семеновна принялась печь пирожки на дорогу
и жарить курицу и все охала, что не успеет до шести часов, когда за
Татьяной Романовной и Васей должна была прийти машина и отвезти их на
аэродром. Тимошка, вставший чуть свет вместе с Семеновной, ни на шаг от
нее не отходил.
   - Ласковое у тебя сердце, Тимошка, - одобрила Семеновна и дала ему
кусочек вкусной мясной начинки для пирожков. - Ешь скорей, а то увидят и
опять нас с тобой ругать будут. Пусть уж наша Татьяна Романовна морит себя
свеклой да морковкой, а для здоровья без мясного нельзя.
   Какой же мужчина без мяса? Ткни пальцем, и упадет.
   Тимошку не надо было упрашивать, он был полностью солидарен с
Семеновной и в отличие от Татьяны Романовны не боялся пополнеть. Проглотив
начинку, Тимошка широко облизнулся и благодарно повилял хвостом, за это
ему тут же подбросили куриное горлышко, предварительно макнув в соль.
Такое лакомство Тимошке доставалось не часто, он вначале даже не поверил,
затем осторожно взял горлышко в зубы, оглянулся на Семеновну, словно
ожидая, не передумает ли она, и уж затем как-то незаметно, боком, боком
выскользнул из кухни и унес нежную куриную шейку к озеру, чтобы там
насладиться ею в одиночестве.
   За завтраком Даша успела стащить румяный пирожок, чтобы тоже съесть его
вместе с Тимошкой где-нибудь в укромном месте, но Татьяна Романовна
заметила и заставила ее положить пирожок обратно на блюдо, сказав скучным
голосом, что воспитанные дети должны есть за столом.
   И тут раздался настойчивый и долгий звонок, кто-то пришел, и Тимошка с
хриплым лаем понесся к калитке. За ним поспешил Вася в сопровождении
Семеновны, очень любившей встречать гостей, тут, возле калитки, лицо у
Васи сделалось кислым, он даже не сумел скрыть разочарования.
   - А, ты, Яша, заходи, заходи, - вяло пригласил он Полуянова, державшего
в руке "дипломат" и роскошный букет чайных роз.
   - Ребята на колесах, всего на несколько минут, по пути, - торопливо
поздоровался Полуянов, его глубоко посаженные, странно разбегающиеся в
разные стороны глаза глядели сразу на Тимошку, на Васю и на Семеновну. -
Всем привет... Марина розы послала Татьяне и еще кое-что на дорогу.
Балычок и там всякое по мелочи. Держи, - Полуянов передал Васе розы,
извлек из "дипломата" аккуратно упакованный в пергамент тяжелый пакет, его
неспокойный левый глаз снова и снова останавливался на Тимошке. Полуянов
озадачился, что у него ничего не припасено еще и для Тимошки, и огорченно
развел руками. - Ничего не попишешь, брат, вышла осечка, тебе в другой
раз, - пообещал он.
   Подозрительно втягивающий ноздрями воздух, Тимошка в ответ на его слова
отвернулся и пересел на другое место, подальше от калитки, он уже запомнил
Полуянова и не любил его, от Полуянова сочился какой-то особый
раздражающий запах, и всякое появление этого неприятного запаха оставляло
после себя плохое настроение, хмурые лица и озабоченность, уж это Тимошка
хорошо знал по собственному опыту.
   Проводив Полуянова, вышагивающего рядом с Васей, неодобрительным долгим
взглядом, Тимошка молча отправился по своим делам, Полуянов был неприятный
и скучный человек, на него даже лаять было неинтересно. Но уже через
несколько минут Тимошка забеспокоился: он оставил Васю без присмотра,
наедине с человеком, внушающим глубокое недоверие, и защитить Васю, если
что, будет некому. Бросившись в дом, Тимошка застал Васю в сильном
волнении и, тотчас заняв оборонительную позицию у ног хозяина,
предупреждающе заворчал на Полуянова, смотревшего, по своему обыкновению,
в разные стороны.
   - Все, Яша, у меня чисто! - развел руками Вася. - Просто ничего
готового больше нет. В моем личном столе и сейфе совершенно пусто. И
здесь, - Вася шлепнул себя ладонью по лбу, - сплошной сквозняк! Сквозняк,
понимаешь? Хватит вам за глаза, вы меня и без того обобрали до нитки. На
два-то месяца программы свсрхдостаточно!
   Полуянов выразил на своем лице сочувствие и, взглянув на простые
некрашеные полы кабинета, даже не застланные паласом, тяжело вздохнул.
   - Вася! Василии Александрович! - сокрушенно покачал он головой. - Не
горячись! Вот нагнал ты на всех страху! Конечно, работы на -лето сверх
головы. Сверхдостаточно! Это я так, к слову. Общий же котел. Вот и
сорвалось с языка.
   - Знаю я вас! Первичную информацию сначала обработайте, тогда и
говорить будем. Дай бог, чтобы успели к моему возвращению, - Вася заглянул
в неспокойные глаза Полуянова и стал завязывать развязавшийся шнурок.
   - Сделаем, Василий Александрович. А ты о заделе все-таки подумай.
   Пришла раздосадованная Татьяна Романовна, села в глубокое кресло в углу
и стала молча слушать, не принимая участия в разговоре, разговор между
старыми школьными друзьями шел в полуофициальном, подчеркнутом тоне, она
не раз замечала, что мужчинам доставляет определенное удовольствие эта
примитивная игра.
   - Оставь ты его в покое, Яша, - наконец вставила она. - Напрасно
бьешься, oн же удила закусил, ты ведь его твердолобость знаешь не хуже
моего....
   - Делу же, делу урон! - трагически воздел руки Полуянов под настойчивым
взглядом Татьяны Романовны. - Ты еще поймешь, какую глупость допускаешь,
карась-идеалист! Ты еще локти покусаешь. Надо, Василий, брать в руки весь
комплекс, пока не поздно. Неизвестно ведь, старик, кто придет на смену
Морозову, даст ли он тебе заниматься чистой теорией или заставит пахать на
себя. У нас, старик, уже физически не остается времени для нового разбега.
   Ладно, ладно, молчу! Но учти, Василий, через пять лет у нас с тобой
другой разговор пойдет.
   Тимошка опять угрожающе заворчал, и Полуянов развел руками и
окончательно сдался, они еще немного поговорили с Васей о текущих делах и
стали прощаться. Полуянов пожелал Васе с Татьяной Романовной хорошего
отдыха, теплого моря, счастливой дороги и еще более счастливого
возвращения.
   Вася пошел проводить его до шоссе, вернувшись и отчего-то
развеселившись, он схватил Тимошку за передние лапы, заставив его вместе с
собой провальсировать до террасы.
   - Ты смотри, - серьезно сказал Вася, глядя в непроницаемую тьму
преданных любящих глаз Тимошки, - ты этого типа без нас на порог не пускай!
Он - среднеарифметическое. Он - всевидящее и всеобъемлющее. В любую щель
пролезет и сухим выйдет. Засунет в свои бездонный карман самое дорогое и
будет таков, ищи-свищи ветра в поле. Он и хороший, и добрый, но - в свою
пользу, для своего желудка. Знаешь, Тимошка, у воинствующей серости самые
универсальные желудки и самые бездонные карманы. Понял?
   Татьяна Романовна, стараясь подольше побыть с детьми и попутно
завершить необходимую воспитательную программу, заторопилась с обедом,
женщины стали накрывать на стол. Даша, не любившая никаких домашних
обязанностей, на этот раз безропотно разложила ножи, вилки и ложки и даже
по-хозяйски вытряхнула из хлебницы крошки воробьям.
   Обед прошел молчаливо и несколько грустно, затем, после всяческих
наставлений и распоряжении Татьяны Романовны, разговор переключился на
море, на подводную охоту. Даша, еще не видевшая моря, с загоревшимися
глазами стала фантазировать о дельфинах, тут неожиданно пришла машина, и,
оповещая об этом событии, залаял Тимошка. И дети и взрослые переглянулись
и немного расстроились, не растерявшись, стараясь поднять общее
настроение, Вася фальшивым голосом запел песню о веселых туристах и
хорошем настроении, Даша с Олегом послушали и вяло засмеялись, Татьяна
Романовна прижала к себе верткую Дашу и коснулась губами ее пушистого
затылка.
   - Так быстро! Даже не верится, что уже пора. - Она сняла свои круглые в
пол-лица модные очки в прозрачной оправе с голубыми стеклами и, сразу
становясь моложе и беспомощнее, близоруко сощурилась на Семеновну. - Пора.
Мы, тетя, на вас надеемся... Главное, соблюдайте режим и Тимошку,
пожалуйста, не перекармливайте...
   Останавливая Татьяну Романовну, Вася положил ей руку на плечо, Татьяна
Романовна послушно замолчала.
   - Ладно уж, ладно, - добродушно-понимающе проворчала Семеновна,
подпадая под общее настроение и намеренно оставляя слова Татьяны Романовны
без ядовитого ответа.
   - Что-то на этот раз тяжело очень. Словно кто держит.
   - А ты посиди еще на салате да морковке, посиди! Совсем ног таскать не
будешь, - сурово пообещала Семеновна. - Нервы не выдерживают глядеть на
такое изуверство. Присядем на дорогу.
   У Даши сделались испуганные и совершенно круглые глаза. Отнесли
чемоданы в машину, еще раз, по напоминанию Семеновны, проверили деньги,
документы и билеты, перецеловались, Татьяна Романовна и Вася попрощались с
Тимошкой. Подавая лапу Васе, Тимошка отвернулся, Тимошка вообще не любил
прощаться, а сейчас, предчувствуя не обычную, рабочую отлучку хозяина, а
долгую нескончаемую разлуку, Тимошка переживал расставание очень тяжело.
Вася потормошил его, почесал за ушами, но Тимошка не мог даже заставить
себя притвориться довольным и хотя бы слегка, для приличия засмеяться.
   Машина отъехала, Тимошка посмотрел на машущего рукой тоненького и
плоского Олега и ушел на свое самое потаенное место, на дальний берег
озера, заросший густыми кустами. Его много раз звали, и Даша, и Олег, и
особенно Семеновна, он же продолжал безучастно лежать, положив голову на
лапу. Потом он заснул, и ему снилось, что Вася лежит с ним рядом и
разговаривает с ним, мягко теребя его длинные уши, и от этого Тимошка
радостно повизгивал во сне. Еще не открыв глаз, не проснувшись, Тимошка
насторожился, совсем рядом появилась опасность, и Тимошка, еще ощущая
большие руки Васи, сел. В траве неподалеку шуршал еж Мишка, день кончался,
и солнце косо пробивалось сквозь кусты: не обращая на ежа Мишку никакого
внимания, Тимошка встряхнулся и озабоченно побежал к дому.


                                     5

   Для Тимошки Вася был совершенно особым от всех существом, и даже если
он на целый день уходил на работу или куда-нибудь далеко уезжал, он
постоянно присутствовал в мире Тимошки, как основная ось, центр, смысл и
необходимость бытия. Тимошка часто вспоминал о нем и начинал тосковать по
его рукам, по его запаху, по его голосу, только с Васей у Тимошки
связывалось ощущение настоящей радости и полноты жизни. Рядом с Васей, и
особенно когда тот бывал в хорошем настроении, Тимошку одолевали приступы
буйного веселья, показывая свою ловкость и силу, он прыгал особенно
высоко, особенно быстро брал самый слабый след. И скучал Тимошка тоже
по-своему: ни с того ни с сего он садился, широко расставив передние лапы,
опускал голову чуть ли не до земли и застывал в таком положении надолго,
и, если кто-нибудь начинал подсмеиваться над ним, он обижался и уходил с
глаз подальше. И еще в острые приступы тоски появлялся на свет увесистый
обкусанный кирпич. Тимошка таскал его в зубах по всему участку, устав,
ложился, клал между лап и неотрывно сторожил, словно боялся, что
обкусанный кирпич вскочит на ноги и удерет, когда же тоска несколько
ослабевала, Тимошка уносил кирпич, осторожно взяв в зубы, словно живого
щенка, и прятал в одному ему известное место.
   Вечером после отъезда Татьяны Романовны и Васи в доме, несмотря на
хлопоты Семеновны, про себя довольной наконец-то осуществившимся отъездом
племянника с женой, стало пусто и скучновато. Даша капризничала по
пустякам, поссорилась с Олегом,тот вполне резонно обиделся и ушел наверх,
в Васин кабинет. Там он пристроился на открытом балконе в старом плетеном
кресле. Сквозь деревья в сумерках тяжело поблескивало озеро. В зелени еще
возились и перепархивали птицы, солнце уже село. Из-за горизонта,
окрашенного у самой земли ярко раскаленной узкой полосой, еще вырывался
сноп золотистых лучей, пронизывающих одинокое, одно-единственное во всем
небе, облачко ровным алым свечением, затем лучи