евести взгляд с женщины на мужчину.
   - Да нет же, они мирные, мы с ними подружимся, -  женщина  попыталась
восстановить статус-кво.
   - Ва-а-ай! - неожиданно завизжала тощенькая подружка датого  подрост-
ка.
   - Вон он, вон ОН!!! - задорно заорал ее приятель,  показывая  пальцем
на заснеженный холм, возвышающийся за противоположными трибунами.
   Все одновременно посмотрели на вершину холма и увидели, как с нее ку-
барем скатилось что-то маленькое, зеленое.
   Сбежав вниз по скамейкам, подросток прошмыгнул между двумя зазевавши-
мися милиционерами и выскочил на поле. Не успев ничего сообразить,  все,
кто стоял рядом, а за ними и все остальные с нашей  стороны  устремились
за ним. "Назад! - гаркнул "наш" милиционер, складывая  в  гармошку  свою
широкую улыбку. - Назад!" - огрел он прилично одетого мужчину  резиновой
дубинкой по андатровой шапке. Но было поздно: толпа человек  в  сто,  из
которых большинство не понимало, куда и зачем бежит, понеслась через по-
ле. Увидев это, милиция на другой стороне крепко взялась за руки, но не-
ожиданно получила удар в спину: те из зевак, кто стоял на другой  сторо-
не, вообще ничего не поняли и, решив, что мы увидели  нечто  необычайное
на середине поля, прорвали милицейскую цепь и помчались на встречу  нам.
Одна только комиссия застыла посреди места посадки,  не  зная,  в  какую
сторону ей бежать. Был какой-то момент,  когда  обе  летевшие  навстречу
друг другу толпы замедлили свой бег, почти достигнув центра  поля  и  не
зная, что дальше делать, но тут с обеих сторон подоспела милиция, и, по-
лучив новый импульс, как в деревенском кулачном бою, одна стенка сошлась
с другой. И завертелось... Перед глазами все замелькало, а в уши  ударил
тугой волной звуковой шквал, в котором можно было различить тяжелое  ды-
хание, крики, глухие удары дубинок, шипящие  плевки  милицейских  раций,
хруст заламываемых рук и снова крики... "Только не упасть, а  то  затоп-
чут", - заевшей пластинкой крутилось в голове. Меня толкнули в спину,  я
полетел вперед, ударился лицом о чью-то голову, отлетел в сторону, и пе-
ред самым моим носом мелькнуло красное ольгино пальто.  Извернувшись,  я
схватил Ольгу за меховой воротник и, сбив с ног двух человек, выволок ее
из толпы. "Бежим!" - пихнул я Ольгу в пушистый загривок, отпуская ворот-
ник.
   Выбежав со стадиона, мы очутились в березовой роще и побежали по тон-
кой снежной простыне, оставляя на ней следы из  бурых  опавших  листьев.
Так бежали мы до тех пор, пока не сели прямо на снег,  окончательно  вы-
бившись из сил.
   - У тебя кровь... изо рта, - тяжело дыша, Ольга протянула мне  душис-
тый носовой платочек.
   - Ерунда, - прохрипел я. Вытерев подбородок, я провел кончиком  языка
по верхним и по нижним зубам. - Зубы целы, только губа разбита. А у тебя
пуговицу от пальто оторвали.
   - Да еще и "с мясом", - вздохнула она,  запихивая  пальчиком  в  дыру
клок ватина.
   - Как на Ходынке...
   - Слу-ушай, - удивленно протянула Ольга, - а ведь это та самая полян-
ка!
   - Да, действительно, - оглянувшись, я увидел, что мы сидим на той са-
мой полянке, на которой встречались теплыми летними вечерами.
   - Неужели, это то самое место?! - вздохнула Ольга. -  Его  теперь  не
узнать, - задумчиво сказала она. - Так преобразилось... Вроде то же  са-
мое, но будто на другой планете.
   - Да-а, - согласился я.
   - Ты меня любишь? - неожиданно спросила Ольга.
   Вместо ответа я нежно притянул ее к себе и поцеловал.
   - У тебя губы от крови соленые, - сказала  она,  жалея  меня  тыльной
стороной ладони по щетинистой щеке.
   - А у тебя - сладкие, - поцеловал я ее еще раз.
   - Тише, - вдруг испуганно прошептала она, - на нас смотрят.
   - Кто?
   - Не знаю... но я чувствую.
   Я резко встал и увидел, как за припорошенными снегом кустами мелькну-
ло что-то зеленое.
   - С меня хватит! - взревел я, бросаясь к кустам.
   - Ты с ума сошел! - закричала в ужасе Ольга. - Сережа, не надо!
   Но я уже не думал, надо или не надо - в бешенстве я гнался  за  нена-
вистно-противным маленьким зеленым существом.  Не  пробежав  и  двадцати
метров, существо споткнулось и, неуклюже подпрыгнув, плюхнулось на снеж-
ный ковер. С ходу я набросился на него, чтобы тут же придушить,  но  су-
щество неожиданно пропищало испуганным детским голоском:  "Дяденька,  не
бей!" Отпрянув, я увидел под собой мальчишку лет десяти, в зеленом  ком-
бинезоне и с намазанным аквамариновой гуашью лицом.
   - Я пошутил, - плаксиво прогнусавил он, растирая кулаком зелено-голу-
бые слезы.
   - Я тебе пошучу! - зачерпнув в ладонь снега, я умыл им  доморощенного
инопланетянина. -Сейчас вот мы с тобой в милицию пойдем, - схватил я его
за шиворот.
   Внезапно за спиной раздался истеричный хохот - смеялась Ольга.
   - Что ты ржешь?! - набросился я на нее.
   Воспользовавшись заминкой, мальчишка вырвался и пустился наутек.  Тут
мне тоже стало смешно.
   - Беги-беги, Фантомас сопливый! - хохоча, я запустил ему вслед  блед-
ноаквамариновый снежок.
 
   6. Сам Занзибаров
 
   Всю следующую неделю на работе только и было разговоров, что про  та-
релки, гуманоидов, Угловского мессию  и  массовый  психоз  на  стадионе.
Кстати сказать, тот самый психоз закончился не столь уж безобидно: одной
женщине разбили лицо дубинкой, двум мужчинам продавили в свалке  грудные
клетки и арестовали пятерых "зачинщиков". Я терпеливо старался не  всту-
пать в эти разговоры, но когда Митрофанская объявила  в  четверг  утром,
что ночью видела сон, в котором ей явился "мессия в белом балахоне  и  с
нимбом над темечком" и поведал ей, что он  предназначил  угловитян  быть
своим богоизбранным народом, я, наконец, не сдержался и окрестил  Митро-
фанскую "яснопиздящей". То есть я, конечно, выдал  этот  неоматеризм  не
прямо ей в глаза, а поделился им с коллегами-мужиками, но в тот же  день
он шелестом пронесся, передаваясь из уст в уста, по всему нашему  предп-
риятию. В ответ на это Митрофанская, как истинная пророчица, ушла в  се-
бя, затаив обиду на весь коллектив. Ну и Бог с ней!
   К концу рабочей недели я уже стал надеяться, что  разговорами  все  и
кончится: пошумят-пошумят и успокоятся, а там, глядишь,  Съезд  народных
депутатов СССР какую-нибудь хохмочку похлеще  этой  выдаст,  и  про  та-
инственного мессию совсем забудут. В пятницу вечером, придя с работы до-
мой, я облегченно вздохнул: целых два дня я  не  буду  выслушивать  этот
бред. Спасибо теще - она запретила Алене даже вскользь упоминать о "всей
этой недобитой нечисти". Но только я было расслабился,  развалившись  на
диване перед телевизором, как позвонила Ольга и поставила меня в извест-
ность, что в субботу вечером мы идем на день рождения в "один  дом,  где
будет сам Занзибаров". Что бы это значило?! Никогда раньше Ольга не бра-
ла меня в свои "походы по гостям", как она выражалась. А тут еще и  "сам
Занзибаров"! Причем, в ольгиных устах это "сам- Занзибаров"прозвучало не
иначе как "виконт де-Бржелон". Но больше всего меня смутило  то,  что  я
понятия не имел, кто такой этот Занзибаров и почему он именуется не ина-
че как с приставкой "сам", а выяснить у Ольги я не мог,  потому  что  на
кухне, откуда я говорил по телефону, вдруг срочно что-то понадобилось  и
жене, и теще.
   - Звонил председатель шахматного клуба, - сказал я, положив трубку. -
Завтра в Углове будет проездом сам Ботвинник, и в клубе  устраивают  ма-
ленький прием в его честь.
   - Смотри не напивайся, Сержик, - предупредила Алена.
   - Когда это я напивался?! - возмутился я. - Ты ж меня знаешь...
   - Потому и говорю, что знаю.
   Я лишь тяжело вздохнул, ничего не ответив: в другой раз точно бы  "из
искры возгорелось пламя" - пламя семейной ссоры, -но теперь я был  слиш-
ком озадачен ольгиным звонком.
   * * *
   На следующий день в шестом часу вечера мы встретились на  условленной
трамвайной остановке и отправились в гости.
   - Куда мы все-таки идем и кто такой этот "сам Занзибаров"? -  спросил
я у Ольги по дороге.
   - Идем мы к моему бывшему однокласснику Юрку,  -  спокойно  объяснила
она, беря меня под руку. - Я узнала, что у него на  дне  рождения  будет
Занзибаров и напросилась в гости. Понятно?
   - Ничего не понятно, - нахмурился я. - Зачем тебе  нужен  этот  самый
Занзибаров?
   - Лично мне он не нужен, - заверила она меня. - Я  хочу  тебя  с  ним
познакомить, вот и все.
   - А мне он зачем нужен?
   - Для далеко идущих целей, - загадочно вымолвила Ольга, прижимаясь ко
мне.
   - Все ясно, - демонстративно зевнул я. - Но кто он такой, раз он  мне
нужен?
   - Ты был в театре "На паркете"? - ответила она вопросом на вопрос.
   - Кажется, был.
   - Так вот, Юрок выступает в этом театре, а Занзибаров у них - главный
режиссер.
   - Похоже, я имел честь лицезреть этого Занзибарова.
   Я поворошил мозговые извилины и вспомнил,  как  мы  с  Аленой  ходили
прошлой весной в этот любительский театрик. Спектакль был  по  рассказам
Шукшина, но вместо светлой шукшинской иронии со сцены пер в зал беспрос-
ветный экзистенциализм. В общем, впечатление от спектакля осталось тяже-
лое, хотя в постановке чувствовалась рука если и не мастера, то  знатока
своего дела. Помню я еще задался вопросом, хотел  ли  режиссер  добиться
именно такого  эффекта  -  чтобы  зритель  себя  чувствовал  сидящим  на
собственном дерьме. Когда занавес опустился, на сцену  выбежал  из  зала
крупноголовый мужчина в массивных очках, встал впереди  цепочки  актеров
и, сияя лучистой творческой энергией, стал отвешивать в зал  благодарные
полупоклоны, как будто слышал не жидкие аплодисменты, а гром оваций. Бы-
ло очевидно, что это сам режиссер, и - странное  дело  -  зал  и  правда
сильнее забил в ладоши, заражаясь режиссерским энтузиазмом. Короче,  по-
лучилось как в старом анекдоте: "Все в дерьме, а я - в белом фраке".
   - Надеюсь, ты не намерена предложить мне,  как  начинающей  актриске,
отдаться Занзибарову, чтобы получить в награду роль мессии в  его  новом
спектакле? - усмехнулся я.
   - Занзибаров больше не ставит спектаклей, - серьезно ответила  Ольга.
- Теперь он занимается бизнесом и политикой и весьма  в  этом  преуспел.
Странно, что ты про него не слышал.
   - Из театра - в политику! Вполне в духе времени, хотя и отдает  клоу-
надой, - заметил я не безиздевки.
   - Он - универсал, - заверила меня Ольга, не сбиваясь с серьезного то-
на. - По рассказам Юрка, он закончил политехнический  институт,  получил
степень кандидата физико-математических наук и неожиданно ушел из  науки
в творчество: окончив высшие режиссерские курсы, практически с нуля соз-
дал свой театр, стал писать сценарии и ударился  в  публицистику.  Когда
разрешили заниматься бизнесом,  он  учредил  свой  Творческо-эксперимен-
тальный концерн. Этот концерн скоро перерос во  всероссийский  -  слышал
про ВТЭК? - а сам Занзибаров стал первым в Углове легальным миллионером.
Кроме того, в марте Занзибарова выбрали в  совдепы,  и  теперь  он  стал
"правой рукой" первого секретаря горкома КПСС Проскудина, которого "про-
катили" на выборах.
   - Сам Занзибаров проводит в совдепах политику  самого  Проскудина,  -
констатировал я.
   - Да нет, - возразила Ольга, - если верить Юрку, то  получается,  что
Проскудин проводит политику Занзибарова, потому что сам он "разбит пара-
личом власти", как выразился Юрок, а у Занзибарова - масса идей, которые
разрабатываются в его ВТЭКе. У нас в исполкоме рассказывали, что  Занзи-
барову звонят по засекреченной связи из самой  Москвы,  из  Политбюро  и
Совмина: консультируются с ним накануне принятия ответственных решений.
   - Да-а, большой человек этот Занзибаров! - попытался  я  в  последний
раз поддеть Ольгу, когда она уже давила на кнопку дверного звонка.
   Дверь открыл высокий белобрысый юноша с красным лицом, который больше
походил на колхозного комбайнера, нежели  на  артиста.  Впрочем,  в  том
спектакле, который я видел в театре Занзибарова, он,  кажется,  действи-
тельно играл деревенского "водилу". Церемонно  представив  меня  хозяину
квартиры, как и следует представлять мессию-инкогнито, Ольга сунула  Юр-
ку-имениннику подарок-сверточек, чмокнула его в щечку и шутливо  предло-
жила "пройти в залу". Ольгино волнительное нахальство передалось и  мне,
и неизвестно, что я бы, в свою очередь, учудил,  если  бы  артистическая
братия не оказалась на редкость нечванливой и даже добродушной.
   Самого Занзибарова пока не было, и разговоры шли в основном на  быто-
вые темы: где можно раздобыть талонов на сигареты, какие кроссовки  луч-
ше, "Найк" или "Рибок", и как прожить на жалкую  зарплату,  не  растеряв
при этом последних крох достоинства творческой личности.  Ольга  тут  же
вступила в разговор, присоединившись к женской половине общества,  кото-
рая обсуждала картинки из осеннего выпуска  "Бурды",  а  я  расслабленно
скучал, как и подобает истинному мессии-инкогнито, делая вид, что внимаю
мужской светской беседе про цены на автомобильные запчасти, тем паче что
автомобиля у меня не было. Водки было много, но пили  мало,  и  от  того
разговоры велись трезвые и невеселые.
   От нечего делать я стал всматриваться в лица актеров из "На  паркете"
и по-настоящему заинтересовался, обнаружив, что в них есть нечто  общее,
будто все они приведены к единому знаменателю. И действительно: когда  я
еще раз обвел взглядом напаркетовскую труппу, то обнаружил, на всех них,
даже на казалось бы смазливеньких актрисках, лежит печать угрюмой  невы-
разительности. "Интересно узнать, - подумал я, - были они такими,  когда
их подобрал Занзибаров, или он их специально так  "вылепил"  для  своего
экзистенциалистского (язык сломаешь!) театра".
   Но оказалось, что я поторопился с выводами: через пять минут появился
сам Занзибаров, и на моих глазах гадкие артистические утята превратились
в озаренных светом Мастера - именно так они его  называли  -  прекрасных
творческих лебедей. И понеслось-поехало... Кто читал монологи, кто  дек-
ламировал стихи, кто пел песни под гитару, а кто и вовсе отплясывал  под
хлопки в ладоши. При этом было очевидно, что все  они  и  каждый  в  от-
дельности стараются не для того, чтобы как-то выделиться  перед  главре-
жем, к тому же бывшим, а просто из любви к своему учителю.  Сам  Мастер-
расслабленно развалился на диване и, улыбаясь всем своим крупным  телом,
благодарно одарял талантливых учеников своей лучезарной энергией. Вместе
с тем, видно было, что он скромно и терпеливо ждет окончания  импровизи-
рованного представления, чтобы сказать свое последнее слово. В  заверше-
ние домашнего концерта на середину комнаты вышел худенький паренек с си-
няками под глазами и, сияя отраженным светом Мастера, прочел,  обращаясь
к нему, свое стихотворение "из только что написанного":
   "Сон подсказал мне ненароком
   сюжет картины без холста:
   толпа в молчании глубоком
   ждет появления Христа.
   К мистериям от Голливуда
   померк в глазах их интерес -
   в надежде на святое чудо
   вонзились взоры в синь небес.
   Забросив школьные тетрадки,
   сбежались дети на гостинцы,
   а рядом в боевом порядке
   стоят морские пехотинцы.
   В волненьи смотрит ввысь калека:
   вот-вот приидет Исцелитель,
   и ждет с небес сверхчеловека
   официальный представитель.
   Старушки крестятся украдкой,
   слезами полон тихий взор,
   а между ними с черной папкой
   таится мрачный ревизор.
   Меж тем вдали, на заднем плане,
   молчанье кроткое храня,
   стоит обычное созданье,
   такое же, как ты и я.
   Взор всех витает в вышине
   в порыве неземных страстей,
   и только тот, что в стороне,
   с любовью смотрит на людей.
   И прыгает в восторге мальчик:
   "Я вижу!" - маме он кричит
   и тычет влево тонкий пальчик...
   но мама бдительно молчит.
   Ушел мой сон своей дорогой,
   но все же стало ясно мне:
   прав атеизм, нет в небе Бога -
   Он вместе с нами, на Земле!" Паренек кончил читать... Все молчали,  и
он немного растерялся: не мог понять, понравилось или нет. Первым очнул-
ся Мастер. Порывистым движением он спрыгнул с дивана и, выбежав на сере-
дину комнаты, разлаписто сгреб паренька в свои объятия. Грянул гром  ап-
лодисментов, юноши кричали "браво", а девушки плакали восхищенными  сле-
зами. Поддавшись общему порыву, я тоже забил в ладоши, но тут поймал  на
себе восхищенный взгляд Ольги, говоривший: "Да-да, мой дорогой  инкогни-
то, это про тебя!" - и опустил руки, спустившись с небес на землю. Когда
аплодисменты стихли, Занзибаров сказал:
   - Я как раз об этом думал, - он сделал долгую паузу, давая слушателям
возможность сосредоточиться. - Прав ли был Маркс, принижая роль личности
в истории? Вы скажете, не было бы Христа - был бы другой, тот  же  Савл,
или Павел, как утверждал Тендряков. Да, в этом есть  доля  истины:  идеи
буквально витают в воздухе, пропитывая ноосферу живительной влагой своей
запредельной энергии, но где есть гарантия того, что  найдется  человек,
который, как губка впитав в себя эту влагу,  этот  божественный  нектар,
скажет: "Имеющий уши да услышит!" - и проговорит вслух  то,  о  чем  ос-
тальные люди лишь интуитивно догадываются... Или знают, но  боятся  ска-
зать... Или просто стесняются... "Вначале было слово", известно всякому,
но всякий ли возьмет на себя смелость сказать это первое слово? Это  по-
том будут ученики и критики, адепты и гонители, догматики и ренегаты, но
вначале должно быть слово, Слово с большой буквы, соизмеримое с тем, ко-
торое сказали Иисус и Магомет, Будда и Конфуций, Спиноза и Маркс. И  кто
знает, сколько великих идей погибло в зародыше  только  потому,  что  не
нашлось человека, который, встав во весь рост и сбросив с себя груз обы-
денности, сказал бы: "Я есмь Альфа и Омега, имеющий уши да услышит!"  Вы
скажете, что для этого мало быть человеком - надо быть по  крайней  мере
полубогом, но, друзья мои, верьте мне, тот, кто дерзнет сказать "Я  есмь
Альфа и Омега, начало и конец", тут же  и  станет  богочеловеком,  Сыном
Божьим. В этом и есть смысл непорочного зачатия, зачатия духа, а  сказка
про деву Марию и ангела - всего лишь мудрая аллегория.
   - В чем же смысл всего мною сказанного применительно к  текущему  мо-
менту? - продолжил Занзибаров, обведя свою аудиторию светлым взглядом. -
Вы сами знаете, в какое тяжелое для России время мы живем,  не  мне  вам
рассказывать. Всюду грязь, тлетворный дух разврата,  злоба  и  одичание.
Отцы насилуют своих грудных еще дочерей, а матери  выбрасывают  новорож-
денных первенцев в мусоропровод! Мы пугаем детей волками, а  сами,  того
не замечая, стали для них страшнее всякого зверя. И не про нас ли с вами
сказано: "И проклянет плод чрево, его родившее"?! В чем причина всех на-
ших бед? "В развале экономики", - скажете вы, и будете правы, потому что
человек может голодать без ущерба для своей психики максимум неделю,  но
когда он голодает или питается впроголодь на протяжении нескольких меся-
цев или даже лет, как в нашем случае, нормальное функционирование клеток
мозга нарушается, и он элементарно теряет  разум  и  из  Венца  Творения
превращается в дрожащую тварь с инстинктами насекомого, то есть,  в  су-
щество,неспособное к восприятию каких бы то ни было, хоть самых распрек-
расных, идей, и озабоченное лишь тривиальной  проблемой  пропитания.  Но
нельзя винить в этом человека, потому что суть его есть плоть и кровь, и
здесь тоже есть свой высший смысл, ибо идея не может существовать в чис-
том виде - ей нужен проводник, а какой может выйти проводник из полутру-
па?!
   - Что же из этого следует? -  вопросил  Занзибаров  хранящую  мертвое
молчание аудиторию. -Надо накормить народ! А кто  его  накормит?  Рынок?
Нет, дорогие мои, рынок будет держать народ на  голодном  пайке,  потому
что ему важно диктовать свои условия, свои цены. Подачками рынка сыт  не
будешь, нужно мощное плановое хозяйство на основе высокоразвитой  инфор-
матики. А чтобы не считать бюджет на абаках, нужна широкая компьютериза-
ция...
   - Советская власть плю