-- сказала она, когда мы  на миг умолкли. - И все-то
вы знаете. И книжки читаете. И кино смотрите.
     Я глядел на Марусю,  на ее медно-красную  косу с марлевой ленточкой  на
конце, на веснушки на разрумянившихся щеках, и вдруг явственно ощутил, какой
это ужас  -- быть  слепым.  До моего сознания дошло, что Маруся была  лишена
такой  простой   радости,   казавшейся  нам,   зрячим,   чем-то  само  собой
разумеющимся, как  чтение интересных книг  про приключения и путешествия.  И
что она никогда, ни разу не была в кино..
     - И ты будешь все знать,  - утешил  ее Берэлэ. -Вернешься от профессора
Филатова зрячей и пойдешь в школу. Ты нас быстро догонишь.
     Маруся вдруг остановилась и запрокинула лицо к небу.
     - Мальчики, - прошептала она. - Мне страшно.
     - Чего тебе страшно? - хором спросили мы.
     - Мне  страшно подумать, -- глубоко вздохнула она,  - - какого цвета  у
меня будут глаза, когда ваш профессор их откроет.
     Мы на момент задумались, застигнутые этим вопросом врасплох, но  Берэлэ
быстро нашелся:
     - Синие! У тебя будут синие глаза. Как небо.
     - А небо синее? - удивилась Маруся.
     У  меня снова  сжалось сердце, когда я понял, что она никогда не видела
неба и до сих пор не знала, какого оно цвета.
     - У  тебя глаза  будут голубые, -  сказал я. -  Как васильки. Ты знаешь
такие цветы?
     - Нет, не знаю, - покачала головой Маруся.
     - А если карие глаза, что тоже неплохо, - - добавил Берэлэ. - Они будут
как вишни. Вишни-то ты, конечно, знаешь какие?
     - Вишни сладкие, - -  сказала Маруся.  - - Я их  ела... Мне Харитон  из
деревни привез гостинца. А какой у них цвет, не знаю.
     А как ты знаешь, что такое цвет? опять ляпнул я.
     А это мне Харитон объяснял один раз, когда не был пьян...
     -  Чего болтать  зря,  -  перебил, махнув рукой,  Берэлэ. --  Съездим к
профессору Филатову,  он тебя  вылечит за милую  душу,  и тогда ты  сама все
увидишь... И ничего не надо будет объяснять.
     Мы уже вышли из города и шли лугом по  тропинке. Маруся -- первой, а мы
за ней. Луг был низкий, мокрый. В  траве кричали лягушки, и белая  цапля  на
длинных  ногах  важно  расхаживала по лугу, иногда  наклоняя гибкую  шею,  и
клювом, похожим на штык, что-то хватала в траве.
     Потом сразу  открылась  река. Тот  берег был пологий и  порос камышом и
лесом, а мы  стояли  на обрыве,  и внизу  на песчаную отмель набегала речная
волна.
     По  реке  скользила  лодка.  В ней  сидело несколько  человек  и стояла
безрогая  черная коза. Лодка пересекала  реку  под углом, и ее  несло  к нам
течением. Лодочник не трогал весел, и только слегка шевелил рулем на корме.
     - Харитон едет, - сказала Маруся, устремив лицо к реке.
     - Как ты угадала? - удивился я.
     - Думаешь, слепая, так совсем бестолковая? -обернулась ко мне Маруся, и
ее слипшиеся  ресницы задрожали. - А  на что мне уши? Разве не слышишь,  как
лодка режет воду? Послушай! Ну, слышишь? И Харитон кашляет. Он такую вонючую
махорку курит, что после нее всегда кашляет. Даже ночью.
     Я молчал, пристыженный. Вдруг Берэлэ осенило:
     - Куда мы деньги спрячем? А то Харитон найдет и все пропьет.
     - А давайте в землю закопаем, - - предложила
     Маруся. -- Вот тут, на берегу. Только вы, мальчики, место запомните.
     Нам даже копать не пришлось.
     Нашли  подходящую ямку в песке, быстро опорожнили туда все, что звенело
в футляре скрипки, присыпали песком и утрамбовали ногами.
     Тут хороший  ориентир,  - сказал  я. - Вот этот  столб со  спасательным
кругом.
     Берэлэ отмерил большими шагами расстояние от нашего клада до столба.
     - Семь  шагов к востоку, - авторитетно заявил  он. Почему к востоку?  -
усомнился я. - Смотри,
     куда солнце садится!
     Ну, к юго-востоку, - неохотно уступил Берэлэ.
     - Вы,  мальчики,  не  ссорьтесь, а  хорошенько запомните, куда  денежки
закопали. Хорошо, что успели. Вон Харитон поднимается.
     Когда  лодка причалила, первой  соскочила с  нее  на береговую песчаную
отмель безрогая черная коза и от радости, что благополучно перебралась через
реку, заблеяла  на  весь  берег.  У козы в бороде  и на боках висел  комьями
репей,  запутавшийся  в  шерсти.  Затем  неуклюже  выбрались  из  лодки  две
крестьянки и, взвалив на плечи тяжелые мешки, пошли, согнувшись, не вверх по
тропе, а вдоль обрыва, туда, где виднелось начало оврага. Коза запрыгала  за
ними, стараясь держаться подальше от воды.
     Харитон привязал  лодку  цепью к сухому бревну-плавнику и, помахав  нам
рукой,  тяжело полез  по уступам к нам. Сверху мне была видна его  спутанная
седая шевелюра с клочьями сена в волосах, брови, такие же седые и усы, как у
запорожского казака, рыжие от табака и опущенные концами  вниз к подбородку.
Когда  он вылез на  обрыв и вынул короткую трубку изо рта, я  увидел, что  у
него почти нет зубов и торчат лишь  два лошадиных зуба:  один сверху, другой
снизу. На Харитоне была  серая застиранная рубаха, покрытая заплатами разных
цветов, и штаны из  серой мешковины, которые носят грузчики на пристани. Без
обуви, босой, с толстыми, как ракушки, ногтями на пальцах ног,  он был похож
на колдуна из сказки или на разбойника, изгнанного  из банды  за дряхлость и
теперь пробавляющегося на покое
     перевозом  пассажиров  через  реку,  а  свою  тоску по  прежним  удалым
временам заливающего водкой.
     В  довершение ко  всему, белки  глаз  его  были  совершенно  желтыми  и
покрыты, как паутиной, кровавыми  жилками. Маруся нам  потом объяснила,  что
это бывает  с большого  перепою  и когда Харитон  меньше пьет, что случается
редко,  только  при  полном  отсутствии  денег,  белки его глаз  приобретают
нормальный цвет.
     Маруся,  словно  увидев,  какое впечатление  на  нас произвел  Харитон,
торопливо сказала:
     - Вы не пугайтесь. Он добрый. Здравствуй, дедушка Лойко!
     Харитон, набычившись, смотрел  на нас желтыми  глазами, потом  вынул из
пустого рта короткую трубку и хриплым пропитым голосом спросил:
     - Ну, что собрала?
     - А ничего, - - развела руками Маруся. - - Не подают люди.
     -  То подавали,  а  теперь не подают,  - - скривил  рот Харитон,  и его
прокуренные усы зашевелились. -С этими байстрюками проела, а домой  идешь  с
пустыми руками.
     Он замахнулся и ударил  Марусю по голове, а она  не успела  увернуться,
потому  что не видела. И тут же Харитон шарахнулся, точно наступил  на змею.
Берэлэ Мац, совсем маленький перед лохматым огромным Харитоном, как щенок на
медведя, наскочил на него с  кулаками,  прыгал  вокруг, как чумной, стараясь
ударить побольней и самому не подвернуться  под тяжелую  руку. И по-моему, в
первую секунду, в свой первый бросок на Харитона Берэлэ даже укусил его.
     - Убью! - заревел Харитон.
     - Мальчики,  тикайте!  - закричала  Маруся.  -А то  мне  же хуже будет.
Бегите домой. Я завтра прийду.
     Я схватил  Берэлэ за  руку  и оттащил от Харитона.  Но  Берэлэ  все  же
умудрился подхватить ком земли и запустить в Харитона. Ком попал ему в грудь
и рассыпался, а Харитон заржал как конь - так громко он смеялся.
     - Держи их! Держи байстрюков! Поймаю - с кашей съем!
     Мы отбежали на почтительное расстояние и, когда оглянулись, не поверили
глазам: Харитон и Маруся удалялись вдоль обрыва в сторону заката, и нам были
видны лишь их силуэты. Он вел ее за руку, и они были действительно похожи на
внучку с дедушкой, и никому бы в голову  не пришло, что он только что ударил
слепую девочку и чуть не пришиб моего лучшего друга, если б не промахнулся.
     Назавтра после школы я  еле дождался, когда Берэлэ выскочит  из дому со
скрипкой в футляре  и мы  побежим к базару. Я бежал  рядом  с  моим другом и
думал  о том, что эта история  не может  кончиться хорошо, потому что Берэлэ
уже  пропустил  один  день  занятий  в  музыкальной  школе  и сегодня  снова
пропустит. Обязательно хватятся, и тогда не миновать беды.
     Но опасность поджидала нас совсем с другой стороны. Ни  отец Берэлэ - -
грузчик  с мельницы  Эле-Хаим, ни  спившийся лодочник Харитон  не успели нам
ничего  худого  сделать. А сделали люди,  от которых  мы  этого меньше всего
ожидали. Нищие. Те, что стояли  каждый  на своем  облюбованном  месте  вдоль
Социалистической улицы от Центральной площади до базара и взимали положенную
им дань с доброжелательных и любопытных зевак. Дуэт Берэлэ -  Маруся нарушил
мирную, привычную жизнь нищей братии.  Как смерч,  как ураган ворвались в их
жизнь  эти  два  несовершеннолетних  конкурента, и  как  магнит  притягивает
металлические опилки,  стянули они к  себе всю  публику  с  Социалистической
улицы, оставив остальных нищих на пустом тротуаре и почти без подаяний.
     Обычно все нищие враждовали друг с другом, но общая беда их объединила,
и они решили  расправиться с юными наглецами,  отнявшими у них  львиную долю
добычи.  Сделали они это вечером второго дня,  устроив  нам засаду на глухой
улице, ведшей к реке.
     А  поначалу ничто не предвещало беды. Мы  с Берэлэ вприпрыжку пробежали
по Социалистической улице, беспечно  размахивая  скрипкой  в  футляре  и  не
обращая внимания, какими взглядами провожают нас нищие.
     Маруся была на своем месте. Пришла она немного

     раньше нас,  и  пока мы томились  в школе,  с нетерпением  ожидая конца
уроков,  Маруся,  каки  делала  прежде, до  знакомства  с  нами,  пела одна,
протянув  руку  с пустой  консервной банкой прохожим.  Но если  раньше редко
звякала мелочь о жестяное дно банки,  то в этот день все выглядело по-иному.
Слепую девочку, как только она пришла, окружили люди и стали спрашивать, где
ее напарник - мальчик со скрипкой. Маруся всем отвечала,  что мальчик придет
после школы,  а пока  она будет  петь сама. И пела. И люди  уже не проходили
мимо,  а  останавливались  и бросали мелочь  ей в банку,  а потом уходили на
базар,  надеясь  на  обратном  пути получить полное  удовольствие,  когда  к
марусиному голоску присоединится маленькая скрипочка.
     Так что, когда мы пришли, Маруся  уже  имела полбанки  монет,  и  когда
Берэлэ положил на  тротуар раскрытый  скрипичный  футляр, она  высыпала туда
свою добычу и сказала, улыбаясь, нам обоим: - Для почина.
     В  этот день толпа  собралась  побольше  вчерашней, потому  что слух  о
слепой  русской девочке и подыгрывающем ей на скрипке мальчике уже прошел по
всему городу, и к базару  приходили  люди,  которым  не было  никакой  нужды
приходить в этот день на базар. Они шли сюда послушать необычный дуэт.
     Дело  в том, что в эти годы в Советском Союзе усиленно насаждали дружбу
народов, приучали людей к интернационализму, и вот такая показательная пара:
еврейский  мальчик и  русская девочка,  вместе  собирающие милостыню,  очень
пришлась по душе жителям нашего города, воспитанным в коммунистическом духе.
     Чего уж говорить!  В  этот день  мы собрали  богатую жатву. Среди  кучи
медной  и  серебряной  мелочи  красовались,  как  лавровые  листья  в  венке
победителя, две смятых рублевых  бумажки.  Такой награды ни  один  нищий  не
удостаивался за всю историю нашего города.
     Когда  я защелкнул на  замки футляр  и  приподнял  его  с  тротуара,  я
почувствовал действительную тяжесть, и  по дороге мне пришлось несколько раз
менять руку, настолько этот груз оттягивал плечо.
     -  На два детских билета у нас уже денег достаточно, - - удовлетворенно
сказал Берэлэ. - Еще надо собрать на билет для тебя.
     Он имел в виду меня. И я сразу облегчил ему задачу, сказав:
     - Я не смогу поехать. Родители не пустят.
     - Слабак! - презрительно фыркнул Берэлэ. - За мамину юбку держишься.
     Берэлэ   явно  рисовался   перед  Марусей  и   поэтому  даже   допустил
неспортивный  прием. Но я  на  него не обиделся, потому что уже тогда  знал,
что, когда человек влюблен, он теряет разум и говорит много чепухи, какой бы
себе не позволил в период, когда он был нормальным человеком.
     -  Значит, нам  остается собрать только на  взрослый билет, - -  подбил
итог Берэлэ. - - Кого бы нам прокатить в Одессу даром? Копейку или Андриана?
Кто из них больше похож на отца семейства?
     Я выразил  мнение, что ни один из них для этой роли не подходит, потому
что любой  поездной  контролер или милиционер сразу угадает в них побирушек.
Тем более что, попав в поезд, они не удержатся от соблазна пройти по вагонам
и собрать дань с пассажиров.
     Это  озадачило Берэлэ.  Он сморщил свой узенький лобик  и вопросительно
глянул на  Марусю.  Но  Маруся  его  взгляда  не  видела  и  поэтому  ничего
утешительного не сказала. Она лишь улыбалась, слушая  нашу болтовню, и  была
очень счастлива, что у нее два  таких приятеля. Ведь правда,  что во всей ее
короткой жизни, возможно, это был первый случай, когда  кто-то принял близко
к сердцу  ее судьбу и так горячо  заботился о  ней. Берэлэ, которого она два
дня  тому назад совсем не знала, был готов на все,  чтобы вылечить  Марусю и
сделать  ее зрячей, как  все остальные люди. Поэтому улыбка не сходила  с ее
губ  даже  тогда,  когда  мы  с Берэлэ  спорили  о том, кого из  нищих взять
взрослым провожатым для поездки к Черному морю, в Одессу.
     Наш  спор  был прерван в  самом разгаре самими  нищими.  На узкой улице
окраины  города  нам  неожиданно  преградила  путь  толпа  нищих, и  не было
никакого сомнения, что они устроили нам здесь засаду,
     и  уж  ждать от  них  пощады  нет никакой  надежды.  Мы  были  их более
удачливыми конкурентами, и  они решили с нами  расправиться, чтобы мы забыли
дорогу на Социалистическую улицу.
     Перед нами угрожающе шевелилась куча лохмотьев. Здесь были и Копейка, и
Андриан  в немецкой каске,  и  горбатый шарманщик, и предсказатель  судеб  с
зеленым попугаем на плече.
     Мы  молча   сближались.   Маруся,  ничего  не  подозревая,   продолжала
улыбаться. Берэлэ  нахмурил свой лобик настолько, что он исчез за бровями, и
лихорадочно искал выхода из положения.  Я, как всегда в трудную минуту, ни о
чем не думал, потому что в голове сделалось пусто.
     - Назад! Спасай деньги! - - по-змеиному прошипел мне Берэлэ. -  Мы тебя
прикроем. Встретимся у реки.
     Я круто  развернулся и побежал назад  с  тяжелым  футляром,  в  котором
колыхались и гремели сотни монет. За своей спиной я услышал многоголосый рев
нищих и тут  же  шмыгнул в боковую улицу, чтоб сбить  их со следа, если  они
устремятся за мной.  Я с ужасом думал  о  Берэлэ и Марусе, которые  остались
прикрывать мое отступление и  которых  теперь уже терзает разъяренная толпа.
Моя голова была настолько занята этими мыслями, что я ничего не видел вокруг
и потому врезался на полном  ходу какому-то человеку в живот и поранил  себе
лоб о  медную пряжку на его ремне. На пряжке была звезда. Человек был одет в
брюки-галифе и обут в хромовые сапоги.
     Это был военный. Офицер. На боку в кожаной кобуре у него был револьвер.
     - Дяденька! - закричал я радостно. -- Спасите! Там детей убивают!
     - Где убивают? удивился офицер, которого я чуть не сбил с ног, когда на
полном ходу боднул его в живот.
     - Там, за углом!
     Военный не раздумывая выхватил из кобуры револьвер, при виде которого у
меня сердце захлебнулось от зависти, и побежал в указанном мной направлении.
Бежать за ним  у меня не было сил. Устал, волоча  тяжелый  футляр. И поэтому
положил футляр на землю,  а  сам сел на него и стал дожидаться, какой оборот
примут события.
     Вскоре  из-за угла  выскочили Берэлэ и Маруся. Держась за руки,  они во
весь дух бежали ко мне.
     - Там - - концерт! - - оскалил свои квадратные зубы  Берэлэ, добежав до
меня.  На  наше  счастье, наскочил военный с  револьвером, и  у нищих только
пятки засверкали. Вот что значит - везет!
     Я не стал  объяснять Берэлэ и Марусе, что они не  такие уж везучие что,
не встреть я военного, нищие бы им задали хорошей трепки.
     Мы благополучно добрались до реки, отмерили семь шагов к юго-востоку от
столба  со спасательным  кругом, разрыли наш  клад и высыпали  туда  добычу.
Захороненного  богатства  было  так много,  что мы долго топтали песок, чтоб
умять получившуюся горку и сровнять с остальной землей.
     На прощание Маруся поцеловала нас обоих, и Берэлэ  при этом так засопел
от волнения, что из его ноздри выдулся пузырь.  К счастью, Маруся  этого  не
заметила. Ведь она была слепа.
     Третий день был последним днем совместного выступления Берэлэ и Маруси.
Потому что  вмешалась самая грозная  сила - отец Берэлэ,  грузчик с мельницы
Эле-Хаим.
     Шила в мешке не  утаишь - гласит народная мудрость.  А Берэлэ и  Маруся
были покрупнее шила, а  их дуэт за эти несколько  дней стал знаменит на весь
город,  и  волны  этой славы  докатились до  Инвалидной  улицы  и  с  громом
разбились о порог дома, где обитал угрюмый грузчик с мельницы.
     В этот день  скрипка  Берэлэ творила чудеса и источала такие  волшебные
звуки,  что толпа дружно хлюпала носами и вытирала рукавами глаза. А марусин
голосок и ее закрытые незрячие глаза еще больше бередили души слушателей.
     Нищие уже не предпринимали враждебных действий против своих конкурентов
и  понуро стояли на своих постах вдоль всей Социалистической улицы от базара
до  памятника героям гражданской  войны, безучастно глядя  на то,  как удача
проходит мимо.
     Медным  и  серебряным дождем сыпались монетки  в  раскрытый  футляр  от
скрипки, и я уже прикидывал
     в  уме,  что еще день-другой  - и мы  соберем  достаточно,  чтоб купить
взрослый билет на поезд до Одессы.
     И тут  случилось то, что  по  логике, должно  было  случиться  рано или
поздно. Толпа замерших слушателей  вдруг  раскололась пополам, словно в  нее
врезался носом пароход, и перед нами предстал разъяренный, как медведь, отец
Берэлэ. Левой  рукой он  поддерживал  спадавшие штаны, потому что  в  правой
извивался змеей ремень, заранее вынутый из этих штанов.
     Скрипка Берэлэ издала фальшивый звук  и трагически умолкла.  Маруся еще
продолжала петь, и  когда  она, почуяв  наконец неладное, тоже  затихла,  на
смену ее голосу пришел истошный крик Берэлэ.
     Отец сгреб его, как цыпленка,  в мгновение  ока сорвал с него штанишки,
безжалостно сунул его  головой  между  своих  толстых ног, так что голый зад
торчал вверх и заранее покрылся гусиной кожей. Затем последовал свист  ремня
и вопль.
     Никто в толпе не посмел остановить тяжелую  руку разъяренного грузчика.
Потому что  в нашем городе отцовские  права чтились как святыня,  и никто не
мог  и подумать  помешать отцу воспитывать своего сына.  Те же люди, которые
только что растроганно  слушали  игру  юного скрипача, теперь с  не  меньшим
восторгом наблюдали, как его казнят.
     Абсолютно  не  понимая,  что  случилось,  Маруся встревоженно  ворочала
головой из стороны в сторону и звала:
     - Где ты? Где ты?
     Где находился Берэлэ,  было не трудно определить  по воплям, которые он
издавал после каждого  удара ремнем,  и Маруся  выставив и растопырив  руки,
пошла на этот  крик и бросилась своим телом на посиневший зад моего друга, и
очередной удар ремнем пришелся  уже  не по нему, а по ее спине.  Грузчик  не
успел остановить руку.
     Тут немедленно вмешалась толпа, увидевшая явную несправедливость.
     Не  тронь  слепую!  - -  окружили грузчика мужчины  и  стали закатывать
рукава на волосатых мускулистых руках.
     Эле-Хаим затоптался на месте, прикидывая, стоит ли ему вступать в бой с
незванными  защитниками,  а  Берэлэ  выскользнул из-под  его  ног,  подтянул
штанишки и  дал  стрекача. Маруся тоже исчезла  в  толпе,  которая  в  гневе
теснила грузчика и толкала его в грудь.
     Пользуясь общим  замешательством, я подхватил с земли скрипичный футляр
с собранной  милостыней,  защелкнул  замки  и  незаметно  ушел  подальше  от
назревавшей мужской драки. Я не знал, куда убежал Берэлэ и где сейчас бродит
слепая Маруся, но  понимал, что  единственным ориентиром для  все  нас троих
остается белый столб на берегу  реки со спасательным кругом  на нем, в  семи
шаг