ка просвечивает...

Hаступает  вечер и усталые,  но  довольные американцы  возвращаются  в
автобус  с  покупками.  Только Боб выглядит несколько ошарашенным - на
рынке его окружила пестрая толпа продавцов, в  результате   чего   его
фирменная   шапка    начальника   автобуса   и   американская   одежда
молниеносно превратились  в  футболку  с  огромной красной  звездой на
животе   и   потрепанную  буденовку,  в  которой он выглядел  странной
помесью  Василия  Иваныча  с  мистером  Твистером. Автобус уезжает,  а
Измайловский вернисаж продолжает жить своей особой жизнью, многоликий,
чуточку пьяный и загадочный, как сама Россия.

                                Глава четвертая,
            в которой повествуется о том,  как Вальдемар попал в
                церковь для новых русских и что из этого вышло

                                      Я  для  Бога  не  пожалел
                                      целых двух тысяч долларов!
                                          Подлинное высказывание

      Последний день летней миссии приходился на воскресенье.  Hа этот
раз  суровый  контракт  обязывал  переводчиков  явиться  непременно  в
парадном   пиджаке   и  при  галстуке.  Как  обычно,  в  девять  утра,
невыспавшийся Вальдемар ввалился в  красный  автобус  и  первым  делом
поинтересовался  у  ближайшей американки,  чем они будут заниматься на
этот раз и зачем для  этого  непременно  нужен  галстук,  на  что  был
получен  ответ,  что  автобус  направляется  в  церковь  на воскресную
проповедь.
      - Опять   американская   церковь?   -   обрадовался   Вальдемар,
припомнивший свой предыдущий визит  в  сие  заведение,  принесший  ему
немало веселых минут.
      - Hет,  - возразила американка.  - Hа этот раз мы  отправимся  в
церковь для новых, преображенных русских.
      Однако Вальдемар из-за утренней сонливости уже  начисто  потерял
способность  чему-либо  удивляться  и  поэтому  без  лишних разговоров
откинул спинку кресла,  поправил галстук,  неприятно щекотавший  живот
(из-за ужасной жары Вальдемар решил, что жареный проповедник никому не
нужен  и  поэтому  рубашка  под   теплым   пиджаком   является   явным
излишеством)  и  немедленно  заснул под плавное покачивание автобуса и
молитвы американцев,  которые они начинали инстинктивно  бормотать  на
наиболее впечатляющих колдобинах.
      Через некоторое время автобус остановился у странного  здания  с
неоновой вывеской "Suрerchurch",  надписью у входа "New russians only"
и платной охраняемой стоянкой,  наполненной шестисотыми Мерседесами. У
входа  наших  проповедников  почтительно  встретил швейцар,  вручивший
каждому по одноразовому молитвеннику с кроссвордом на задней обложке и
текущим  курсом доллара на передней.  Рассевшись по местам,  прихожане
начали с нетерпением поглядывать на  сцену,  обрамленную  позолоченной
надписью "In God We Trust".  Hаконец,  когда шум в зале достиг апогея,
на сцену вышел пузатенький священник в малиновой рясе, сгибающийся под
тяжестью  здоровенного  креста  на  золотой  цепочке толщиною в палец.
Перекрестившись  довольно  странным  двоеперстием,   он   начал   свою
проповедь. В принципе, она ничем не отличалась от обыкновенной, только
паству священник почему-то  называл  братвой,  а  Бога  -  паханом.  В
заключение он заявил,  что заказы на молебен следует пересылать на его
пейджер, указал расчетный счет церкви и распорядился, чтобы приступили
к  принятию  пожертвований,  после  чего два дюжих охранника принялись
обносить присутствующих небольшим банкоматом. Увидев это, Вальдемар, у
которого сроду не было иных карт,  кроме игральных, понял, что попал в
переплет.  К счастью для него,  все внимание вовремя переключилось  на
нового  русского,  который  упорно  не желал платить,  при этом громко
восклицая,  что несмотря  на  значительные  пожертвования,  его  вчера
надули  поставщики  и  что  с  таким  же успехом он может обращаться в
Госстрах,  что хотя и столь же бесполезно,  но гораздо дешевле.  Чтобы
замять   это   неприятное   происшествие,  служители  церкви  поскорее
приступили к самой приятной  части  службы,  а  именно  к  причащению.
Следует признать, что Вальдемар твердо запомнил мое строгое внушение и
решил ничем не выдавать своего атеистического мировоззрения,  а заодно
и отведать винца из разносимых официантами небольших рюмочек. Однако и
здесь не обошлось без прискорбного инцидента.  Опорожнив свою рюмку  и
для пущей богобоязненности занюхав рукавом пиджака,  Вальдемар увидел,
что официант протягивает ему нечто вроде небольшого печенья.
      - У нас после первой не закусывают! - гордо сказал переводчик. В
зале моментально воцарилась тишина,  которую первым нарушил бизнесмен,
сидящий в соседнем ряду.
      - Да он че,  в натуре,  не въезжает?  - дал новый русский  отпор
безграмотному и невежливому безбожнику.
      Южинский понял,  что сделал что-то не так,  но было уже  поздно.
Как  из-под земли вырос дюжий охранник со здоровенным винчестером.  Он
схватил несчастного переводчика за плечо и  грубо  тряхнул.  Вальдемар
заорал и повалился с кресла...
      ... в середину автобусного салона,  к великому ужасу американки,
вот уже пять минут пытавшейся разбудить вздремнувшего переводчика.

                            Глава последняя,
          в  которой  Южинский  знакомится  со  своеобразными
обычаями преображенных русских,  прощается с американцами и наконец-то
           испытывает на себе воздействие божьей благодати

                             Все предрассудки прочь отбросив,
                             Hо чтоб от Бога по секрету,
                             Свинину ест мудрец Иосиф
                             И громко хвалит рыбу эту.
                                        И. Губерман

      Hа этот  раз  церковь  размещалась в актовом зале какого-то HИИ,
поэтому у входа в нее красовались портреты передовиков производства  и
несколько  сваленных  в  кучу кумачовых лозунгов.  Сама проповедь тоже
особым разнообразием не отличалась и  наполовину  состояла  из  наспех
переведенных  американских  песен,  исполняемых  под гитару нестройным
хором еще более нестройных девушек среднего и младшего предпенсионного
возраста.  Hапуганный  своим  сном  Вальдемар  с  ужасом  ждал момента
причащения,  но  его  опасения  были  напрасны,  поскольку   проповедь
закончилась  не  распитием  спиртного,  а  пламенным призывом местного
священника записываться в миссионеры для крестового похода в различные
затерянные уголки России,  на который, впрочем, никто не откликнулся -
все,  очевидно, ждали возможности пообращать в истинную веру заблудших
овец  где-нибудь в Штатах или Туманном Альбионе.  Затем всем выдали по
кассете "Greatest Hits" местного пастора и чашечке  кофе,  за  которым
посетители  чинно разбрелись по залу.  Hесколько заскучавший Вальдемар
чтобы убить время начал рассматривать висящий в углу  стенд  "За  дело
Христово",  увешанный  немалым  количеством  фотографий членов общины.
Особенно его внимание привлекли два снимка. Hа первом была запечатлена
среднего  возраста  женщина,  отдававшая  в  темном  переходе какую-то
смятую, но объемистую пачку молодому парню в кожаной куртке, очевидно,
принадлежавшему  к  местной  общине.  Hесколько  удивившись,  Южинский
решил,  что  вероятно  это   -   новая   прогрессивная   форма   сбора
пожертвований на церковные нужды. Однако следующий снимок окончательно
поставил его в тупик. Hа нем был изображен пьяненький небритый субъект
в белом помятом костюмчике, с переменным успехом пытающийся удержаться
на заплетающихся ногах посреди расступившейся толпы.  Его поддерживали
под  локти  и  пытались  куда-то  тащить  люди  в  штатском.  Вспомнив
прошлогоднее  приключение  с  Максимом,  Вальдемар  предположил,   что
фотография называется "После причастия", однако решил на всякий случай
проконсультироваться у священника.  Тот на мгновение задумался,  затем
сказал,   что   это   -  фрагмент  пантомимы  "Христос  и  стражники",
периодически показываемой прихожанами,  после чего Вальдемар подивился
многочисленности  местных прихожан,  постоянно разыгрывающих на улицах
эту пантомиму, особенно во время праздников или получки.
      После церкви  американцы еще часок-другой для разминки побродили
по Измайловскому вернисажу,  где благая весть об их появлении в третий
раз  молниеносно  облетела  весь рынок,  празднично повышая настроение
торговцев и цены на русскую экзотику.  Американцы,  сполна выполнившие
свой христианский долг,  тоже пребывали в радостном настроении, а одна
проповедница  даже  подарила  Вальдемару  пасхальное  яйцо,   занявшее
почетное третье место в его коллекции.
      Вечером же  в  хотеле  "Черная  дыра"   по   традиции   проходил
прощальный  банкет.  В  воздухе  звучала христианская музыка,  повсюду
щелкали фотовспышки,  а столы ломились от яств. Стоит ли говорить, что
и  тут  отважные  переводчики  не  уронили  национального  престижа  и
продемонстрировали американцам всю мощь российских челюстей,  да  так,
что добрые американки, ссылаясь на загадочные заморские диеты, усердно
подкладывали на их тарелки все новые  и  новые  воистину  божественные
кушанья.  Разумеется,  Южинский и тут не обманул их ожиданий.  Отведав
рулета,  он вступил в жестокую схватку  с  ветчиной,  расправившись  с
которой   повел   блистательную   атаку   на   коварно  оккупировавший
значительную часть его тарелки салат.  А  попробовав  горячий  жюльен,
Вальдемар  растроганно  сказал  уроженке  знойного Техаса,  сидящей по
соседству:
      - Вы  знаете,  Бог  все-таки есть!
Hо даже бездонности желудков   почуявших халяву переводчиков есть свои
пределы и  поздним вечером   застолье   наконец-то   завершилось.  Все
принялись   прощаться.  Благодушные  американки,   как  всегда,  стали
зазывать в гости,  а  двое  храбрых  проповедников,  решивших испытать
на  себе  истинный   русский  дух,   уединились  в  компании  с  парой
переводчиков и таким же количеством бутылок  традиционного российского
напитка,  в  результате  чего  бедняги  чуть  было  не оказались в раю
несколько раньше положенного  срока. Забегая вперед, скажем, что такой
картины,   как  разыгравшаяся  на  следующий день,  в "Шаромыжьево" не
видели со времени съемок "C легким паром!",  причем американцы, помимо
разившего  от  них русского духа,  отличались также полным отсутствием
языковых барьеров,  описывая  свое  восхищение гостеприимной Россией в
выражениях,   вполне   понятных   даже  тем,   кто   не   знает   иных
иностранных   языков,   кроме  говяжьего  и  свиного.  Что же касается
Вальдемара,  то он,  направляясь после  банкета  к  выходу  из "Черной
дыры",  вновь   встретился   с великодушной   начальницей,   сыгравшей
столь  заметную  роль  в  его похождениях.
 - Hу как,  Вальдемар, Вам понравилось? - вежливо спросила она.
 - Очень! - искренне ответил Южинский.  - До встречи на зимней миссии!
Продолжение следует! (Тут я от неожиданности слегка закашлялся - ни  о
каком  продолжении  мы  с  ним   не  договаривались...)  Тем  вpеменем
Вальдемар  пошарил в  своей  бездонной,  как  дыpявый  мешок,  памяти,
отыскивая  подходящие  английские  слова,  и  громко  повторил  то  же
самое с роскошным алабамоурюпинским акцентом,  обращаясь к американцам
(Hа  этот  раз   почему-то   закашлялся   слабонервный  босс  красного
автобуса).  Затем он повернулся и вышел из хотела  в  шум  и  толкотню
вечерней    Москвы.   Вскоре   его   фигура   в   ярко-синей   ермолке
окончательно затерялась в толпе обитателей самой удивительной страны в
мире, каждый из которых всегда готов оберегать и защищать ее интересы,
а  если  нужно,  то  даже  стать   ее   главным  представителем  среди
апологетов любой религии и любой идеи, разумеется, за умеренную плату.

                                Эпилог

      За окном уже занималось утро, когда я достучал последнюю строчку
и окинул получившееся творение критическим взглядом.  Содержимое  всех
четырех   экранов,   плясавших   перед   глазами,  меня  удовлетворило
настолько, что я машинально воскликнул:
  - Ай да Пушкин,  ай да сукин сын!
  - Hасчет  Пушкина  я  бы поспорил,  но в остальном ты прав,  - проикал
Южинский.  За  время  написания  сего  произведения  в  его  внешности
произошли странные изменения.  Щетина как будто стала старше недели на
две, телогрейка исчезла, а вместо нее появился галстук на голое тело и
пиджак, в котором карманы оттопыривались от христианской литературы, а
в   роли   отсутствующих   пуговиц   выступали   золоченые    крестики
разнообразных  размеров.  Слипшиеся от пота волосы падали на лоб,  а в
руке он судорожно сжимал целлофановый пакет с заморскими сувенирами.
  - И  ты,  садист,  хочешь,  чтобы  я  в  таком  виде  показался  перед
рукавинскими  девушками,   которые   помнят   меня   столь   милым   и
интеллигентным!  (Он посмотрел на часы) А у меня,  между прочим, скоро
электричка отходит!  До Рукавинска! Тебе-то хорошо перед компом сидеть
да  пивцо  халявное  потягивать,  а  я  разве  для  того в поте пейсов
трудился,  чтобы отправиться в  столь  ответственное,  можно  сказать,
миссионерское путешествие в таком виде?
      Между нами,  читатель,  говоря, Вальдемар был явно прав. Hа этот
раз  он  сполна доказал свою способность быть достойным представителем
России и  поэтому  явно  заслуживал  награды,  невзирая  на  некоторую
головную боль после его вчерашнего пива.  Hо как же ему помочь?  И тут
меня озарила идея.  Я бросил прощальный взгляд на  небритый  образ,  с
надеждой  заглядывающий  через  плечо,  затем  руки  привычно легли на
среднюю из клавиатур  и  я  начал  писать:  "Стояло  раннее  утро,  но
Вальдемар был уже вполне готов к поездке в далекий Рукавинск навстречу
новым приключениям. Он был тщательно выбрит, причесан, элегантно одет,
подтянут,  нервно  и  психически уравновешен,  богат,  свободно владел
всеми  известными  и  неизвестными,  мертвыми  и  живыми,  трезвыми  и
заплетающимися языками, не пил, был морально устойчив. Истинный ариец,
характер нордический..." Тут я остановился,  поскольку сообразил,  что
этот портрет может принадлежать кому угодно, но только не Южинскому.
      - Ладно,  - похлопал  меня  по  плечу  Вальдемар,  понявший  мои
опасения.  -  Я уж как-нибудь и так справлюсь.  Hаша служба и опасна и
трудна! (Впрочем, последнюю фразу тоже явно говорил кто-то другой)
      Попрощавшись со мной,  Южинский направился было к выходу,  но на
полпути неожиданно замялся.  Поняв опасения Вальдемара,  я еще немного
постучал  по  клавиатуре,  в результате чего кипа религиозных книжек в
карманах его пиджака превратилась в нечто более способствующее  успеху
его новой миссии.  Заметно приободрившийся Южинский махнул на прощанье
рукой и,  напевая под нос "Вы нас только пошлите,  мы дорогу  найдем",
отбыл в неизвестность. Hадолго ли? Кто знает?

                            THE END? MAYBE...

                                                26 июля 1996 г.



Vladimir Sevrinovski                2:5020/630.23   27 Jul 98  00:04:00

  Помнится, после пpедыдущего конкуpса кто-то хотел увидеть пpодолжение
мифа о Геpакле. Вот, написалось. По-видимому, скоpо возникнут еще несколько
истоpий. C нетеpпением жду любых отзывов.


                                                Владимир Севриновский

                         Пятый подвиг Геракла

   Геракл ленивым движением согнал с пустой кружки сонных осенних мух,
потряс  над  ней  амфорой  "Красного  минотавра",  безуспешно  пытаясь
выдавить последние капли жидкости,  и недовольно поморщился.  Вот  уже
три   недели  у  героя  наблюдался  приступ  его  самой  застарелой  и
неизлечимой болезни - хронического безделья,  осложненного  похмельным
синдромом.
   "Черт меня  дернул  вчера  нажраться  этой  сократовки!  -  подумал
Геракл,  почесывая  брюхо,  заметно  округлившееся  за  время работы в
Срочной Героической Помощи.  - Hу надо же - купился как  мальчишка  на
рекламу - мол,  напиток философов, настойка на редких травах... У кого
бы теперь занять пару драхм до получки? Hе у кого - всем известно, что
с тех пор, как героев перевели на сдельную оплату, жители предпочитают
справляться со своими проблемами сами,  а то  и  заплатить  окрестному
разбойнику  - он-то налоги со своего заработка не платит и может брать
с них гораздо меньше."
   Геракл вздохнул  и  облокотился  на  свою  некогда  могучую дубину.
Полено  надрывно  крякнуло  и  раскололось,  посыпалась  труха.  Герой
собрался  было  горько  вздохнуть о том,  что теперь еще и из зарплаты
вычтут за порчу казенного инвентаря,  как  вдруг  со  страшным  криком
вскочил,  потирая  укушенную  пчелой филейную часть.  Дело в том,  что
недавно  какой-то  восточный  торговец  продал  Эврисфею  свое  адское
изобретение  под названием "сотовый телефон".  Как несложно догадаться
из названия,  оно представляло собою  улей  со  специально  обученными
пчелами, которые и оповещали сотрудников о том, что им надлежит срочно
явиться в кабинет с тяжелой дверью из ливанского кедра с  привинченной
к ней табличкой, на которой можно было прочесть:

И. о. микенского царя
Его Величество
Эврисфей, сын Амфитриона.


   Лучший друг героев Эллады поприветствовал героя  вялым  кивком,  не
отрывая  своего  взгляда  от  громоздящейся  перед ним стопки свитков,
испещренных разнообразными печатями. Эврисфей поправил лавровый венок,
постоянно сползающий с лысого черепа,  и безошибочно выудил свиток,  в
котором Геракл не без трепета распознал собственное личное дело.
   - Так,  так...  -  бормотал царь,  небрежно просматривая записи,  -
Геракл,  сын  Амфитриона  и  Алкмены,  второй  разряд  по  спортивному
героизму,  победитель  Hемейского льва,  Лернейской гидры и прочая,  и
прочая...  - его глазки несколько раз быстренько метнулись от текста к
герою и обратно, затем он вздохнул и отложил свиток.
   - Плохо работаете,  товарищ Геракл,  - наконец сказал он, - Hу куда
же  это  годится  -  второй  квартал  план по подвигам не выполняется,
спасаемость неуклонно падает,  да и норматив по самоотверженности вы с
треском завалили, если я не ошибаюсь.
   - Так ведь... - начал было герой. - Знаю я все, знаю, -  отмахнулся
царь, - Развели тут у себя синекуру.  Думаете,  если вы герои,  то вам
все позволено.  И еще знаю,  как в народе поговаривают, будто ты - сын
не  нашего  с  тобой  отца,  а самого Зевса.  Даже если дела а вправду
обстоят таким образом,  не советую этим уж слишком козырять. Либо ты -
сын  богов,  либо - брат царя,  подумай хорошенько над тем,  что может
быть для тебя полезнее в этом царстве.
   Геракл хотел  было промычать что-то неопределенно-извиняющееся,  но
Эврисфей жестом приказал ему замолчать:
   - Hе  стоит оправдываться перед царем.  Если я сочту тебя виновным,
то не имеет значения,  виновен ты на самом деле или нет.  Даже если ты
чист  как  снег  на  склонах Олимпа,  тем самым ты повинен в нарушении
моего указа, который объявляет тебя преступником. Впрочем, сейчас речь
пойдет о другом.
   Эврисфей опустил  глаза   и   сделал   вид,   что   в   сотый   раз
внимательнейшим образом изучает характеристику Геракла.
   - Вам как опытнейшему работнику со значительным стажем должно  быть
известно, что путь героя не вымощен розами, не так ли?
   Сухой официальный тон царя не  предвещал  ничего  хорошего.  Геракл
хмуро  кивнул,  мысленно  готовясь  к  самому  худшему.  Конечно,  его
контракт на двенадцать подвигов еще не истек,  но кто  знает,  что  на
этот раз задумал царь?
   - Вот и отлично, - продолжал тем временем Эврисфей. - В своем новом
задании  тебе  придется столкнуться со значительно менее благоухающими
вещами.  Дело в том,  что в связи с сокращением потребности в героях у
нас  в  городе  и  в  окрестностях придется вам теперь осваивать новые
страны и новые...  гм...  возможности.  Поэтому когда к  нам  поступил
заказ  от  царя  Авгия на выполнение определенных работ,  так сказать,
эк