ыходку.  Она  читает
вслух вытесненное свинцом на бумаге имя и  задумывается,  как  будто  что-то
припоминая.
   - А знаешь...- говорит она.- Я слышала это имя.
   Старик улыбается.
   Она смотрит на меня. Замечает во мне перемену.
   Ты что, расстроен?
   Да нет, что ты. Пойд„м?
   Она  ид„т.  Растерянно  вертит  в  руках  карточку.  Потом,  вдруг  разом
решившись, рв„т е„ на кусочки и вытряхивает из ладошки в урну.
   Возвращается ко мне.
   - Вот и вс„,- она обнимает меня за руку.- Зачем нам нужен ещ„ кто-то?
   - Да,- говорю я.- Зачем? Какие у тебя красивые волосы, Лил!
   Нет, правда, хорошо. Да?
   Ей приятно.
   Сегодня явно благоприятный день для всяческих  начинаний.  Ветер  что  ли
переменился?
   - Не начать ли и мне артистическую карьеру?
   - Прямо сейчас?
   -  Немедленно,-  заявляю  я  и,  подойдя  к  пожилому  господину,   мирно
расположившемуся под сенью каштанов дабы немного подремать в тени, спрашиваю
его, не будет ли он так любезен одолжить мне свою шляпу.
   -  Видите  ли,  у  не„  такой  классический  вид,  а  я  неравнодушен   к
классическим атрибутам.
   Он не отвечает.
   - Я могу взять е„ у вас в аренду,- поясняю я.
   - Пожалуйте,- говорит он тоном  потомственного  дворецкого.  Я  благодарю
его.
   -  Усаживайся,  Лил,  поудобнее.  И  разумеется,   я   взываю   к   твоей
снисходительности. Не забывай, это мо„ первое выступление в подобном амплуа.
Можно сказать, дебют.
   Я пересекаю улицу, пропустив перед собой мотоцикл, становлюсь так,  чтобы
не мешать людям проходить мимо, раскладываю на  тротуаре  носовой  платок  и
располагаю  на  н„м  шляпу,-  вс„-таки  вещь  чужая.  Потом  я  основательно
откашливаюсь и,  закончив  этим  все  необходимые  приготовления,  затягиваю
песенку из репертуара Мадонны.
   Для пущего успеха предприятия я подпускаю в голос побольше трагичности.
   Лил некоторое время держится, но наконец начинает откровенно покатываться
со смеху, чем сводит на нет весь трагический эффект.
   Закончив свой концерт и поблагодарив щедрую публику,  я  возвращаю  шляпу
любезному е„ владельцу, хранившему  на  вс„м  протяжении  моего  выступления
спокойствие, достойное карнакских изваяний.
   Часть выручки я отдаю ему в качестве  платы  за  аренду  -  договор  есть
договор.
   После этого я направляюсь к Лил с тв„рдым намерением отчитать е„.
   - Не понимаю, что ты нашла в этом вес„лого.  Я  выбирал  самые  несмешные
песни.
   Она делает извиняющееся лицо.
   - Ты с таким чувством пел... Прости, я не хотела. Ты молодец.
   Она опять начинает давиться смехом. Ну что  тут  будешь  делать,  если  в
человеке нет ни грамма серь„зности.
   - Что нам с этим делать?- размышляю я вслух, пересчитав деньги.
   - А ты даже кое-что заработал,- говорит она с л„гким удивлением.
   - Видишь, мне тоже платят деньги.
   Я же говорил, сегодня благоприятный день. И народ в этом городе чуткий  и
отзывчивый.
   - А кто говорил...
   - Вс„!
   Я бросаю жетончик в щель автомата, д„ргаю за ручку - дзынь! Очень просто.
   Следующий - дзынь!
   Дзынь!
   Мы встретились с Лидой на променаде у  моря.  Они  поцеловались  и  стали
разговаривать, словно бы не  замечая  моего  присутствия.  Все  мои  попытки
принять участие в их разговоре окончились полной  неудачей.  Наконец,  когда
Лида обмолвилась обо мне в третьем лице, я не выдержал: "Милые леди, я  вам,
случайно, не мешаю?"
   Мой вопрос остался без ответа, и я уш„л.
   Дзынь!
   Должен же он раскошелиться, наконец!
   - Ну что, выиграл что-нибудь?- спрашивает Лил.
   - Вс„ проиграл?- говорит Лида.
   - Ничего не потерять - значит, уже выиграть,- веско заявляю я.
   Лида говорит: "Ну что ж, тебе виднее".
   - А давайте сфотографируемся все втро„м,- предлагает Лил.
   Фотограф, навострив уши, изда„т призывную улыбку. Я отворачиваюсь.
   - Идите вдво„м.
   - Почему?- удивляется Лида.
   - Я не люблю фотографий. Вс„ когда-нибудь  становится  прошлым,  а  я  не
люблю гербарии.
   - Какой ты умный,- качает она головой.
   - Да,- скромно говорю я.- Но, увы, это редко помогает.
   - Помогает в ч„м?- спрашивает она.
   - Это не мешает иногда совершать глупости.
   - Вот как?
   - Да,- говорю я.- Когда в поезде тебе на голову  падает  чемодан,  он  не
спрашивает тебя, знаешь ли ты что-нибудь о силе инерции.
   - Но можно уйти из-под него,- возражает она.
   - Не уверен.
   - Хватит, хватит, хватит,- вмешивается Лил.-  Сейчас  он  втянет  тебя  в
дебри. Не поддавайся ему,- говорит она Лиде.
   Лида просяще смотрит на меня.
   - Мне бы хотелось, чтобы мы были втро„м,- говорит она.
   Я колеблюсь.
   - Ладно,- наконец, сдаюсь я.- Быть любезным - тоже удовольствие.
   - Только давайте быстрее!- торопит нас Лил.- А то стемнеет  скоро.  Будем
похожи на привидений.
   Фотограф  возится  со  своим  аппаратом,  торопливо  производя  невидимые
манипуляции. Свет в глаза. Заходящее над морем солнце.
   ...........................
   И я подумал, что лето кончается и кончилось уже, и скоро осень, ведь  так
бывает осенью, бархатный сезон. Так просторно, когда вс„ сверкает от солнца,
улицы, проспекты, стекло, и можно дышать, дышать,  так  много  воздуха,  что
его, кажется, нет совсем. Так много места для света. Как в комнате, когда  в
не„ впускают день, но комната не может вместить столько  простора,  ни  одна
комната не может вместить столько света, и кажется, стены стали прозрачны, и
нет комнат, коридоров, улиц, нет того, что  внутри,  и  того,  что  снаружи,
только свет, сверкающий, прохладный. Пространство. Зеркала ст„кол.
   Так бывает, когда начинается осень. И ещ„ на закате. Как сейчас.
   Когда вс„ замерло, сама невесомость, и вот, затаить  дыхание  и  замереть
так, тебя нет уже, и нет ничего, что не ты. И щемит сердце.
   Но что-то уже тянет тебя назад, в комнату, и ты не хочешь  оборачиваться,
но уже обернулся, и поздно знать, что там ничего нет. Ты уже обернулся.
   Лида.
   Я боюсь потревожить е„, грубо ворваться в  этот  хрусталь,  его  холод  и
чистоту, его свет.
   И уже не могу не сделать этого.
   Она встрепен„тся, скажет: "Что?"
   И отверн„тся, застигнутая врасплох,  может  быть,  закусит  губу.  Станет
мучительно собираться с мыслями, е„ губы  робко  станут  нащупывать  улыбку,
неуверенно, ей нужно будет ответить. Она скажет: "Что?"
   Но я должен.
   Прости.
   - Ты сказала ей о нас?
   - Нет.
   Она не пошевелилась. Она сказала: "Нет. Но она знает".
   Закат. Пустая комната с  открытым  окном.  Занавески,  зеркало,  шезлонг.
Розовое в окне небо.
   Вдалеке прос„лочная дорога, изгородь со стороны поля,  крошечная  фигурка
велосипедиста.
   Сумерки.
   9
   - Где ты в последние дни пропадаешь вс„ время?
   Я не спрашивал тебя до сих пор, но как-то...
   - Тебе же это неинтересно.
   - Ну почему же...
   - Ты же знаешь, мне предстоит путешествие.
   - Тебе?
   - Нам. Нет, не с тобой.
   - Надеюсь, не кругосветное?
   - Я же говорила тебе, мы уезжаем на гастроли.
   - Ах да, я и забыл. Ваш обожаемый  Монпасье  вознамерился,  ни  много  ни
мало, покорить вс„ побережье - все сто пятьдесят два километра!
   Она разжигает камфорку.
   - Да никакой он не обожаемый. Кофе будешь?
   - Да.
   - И потом, что в этом плохого?
   - Ничего. Только зачем называть это гастролями?
   - Он это так и не называет. Это я говорю, гастроли.
   - И ради этого нужно жить в гостиницах?
   - А почему бы и нет?- пожав плечами, говорит она.- Главное, чтобы  весело
было.
   - Немного же вы заработаете.
   - А разве это так важно?- говорит она.
   - И когда вы уезжаете?
   - На днях. Ты не видел мой халат?
   - Он в комнате, на стуле. Но сегодня ты больше не уходишь?
   - Нет. Помоги.
   Я расст„гиваю крючки на платье.
   - Последи за кофе.
   За окном детские  голоса.  Вода  в  джезве,  закипая,  начинает  тихонько
шуметь.
   Кле„нка на столе.
   Подоконник, и дальше тень.
   Я снимаю кофе с огня и, помешав его ложечкой, разливаю по чашкам.
   Она выходит из ванной, закалывая волосы. Целует  меня  и  усаживается  за
стол.
   - Фу. Ну и умаялась я. Такая жара.
   Я открываю холодильник. Закрываю его.
   - Сливки кончились.
   - Ничего, выпью ч„рный.
   - Съешь что-нибудь?
   - Не хочу.
   - Ну что ж. Хоть один вечер побудем вместе, вдво„м.
   Недвижность листвы. Дуновение запаха е„ духов, такое слабое.
   - Тит Сестерций жил в небольшом  городке  на  берегу  Миссисипи.  Он  был
влюбл„н в одну девушку, долго и  безуспешно  добиваясь  взаимности.  И  вот,
однажды, наконец, он услышал от не„ слова, которые  чуть  не  разорвали  его
сердце переполнившим его восторгом. Она шепнула ему: "Сегодня ночью". Можешь
представить себе его состояние. Он не мог найти себе места,  он  метался  по
комнате, не в состоянии думать ни о  ч„м  другом,  а  день,  между  тем,  не
торопился уходить, медленно, мучительно медленно клонился он  к  вечеру.  Но
вот уже  небо  окрасилось  закатом,  теперь  немного,  совсем  немного!  Ему
сделалось тесно в стенах его дома, он выбежал на воздух и,  бесцельно  бродя
по улицам, сам не заметил, как вышел к реке. Солнце уже зашло, и река и небо
над ней были залиты ровным золотисто-багровым сиянием. Пароход,  только  что
отчаливший от пристани, медленно и важно проплывал мимо, неся сво„ отражение
как ч„рное вымя, и зачарованный, смотрел на него  Тит  Сестерций,  рассеянно
блуждая взглядом по палубе. И вдруг  он  оцепенел.  Среди  толпы  незнакомых
людей, навалившихся на поручни, он увидел ту, которая... Он увидел  е„.  Она
не видела его,  болтая  с  кем-то,  кто  стоял  рядом  с  ней.  Оторопевший,
потряс„нный, он смотрел на не„ и не мог оторвать глаз. Она уплывала. Пароход
уносил е„ вс„ дальше, дальше по течению, вот она повернулась спиной, вот  он
уже не может различить е„ среди толпы, вот  она  исчезла  совсем...  Пароход
давно уже скрылся, а несчастный Тит вс„ стоял и смотрел на  пустынную  реку,
вс„ такую же прекрасную...
   - И больше он никогда не увидел е„? Она уплыла навсегда?
   - Больше никогда.
   - И даже не попрощалась с ним...
   - Это было бы слишком жестоко. Или романтично?
   - Да. Слишком жестоко...
   - Сварить ещ„ кофе?
   Напевая вполголоса тему,  которую  он  напевал  в  танцзале,  Конферансье
входит в подъезд. Поднимается по ступеням, проходит мимо.
   Где-то наверху его шаги замирают. Тишина. Звук открываемой ключом двери.
   Захлопнулась.
   Он клад„т телефонную трубку, он только что говорил с кем-то. Кивает своим
мыслям. Протянув руку к журнальному  столику,  доста„т  из  пачки  сигарету.
Разминает е„ в пальцах.
   Смотрит куда-то перед собой.
   В дверь звонят.
   Он поворачивает голову, но не двигается с места.
   Звонок повторяется.
   Он досадливо качает головой, отбрасывает сигарету и ид„т открывать.
   Мой голос в прихожей.
   Люстра  с  голубыми  пластиковыми  чехлами.  Одна  лампочка   перегорела,
осталось три.
   Открытое настежь окно с раздвинутыми шторами.
   На кухне шумит чайник.
   Мы сидим в креслах. Справа от меня, на журнальном столике,  беспорядочной
стопкой лежат журналы.
   Он читает газету.
   - Странно...- говорю я.
   - Что?- говорит он, подняв голову.
   - Странно, как могут одни и те же слова иметь совершенно разный смысл,  в
зависимости от того, произносишь ты их  или  слышишь,  и  от  того,  кто  их
произносит, и кто слышит... И ты думаешь, что  тебя  понимают,  а  на  самом
деле...
   На секунду задумавшись, он недоум„нно смотрит на меня.
   - Вы что, поссорились?
   Звонит телефон.
   Он снимает трубку: "Алло". "Да". "Ну конечно".  "Ладно,  не  буду.  А  ты
собралась уже?" "А что такое?" "Да? Ну ладно, только смотри, не  опаздывай".
"Ну вс„, до завтра. Пока".
   Он клад„т трубку.
   - Кто звонил?- спрашиваю я.
   - Она.
   - Кто? Лил? А почему же ты...
   - Ну, я же не знаю...
   - Так что, она вс„-таки едет?
   - А что, она собиралась не ехать?
   Он играет спичечным коробком, гоняя его пальцами перед собой по кухонному
столу.
   Я сижу, поставив локти на стол.
   Высохшее пятно от  чая  на  желтоватой  скатерти,  две  пустые  чашки  на
блюдцах, пепельница.
   Уже за полночь.
   Завтра ему вставать, но он отмахнулся - ерунда. Тебя не будить?
   - Да нет, не нужно.
   Тихо.
   - Нужно кое-что обдумать,- говорю я.- Наверное...  Нужно  разобраться  во
многом.
   - Ну, время у тебя будет.
   Я говорю: "Да".
   - Когда возвращаетесь?
   - Не знаю,- говорит он.- Смотря по тому, как нас примут.
   - Понятно.
   - Хотя чем другие города, в сущности, отличаются от нашего?
   - Ну да,- говорю я.- В самом деле.
   - Через пару недель, я думаю. Хотя, может быть, раньше.
   - Или позже?
   - Ну да.
   Мы укладываемся спать. Я - на диване, он - на кресле-кровати.
   - Устроился?
   Я киваю ему. Он выключает торшер, и комната проваливается в ночь.
   Его голос из темноты:
   - Если будут звонить, запиши, если что передадут.
   Я отвечаю: "Да, конечно".
   - Вообще-то, все в курсе, но мало ли что...
   Мы лежим молча.
   - Так она что, выгнала тебя что ли?
   - Да нет.
   - Что-нибудь случилось?
   - Нет.
   - Она что, решила не ехать?
   - Да нет, просто...
   - Что?
   - Просто я не люблю прощаться.
   - А. Понятно.
   Я лежу, глядя в темноту. Мы молчим.
   - Ну что, спим?- говорит он.
   - Спим.
   - Значит, я не бужу тебя завтра.
   - Нет.
   - Ну, давай.
   - Счастливо тебе со всем этим... мероприятием.
   - Ха. - - - - Спасибо.
   Ночь. Тишина. На кухне гудит холодильник.
   Они уехали.
   Утром, проснувшись, я был уже один. На кресле лежала подушка и на  ней  -
две сложенные простыни.
   На кухонном столе была записка. Я смял е„, не читая.
   Чайник на плите был уже едва т„плый.
   Полдня я обследовал  ящики  письменного  стола,  всякий  хлам,  уложенный
стопками или валявшийся как попало - фотографии, письма, записные  книжки  и
разные бумаги.
   Несколько раз я ловил себя на мысли, что боюсь произвести шум.
   Может быть, я вс„  ещ„  боялся,  что  он  внезапно  верн„тся,  что-нибудь
произойд„т непредвиденное, и он отменит вс„ это, мало ли...
   Но он не вернулся.
   Они уехали.
   Я дожидался вечера - тянул время.
   Уже набирая номер, я понял, что не знаю, что сказать ей, если она возьм„т
трубку.
   Она не подходила.
   Я л„г на диван, придвинув телефон  поближе.  Трубка  свесилась  почти  до
самого пола. Я лежал и слушал гудки.
   Она вс„-таки уехала.
   В записке было следующее:
   "Ключи на холодильнике. Гараж, если смотреть из окна,  второй  слева.  До
встречи."
   Как это я наш„л их сам!
   Я неважно почувствовал себя ещ„ утром.
   Барометр уже падал.
   А ночью начался шторм.
   Два раза пропадал свет. Я не мог заставить себя лечь спать. Ветер силился
разбить стекло. Комната была как аппендикс ночи.
   Я сидел в кресле и пил коньяк.
   О ч„м-то я хотел подумать... За окном бушевал ветер, и было темно.
   Я не мог сосредоточиться.
   Потом начался дождь. Я просыпался, снова засыпал.
   Дождь вс„ лил.
   Я спал.
   Когда я проснулся, было солнце, и было утро.
   Я встал, умылся, выпил  кофе,-  молотого  не  нашлось,  и  пришлось  пить
растворимый.
   Я подумал: "Так бывает всегда. Сначала я хочу вырваться из круга, а потом
пытаюсь восстановить его.  И  восстанавливаю  себя  каждый  раз  по  памяти,
проверяя, вс„ ли на месте".
   Я подумал: "Так каждый раз, я думаю, что сумею обмануть себя, или время?"
   Я подумал: "Что-то каждый раз заставляет меня вернуться. Каждый раз".
   И я подумал: "Я не хочу этого больше".
   Я уезжал из этого города навсегда.
   - Алло, Лида?
   - Да. Привет. Откуда ты звонишь?
   - Ты звонила мне?
   - Да, но никто не брал трубку, я уже начала беспокоиться...
   - Они уехали.
   - Кто?
   - Лил. Она уехала, но скоро должна вернуться.
   - А. Понятно. Она что-то говорила мне...
   - Я уезжаю.
   - Что?
   - Я уезжаю. Я звоню чтобы попрощаться.
   - Уезжаешь? Куда?
   - Совсем. Я звоню чтобы попрощаться с тобой.
   Она молчит.
   - Алло,- говорю я.
   - Может быть, ты зайд„шь? Попрощаться, раз уж решил.
   - Лучше не надо.
   - Так что, ты решил окончательно?
   - Да. Я звоню тебе из автомата.
   - И что, навсегда?
   - Я приеду ещ„. Как-нибудь,  когда-нибудь,  не  знаю,  когда,  и,  честно
говоря, не знаю, зачем.
   - Когда-нибудь - это когда?
   - Не знаю. Я бы сказал "никогда", но не люблю этого слова.
   - Может быть, ты вс„-таки зайд„шь?
   - Нет. Я  звоню  тебе  чтобы  попрощаться  и  сказать,  что...  Не  знаю.
Что-нибудь на прощанье.
   - А что мне сказать ей?
   - Не знаю. Что-нибудь. Вс„ равно. Скажи, что я уехал.
   - Так что? Значит, прощай?
   - Прощай. И спасибо тебе.
   - ...
   - ...
   - Прощай.
   В этом было что-то унизительное. В том, как это застало меня.
   Она уже шла на обгон, а я вс„ ещ„ ничего не замечал. И только  когда  она
стала сигналить.
   Я так ударил по тормозу, как будто передо мной выросла стена.
   Мы вышли из машин.
   Она стояла и смотрела на меня. Она ждала, но я не мог заговорить  первым.
Ох, Лил!
   Я не хотел этого, это глупо, глупо, глупо!
   - Так,- заключила она.- Пьяный за рул„м, и машину угнал.
   Я молчал.
   - Ну,- сказала она.- Что делать будем?
   Я стоял против солнца и плохо видел е„ лицо. Глаза чесались.
   Она кивнула, хотя я не произн„с ни слова, и направилась к своей машине.
   Оглянувшись на меня, как будто приглашая,  нырнула  за  руль.  Захлопнула
дверцу.
   Я вернулся в машину.
   Она развернулась и проехала мимо меня.
   Я закурил.
   Тянуть было бессмысленно.
   Я развернул машину и поехал следом за ней.
   Что-то было унизительное в этом.
   Это не моя машина, нужно е„ вернуть,  только  чтобы  вернуть  машину,-  я
говорил себе,- только чтобы вернуть машину. Но  я  уже  не  знал,  почему  я
говорю себе так.
   Почему я так настойчиво об этом думаю.
   Почему я вс„ время думаю об этом.
   Эпилог
   Они поднимаются по склонам горы, и одни, проделав  уже  долгий  путь,  не
имеют силы подняться хотя бы на шаг выше, а другие, едва начав  восхождение,
падают, как только л„д выступает у них под ногами.
   Я долго искал путь и много дорог видел, но одни извивались и были подобны
лабиринту, и путник забывал о том, кто он, и откуда ид„т. Другие же  вели  в
болота и там обрывались.
   Я видел дороги, что спускались от ледников на дно ущелий.
   Я видел такие дороги, которые начинались в садах, а терялись в пустыне, и
попавший в пустыню умирал от жажды, и пески заносили его, и не оставалось  о
н„м памяти.
   И многие, кто шли со мной, погибли.
   И вот, я перестал встречать тех, кто ш„л мне навстречу, и не было никого,
кто ш„л бы впереди меня или по моему следу.  Никто  не  окликал  меня,  и  я
никого не видел.
   Я почувствовал л„гкость в ногах и возликовал, и тяготы пути покинули  мою
память, и я не знал причины этому.
   Я увидел великое здание и, приблизившись  к  его  воротам,  поразился  их
великолепию, но не стал медлить и вош„л в галерею, и ш„л  по  ней,  пока  не
увидел перед собой дверь.
   И перед дверью этой за ч„рным офисным столом сидела женщина, и е„ красота
овладела мной, и я подумал: "Никогда,  никогда  не  видел  я  такой  женщины
прежде, во все дни моей жизни!"
   И она посмотрела на меня, и от красоты е„ глаз я потерял сердце.
   Сделав улыбку, она выдвинула ящик стола и извлекла из  него  чистый  лист
бумаги.
   - Кто вы?- спросила она у меня.
   Не зная, что ответить на такой вопрос, я, на всякий случай,  назвал  сво„
имя.
   - Год рождения? Простите, сначала пол.
   Я подумал, что неплохо бы как-нибудь пошутить, но в голову упорно не  шло
ничего путного.
   Удивл„нная паузой, она подняла на меня глаза.
   - Вы затрудняетесь определить свой пол?
   - Напротив,- я глупо улыбнулся.- Я, как никогда, в н„м уверен.
   - Ой,- со вздохом покачала она головой и достала  сигарету.  Я  торопливо
подн„с ей зажигалку, стараясь хоть как-нибудь скомпенсировать свою тупость.
   - Вредные привычки?- продолжила записывать она