Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
Дымящиеся фонари перронов.
- Не спите, а то совсем зам„рзнете. Слышите?
Чья-то рука тряс„т меня за колено.
- Не спите.
Он смутно... указания лечащего врача в карантинной палате.
Время - змея, чей укус смертелен...
Он витает над краем бездны.
- Я расскажу тебе про него. Слушай.
- Он заставлял меня проделывать это каждый раз, представляете?
Она украдкой бросает на меня взгляд.
- Хотите посмотреть?
Он витает над обрывом пропасти, где по краю скалы вь„тся тропа. И когда
путник, идущий по ней, приходит сюда, этот дух вселяется в него, и человек
делается как бы безумным и бросается в бездну. И тогда дух покидает его и
жд„т новую жертву.
Говорят, когда-то очень давно кто-то первым окончил здесь свои дни, и с
тех пор его дух не знает покоя. Он жаждет войти в человеческое тело, чтобы
обрести плоть, но каждый раз тот несчастный, в кого он вселился,- всегда на
краткое время,- становится самоубийцей, и дух оста„тся безвиден, и тоска его
безысходна...
Ветер наметает снег на подоконниках в комнатах, где открыты окна, шторы
надуваются парусом, и на полу сырость.
Если я зам„рзну совсем, я смогу прикоснуться губами, слиться с ней в
поцелуе, и она не растает от моих объятий. Ласки мои будут холодны холодом
е„ плоти, зовущей к экстазу, светом е„ тела. Она зов„т меня.
Я умираю... я хочу е„!
Она опустила веки, е„ волосы спадают по обнаж„нным плечам.
Она стонет.
...ненасытную топку времени, сжигая в ней расстояния, и дымное пламя
покрывает копотью стены...
Мы возделываем Сад Врем„н Года, врастая в него корнями.
Дома, где мы кормим ненасытную топку времени, сжигая в ней расстояния, и
дымное пламя покрывает копотью стены.
Там, где она вплетала в прич„ску живые цветы, ветер бесцельно гоняет
мусор по мраморному полу пустых беседок.
На том берегу гипсового парка безглавых статуй.
Он вышел из комнаты, чтобы вымыть руки, и когда вернулся, забыл закрыть
за собой дверь.
- Ты очень похож на одного человека, с которым я не желаю иметь ничего
общего.
- Но ведь я...
- Ничего общего!- категорично заявила она.- Даже твою внешность.
Эдвард Мунк не выносил вида человеческих пальцев.
- Ну вот,- сказал он с тяж„лым вздохом.- Поговорили и разошлись. А кто
будет мыть посуду?
Он повернулся ко мне.
- Вы не помоете?- тоскливо попросил он.
- Да мне, честно говоря, тоже уже... пора.
Она опустила ноги с кровати и стала приводить в порядок прич„ску.
- Дверь!- она с ужасом посмотрела на меня.- Дверь вс„ это время была
открыта!
Когда они пришли в его комнату,- дверь оказалась незапертой,- они
увидели, что постель не смята.
Вещи были разбросаны как попало, на магнитофоне горел огон„к индикатора.
Записки нигде не нашлось.
Видимо, он уш„л ещ„ ночью.
В ящике тумбочки они обнаружили коллекцию женских трусиков.
Кажется, кошки совершенно не боятся высоты. Они расхаживают по карнизу
пятнадцатого этажа как дамы по фойе оперы.
- Он ещ„ и фотографировал меня в таком виде. Один раз я была в душе, так
он... Нет, не буду рассказывать.
- Это очень просто,- говорит он.- У них одинаковые глаза, это сразу
чувствуешь. Женщины без прошлого и мужчины без будущего.
Он подходит к открытому настежь окну и, закурив сигарету, швыряет пустую
пачку на улицу.
- Люблю ночной город.
Шум автобусов, отъезжающих от остановки перед освещ„нным зданием вокзала.
Звонит телефон.
В пустой комнате ж„лтая болезнь электричества. На полу валяется пара
ч„рных туфелек, и что-то разлито - красные пятна.
- А вот собаки боятся высоты и такие смешные. Зимой они разрывают снег,
пытаясь отыскать косточки, припрятанные когда-то, ещ„ летом. У нас была
собака, так она прятала вс„ под подстилкой. Бывает, ночью просн„шься - из
коридора какой-то хруст, и спросонья не можешь понять, в ч„м дело.
- А правда, что осьминог может задушить человека?
...Когда комната погрузилась в пожар, птицы сгорели заживо в своих
клетках...
- Кто-то предпочитает пиво, а кто-то "пепси", кому-то больше нравится
варить кофе в джезвочке, а кто-то любит "экспресс" - у каждого свой вкус.
Только вот посуду никто мыть не любит. Вот вы, например, когда последний раз
брились?
Птичка в клетке, где твой дом?
...ящер Делакруа...
...картинки волшебного фонаря на светлых обоях стены в т„мной комнате,-
высокие своды парадных залов, серебряные саркофаги, позолоченные фигурки
скорчившихся как эмбрионы химер... пронзительно-зел„ная вспышка звезды
фонаря в ч„рных ветвях... красные квадратики окон, приоткрытая дверь
подъезда, двор...
...спят под одной крышей, раздел„нные стенами, но видят разные сны; утром
они выходят из дома, каждый по своим делам; вечером они возвращаются, чтобы
лечь спать; есть люди, которым нравится жить в старом городе, а кто-то не
выносит запах, который всегда присутствует в старых домах, к тому же, в них
обычно темно и сыро...
Отгородиться дверью от коридора и, оставшись наедине с зеркалами и
фотографиями...
Можно уснуть и увидеть сон.
Проснуться, ещ„ не зная, что это,- быть может, продолжение сна или новый
сон,- а уже нужно вставать - время. И ещ„ не вполне проснувшись, почти
машинально, выбраться из постели, протянуть руку к одежде и начать
одеваться.
И наспех позавтракав при электрическом свете, спешить в темноту по
ночному ещ„ снегу, чтобы успеть к электричке, ехать, и вокруг люди...
И ты понимаешь, что ты вернулся.
Ты знаешь, что должен ехать, знаешь, какое сегодня число какого месяца.
И это реальность - потому что ты вернулся и можешь вспомнить, какой была
погода вчера, и как ты пров„л вчерашний день и вчерашний вечер...
Ты уже не можешь вспомнить свой сон.
Но этот вагон, такой же как другие вагоны, эти люди... Разве нельзя
ошибиться?
И не сразу заметить это, может быть, через неделю, месяц или год, много
лет - - ты вдруг понимаешь, что это другая реальность... Или просто
почувствуешь вдруг, что что-то не так... Они станут уверять тебя, что ты
всегда жил здесь.
Им проще, они всегда знают, что ты - это ты.
Ведь это они заставили тебя вернуться и ехать в этой электричке с
зам„рзшими окнами, и знать... Хотя, конечно, ты вс„ равно проснулся бы,
пусть на три часа позже, в этой же комнате - - так говорят они.
Они говорят, что знают.
Они станут потешаться над тобой, вытащат тебя на свет.
- А правда, что вы сомневаетесь в том, что вы - это вы?
Нельзя же быть таким скептиком.
Кто-нибудь заявит, что это уже было написано, и скажет, кто это написал.
Он знает.
На снах можно сделать состояние, если уметь их разгадывать.
И вообще, об этом уже написано.
Про то, как он жил на мансарде и каждый вечер зашторивал окно.
- Расскажи мне про льва!
Он всегда проверял дверь, закрыта ли, но однажды забыл.
И они вошли.
Я всегда выгляжу. Даже когда я - это кто-то другой.
И они найдут меня и, вытащив из-за шкафа, заставят есть торт, а потом
будут хлопать в ладоши, кружась в танце как чернь на празднике падения
империи, и ей станет больно видеть меня таким, и она уйд„т, а меня не
отпустят, и я снова с томлением буду ждать рассвета...
Вернуться может лишь тот, кто никуда не уходил.
- Есть такая игра, выйти из комнаты и, притаившись за дверью, подслушать,
о ч„м говорят те, кто остались. Может быть, они говорят о тебе. А теперь
спать! Мама скоро верн„тся и будет ругать меня за то, что ты до сих пор не
спишь.
Рассвет над трамвайными путями. Люди, покинувшие свои дома, выстраиваются
в толпы на остановках, а на льду зам„рзшей реки умирают в снегу раненые
партизаны.
- А сейчас,- говорит он,- я сделаю тебе настоящий охотничий пунш. Ты был
когда-нибудь на охоте? Хотя, неважно. Я тоже никогда не был.
Шарить во тьме руками, пытаясь найти свою голову, или петлять по лесу,
запутывая следы, и заблудившись, потом долго искать дорогу обратно. Они не
будут искать тебя, они дождутся, когда ты выйдешь к ним сам.
Я замерзаю, мы все замерзаем и скоро забудем, откуда и куда мы едем. Как
это странно... Когда я вернусь, никто и не заметит, что меня не было.
И где же мне теперь искать е„?
Она ушла, и они не отпустят меня. Но нет, нет! Она не ушла, просто е„ ещ„
не было!
Наверное, я сош„л с ума, если думаю, что она услышит. Для чего я играю
среди них самого себя и прячусь за шторой, созерцая фонари набережной и
ночные деревья, и тени...
Я мог бы собрать коллекцию женских трусиков, как тот, другой.
Выше от пупка сокрытые пеленой тумана, они бредут по самые трусики в
ч„рной чулочной воде.
Изучение анатомии женского белья по следам на снегу и отпечаткам в гипсе.
Из окна открывается вид на небо и кирпичные трубы каминов квартир, что
лежат глубоко под равниной снегов зимних крыш.
Снова стоять у окна и высматривать чужие следы.
Снова прятаться, когда они постучат в дверь. Или бежать вниз по лестницам
и на первом же трамвае прочь! - прочь по кольцу транспортной сети, всегда
возвращаясь.
И всегда невовремя.
- И вот что плохо,- говорит он, вытряхивая остатки кофе из пачки в
кипящую в кастрюльке воду.- Если ты уш„л, то вернуться уже не сможешь, а
если ты сумел вернуться, то, наверное, не так уж далеко ты и уш„л. И ты
знаешь, хочется уйти, по-настоящему уйти, и посмотреть, что же там. Может
быть, и возвращаться не стоит?
По полу тянет сквозняком, а за окном в окнах скоро погасят свет и зажгут
его снова - окна, выходящие на старую площадь и узкие кривые улочки,
каменные мостовые и сырые стены домов, сгорбленные фонари и снова, снова,
снова... зима.
И ид„т дождь.
И я каждый раз возвращаюсь туда, откуда она ушла, и никогда не иду
дальше...
И падает снег, и дети наряжают „лки, и старенькая женщина в старом городе
продолжает отсч„т: "Я живу здесь уже тридцать шесть лет..."
И контрол„ры проверяют билеты.
- А вон там скоро будет торговый центр, а здесь, помнишь, здесь была
кофейня, мы ещ„ заходили сюда, помнишь?
И у беременной суки родятся щенки.
А рыба протухнет.
- Ты знаешь эту историю о том, как протухла рыба, а собака осталась без
крова? Нет? Ладно, я расскажу тебе е„ перед сном, чтобы ты заснула. Но
только без обмана, договорились? А то я пожалуюсь твоей маме.
Никакой истории о протухшей рыбе я не знаю, но раз уж пообещал,
приходится сочинять находу.
- И вот, однажды ночью разразилась страшная буря, и ст„кла в зимнем саду
были выбиты вместе с крестовинами чудовищными порывами ветра, которые сорвав
той же ночью крышу с собачьей будки, оставили несчастное животное без крова.
Лишь к утру буря утихла, и рыбаки, остававшиеся всю ночь в укрытии, смогли,
наконец, выйти к реке. А в это время собака бесприютно скиталась по двору и
тихонько скулила. К обеду она успокоилась и прилегла подремать на крылечке.
Тем временем бригада стекольщиков восстанавливала порядок в зимнем саду, но
дело продвигалось медленно. Каждый раз,- словно бы тут было замешано
какое-то роковое заклятье,- стоило вставить новое стекло, как кто-нибудь
неловким движением выдавливал его, или оступался и падал, обрушивая его на
пол вместе с рамой, и оставался лежать среди осколков. Наконец, ст„кла вс„
же были вставлены, и бригада стекольщиков, распив по случаю успешного
завершения работы бутылку портвейна, чинно удалилась. Вскоре вернулись и
рыбаки, и вернулись с уловом. И никто бы ничего не заметил, когда бы не
скорбный вой оставшейся без крова собаки, увидевшей выглянувшую из-за туч
луну. Весь дом переполошился. Остаток вечера и вся ночь были потрачены на
восстановление будки. Тем временем собака была принята в спальню и,
пригревшись на пуховой перине, уснула. По е„ довольной морде расплылась
улыбка совершенного блаженства. А к утру рыба протухла. Так и закончилась
эта история.
- А почему никто не положил е„ в холодильник?- спрашивает она.
- Не знаю,- говорю я.- А теперь спать.
- А что такое портвейн?
Чудовищно глупо, боже мой, как же это чудовищно глупо, ехать куда-то в
пром„рзшей электричке, рассказывать на ночь нелепые истории и оставаться
одному, или жениться и завести детей, и снова рассказывать нелепые истории,
сочинять прошлое своей жены и сво„ будущее, и снова, снова, снова нелепые
истории, снова один в пром„рзшем вагоне, куда-то снова... Или выйти на
какой-нибудь из этих станций. Но зачем? Чтобы вс„ это кончилось? Отсутствие
смысла ещ„ не производит смысл.
Я хочу вернуться, вс„, что я хочу, это наконец, приехать, я должен
вернуться, иначе они решат, что я уш„л насовсем и займут мою комнату.
Она верн„тся, я буду ждать е„, и она верн„тся. Я не знаю, где искать е„,
и я останусь там, куда она однажды вошла, чтобы она могла найти меня, если
она захочет меня найти.
Вс„ слишком нестройно и слишком долго, и если я не умер, я бы уже давно
должен был приехать. Скоро начн„т светать, и я буду стоять у окна своей
комнаты, а на плите будет разогреваться мой завтрак,- у меня ещ„ остались
две банки салата.
Или что там у меня ещ„ осталось?
Этот город, так много людей живут здесь дольше, чем я живу на свете, так
много людей покупают подарки и собираются вместе или сидят поодиночке,
каждый у своего телефона, отгородившись от лестничной клетки входной дверью,
отгородившись подъездом и кодовым замком, отгородившись двойными ст„клами
окон и своей фамилией, и фамилией жены.
Никто не скажет мне, как е„ звали. Никто никогда не называл е„ так.
Одинокая женщина работала всю ночь, а теперь возвращается домой,- раннее
утро, толпы людей в метро. Все добираются на работу, она хочет спать, она не
спала всю ночь, но никто не уступает ей место, и она дремлет стоя, повиснув
на поручне. Раннее утро в метро, на часах новый день, она возвращается. Там
осталась е„ девочка с почти незнакомым ей человеком. Он должен был уложить
е„ спать, но она могла закапризничать и не уснуть.
Поспать, хотя бы немного... Нужно будет уговорить его остаться до вечера
или хотя бы...
Выйти в тамбур, я не могу больше, выйти в тамбур... Какая огромная
страна!
- Лучше всего с утра, это кофе. Прич„м не растворимый, а настоящий, из
джезвочки. Это тебя сразу взбодрит. Эй, просыпайся! Давай, вс„ уже готово.
Солнце. В окнах снега и солнце. Бледное голубое небо, платформа, проехали
платформу, без остановки. Все поднимаются со своих мест, нужно подняться.
Следовало выйти в тамбур заранее, сейчас в голову полезут глупые мысли. Я
знаю, как вс„ это начн„тся, это всегда начинается так, вс„ начинается снова.
Эдвард Мунк, норвежский художник, очень боялся прихода Гитлера, потому
что Гитлер рисовал картины короткими мазками, а он, норвежский художник
Эдвард Мунк - длинными линиями. Но немецкие офицеры отнеслись с уважением к
мэтру экзистенциализма... Откуда это и почему?
Заснеженная Прага, изломанные простыни крыш и зам„рзший фонтан на
площади. Или это был сон?..
Нельзя было спать в электричке, теперь будет знобить, и вот так каждый
раз, а? Ну ты подумай!..
2. Рандеву
Полукруг окон, застекл„нное пространство освещ„нной комнаты.
Она сидит на табуретке и курит, наблюдая за моими безуспешными попытками
завести виниловый проигрыватель. Ей наплевать, заведу я его, или нет. И мне
становится вс„ равно. Я говорю: "Может быть, обойд„мся без музыки?" И в этот
момент проигрыватель заводится, и опустив иглу на пластинку, я выключаю свет
и по одной зажигаю свечи.
Мы проводим ночь вместе, и когда она открывает дверь, чтобы уйти, мне
кажется, что это утро будет ещ„ лучше, чем могла бы быть ночь. Но когда она
исчезает, и я слышу е„ удаляющиеся шаги, я понимаю,- зная, что это нелепо,-
что потерял е„ навсегда.
Когда я смотрю на не„, я иногда думаю, что должен лишь захотеть е„, нужно
лишь захотеть е„... И жадно ловлю каждый е„ жест, каждую позу в надежде
вызвать в себе желание, но оно рассеивается как дым или как сон каждый раз,
когда я хочу за него ухватиться. Если бы я сумел избавиться от этой мысли,
меня перестало бы раздражать, что она производит столько ненужных движений.
Я произвожу слишком много ненужных мыслей.
Скоро время, отпущенное мне, истеч„т, и я никогда не узнаю, какой могла
бы быть ночь, а утро каждый раз оказывается таким, каким я его знал всегда.
Ветер и шум прибоя во тьме тумана.
Я позвал е„, и она пришла, просто потому что больше идти некуда. Мы могли
бы придумать историю, прекрасную как те, что мы слышали, стоит лишь
захотеть... Но в конце концов мы бы вс„ равно поняли, что единственное, что
нас держит - это то, что нам некуда идти, а значит, незачем разлучаться.
Я не выбирал е„, а она не выбирала меня. Просто мы встретились. Так
получилось - и она, и я искали одного и того же, и наверное, искали бы ещ„
долго. Нужно лишь захотеть...
У меня был е„ телефон, и я позвонил ей.
Она сказала: "Я думала, что никогда больше не услышу твой голос".
А я сказал: "Когда тебе захочется остаться одной, приезжай ко мне".
И она сказала: "Я приеду сейчас, можно?"
И я сказал: "Да".
Родственников не выбирают, и мы не выбирали друг друга.
3. Это и был джаз
Порою невозможно поверить, что это всерь„з. Она оборвала лепестки с
цветка шиповника и бросила его на влажный асфальт, и пошла дальше вдоль
сходящихся рядов белых и серых зданий в бледных сумерках, и скоро взойд„т
солнце, и мы пойм„м, что вс„ это было неважно.
Она никогда не верн„тся.
Ещ„ нет машин, и людей ещ„ нет на улицах, и я вернусь домой и лягу спать,
хотя это так скучно, и проснувшись, пойму, что вс„ это было неважно, и ничто
не изменит того, что было и будет в моей жизни, и я пойду дальше рядами
безликих домов, и все будут спать, и никто не узнает, что я уже был здесь, и
что она ушла.
Цветы шиповника в запоздалом майском тепле, и уже июнь, и наверное, мне
пора возвращаться.
Пора возвращаться, полно, уже темнеет, и на улицах становится
небезопасно, дворы стихли, и улицы, и в магазинах выключен свет, и включена
сигнализация, и не нужно. Можно было сделать так, а можно было иначе, и
счастье казалось тебе таким близким, ты был меньше чем в полушаге от победы,
и стоило протянуть руку... а можно было и не протягивать, к чему этот
труд... сегодня ты мудр и знаешь, что вс„ это было неважно, вс„ могло
случиться и по-другому, но и тогда не могло бы повлиять на то, что неизменно
- мировые законы и твой жребий, и путь к счастью или снежным вершинам,
попробуй, представь их в воображении, когда верн„шься в свою т„мную
комнату сегодня, в комнату, выходящую окном на другие окна, в комнату с
открытым окном и летними закатами, и зябкими предрассветными сумерками,
которые тайна,
и зеркалом,
крестовиной окна и кипятильником в фарфоровом чайничке, и твоей кроватью
с продавленной сеткой, в комнату, где до утра ты будешь один, и будет утро,
и завтра ты встретишь рассвет и ляжешь спать, потому что захочешь спать,
а когда просн„шься
Лето уходит, будет и ещ„ лето,
и женщины ещ„ не раз будут извиваться в танце по ежевечерней программе, и
ты будешь презрительно кривить губы, а платить предоставишь другим, и никто
не заметит тебя среди них, и ты не отличишь е„ от других женщин, когда
будешь пытаться воссоздать е„ лицо по памяти, и она ушла и не верн„тся, и
это неважно,
и ты можешь купить одно облегающее платье на всех, на всех женщин, и
ч„рные очки, и пятнистую косынку, одну на всех, и парик и надевать его на
всех женщин, которые будут изображать то, что