да-то был таким же маленьким и тоже по-серьезному катался на этой вот
развлекательной карусели. Мне завидуют, открывают рты и забывают захлопнуть,
а я, такой взрослый и чудесный, их успокаиваю: "Все впереди,  не  суетитесь,
продолжайте  кататься, мелюзга. Наслаждайтесь  своим прелестным  возрастом".
Дальше мной восхищаются, а я млею. Занавес.
     Минуло полгода, и  я  решил материализовать грезы. Пришел  ккарусели  и
напустил на себя грустный вид давно живущего.  Но никто  почему-то ко мне не
подходил для восхищения. А я все ждал, но так ничего  и  не дождался. Только
безразличное безлюдное воздушное пространство вокруг и  тишина. Оказывается,
я не пуп земли. Меня, оказывается, можно и не учитывать.
     Мой  одноклассник  Сашка   Демин  сейчас  санкт-петербуржец  и   важный
военно-морской чин с большим канцелярским животом. Но тогда живота у него не
было. Ему, как и мне, лет тринадцать, и нам очень хочется впервые побывать в
пещере. Третий спелеологический товарищ - мой сосед по дому Сашка Вахтенков.
Сейчас его  нет - умер. Заперся в туалете и выпил стакан нашатырного спирта.
За день  до того раздарил товарищам нажитые за 33 года вещи: перочинный нож,
зажигалку, набор отверток. Никто  не знает, зачем он выпил  нашатырь.  Но  я
думаю, он потерял  себя и  не сумел обрести  заново. Вижу  его глаза.  В них
растерянность и пустота.
     Помню наши  редкие встречи  и короткие разговоры на лестничной  клетке.
Работал он  грузчиком  на мясокомбинате и постоянно предлагал мне ворованное
мясо, а  иногда  и  выпить. Мяса  я не  ел, а пить  перестал, поэтому ничего
общего  с ним не находил. Он был безобидный добряк. Жаль  его жену  и  двоих
дочек.
     В  пещере  темно,  грязно, сыро и холодно.  Сначала было  интересно,  а
спустя несколько часов  мы уморились, и нам  захотелось  домой  к  мамам. Но
выход не находился ни в какую. Из зала, где мы оказались, должен вести узкий
лаз, который соединяется с главным ходом, откуда уже просто выйти наружу. Но
где  этот чертов  лаз?! Он  как сквозь  землю провалился. После  безуспешных
трехчасовых поисков стало ясно, что мы крепко засели.
     Поначалу  все  представлялось как  приключение, у которого  обязательно
будет  счастливый  конец.  Мы  шутили,  рассказывали  по  очереди  анекдоты,
старались улыбаться и поддерживать бравый  вид. Но  чем дальше, тем  трудней
было  скрыть друг  от друга все  усиливающееся  волнение за страшную будущую
участь. То  вдруг голос сорвется  на высокую ноту, а то поймаешь неуверенный
взгляд товарища. Глаза. Конечно  же, нас в первую очередь выдали глаза - эти
черные блестящие виноградины, отражающие  свечное пламя и  серыебезразличные
стены молчаливого подземелья.
     Силы  на исходе,  догорает последняя  свеча, а вместе  с  ней таят наши
надежды на освобождение из  каменной тюрьмы. С каждой минутой становится все
холодней и  страшней. Погасили свечку, чтобы не спалить до конца.  Маленький
огарочек - в нем самая последняя наша надежда увидеть белый свет.
     Если  вынуть из  жизненной суеты  человека, затормозить его  и усадитьв
темноте,  то он много  чего  интересного  начнет чувствовать. Со  мной такое
случилось впервые, и  я  сразу  ощутил как материальный предмет тишину. Она,
оказывается, далеко  не безмолвна, а рождает странные звуки и мысли, которые
нашептывают удивительные вещи.Однако тьма в пещере - главнее, она-то  и дает
знать о себе первой:  сначала нежно, чуть касаясь кожи, а  со  временем  все
уверенней  завладевает  внутренними органами,  отчего  организм  наполняется
веществом непривычного и серьезного свойства.
     Еды  нет,  света нет,  ничего  нет.  Тело  холодеет, а умом  постепенно
завладевает страх. Сначала вроде все в порядке, затем в  груди обнаруживаешь
присутствие малюсенькой крохотулечки, еле  ощутимой точечки,  которая вскоре
начинает  стремительно  расти, пока не превратится в  гигантского  страшилу,
властителя душ.
     Через пару  часов, напугавшись  дальше некуда  и  окоченев  совсем,  мы
кинули жребий, кого скушаем первым для спасения "собственных шкур" остальных
присутствующих. Выпало Сашке Вахтенкову.
     Как съесть товарища, я  читал в какой-то книжке и даже видел фильм, где
терпящие кораблекрушение друзья готовились съесть одного из себя. Но в кино,
как водится, все обошлось. А здесь, я чувствовал, так просто не обойдется. И
чем дольше мы сидели, тем сильней в это верил.
     Жребий бросили вроде в шутку, но я-то понимал, что эта шуточка запросто
и скоро может превратиться в  надежную реальность. Помню свои мысли. Если бы
выпало  на кого-нибудь  другого,  мы все равно  съели бы  Сашку  Вахтенкова,
потому что он  самый слабый и его можно легко удавить. Даже  представил, как
это сделать. Глаза Сашки Демина отражали ту же идею выживания.
     Вот мои  руки,  грудь,  живот  и ноги, спины  не вижу. Вот  он я. Держу
оторванную часть тела несчастного Сашки, впиваясь в человечину зубами. Сырое
мясо  похрустывает и  сладковато  на вкус.  Трудно грызть, но я стараюсь изо
всех  сил. По подбородку стекает кровь. Жить хочу! Страх  и отвращение вдруг
исчезают,  и я упиваюсь дьявольской силой, которую дарит мне плоть товарища.
Хочется смеяться, но не весело, а как-то  по дикому, отчаянно, яростно. Хочу
чего-нибудь мощного: неистово плясать голым у костра, стучать  в африканский
барабан или еще не знаю чего точно, но обязательно сумасшедшего.

     Влюблен во француженку. В те застойныевремена этонемыслимо идерзко,  но
мне все равно.Родители  уехали в отпуск, а меня,  пятнадцатилетнего  дитятю,
чтоб не болтался где попало,пристроили в пионерский лагерь "Артек".
     Наши  взгляды встретились, и мы сходу начали  влюбляться.  Каждый вечер
сбегали от всех пионеров и комсомольцев, лазали по кустам и целовались.
     Страсти  не  обуздать. Конечно  же,  она  - совершенство,  конечно  же,
единственная  и неповторимая, другой  такой не будет никогда. Весь мир - это
она  и больше ничего. Я видел фильм про Ромео  и Джульетту. Из-за чего знал,
как   несовершеннолетняя  любовь  должна  происходить:  страстно,  отчаянно,
безумно. Но кино можно было и не смотреть. Явь впечатлила сильней.
     Ее плечи, ноги, грудь, живот.  Ее улыбка, жесты, запахи - эти  пьянящие
ароматы молодости! Они дурманят,  будоражат,  доводят  до бешенства, толкают
совершать  безумства.  Кровь  в  жилах  бурлит.  Сердце   начинает  неистово
колотиться, стоит только подумать  о любимой, стоит  только увидеть.  А если
обнять и сильно  прижать, то будто проглотил  снаряд и он разорвался  у меня
внутри.  Бабах!  Потемнело в глазах,  все кружится,  проваливаюсь  туда, где
любовная  сила  нагнетает  в  организм  сладострастную  истому  предвкушения
райских благ, заставляя тело необычно звенеть, отчего легко  дышать и  как в
невесомости.
     Кожа  бархатистая.  Одно касание  -  и я  летаю в  небесах  под  томную
арфическую  музыку,  которую  исполняет  порхающий  рядом   архангел.  Снизу
туловища  поднимается теплая волна блаженства, вначале чуть притормаживая  в
груди, а немного погодя разрывается в голове ослепительным фейерверком.
     Я  не вынесу  разлуки. Как кот в чужой квартире, не нахожу себе  места.
Грудь  давит и  дыханье сперло.Ах,  Моник  Ламиранд? Где тебя  четри  носят?
Почему  мир такой жестокий? Почему он разлучает любящие сердца  и заставляет
мою ненаглядную страдать под игом капитализма в далекой Франции?
     Я запасусь терпением, вырасту, достигну в жизни заоблачных высот, поеду
в  Париж и  заберу тебя к  себе счастья ради.  Ты будешь поражена тем, что я
отыскал  тебя сквозь много лет  и огромное расстояние.  Это зародит  в  тебе
новую мощную волну любви. Мы будем жить-поживать вместе долго и счастливо. У
нас будет большой  красивый дом с лужайкой, в  котором нам никто не помешает
заниматься чем в голову взбредет, воспитывать детишек и наращивать  семейное
благополучие. Я выучусь на астронома,  открою новую звезду и назову ее твоим
именем. Чувство гордости за мои достижения будет усиливать в  тебе любовь ко
мне  и выводить ее  с  каждым  днем  на новую орбиту. Счастье  - безоблачная
небесная синева с радужным обрамлением, как с нимбом.
     Последовали  годы  переписки.  Французский  я  не  знал,  а  английским
владелеще хуже, чем она. Вскоре Моник начала писать на своем родном языке, а
я в ответ  легко перешел на  русский. Ее письма хранил как  талисман  вечной
любви  для  возбуждения  воображения  молодости  вплоть  до  третьего  курса
института, пока не удалось их в конце-концов толком  перевести. Только тогда
выяснилось, что  она  долго  писала  мне  про  какого-то венгра,  с  которым
познакомилась сразу, стоило только расстаться со мной.
     Рухнул   железный  занавес  и  развалился  Советский   Союз.  Я  сильно
повзрослел, выучил английский  и  написал письмо в Париж, как в  прошлое. Но
там ее уже нет, а где - неизвестно.
     Сейчас  запросто могу сорваться на поиски своей первой любви, например,
на велосипеде. Но не делаю этого,  потому что ей, как  и мне, за сорок, и  я
боюсь сильно разочароваться, хотя сама идея кажется привлекательной.
     Прошлое. Его не вернуть. Ведь так очевидно. А я много  раз  пытался,  и
никогда ничего хорошего не  выходило. Бестолковое и вредное это занятие, как
пить вчерашний чай.


 * ЧАСТЬ NO 2 *

     Люблю политическую  карту Советского  Союза. Глобус  не  возбуждает  до
такой степени даже сейчас, когда все те далекие страны и континенты, которые
на нем изображены, доступныдля посещения.
     Когда  впервые  увидел  фильм  про  доктора   Айболита,  мне  сразу  же
захотелось в  Африку, туда,  где  тепло и много  бананов.  Я  вырос,  выучил
диалектический материализм и понял, что Африка- это очень далеко, как другая
планета,  и  я  перестал  думать  об Африке. Мне  стало  грустно,  но совсем
ненадолго  потому, что страна,  откуда меня  никуда не пускали, оказывается,
очень огромная. И  я  перестал  чувствовать  себя птицей  в  клетке,  а стал
чувствовать орлом, который не знает, в каком направлении лететь.
     Лежу на  железной  кровати в общежитии Московского  физико-технического
института и смотрю в потолок, потом на политическую  карту Советского Союза,
потом опять в потолок. Мысли улетают в космос, потом возвращаются  назад и я
снова гляжу  на карту. Взору ума  открываются  обширные территории с великим
многообразием  мест   для   осуществления   подвига.   Вижу  себя   полярным
первопроходцем,  отважным  исследователем  кратера   действующего   вулкана,
искателем затонувших сокровищ  и  первым в мире, поймавшим  живьем  снежного
человека.  Мозги рождают шальные мысли, которые носятся в  голове, не  давая
покоя ни  днем, ни ночью. Водка и  студентки Института легкой промышленности
не успокаивают.
     Каждый  человек чего-то  постоянно хочет: явно или  в глубине  души, но
хочет. И если хочется  по-настоящему, то  это "чего-то" вовсе не  то, что мы
достигаем  и  приобретаем стандартными способами, а  то, что  из  ряда  вон.
Хочется бегать голым в полнолуние, хочется полететь в космос, хочется, чтобы
в тебя влюбилась самая красивая женщина в мире, хочется море переплыть.
     Я  читал  много  книжек о  путешествиях по  морям  и океанам. В детстве
обнаружил  у  себя  дома "Путешествие на Кон-Тики"  Тура Хейердала. Я не мог
нарадоваться, перечитывая книгу снова и снова, кажется, несчетное количество
раз. Почему так увлекают обычные записки  путешественника?  Наверное, просто
потому, что  все  было  на  самом  деле,  и  я  верю  написанному.  И  когда
представляю  себя в гуще книжных событий, мне кажется, будто все случилось и
со мной  тоже. "Путешествие на Кон-Тики" - волшебная книга. Я сразу  полюбил
ее, потом надолго забыл, а сейчас вдруг вспомнил и обрадовался заново.
     Хочу   переплыть   море,  хочу   настоящего   путешествия.  От   напора
приключенческой  страсти вдруг тяжело задышалось, и  я вышел  на улицу.Серые
свинцовые тучи заволокли небо, ветрено и холодно  - это поздняя подмосковная
осень, но мне все равно - мысли мои далеко, в тепле мечты.
     После   целого  ряда  умственных  упражнений  над  политической  картой
Советского  Союза и прочтения путевых записок  знаменитых путешественников я
начал произносить в публичных местах  восторженные  речи  во славу дальних и
опасных странствий.
     Люди!  Человечество в опасности,  ему не  хватает  подвига. Без подвига
жизнь  на земле зачахнет  и  исчезнет  бесславно  и  бесследно. Земля  будет
существовать порожняком, она  погибнет  со скуки. Этого допустить нельзя. Мы
должны суметь, мы должны, во что бы то ни стало, совершить. Лично я хочу!
     -  Я тоже хочу совершить, Я  думал об  этом и  раньше,  только  сказать
стеснялся, - это мой друг  Женя Ковалевский. Он вышел из толпы и встал рядом
со мной, решительно повернувшись грудью к народу.
     То,  что  получилось  в  результате  полугодового  труда  и  энтузиазма
молодости,  было нечто из  старых камер от казенных грузовиков  и  стальных,
стянутых со строительства советских домов, водопроводных труб диаметром один
дюйм с четвертью. Плавсредство размером 6 метров в длину и 4 в ширину весило
около тонны. Как все это хозяйство доставить на море - не знал никто. Но нам
все  равно. Молодость слабо соображает, что будет дальше.  Ее цель -  только
вперед.
     Из погрузки в  поезд  нашего экспедиционного инвентаря можно  составить
сильно захватывающий сюжет. Поездной персонал,  узбекские проводники,  очень
слабо реагируют на  русскую  речь и  совершенно не желают  входить  ни в чье
положение.  Почувствовал  себя  на эшафоте, где  мне  вот-вот  должны снести
голову,  но я,  наивный, пытаюсь  уговорить угрюмого палача не делать этого.
Лицо того палача из  средневековья  и лица  тружеников железнодорожных путей
сообщения из солнечного Узбекистана в 1980 году были одинаковы.
     Поезд  трогается   в  то  время,  как  мы  продолжаем  закидывать  свой
негабаритный  груз морских путешественников в вагон, а проводники, нехорошие
люди,  старательно   выбрасывают  его   обратно   на  перрон.Одна   половина
экспедиционеров едет в вагоне,  принимая  груз -  другая бежит  по перрону с
неподъемным инвентарем.  На  ходу  обе  половины  договариваются, на  всякий
случай, встретиться  за 3500 км южней, в том месте, которое никто никогда не
видел,  а  только догадывался  на  основании  политической карты  Советского
Союза. В результате мы все-таки загрузились и через три дня  оказались среди
пустыни в городе Аральск.


     Дунул попутный ветер,  сначала слегка  и  неуверенно, но скоро крепко и
решительно. Мы  подняли парус и понеслись в  открытое море. Появились волны,
которые к ночи достигли 5 метров.
     Годы спустя,  бороздя  океанский простор на  большом пароходе,  я видел
волны куда как более.  Но чувства мои при  этом не  сравнить с теми, которые
испытал  в ту  ночь. Нечто существенное происходит, когда живешь с  водой на
одном  уровне,  среди  волн  выше  головы.  Вода  над  тобой,  если  она  не
комфортабельный душ, очень интересно действует  на психику. Как будто  через
миг канешь в пучину, и окажешься в очень непривычной обстановке: среди рыб и
прочих легендарных подводных обитателей.
     Бывало море, возле которого рос, бушевало и сильно. Но я находился лишь
рядом, на берегу,  и только наблюдал, а не  чувствовал стихию.  Оказывается,
между  видеть  и  чувствовать  пропасть  -   как   между   присутствовать  и
участвовать.
     Все   мои   друзья-мореплаватели  свалились  от  усталости  и  заснули.
Разбушевавшаяся стихия и одинокий  я  -  неспящий  рулевой. Для высвечивания
волн в  темноте у меня есть  серьезное  приспособление - карманный китайский
фонарик с одной квадратной батарейкой. С его помощью вижу метра на два.
     Сначала нет ничего, только черная пустота, полная неожиданностей. Потом
вдруг, как по волшебству, вырастает стена воды. Где она вверху заканчивается
- не  видно, можно только догадываться, слушая, как срывается пенная  шапка.
Не  счесть  сколько  раз  думал:  "  Все:  вот  теперь  приплыли.  Эта волна
последняя, она захлестнет  и  перевернет мое суденышко". Но в очередной  раз
происходило чудо, и я, с перехваченным от восторга и ужаса дыханием, взмывал
ввысь,  чтоб там, на  верху, переведя  дух,через миг снова  рухнуть  вниз  в
страшную водяную яму.
     Чего  я здесь забыл? Какие такие тайны откроются передо мной,  если вот
сейчас сделаю одно неосторожное движение рулевым веслом и: до свидания белый
свет со всеми земными радостями! Кругом море, а вокруг моря -жаркая пустыня.
     А разум говорит: " В затее прока нет - одни мытарства. Как славно млеть
под  ласковым солнышком  на пляжике  Черного  моря  среди  дамских  тел. Как
чудесно  вечерком попить вина, а  после закрутить курортный романчик.  Зачем
пуп рвать-то?!"

     Сижу  на берегу  острова и  смотрю на Аральское  море. Завтра, от  силы
послезавтра в  последний раз гляну  на солнце, на нещадно выжженную пустыню,
еще раз вспомню, чего прожил, девушек обязательно надо будет вспомнить  всех
и  папу с мамой.  Вот, пожалуй, и все  - можно распрощаться с белым светом и
отправиться к праотцам. Сначала как будто  прыгну в пропасть,  страшно будет
только  вначале,  а  дальше  все  пойдет  как по  накатанной дорожке:  тьма,
туннель,  потом  золотистый  свет,  царство мертвых, чистилище, судилище,  а
дальше черт знает что или Бог весть что. Это уж как повезет.
     А все из-за неосторожности.  Нашел в пустыне труп джайрана, от которого
изрядно воняло мертвечиной, и, врезав по черепу несколько раз топором,  стал
крутить башку животному, пытаясь обломать рог на сувенир. Рог не поддавался,
я начал усердствовать и распорол об острую трупную кость себе руку  довольно
сильно. Не придав особого значения случившемуся, засунул  добычу в рюкзак  и
зашагал дальше.
     Вечером поднялась  температура и  начало  знобить.  Тут  же вспомнилась
классика и  всякие страсти про  трупный яд. Признаки того, что мне крупно не
повезло,  были налицо. Спасать  меня  от  погибели  на  затерянном  островке
некому. Я приготовился к самому худшему и пошел к морю прощаться с жизнью.
     Мысли  отказывались выстраиваться в стройные ряды. Стало ужасно грустно
оттого, что  придется  погибнуть  в  неизвестном  месте вдали от  славянской
родины. Хотелось успеть добраться домой и закончить  жизнь под  отчем кровом
среди безутешно скорбящих родственников и соболезнующих  односельчан. Маялся
долго, пока не уморил себя мыслями о загробной жизни окончательно и не пошел
спать.
     Несмотря  на  большую  подготовительную  работу,  умереть  не  удалось.
Температура  через  день спала - все  обошлось.  А тот вид Аральского моря и
пустынных окрестностей я  помню  до сих пор.  Равнодушная  вода, равнодушное
небо, равнодушная нерусская местность из песка и редких  саксаульных кустов.
И не  в кого  уткнуться лицом,  чтоб  утешиться. Нет  мамы, нет какой-нибудь
другой  женщины  для  защиты.  Совсем  один и  пренебрегающая  мной  любимая
природа.
     Очень  часто вижу себя  посторонним гражданином  чужой страны,  хотя на
самом деле это я - студент, который скоро станет настоящим инженером. У меня
есть зачет по марксистско-ленинской  философии и  много  чего еще из области
прогрессивных  знаний по науке и технике. А тут  весь углем перепачканный  и
босиком стою в центре кассового зала куйбышевского железнодорожного вокзала.
Одеяние мое состоит из рванойштормовки на голое тело, подстреленного драного
трико и все. В руках лодочный компас  весом  пять  кило, а в кармане  восемь
социалистических рублей и пятьдесят копеек. Больше  ничего нет, кроме бороды
и блеска в глазах.
     Наше героическое  покорение морской стихии закончилось кораблекрушением
посередине  Аральского  моря.  Волна  зацепила почти весь  пищевой  запас  и
утащила в  пучину.  Чудом удалось добраться  до острова  Барса-Кельмес,  где
вынуждены были дожидаться какого-нибудь попутного транспорта. Долго ждать не
пришлось. Через пару недель подвернулась