важный для народного хозяйства
страны пост.
     Жизнь в братстве  очень  скоро заставляет думать, что  все  случившееся
между детством  и настоящим - какая-то ненужная суета, от которой ничего  не
остается - только недоумение ирастерянность.
     Встает солнце, ноет Сережа и будит пахана Вову, который не в силах себя
заставить молчать  и  даже  спросонкуговорит много и  что  в голову сбредет.
Особенно  удаются  ему  монологи  про  тюремные  тяготы  и затейливые  нравы
невольного существования там.  Вслед за ним  скулит директор завода  Николай
Иванович, детально описывая изменения своегосамочувствия. Он ругает докторов
и  жалуется на  судьбу отставного руководителя.  Снова  встревает  страстный
почитатеть любительской медицины, сорокапятилетний долговязый брюнет Сережа.
Его   натура  не  позволяет  концентрировать   внимание  на   каждом  нюансе
пошатывания здоровья - она  позволяет  ему только нервничать за свое будущее
вообще. Если бы он хоть  ненадолго сосредоточился на той простой мысли,  что
это будущее у  нас у всех одно и обязательно случится, то  смог бы думать  о
другом,  полезном.  И, может быть,додумался бы до  чего-нибудь интересного и
существенного. Но он предпочитает этого не делать.
     Дорогие мои братцы-обреченцы! Многие из вас уже там, где хорошо и тихо,
только,  наверное, темно и грустно. Привет вам  всем:  кто еще тут и кто уже
там.  Пусть  вам будет  хорошо,  как  мне сейчас,  когда  лежу в  степи  под
звездами.   Пустьне  кажется,  что   жизнь  прошла  зря,  и   пусть  потомки
когда-нибудь додумаютсявспомнить,  что жил-был дед когда-то, и что каждый из
них носит в душе частичку его, как божественный дар на долгую память.
     Братцы! Вы  все у  меня  записаны  в книжечке. Я  бы  поздравил  вас  с
каким-нибудь праздником, да  боюсь, что поздравление не  застигнет адресата.
Лучше я сделаю это в уме. Так будет надежней и правильней.

     Рядом растрепанная  утренняя женщина  с ароматом вчерашнего вина, чужая
квартира с обычными желтыми обоями  в  странных узорах, похожих непонятно на
что:  то  ли  цветы  без  вазы, то  ли  брызги фонтана  без фонтана,  то  ли
неопознанный  инопланетный  объект  -  мечта  уфолога. Ты  кто,  собственно,
женщина? И что я  здесь  вообще?  На  предмет  чего  мы всю ночь  старались?
Всовываю  в рот сигарету и курю, пытаясь  припомнить вчерашнее. Получается с
трудом.
     Я много  читал книг  о волшебной  любви, которая  должна бы  быть между
мужчиной и женщиной,  но так ничего по-настоящему и не понял оттуда. Мучаясь
вопросом,  я  также пытался найти ответ у тех, кто, по идее, должны обладать
этим  чувством -  у  женатых мужчин и  замужних женщин. Но у меня ничего  не
вышло. Не очень-то складно у них  получается жить. Какое-то таинственное, но
важное правило не учитывается.
     Вижу жен, изменяющих мужьям, вижу пьяниц мужей, раздоры вижу. Или долго
благополучная семья вдруг, ни с того  ни с сего, разваливается, причем очень
неприличным образом.
     Мужчина и рядом женщина  -обычное зрелище. Они  вместе ходят по улицам,
едят еду у себя в домах, спят в одной  кровати, мучают друг друга  по ночам.
Оказываясь перед  нашими глазами с  раннего детства,  они создают устойчивое
представление о  том,  как должно у тебя со временем быть, и что,  наверное,
это любовь.
     Возвратясь  из  дальних стран домой, я встретил женщину, и вскоре у нас
появился сын. Он такой  маленький и  странный. Встречаю его из роддома, беру
на руки, заглядываю  в глазенки и хочу  его честно растить, чтоб он и дальше
жил в моем непонятном мире и удивлялся ему, как я, или иначе, пусть.
     - Видишь, как здесь все интересно, - говорю сыну, имея, наверное, ввиду
и  небо,  и   землю,  и  четырехэтажный  роддом  с  обветшавшим  фасадом,  и
асфальтированную дорогу около  того роддома,  и  автомобиль  моего  старшего
брата марки М-2141.
     Мне  очень  хотелось  произвести  на  ранний  сыновий  ум  неизгладимое
впечатление от начала жизни, но  я не знал, как точно это сделать, и поэтому
моежелание так  и  осталось  у меня внутри,  невысказанное.  Но  я почему-то
надеялся,  что сын  и  так меня поймет.  Глупо,  конечно.  У него  отдельная
человеческая  жизнь,  в другом времени,и мыслисовсем  о  другом,  невзрослые
совершенно они.
     Я попытался  представить себя новорожденным, и что должен  чувствовать,
если неделю назад тебя вынули из тесного промежутка  и поместили в  огромный
мир,  конца  и  края  которому  нет.  Стало  страшно  и искренне  захотелось
оберегать  отпрыска, чтоб тот перестал пугаться, а начал  спокойно думать  и
организовывать свое существование.

     Сколько себя  помню,  папавечно чем-то  руководил: то больницей,  а  то
другим   медицинским   учреждением.Каждое  утро  ровно  в  8-00  к  подъезду
подкатывала важная черная машина. Папа  садился на переднее сидение и уезжал
далеко.  А  вечером возвращался ужинать, смотреть  телевизор  и спать,  чтоб
назавтра увидеть следующий день и сделать то же самое в нем снова.
     Почему-то  с  детства  мне  не  очень  нравились  начальники. Наверное,
оттого, что я стеснялся оказаться когда-нибудь на их месте и на виду у всех,
то ли  отчего-то  добавочно  еще.  Папино высокое  положение  мне,  конечно,
приходилось терпеть,  но  только как неизбежный факт.  Хорошо, что этот факт
никак  не  отражался  на  моей  судьбе. Кроме  машины в 8  утра  папа  ничем
особенным не располагал.
     Сначала не было  ничего, потом  только  я  один. Потом у меня  появился
заместитель  директора,  энергичный  мужчина  на  красных  "Жигулях",  потом
проектировщики  -  милые  женщины,  инженера  -  хорошие   ребята,   старшие
прорабы-мужчины в  годах  и прорабы просто - те помоложе, бухгалтер - свой в
доску, секретарь  - девушка с машинкой,  сторож на складе - вор  инвентаря и
пролетариат,   побригадно   сгруппированный,  и   понеслось:   командировки,
договора, сметы, авансы  на  приобретение материалов, прибавочная стоимость,
уклонение от налогов. Жизнь превратилась в кошмар -  меня начали величать по
имени-отчеству, отчего казалось, будто мне скоро на пенсию.
     Рабочий бригадир,  сутулясь, заходит в  кабинет, зачем-то  извиняясь, а
его подчиненные вообще стесняются показываться - ждут, куря на  лавочках под
сливами  во дворе.  Никаких  таких  порядков  я  не устанавливал.  Они  сами
организовались, видимо, на основании старой закваски трудящейся массы.
     Находясь три  года в шкуре капиталиста,  к отчеству я так и не  привык,
несмотря на  то, что слышал его раз по сто на день. По мне так: жить научным
сотрудником, ходить в  свитере с оттянутым горлом, стричься  раз в  год и не
бриться  совсем. По мне еще: сидеть у костра на земле и петь беспечные песни
от малоимущих вольных сочинителей, надрываться под  тяжестью  рюкзака, идя к
какой-нибудь странной для обычного гражданина цели, вроде  вершины горы. Мне
нравятся  задорные  простоволосые  женщины  в  джинсах и кедах, мне нравится
Герман Гессе. Чего я тут забыл?
     Подъезжаю на стройку в черной машине с шофером, хожу по объекту труда и
пытаюсь понять,  зачем все это, в конце концов, мне  надо.  Зачем  эти тонны
сооружений  из  железобетона, зачем  эти  грузовые  транспортные  средства и
автокраны?
     Как  зачем? Нужна  же пища для  семьи,  нужна  одежда  для  жены, нужна
квартира для защиты  тел членов той  семьи от климатического ненастья. Нужен
большой  черный  автомобиль с  шофером  для  пыли  в  глаза  и для  ощущения
значимости и причастности к важности.
     Если взвесить  все  нужное  -  получится  страшная  цифра с  нулями.  Я
специально не  берусь считать  точно, сколько  выйдет в результате,  чтоб не
испугаться окончательно. Мне и так страшно. Зачем столько изделий и стараний
для  их приобретения?  Счастья  от  них  никакого,  и от количества денежных
знаков тоже не прибавляется -я проверял. Целых три года проверял, надеясь на
лучезарное безоблачное будущее, которое никак  не хотело  наступать.  Вместо
него почему-то  получалось все наоборот и в превосходной форме, и ни света в
конце тоннеля, и ни черта вообще.
     Сижу на железнотехническом сооружении - объекте труда подчиненных людей
и стараюсь припомнить,  когда же в течении трех  последних лет мне было если
не совсем хорошо, то хоть, примерно, вроде ничего. Стараюсь  изо всех сил, а
не получается ровным счетом ничего. На ум  лезут неурядицы,  недоразумения и
прочее. Зато  точно помню,  что такое  хорошо:  Сахалин  и зарплата научного
сотрудника,  Курильские  острова  и плавучее  средство типа РС в разъяренном
океане,  Вьетнам  и  бананы,  и  много чего  еще  помимо.  Когда хорошо -нет
предметов,  кроме  необходимой малости,  когда  хорошо -  нет начальников  и
подчиненных, когда  хорошо  - есть любовь, а не просто так женщина,  которая
терпит  с тобой обязательную  жизнь. Хорошо бывает от ерунды. Хорошо сейчас,
когда  до этого додумался. И ничего у меня при себе в этот момент нет, кроме
штанов, трусов, носков, ботинок  и рубашки  на голое  тело.  Хочется и этого
лишиться,  и  все  идти  вперед  без  оглядки,  гори  все мое  кооперативное
предприятие ярким пламенем!
     Среди  леса бродит  голый человек  с  дубиной.  Ему неведома ни таблица
умножения, ни производственная необходимость, ни супружеский  долг. Счастлив
он или как-то иначе? Думаю, может быть. Ведь счастье невозможно  изобрести в
процессе разделения труда, иначе как быть со всеми теми, до разделения труда
жившими?  Они поголовно  несчастны были, что  ли? Глупости.  Значит, счастье
никакой связи  с  предметами не имеет.  А  мы, живя  во времена  прибавочной
стоимости, думаем, что имеет.
     То дом с камином, то уютная библиотека, оборудованная изнутри корешками
старинных книг,  а на столе пузатая лупа для разгядываний. Во дворе сад, а в
стойле  животное  для  ежедневного  молока.  Тут  же  гараж  с  транспортным
средством  для езды. И природа вокруг  мирно меняет одни сезоны на другие, и
время в  течение дня течет постепенно и правильно, и не  хочется пить вино и
произносить некультурные слова.  Хочется не торопясь, как в старину, листать
привычные пожелтевшие страницы с  применением любимой лупы, а после пить чай
на  веранде  с малиновым  вареньем  и собственным молоком. Полны  продуктами
питания  погреба и можно, не страшась зимних стуж, спокойно  наблюдать,  как
опадает листва.
     Когда  раньше  видел  такое,  то успокаивался,  согреваясь  изнутри  от
возможного уютного будущего.  А сейчас  не получается,  потому  как чувствую
себя  обобранным  до   нитки   проезжей  цыганкой,  сулящей  червонному  мне
очаровательную   перспективу  с  приятными  бубновыми  хлопотами.   Какое-то
предопределенное  психическое  заблуждение-мираж, эти бубновые хлопоты.  И в
них  действительно  веришь,  как в основу счастья, пока не окажешься  внутри
того  прелестного  пейзажа  и  не посмотришь  на  себя,  заблудшую овцу,  со
стороны, бубны-черви.
     Как-то раз я свил-таки гнездо,этакие малиновые  кущи в свирелевой роще.
Там было, кажется, все,  о  чем  обычному гражданину  грезится:дом  спаровым
отоплением,   молодая  женщина,   индивидуальное  транспортное  средство,  и
отдельное  помещение,  которое  можно  замаскировать  под  мечту  с  помощью
корешков старинных книг. Не хватало только лупы и еще чего-то, как мне тогда
казалось,  маленького  и  несущественного.  Но, как  потом  выяснилось,  это
малюсенькая  недостающая  тютелька  -  главная   деталь  механизма  мечты  -
производителя счастья.
     Гнездо  появилось не сразу, оно долго  маячило на горизонте, какнеясная
мечта с нимбом. С  расстояния лет его одного, казалось, вполне хватит,  чтоб
дальше  все образумилось, пошло-поехало.  Увлеченный  буднями,  я  просто не
создал себе труд представить точнее, что же дальше будет в гнезде том и куда
и что, собственно говоря, " пошло-поехало".
     И  вот,  на  кухне  большая  плита  для  варки   и  жарки.  В  коридоре
электросчетчик против обмана.  Унитаз, чтоб не  прятаться по  кустам. Ванна,
чтоб в ней млеть под действием тепла воды, мечтая о предстоящей вечерней еде
и теле жены после еды. Просмотр телепередач перед  сном, причем очень  важно
не пропустить последние известия: как там правители поживают, или пожар где,
или умер кто, важный посторонний.
     Журчит по  ночам вода в  сливном бачке,  тарахтит  холодильный агрегат,
спит  другой  человек  под  одним  со  мной одеялом,  и  предстоящее утро  с
перемещением  по  квартире  тел  ее жителей  и  перестановкойвещей.  Жареные
куриные яйца и растворимый кофе с булочкой. Я же просил два кубика сахара, а
не три!
     Все  так,  наверное,  и  должно  быть. И  унитаз, и  жареные яйца, и та
женщина совершенно ни при чем. Это я не успеваю соображать за течением жизни
-  куда ее,  родимую,  несет и когда надо  поворачивать, и  к какому  берегу
причаливать:  где надежный населенный пункт  или где  пустыня. Я,  изучивший
математический анализ и английский  язык,не понимал, что жизни без любви  не
бывает,  то  не  жизнь.  Я  не  понимал,  что  любовь  -  это  дар,  она  не
приобретается и не достигается. Яне знал, что любить надо стремиться самому,
а не  стараться, чтоб  любили тебя.  Этот центростремительный закон  природы
прост,  как  первобытный инструмент для нанесения удара по черепу.  Незнание
этого  правила корежит жизнь, заставляя  видеть впереди грустную пустоту,  а
позади никчемный хлам - трудов результат.
     В  центре  готической  залы  из  мрамора  и самотканых  ковров  далеких
восточных государств расположен  большой железный  агрегат.  Со  стороны  он
очень  убедительно смотрится, как незыблемая индустриальная вещь,  манящая в
очаровательную перспективучудесного завтра. А рядом я, отчаявшийся запустить
станок,  перепачканный  от   дурного   труда   человек.   Перепробовал  все:
разбирал-собирал   изделиесогласно  инструкции,  ласково  перетирал-смазывал
каждую детальку, веря в пользу,  и  все напрасно. Станок-молчун ни скрипнул,
ни чихнул. Потом появился низкий белобородый гном в  круглых для ума очках и
сообщил, что в его царстве, где я очутился, станки работают не от количества
правильных составных частей, а от внутреннего содержания и огромного желания
пуско-наладчика, станочного мастера. А само по себе  изделие мертвое, оттого
молчит и зря весит.
     Брось  его в покое, горе-человек, иди себе по земле  и  заново  научись
жалеть  умершего червя, как лучшего  товарища, потом приходи, и  все  у тебя
получится: и жить сквозь божьи дни, и станки заводить.
     Что со мной? Очкарик-гном, агрегат счастья,  который не заводится из-за
дохлого червяка тридцатилетней давности. Не работает - значит, сломан, на то
гарантийные  мастерские  с сетью  приемных  пунктов существуют. А самотканые
ковры зачем? Станки стоят среди голых стен цехов, а не в мраморных залах.
     Я  вспомнил  про Эльзу. Хорошо, что она  здесь - сидит себе и на  огонь
смотрит. Иди ко мне, малыш. Онабезропотно подошла и села рядом.
     В голову полезло всякое.  Что делать с мертвым  станком? Как проехать в
гарантийную мастерскую? И как рассказать слесарям о беде, чтоб  не выглядеть
идиотом? Стоит агрегат и молчит? А  точное  название недостающей шестерни, а
если серийный номер изделия не совпадает с указанным в техническом паспорте,
и куда подевался гарантийный талон? Почему  я об этом думаю?  Пойду-ка лучше
спать и видеть общечеловеческие сны, а  утром встанет солнце и все  будет  в
порядке.



     На потной военной лошади скачет сложно одетый молодой человек  из эпохи
Возрождения. Наездник  стремится выполнить  ответственное поручение - ценный
несъедобный  предмет вручить дальнему ожидающему, причем не  опоздать, иначе
везде   начнутся   неприятности,   о   которых   лучше   не   думать.   Ему,
красавцу-весельчаку, чинят каверзы смурные одинаковые люди  под руководством
неулыбчивого  злодея,  который тоже  сложно одет,  но  во  все  черное.Минуя
засады,  наш  задорный  певун-усач,  возможный  жених  и  энергичная,  вечно
стремящаяся  личность,  знай,  порученное дело делает, и  ценный несъедобный
предметдоставляет куда  надо. Дождавшийся человек не знает, чего еще сделать
от счастья и грудастая женщина, введенная в курс дела, рядом  итоже рада, но
по-другому.  Ей  от победителя добавочно надо чего-то  еще.  Повернув голову
набок, она  смотрит на чемпиона из  такого неудобного положения и показывает
передние зубы.  В ответ молодой  человек  много и  жарко говорит, употребляя
большое  количество  прилагательных  в  ущерб  смыслу,  отчего  неважную  по
содержанию речь можно слушать вполне, верить ей и удивляться.
     Дальше  уличное  шествие   веселых,  опрятно  одетых  средних  горожан,
деревянные  столы  в  полуподвальных  каменных  помещениях,  красное вино  в
гончарной   посуде,  несложные  песни  в   дружном  исполнении  произвольных
волосатых людей из той же эпохи Возрождения.
     Веселье в разгаре, от вина главный  всемирно  любимый герой кажется еще
любимей. Папы мечтают поменяться с ним своими опостылевшими местами, а мамы,
в свою очередь,  вспомнив, как оно  в девках, заново хотят в принцессы, чтоб
сидеть на возвышенном месте и наблюдать, как рубятся женихи.
     А  где же военная  лошадь  нашего  удальца?  Она  вынуждена грустить  в
стойле, не слышазвуков почетного  гимна, без вина, бездругого похожего рядом
существа.
     Кто  таков наш главный герой без верной лошади? Просто усталый пешеход,
которому не одолеть нужную  дистанцию в срок. Без лошадиной силы наш любимец
- просто милый человек, вынутый из уличной толкотни.
     Прерви пир, мушкетер, сходи в стойло  и поцелуй в морду  животное,пусть
оно тоже ощутит праздник вместе с тобой. Вспомни о нем, когда того животному
надо,  а  не когда оно  требуется  как  нечеловеческая сила.  Лошадь -  тоже
человек.
     Но  гуляка-мушкетер  так  и не пошел в стойло,  он продолжал пить вино,
обнимать  женщину и громко  без стыда  хохотать, как главный. Вместо  него в
стойле,  очутился  я,   деревенский  выходец,  хромой  смотритель   конюшен,
второстепенный   холостой  человек  с  небритым   лицом.  Подхожу  к   чужой
героической лошади и обнимаю ей шею.
     Дорогое  животное!   Люблю  тебя  гораздо   больше  твоего   наездника,
мушкетера-пустобреха. Я, неустанный низкооплачиваемый труженик,  долгие годы
прилежно коплю деньги, отказывая себе во всем подряд. Ем с лошадьми наравне,
не пью вина и не гуляю с  женщинами от растрат подальше. Каждый вечер сижу в
своей  тесной каморке и мечтаю  о том, как  куплю  такую,  как ты, и поскачу
выполнять ответственное поручение. А возвратясь с задания, буду наслаждаться
звуками почетного гимна и обнимать женщину победы. Не долго осталось,  очень
скоро буду владеть собственным  долгожданным  животным для подвига. А пока я
скромный труженик нижних рядов, тайныймечтатель, хранитель  гордыни, сгребаю
лошадиный навоз и терплю время перед небесным будущим.
     Уважаемое будущее животное! Родней тебя у меня никого нет. Я так сильно
о тебе мечтаю, что даже себя  вижу конем, а  тебя  моим  вечным человеческим
соратником.
     Ничего у меня в  порядке от такого сна не стало, а совсем  наоборот.  И
роль  у меня дурацкая, кому  о ней  сказать. Или я  мушкетером был? Впрочем,
неважно. Пора вставать, приготовить завтрак и в путь. Надо зайти в ближайший
город,  кое-что  купить.  Спички  заканчиваются  и  овсянки  только  на  раз
осталось.
     Я умылся,почистил  зубы и  снова прилег не  торопясь  решить  серьезную
задачу, чтоб такое особенное  приготовить  на завтрак: сварить кашу, а потом
вскипятить чай, или без  чая  можно  обойтись,  или лучше  без  каши, или не
делать  ни того ни другого,  а просто помечтать. Можно пойти дальше и вообще
не ходить сегодня  ни в какой город. Остаться здесь надолго и без еды,может,
тогда  в  голову  придет  какая-нибудь  давно  забытая  древняя  истина  или
совершенно  новая, разящая  массы наповал. Пойду тогда по  миру рассказывать
умные вещи, буду  гоним, пострадаю за  правду и м