ржавая баржа с углем. За помощь при
разгрузке капитан пообещал подбросить робинзонов в город Аральск.
     Грузим уголь  мешками в тракторный  прицеп  в  сорокаградусную  жарищу.
Вдруг   в  небе   застрекотало,  а   через   несколько   минут   можно  было
разглядетьсамолет  марки  АН-2.  Стал  понятен восторг,  который  испытывали
наблюдатели  воздушных  полетов  в  эпоху  зари   воздухоплавания.   Бегу  к
посадочной полосе, и, подражая пропеллеру, кручу одежду над головой.
     Самолет, не щадя моторной мощи,  как-то особенно натужно  взревел, взял
разгон и скоро оказался в  воздухе,  пробежав, кажется,  значительно  меньше
положенного.  Тряска,  воздушные  ямы,  под  нами  море,  а  сбоку  грустные
Кара-Кумские пески. Вот  и город Аральск, а вот и  железнодорожный вокзал, и
поезд  на север  через час подадут. В поезде напился портвейна, а ночью меня
обокрали. Осталось только то, что было на мне во  время сна и  угольная пыль
на теле.
     Граждане! Я хороший. Вот мое удостоверение студента Советского Союза. И
паспорт  у меня тоже  есть, женщина. Видите, я кораблекрушение  потерпел,  а
сейчас  еду  домой к  маме. Займите денег,  товарищи! Мне  десять рублей  не
хватает. Я всем  вам обратно вышлю. Честное комсомольское слово, что вы все,
в самом деле...
     Денег  я  все-таки  насобирал,  даже немного  больше,  чем стоил билет.
Рублей пять  лишних оказалось. На них  я  сразу приобрел  залежалого печенья
"Карнавал" в перронном ларьке и ел его потом два дня.

     Я вдруг  не  захотел работать в одном престижном  конструкторском бюро,
название которого выгодно впечатляет участников застолья или новую женщину.А
все из-за того, что там трудилось много людей, тысяч сорок.  Мурашки по коже
от  мысли, что вся эта народная масса ежедневно входит в одну проходную и из
нее же потом  выходит.  А я, такой особенный, должен  влиться  в  ту массу и
числиться  в  ней как похожий элемент.  Не  хочется  стоять  в очереди после
запятой,  как  перечисление.  Хочется  выглядеть  важной  птицей,  отдельным
сложносочиненным предложением и с нового абзаца, и полным загадочного смысла
для читательского удивления.
     Я поделил себя одного на сорокатысячный  народ. В результате получилась
очень маленькая цифра, почти ноль. А это значит, что  мной  при определенных
обстоятельствах   можно  пренебречь  -  ничего  решительно   не   убудет   в
производстве том. Арифметический  результат сильно меня напугал.  И я срочно
поменял космическую профессию на океанологическую, тайно надеясь на легкость
представиться   отличительной  особенностью   в  малочисленном   коллективе,
выполняя какое-нибудь  высокооплачиваемое  героическое научное  поручение на
фоне симпатичного морского пейзажа.
     Внутренний голос нашептывал странное: искать счастья в медвежьих углах.
И  я разослал  письма в разные  северные места, предлагая отдать себя  всего
труду в тех местах, откуда мне исправно ответили вот что:
     Телеграмма из города Диксона Красноярского края четко отрубала:
     "Трудоустроить по  специальности  физика  океана  не можем= 21193 Гимет
Великодный".
     Письмо из Певекского территориального управления по гидрометеорологии и
контролю природной среды слегка обнадеживало:
     "Письмо Ваше получили и отвечаем на интересующие Вас вопросы:
     А. Можете напомнить о себе через 2-3 года.
     Б.  Работа  состоит   в  измерении  течений,   температуры,  солености,
загрязнения, в экспедициях, анализ и обобщение информации.
     В. Работать будете в Певеке.
     Г. Оклад 130 руб., коэффициент два, через каждые 6 месяцев 10% полярных
надбавок.
     Ст. Инспектор по кадрам( подпись )М.В. Зимич"

     Письмо из поселка  Амдерма  Архангельской области  будто  М.В. Зимич из
Певека писал,  несмотря на то,  что  между  Амдермой  и Певеком  простерлись
огромные суровые безжизненные просторы побережья Ледовитого океана.
     Написано письмо от руки неуверенным почерком пившего мужчины:
     "Уважаемый тов.Сидоренко А.А.!
     Ваше письмо получено  и  приобщено к  делу ЛГО  (ледово-гидрологический
отдел)  Гидрометобсерватории  Амдерминского  Управления гидрометеорологии  и
контролю природной среды.
     Ответы на Ваши вопросы:
     1.Инженерных должностей Вашего профиля на полярных станциях нет (только
техники).
     2.Наш отдел занимается изучением физики  и динамики вод  (Карское море,
Обская губа).
     3.В настоящее время инженерных  вакансий нет,  но могут быть к середине
1981 года или началу 1982 г.
     4.Оклад инженера гидролога ЛГО - 125-130 руб., районный коэффициент 60%
и через  каждые полгода  10% надбавки от  основного оклада, питание платное,
спецодежда не  выдается;  при выполнении экспедиционных работ  - коэффициент
80%, питание бесплатное, обеспечение спецодеждой
     9.01.1981г.Зам.нач.ЛГО(подпись )"
     В конверте обрывок  бумаги, а  на  нем напутствие полярного волка: "При
написании  деловых бумаг  следует полностью писать имя и отчество. Оставлять
поля для подшивки (4см)".
     Полярный  волк, зам. начальника  Амдерминского ЛГО поразил меня сильно,
отослав  свое письмо  в  вывернутом  наизнанку моем  конверте.  Что было  б,
возникни нужда в физиках в городе Диксоне, или обратись я чуть позже в Певек
или Амдерминское  ЛГО?  Не знаю  точно  что,  но  чужие  конверты, наверное,
научился бы выворачивать наизнанку, а может и еще  чего. Но мне на судьбу не
жаловаться,  потому что оказался я в местах куда более удаленных и ничуть не
менее экзотических.
     Кто  такой этот М.В. Зимич?  Почему я о нем думаю?  Может он несчастный
лысый  человек, и от него  ушла жена, а  может наоборот, все просто  чудесно
сложилось, и внуки, и на работе его сильно любят?
     А этот оклад в 130 рублей плюс северные надбавки - к чему это все? Сижу
у себя  дома на полу и старые вещи  сортирую. Чуть было не выбросил эти  три
письма из разных северных мест. Ведь  ничего в них значимого для меня нет. А
я держу  их  в  руках  и  долго смотрю, не  моргая, в дальний  верхний  угол
домашнего помещения.
     13-го сентября 1981 года в здании Московского аэропорта стоит человек с
двумя  чемоданами  и билетом  на  13-й рейс, место No13. Стоящий тот -  я,
молодой  специалист,  романтик, страстный  искатель  приключений, неутомимый
гонец за птицей  удачи. Лечу на далекий остров Сахалин изучать моря-океаны и
еще  зачем-то, кто его знает.  В Москве прожил две недели просто так, потому
что  самолеты  до  Южно-Сахалинскалетать перестали  из-за  тайфунов.  Сильно
пострадали  сравнительно крупные  населенные  пункты, а  некоторые  поменьше
просто  исчезли. Здесь, в Москве, точно ничего не известно, и я,  на  всякий
случай,  приготовился  пару лет прожить в палатке, пока  не построят  заново
островные города.
     Рейс постоянно откладывают и каждый раз на два часа. И каждый раз мне и
провожающим  Шуре  и  Наташе  Пономаревым  надо  успеть  напиться  водки  до
состояния, отвечающего торжественности момента. Выпили столько, что я смутно
помню, как проходил рекордный перелет  через необозримые просторы Советского
Союза. Ощутил себя, лишь когда спускался по трапу на островную землю.
     Ночь,  холодина, и нет  никакого сооружения,  напоминающего аэровокзал.
Вещи подвезли на военном грузовике и роздали, не проверяя квитанций. Горстка
пассажиров столпилась в кучку, пытаясь  укрыться от пронизывающего  ветра. Я
собрался  было распаковать  спальник и  отправиться  в  ближайшие  кусты  на
ночлег. Но подали автобус и нас увезли. Где я? Смотрю в окно - только черная
глухая стена леса вдоль дороги.
     В  институте  меня встретили как  долгожданного  любимого родственника.
Устроился  пока  временно  в коммуналке, в  маленькой  комнатушечке-берлоге,
которая   принадлежит  старому  островитянину  научному  сотруднику   Андрею
Харламову.  Сам же он в экспедиции в каком-то  дальневосточном захолустье, и
когда вернется- неизвестно. А по возвращении к нему в  гости каждые выходные
будет ходить сам мэтр, начальник отдела цунами Сан  Саныч Поплавский,  чтобы
пить  крепленую  брусничную  настойку.  Ее  он  предварительно  закупает   в
несметном   количестве  в  местном  деревянном  магазинчике.  Запирается   с
Харламовым в его берлоге  и не  выходит оттуда, пока не прикончит  последнюю
бутылку. Какую такую умственную  усталость запивал  Сан Саныч, я не знал, но
догадывался, что корни ее должны уходить глубоко, в интеллигентскую сущность
пожилого  островитянина, а может  быть и еще  глубже.  Изображение его папы,
бывало, отпечатывалось в газетахрядом с самим Л.И. Брежневым.
     Комната  до отказа  забита книгами различной  тематики, остальное место
занимает кровать и  куча тряпья, которое по идее  предназначается для защиты
тела научного сотрудника от  зимней стужи, осенних ветров и  летних  дождей.
Покрой одежд можно  отнести к  любому столетию.  Предметы  и их расположение
внутри помещения говорили о том, что хозяин  живет мощно,  не беря в  голову
лишнего.
     После стука  в дверь вошла  корейская  женщина Таня  Ким с подносом, на
котором еда из трех  блюд и чай, с уже разболтанным сахаром. Спустя двадцать
лет  помню  принесенное  Таней  Ким:  поднос  из  никелированного  железа  с
незатейливыми  давленными узорчиками, нержавеющую вилку с длинными зубьями и
маленькую,  потемневшую  от  частого  пребывания  в крепком чае, алюминиевую
ложечку  . Еще тарелка с  зеленой каймой,  а в ней картошка,  перемешанная с
овощами и  мясом.  В  пиале что-то вкусное корейское  с чесноком и перцем. И
яблокопомню - зеленое в черных пупырышках, а  на хвостике листик  подвявший.
Мне никуда не хочется уходить.

     Интересно,  можно ли меня  сейчас  назвать  счастливым  человеком?  Мне
хорошо и покойно, никуда не  стремлюсь и ничего не хочу. Просто  разглядываю
прошлое. Вряд ли это счастье. Тогда произвольный зритель в кинотеатре - тоже
счастливый. Купил, получается, билет и порядок? Конечно, нет. Трудней должно
быть все организовано, иначенеинтересно.

     Качаюсь на волнах Охотского моря. Плыву на Курильский остров Шикотан, в
экспедицию, которая занимается созданием  системы предупреждения цунами. Три
дня  пароход не  может подойти  к острову из-за непрекращающегося  шторма. В
каюте четверо: житель острова Итуруп, житель острова Кунашир, житель острова
Шикотан и я, житель острова Сахалин. Целыми днями пьем горькую и спорим, чей
остров лучше. Когда курильчане хвастают вулканами  - я молчу, на Сахалине их
нет.  Зато  в Южно-Сахалинске  есть  ресторан  "Океан", где пятьдесят  видов
холодных  закусок  из  морепродуктов.  Не  придя  к  консенсусу  вечером, мы
возобновляем беседу утром, и начинаем с пива.
     Стою   на  грунтовой  дороге  с  грязью  по  колено  -  это  набережная
Малокурильска.  От местного рыбзавода  завоняло так,  что  меня сходу начало
тошнить. После чего я огляделся. Взору открылся вид на страшенное захолустье
российской  глубинки,  состоящее  из мрачных неухоженных деревянных строений
барачного  типа  и изб. Блуждаю в поисках  геофизической обсерватории,  куда
откомандирован. Найти учреждение с уважаемым названием в маленьком городишке
-  что  может  быть проще, спроси любого.  Не тут-то было.  Прохожие местные
понятия ни о чем подобном не имеют - только плечами пожимают.
     Это огромный океан без конца и края, а среди него крохотулечка  - земля
островная. На той земле город, а по городу  бродит грязный научный сотрудник
с  рюкзаком  пива,  которое  должно  доставить  в дар начальнику  экспедиции
(своего пивного завода на острове нет  и пиво здесь - по цене водки, а водка
- бесценна). Научному сотруднику  уже  ничего не хочется, и он бредет,  меся
малокурильскую грязь, уже просто так, куда глаза глядят.
     Начал  сомневаться: на тот ли остров попал. Посмотрел в командировочный
документ  - вроде  на тот.  Останавливаюсь  рядом  с бараком.  В  комнате  с
открытым  окном  угрюмый мужчина  сидит  за столом  и  смотрит на  океанский
горизонт. Заприметив меня, налил  стакан водки и  выпил  залпом. Не закусив,
крякнул и  снова  устремил взгляд в  пространство. Там,  куда  так  печально
глядел мужик,  не было ничегопримечательного - только Тихий океан. Сбросив с
плеч рюкзак,  сажусь на корточки, подпираю  спиной черную  стену деревянного
строения и тоже  смотрю на  горизонт, пытаясь  понять,  что  при этом должно
чувствовать, и  что потом с  этим чувством делать  - запивать его водкой или
писать  грустные  стихи,  или  то  и другое  сразу. Над  головой  с бешенной
скоростью  проносятся свирепые  серые  облака,  как  будто  спешат  куда-то.
Насмотревшись на водную стихию, мужчина снова потянулся за бутылкой.
     -  Послушайте,  уважаемый.  Где  же  здесь  геофизическая  обсерватория
все-таки? - спрашиваю, без всякой надежды узнать что-либо полезное.
     -Чего?
     -Да так,ничего. А вы давно здесь обитаете?
     Нет  ответа.  Опять он смотрит  на горизонт  и  молчит,  только  взгляд
сделался растерянным. Что-то подобное я видел в южных странах. Сидит бабай и
глядит вдаль, и ничто не заставит его выйти из дивного  состояния.  Но здесь
не южная  страна и мужчина,  гипнотизирующий горизонт - не старец-узбек. Для
меня он - загадка природы, как и город, куда попал.
     - Семь лет, - ответил.  Я уже  забыл, о чем  спрашивал. До обсерватории
оказалось всего двести метров.


     Начальник  экспедиции Аркадий  Васильевич Радионов,  мужчиналет  сорока
пяти,   небольшого  роста,  с   животом,   козлиной  бородкой   "от  Феликса
Эдмундовича"  и очками с огромными минусами, постоянно напускает на себя вид
сурового морского волка, много сосредоточенно курит и не любит  туристов без
всякой на то причины. Всего нас в экспедиционном отряде трое: я, электронщик
Гриша Богданов  и житель  Малокурильска инженер  Вова. В нашем  распоряжении
арендованный вместе с экипажем небольшой рыболовный пароход типа РС. Научная
задача - проложить  по дну  океана кабель  с датчиком уровня на  конце.  Моя
работа помимо прочего заключается в том,  чтобы стоять и  смотреть несколько
дней подряд, как инженер Вова  паяет контакты. Да, я еще  должен не забывать
выглядеть умно  и сердито. Этому  учусь  у Радионова, в чем он,  безусловно,
непревзойденный мастер.  Зачем напускать на себя беспричинно суровый вид, до
сих пор не пойму. Наверное, это -  необходимый экспедиционный атрибут. Будем
стараться.
     Поселился  на   пароходе,  который   за  время  стоянки  члены  экипажа
превратили  в  плавучий  бордель.  Морячки  пьют водку и резвятся с местными
барышнями.
     Женское  население Шикотана в  основном пришлое,  завербованное местным
рыбзаводом  на материке.  О  каждой можно сочно написать.  Необычные судьбы.
Здесь все, что только  можно  придумать:  два  высших  образования, цирковые
артистки,уголовники и прочие, часто с экзотической наружностью.
     Захожу в каюту.  На моей кровати -  неопределенного возраста  женщина в
резиновых болотных сапогах, рублевом трико синего цвета и вязанной кофточке,
которую давно пора пустить на тряпки.  Волосы  на голове  долго не  мылись и
полгода назад  были  выкрашены  в  белый цвет, отчего нижняя,  прилегающая к
черепу, их часть  на  10  сантиметров черная.  Все  это волосяное  хозяйство
зверски  начесано.  Вокруг  глаз  темно-синий косметический  окрас,  губы  -
ярко-красные. Барышня сидит  и курит  лихо закрученную в козью ногу папиросу
"Беломорканал"    Ленинградской    табачной     фабрики     им.    Урицкого.
Взглядэнергичный,  отчаянный. На другой койке  лежит такая же, но со слабыми
признаками  жизни. Сверху  нее судовой  радист -  хозяин койки.  Не  обращая
внимания  на  присутствующих и на то, что  гостья  без чувств, он отчаянно и
безжалостно наминает гостье мягкие места.
     Я сыграл на гитаре и спел,  отчего женщина с энергичным взглядом начала
неприлично долго и громко ржать (не могу подобрать другого столь точного, но
более  культурного слова).  Наверное,  таким  способом  она хотела  сообщить
окружающим о тяжкой доле работницы цеха разделки местного рыбзавода. "Может,
девичье  ржание - такой  же необходимый атрибут окружающей действительности,
как  и  суровое  выражение  лица  экспедиционного начальника", - подумал я и
налил себе водки еще.

     Через  неделю  малокурильский  инженер  Вова  перепаял,  наконец,   все
контакты, ознаменовав тем самым окончание подготовительных работ. Пора выйти
в  океан  и проложить  по дну кабель с датчиком  уровня на конце, чтоб с его
помощью оповещать о надвигающейся цунами.
     К   тому   времени   какая-то   система    предупреждения   так    себе
функционировала, нервируя  население ложными тревогами. Островитяне -  народ
тертый, и просто сообщением  о страшной  волне,  которая через какой-то  час
всех  смоет в  океан, как  корова языком слижет, никого  не удивишь. Тревога
цунами воспринимается здесь как сигнал, что пора отправляться  на сопку пить
водку.  Однако многие по тому же сигналу  начинают пить у себя  дома  или на
рабочем месте, не утруждая себя утомительным подъемом в гору.
     С юга приближался тайфун под  названием Gay. Но героически настроенному
экспедиционному начальству  разбушевавшаяся  стихия нипочем. Отшвартовались.
Вышли  из  бухты.  Высота волны  - 4 метра, скорость ветра  20 - 25 метров в
секунду, но это еще не тайфун. Болтанка. На палубу повылазили малокурильские
барышни,  не успевшие  вовремя  покинуть  борт  судна,  и  начали опорожнять
желудки кто за борт, а кто просто так.Перед отходом  мы, научные сотрудники,
выпили  много   вина  за  производственные   успехи,  отчего   тоже   иногда
присоединялись к барышням.
     С божьей помощью кое-как все-таки проложили кабель,  забыв, правда, под
конец сбросить  ход  судна.  Так  что  прикрепленный к  концу кабеля датчик,
железяка весом килограмм  20, с грохотом  простучав по  палубе и пароходским
надстройкам,  чуть  не  убил  одного  из  членов  экипажа,  который случайно
оказался на пути.
     На  борту  находился кинопроектор  и  несколько  засмотренных  фильмов.
Судовые  умельцы-кинолюбители  наскоро  организовали  студию   и   выпустили
порнографический фильм.  Из  разных  кинолент  вырезали  пикантные сцены,  в
основном в бане, и склеили их кольцом - готово.
     Весь  свободный  от  вахты  народ  схлынул  на  дебютный  просмотр.  Но
Радионову такой  ерундой заниматься  некогда,  он отчаянно  курит и  тужится
принять  ответственное решение: прописать эхолотом дно сейчас, когда на море
творится  черт знает что, или ну  его к  лешему. Беда в том, что  для  этого
необходимо  встать  лагом (бортом)  к волне.  Качать в  этом  случае  должно
страшно. Время для принятия ответственного  решения  потребовалось  немного,
ровно столько, чтобы успеть выпить еще и закусить.
     Все  плохо закрепленные предметы  сорвались  со  своих мест  и начали с
грохотом  носиться  по  внутреннему  пространству   корабля.   Пароход  стал
напоминать большую  погремушку. Устоять на ногах невозможно,  не  вцепившись
обеими  руками  во  что-нибудь  железное  и  надежное. Под  грохот  падающих
кастрюль на  камбузе продолжается просмотр порнофильма.  Энергичный механик,
детина метра  два ростом, прыгает и отчаянно дерет  глотку, пытаясь ухватить
дам на экране за неприличные места. Когда ему это удается, вопли усиливаются
и  перерастают в  рев, при этом он поворачивается к залу  мордой так,  чтобы
зрители  могли лучше разглядеть его зубы из нержавеющей стали. Я начинал все
сильней любить свою работу.

     Раз, бродя по острову,  очутился на  Краю Света. Это название маяка  на
Шикотане, и это действительно край света. Дальше некуда  -  до самой Америки
одна вода. Стою на обрыве и смотрю на океан.
     Не спутать море с океаном. Ощущаю  торжественность, величие и необычную
мощь  грандиозной водной  стихии. Я  вдруг  почувствовал,  как дышит  океан,
тяжело и  мощно всем своим исполинским  существом.  Земля закачалась и упала
вниз -  я превратился  в  чайку. Счастье  - это, когда паришь  над  обрывом,
отлетая иногда чуть