,  не  желая  расстраивать  ее  без
особой нужды.
   Люси тоже было о чем поговорить с ним.
   - Кстати, Аллан, я полагаю,  вы  знаете,  что  завтра  состоится  парад
карет.
   - Знаю, - ответил Монтегю.
   - Мистер Райдер предложил мне место в своей карете, - сказала Люси. - Я
так и знала, что вы рассердитесь на меня, - поспешила добавить она,  видя,
что Монтегю нахмурился.
   - Вы уже приняли это предложение?
   -  Да,  -  ответила  Люси.  -  Я  не  думаю,  что  в  нем  есть  что-то
предосудительное. Ведь это на глазах у широкой публики...
   - Да, широкой! - воскликнул Монтегю. - Еще бы! Сидеть в  экипаже  перед
толпой зевак и тридцатый или сорока  газетными  репортерами,  которые  вас
фотографируют! Выставлять напоказ себя - обворожительную молодую  вдову  с
берегов Миссисипи, украшавшую парадный выезд Стенли  Райдера!  А  потом  в
высшем  свете  будут  смотреть  на  снимки,  качать  головой  и  все   это
комментировать!
   - Какой у вас на все циничный взгляд, - возразила Люси. - Кто  виноват,
если толпа таращит на вас глаза, а газеты помещают снимки?  Не  отказаться
же мне из-за этого от удовольствия прокатиться в коляске.
   - О, Люси, - произнес Монтегю, - вы слишком умны для таких речей.  Если
вам хочется - катайтесь на здоровье. Но когда некоторые люди тратят десять
и двадцать тысяч долларов за  шикарный  выезд,  назначают  день  парада  и
оповещают о нем весь город и, разнаряженные, выставляют себя напоказ перед
публикой,  они  не  имеют  права  говорить,  что  катаются   ради   одного
удовольствия.
   - Конечно же, - нерешительно сказала она,  -  приятно,  когда  на  тебя
обращают внимание.
   - Да, тем, кому это нравится, - возразил  он.  -  Если  женщина  решает
участвовать  в  каком-нибудь  публичном  сборище,  гоняется  за   газетной
рекламой и ищет популярности - это ее право! Но, ради всего святого, пусть
тогда она не  притворяется,  что  ей  просто  нравится  править  красивыми
лошадьми, слушать музыку  или  беседовать  с  друзьями.  Я  допускаю,  что
светская женщина имеет такое же право  рекламировать  себя,  как  и  любой
политический деятель или  изобретатель  пилюль.  Но  зачем  же  тогда  она
стыдится этого,  зачем  постоянно  болтает  о  своей  любви  к  уединению?
Возьмите миссис Уинни Дюваль. Послушать ее, так можно  подумать,  что  она
мечтает стать пастушкой и разводить цветы,  а  на  практике  Уинни  завела
альбом для газетных вырезок, и, если газеты неделю о ней не упоминают, она
теряет спокойствие духа.
   Люси рассмеялась.
   - Вчера вечером я была у миссис Робби Уолинг,  -  сказала  она.  -  Она
говорила, что ее раздражает скопление людей  в  опере,  и  она  собирается
уехать куда-нибудь, лишь бы не видеть этой отвратительной толпы.
   - Да, - сказал Монтегю. - Можете мне не рассказывать  о  Робби  Уолинг.
Все это мне известно. Что бы ни делала эта леди с того  момента,  как  она
открывает глаза поутру и до того момента, когда ложится спать на следующее
утро - все это как раз и предназначается для взоров  этой  "отвратительной
толпы".
   Немного помолчав, он спросил:
   - Похоже, вы уже повсюду бываете?
   - О, кажется, я пользуюсь успехом,  -  сказала  Люси.  -  Это  верно  -
прекрасно провожу время. Никогда в жизни  не  видывала  столько  роскошных
домов и сногсшибательных туалетов.
   - Прекрасно, но не  спешите  жить  и  растяните  время.  Когда  человек
привыкает, такая жизнь начинает казаться довольно скучной и серой.
   - Сегодня вечером я приглашена к Уайманам, - сказала Люси, -  играть  в
бридж. Что за фантазия устраивать в воскресенье вечером игру в бридж!
   Монтегю пожал плечами.
   - Cosi fan tatti [так поступают все (ит.)], - сказал он.
   - Что вы думаете о Бетти Уайман? - спросила Люси.
   Она живет в свое удовольствие, но не думаю, чтобы отдавала себе в  этом
отчет.
   - Она очень влюблена в Олли?
   - Не знаю, - сказал он. - Кто их разберет. Похоже, их  это  не  слишком
волнует.
   Этот разговор происходил, когда они, выйдя  из  церкви,  спускались  по
Пятой авеню, разглядывая одетую уже по-весеннему публику.
   - Кто эта статная особа, которой  вы  сейчас  поклонились?  -  спросила
Люси.
   - Мисс Хиган, дочь Джима Хигана.
   - О-о! - сказала Люси, - я припоминаю - Бетти  Уайман  говорила  мне  о
ней.
   - Полагаю, ничего хорошего? - улыбаясь, сказал Монтегю.
   - Зато интересно. Разве это не каприз,  когда  у  дочери  отец  владеет
сотней миллионов, а та собирается поступить на работу?
   - Видите ли, - заметил Аллан, - ведь я говорил вам, как утомляет  такая
жизнь, когда все делается напоказ.
   Люси посмотрела на него насмешливо.
   - Наверное, вам импонирует девушка такого типа?
   - Я очень хотел бы поближе познакомиться с ней, но,  похоже,  я  ей  не
нравлюсь.
   -  Вы  не  нравитесь!  -  вскричала  Люси.  -  Почему?  Это  же  просто
возмутительно!
   - Она тут ни при чем, - улыбнулся Монтегю. - Боюсь, что у  меня  плохая
репутация.
   - Вы имеете в виду миссис Уинни!
   - Да, - сказал Аллан, - вот именно.
   - Расскажите мне эту историю.
   - Она очень банальна. Миссис Уинни пристрастилась выводить меня в свет,
а я был настолько глуп, что являлся на каждое ее приглашение. Ну и, как  я
узнал, сплетницы заработали языками.
   - Но это не нанесло вам большого ущерба? - спросила Люси.
   - Большого? Нет, - сказал он, пожимая плечами. - Разве что вот  теперь,
когда появилась женщина, с которой мне хотелось бы познакомиться  поближе,
я этого не могу сделать. Вот и все.
   Люси бросила на него лукавый взгляд.
   - Вам нужна сестра, - улыбаясь, сказала она ему. - Кто-нибудь, кто  мог
бы бороться за вас.


   Как Джим Хиган и предсказал, вскоре Монтегю  получил  предложение.  Оно
исходило от адвокатской конторы, о  которой  он  никогда  не  слышал.  "Мы
узнали, - гласило письмо, - что у Вас  есть  пакет  из  пяти  тысяч  акций
Северной  миссисипской  железной  дороги.  Наш  клиент   уполномочил   нас
предложить Вам за  них  пять  тысяч  долларов  наличными.  Будьте  любезны
связаться с  Вашим  клиентом  и  незамедлительно  уведомить  нас  о  Вашем
решении".
   Монтегю позвонил Люси и сказал ей, что получил  предложение  купить  ее
акции.
   - По какой цене? - спросила она нетерпеливо.
   - Не очень подходящей. Но  я  бы  не  стал  обсуждать  этот  вопрос  по
телефону. Когда я увижу вас?
   - Не смогли бы вы переслать мне это письмо с нарочным? - спросила она.
   - Конечно, но я предпочитаю переговорить с вами лично. К тому же у меня
та закладная и другие  бумаги,  которые  вы  должны  подписать.  Это  тоже
требует моих пояснений. Не могли бы вы сегодня утром  приехать  ко  мне  в
контору?
   - Я бы приехала, если бы не обещала уже быть в другом  месте  по  очень
важному делу, и теперь не знаю как мне быть.
   - Нельзя ли отложить этот визит?
   - Нет, это приглашение принять участие в прогулке на новой яхте мистера
Уотермана.
   - На "Брунгильде"! - воскликнул Монтегю. - Так бы и сказали!
   - Да, и мне не хотелось бы от этого отказываться.
   - Сколько времени это у вас займет?
   - Я вернусь к вечеру. Мы поплывем к Зунду. Знаете, яхта  уже  готова  к
плаванию.
   - На каком причале она стоит?
   - Возле Баттери. Я должна быть на борту  через  час,  и  уже  собралась
выезжать. Не могли бы вы встретиться со мной там?
   - Хорошо, - сказал Монтегю, - я приеду. В крайнем случае  они  подождут
меня несколько минут.
   - Мне не терпится узнать подробности предложения, - сказала Люси.


   Монтегю еще раза два вызывали к телефону, и это его немного  задержало.
Наконец, он вскочил в кэб и помчался к Баттери.
   Здесь,  по  соседству  с  Кастл-Гарден,  находилась  пристань,  которую
окрестили "Базой миллионеров". Это - излюбленное место для стоянки частных
яхт так называемой уолл-стритской флотилии. В это время  года  большинство
"великих" людей уже переехали на свои  загородные  виллы  и  те,  кто  жил
вблизи Гудзона или Зунда, добирались к себе в конторы водным путем, кто на
чем, начиная от моторных лодок до огромных частных пароходов, где подавали
завтрак; тут же находились штат секретарей и экспедиция.
   Многие из этих яхт представляли собой настоящие плавучие дворцы во всем
их великолепии. На одну из них, принадлежавшую Лестеру Тодсу, был  однажды
приглашен  Монтегю.  Здесь  на  верхней  палубе  под   стеклянной   крышей
расположилась библиотека. Яхта служила главным  образом  для  доставки  ее
владельцев к местам охоты. Она была  оборудована  прачечной  и  различными
автоматами. Там находились также холодильник и тир.
   А вот и "Брунгильда", чудесная новая игрушка старого Уотермана. Монтегю
знал о ней все, так как ее достроили только этой весной и не было ни одной
столичной газеты, не опубликовавшей ее фотографии и подробнейших  сведений
о  ее  стоимости.  Уотерман  купил  эту  яхту   у   бельгийского   короля,
полагавшего, что в ней есть все, что угодно душе монарха. Велико  же  было
его изумление, когда он узнал, что новый владелец приказал оголить  ее  до
стального корпуса, заново отделать и обставить. По сообщениям газет, салон
ее  теперь  меблирован  в  стиле  Людовика  XV.  Стены   обшиты   панелями
полированного дерева и инкрустированы орехом, а пол застлан мягким  ковром
шириной в  двенадцать  футов.  В  туалетах  электрический  свет  зажигался
автоматически. Письменные столы в каютах-кабинетах имели  выдвижные  доски
на легких шаровых опорах. Спальня владельца протянулась от носа  до  кормы
на двадцать восемь футов, а к ней примыкала  римская  купальня  из  белого
мрамора. Такой была эта "Брунгильда".
   Монтегю  поискал  глазами  шлюпку  и,  не  находя  ни  одной,  окликнул
лодочника и сам сел за весла. У трапа его встретил офицер.
   - Миссис Тэйлор на борту? - спросил Монтегю.
   - Да, - ответил тот. - Вы мистер Монтегю? Она оставила вам записку.
   Монтегю уже  поднимался  по  трапу,  как  вдруг  что-то  заставило  его
остановиться. Из какого-то иллюминатора до него донесся сдавленный крик:
   - Помогите! Помогите!
   Он узнал голос. Это была Люси.



5

   Монтегю колебался лишь мгновение. Он прыгнул на палубу.
   - Где миссис Тэйлор? - закричал он.
   - Она сошла вниз,  сэр,  -  ответил,  замявшись,  офицер.  Но  Монтегю,
обогнав его, уже устремился вниз в кают-компанию.  С  последней  ступеньки
лестницы он  попал  в  просторный  вестибюль,  куда  свет  проникал  через
стеклянный колпак. Он бросился к двери, которая вела в каюту, откуда,  как
ему показалось, слышался крик Люси, и гром ко позвал:
   - Люси! Люси!
   Услышав ее  ответ  за  дверью,  Аллан  схватил  ручку  и  попытался  ее
повернуть, но дверь была заперта изнутри.
   - Откройте! - закричал он.
   Ни звука.
   - Откройте, - снова крикнул Монтегю, - не то я выломаю дверь.
   Переходя от слов к действию, он всей своей тяжестью навалился на дверь.
Она затрещала. И тут неожиданно послышался мужской голос.
   - Сейчас. Подождите.
   Кто-то возился с ручкой.  Монтегю  стоял  с  сильно  бьющимся  сердцем,
готовый на все. Дверь открылась, и он оказался лицом  к  лицу  с...  Даном
Уотерманом.
   Монтегю в ужасе отступил на шаг. А тот вышел и,  ни  слова  ни  говоря,
прошел мимо него в вестибюль. Монтегю успел только перехватить его взгляд,
полный такого бешенства, какого он никогда не видал на лице человека.
   Монтегю бросился в каюту. Люси стояла  у  дальней  стены,  опираясь  на
стол, чтобы не упасть. Ее платье было порвано, прическа  растрепана,  лицо
пылало; она была сильно возбуждена.
   - Люси! - произнес, задыхаясь, Аллан, подбегая к ней.
   Люси ухватилась за его руку, чтобы устоять на ногах.
   - Что случилось?
   Она отвернулась, не произнеся ни слова.
   С минуту он стоял и пристально смотрел на нее. Затем Люси прошептала:
   - Быстро! Скорее бежим отсюда!
   Она откинула руками волосы со лба, оправила платье  и  пошла  к  двери,
опираясь на руку друга.
   Они поднялись на палубу, где все еще стоял офицер.
   - Миссис Тэйлор желает сойти на берег, - сказал Монтегю. - Не угодно ли
подать нам катер?
   - Катер вернется через несколько минут, сэр, - начал было тот.
   - Мы хотим сойти немедленно. Дайте нам, пожалуйста, одну  из  весельных
лодок. Иначе я подзову вон тот буксир.
   Офицер колебался с минуту, но повелительный тон  Монтегю  заставил  его
отдать приказание и спустить небольшую лодку.
   Между тем Люси стояла, тяжело дыша и нервно озираясь по сторонам. Когда
они наконец покинули яхту, он услышал, как она облегченно вздохнула.
   Люси молчала до тех пор, пока они не сошли на берег.
   - Кликните мне кэб, Аллан, - сказала она.
   Монтегю вывел ее на улицу и подозвал карету.
   Когда  они  уселись,  Люси  откинулась  на  спинку,  медленно  переводя
дыхание.
   - Пожалуйста, не спрашивайте меня ни о чем, Аллан, - попросила она.
   И всю дорогу до самого отеля не произнесла ни единого слова.
   - Могу ли я что-нибудь сделать для вас?  -  спросил  Монтегю,  проводив
Люси в ее номер.
   - Нет, благодарю. Со мной все в порядке. Подождите, я сейчас.
   Она ушла в гардеробную, а когда вернулась, на лице ее  уже  не  было  и
следа пережитого волнения. Она села в кресло против Аллана  и,  подняв  на
него глаза, сказала:
   - Аллан! Я думаю, как мне отплатить этому человеку.
   - Право не знаю, - ответил он.
   - Мне просто не верится, что мы в Нью-Йорке! У меня такое чувство,  что
мы вернулись в средние века!
   - Вы забываете, Люси, - возразил он, - что я не знаю, что произошло.
   Люси снова умолкла. Так они и сидели, глядя  друг  на  друга.  Тут  она
вдруг расхохоталась и долго не могла сдержать смеха.
   - Я стараюсь злиться, Аллан, - выговорила она с трудом. - И, кажется, я
должна это делать, но, право же, все получилось чересчур глупо!
   - Я знаю, вы предпочитаете смех слезам, - сказал он.
   - Я расскажу вам  все,  Аллан.  Я  знаю,  что  должна  это  кому-нибудь
рассказать или же я просто взорвусь - ведь мне ни разу в жизни не пришлось
переживать ничего подобного.
   - Расскажите мне все с самого начала.
   - Вы уже знаете про мою встречу с Уотерманом в его картинной галерее, -
сказала Люси. - Мистер Дэвид Олден привез меня туда, и старый человек  был
так вежлив, вел себя с таким достоинством, право, мне бы  и  в  голову  не
пришло ничего такого!  Затем  он  написал  мне  записочку  -  представьте,
собственноручно,  -  приглашая  принять  участие  в  первом  плавании   на
"Брунгильде". Разумеется, я не усмотрела в этом ничего  предосудительного.
Я сказала вам, что поеду, и вы не высказали никаких возражений.
   Я приехала, меня встретили, перевезли на яхту, и стюард провел вниз,  в
каюту, оставив там, а минуту спустя пришел и сам старик. Он  притворил  за
собой дверь и запер ее на ключ.
   "Как поживаете, миссис Тэйлор?" - спросил он, и раньше,  чем  я  успела
открыт" рот, подошел ко мне и спокойно обнял. Можете себе представить, что
я почувствовала. Да я просто остолбенела!
   "Мистер Уотерман?" - едва смогла выговорить я и уже не слышала, что  он
ответил. Я была вне себя от гнева и ужаса. Помню, что  крикнула  несколько
раз: "Отпустите меня!" - но он не обращал ни  малейшего  внимания  на  мои
крики и крепко сжимал в объятиях. Наконец, я чуточку собралась с силами. Я
не хотела кусаться и царапаться,  как  судомойка,  и  попыталась  говорить
спокойно.
   "Мистер Уотерман, - сказала я, - я требую, чтобы  вы  меня  отпустили".
"Но я люблю вас". "А я вис не люблю",  -  запротестовала  я  и,  помнится,
подумала, что мои слова звучат довольно бессмысленно. Но в такой  ситуации
вряд ли можно было сказать что-либо умнее. "Вы полюбите меня, - сказал он.
- Как и многие женщины". "Я не из их числа, я  уже  сказала  вам,  что  вы
ошиблись. Отпустите меня". "Я хочу вас, - ответил он.  -  А  все,  чего  я
хочу, я  добиваюсь.  Мне  никогда  никто  не  отказывал,  поймите.  Вы  не
представляете себе положения, в каком оказались.  Для  вас  это  не  будет
позором. Женщины почитают за честь, если я их люблю. Подумайте, что я могу
для вас сделать.  Вы  сможете  иметь  все,  что  пожелаете.  Уехать,  куда
вздумаете. Я вас никогда не брошу".
   Помнится, он говорил что-то еще  в  таком  же  роде.  Каково  было  мое
положение! Все равно, как если бы я попала в лапы медведя! Вы не поверите,
я знаю, но он обладает огромной силой. Я была не в состоянии пошевелиться.
С трудом соображала и все время чувствовала его дыхание на своем  лице.  А
он заглядывал в мои глаза, как страшный, дикий зверь.
   "Мистер Уотерман, - протестовала я. - Я не привыкла, чтобы со мной  так
обращались". "Знаю, знаю. Если бы это было не так, я бы вас не желал. Но я
не такой, как другие мужчины. Подумайте об этом, подумайте и  о  том,  как
велика моя власть. Мне некогда ухаживать за женщинами. Но вас я  люблю.  Я
полюбил вас в ту минуту, как увидел. Разве этого недостаточно? Чего вы еще
можете желать?" "Вы  завлекли  меня  сюда  обманом,  -  кричала  я,  -  вы
поступили низко. Если в вас есть хоть капля порядочности, вам должно  быть
стыдно". "Полно, полно, - твердил он, - не  говорите  глупостей.  Вызнаете
свет. Вы не цыпленок, только что вылупившийся из яйца..."
   Да, он сказал это, Аллан! Я точно припоминаю эту фразу, именно она  так
взбесила меня. Вы не представляете себе! Я опять  пыталась  вырваться,  но
чем больше боролась, тем в большее бешенство он приходил. Мне было  ужасно
страшно. Ведь на яхте, наверное, не оставалось  никого,  кроме  его  слуг.
"Мистер Уотерман, уберите руки, иначе я подниму скандал... Буду  кричать",
- возмущалась я. "Это вам не поможет", - свирепо сказал он. "Но чего вы от
меня хотите?"  "Я  хочу,  чтобы  вы  меня  любили".  Тут  я  снова  начала
вырываться. Я закричала раз или два, не помню, но он зажал мне рот  рукой.
Тогда я стала бороться за себя.  Я  уверена,  что  выцарапала  бы  гадкому
старикашке глаза, если бы он не услышал  вашего  голоса.  Когда  вы  стали
звать меня, он отпустил руки и отпрянул.  Никогда  в  жизни  я  не  видела
выражения такой лютой ненависти на чьем-либо лице. Когда я ответила вам  и
бросилась к двери, он преградил мне путь.  "Я  буду  преследовать  вас!  -
прошептал он. - Вы поняли меня? Я никогда не откажусь от вас!"  И  тут  вы
налегли на дверь; он повернулся, отпер ее и вышел.
   Пока Люси вспоминала эту сцену, ее лицо покрылось багровыми пятнами  от
волнения. Она дышала  часто,  взволнованно.  Монтегю  сидел,  глядя  перед
собой, и не издал ни звука.
   - Слышали ли вы в своей жизни что-либо подобное? - спросила она.
   - Да, - серьезно сказал он.  -  К  сожалению,  должен  признаться,  что
слышал о подобных сценах не раз. И даже нечто похуже.
   - Но что же мне теперь делать? - воскликнула  она.  -  Такое  поведение
нельзя оставить безнаказанным.
   Монтегю ничего не ответил.
   - Он чудовище! - все больше расходилась Люси. - Я должна засадить его в
тюрьму.
   Монтегю покачал головой.
   - Вы не в силах этого сделать.
   - Не в силах! - воскликнула она. - Почему?
   - Вы ничего не сможете доказать, - сказал Аллан. - Все  ваши  обвинения
он будет опровергать, а его словам всегда будет больше веры. Вы не  можете
добиться ареста Дана Уотермана, как если бы это  был  обычный  человек.  И
подумайте об огласке!
   - Я хотела бы опозорить его! Ему это послужило бы уроком!
   - Да нет, это не причинило бы ему ни малейшего вреда, - сказал Монтегю.
- Я в этом твердо уверен, так как был свидетелем подобной попытки - из нее
ничего не вышло. Вы не  найдете  ни  одной  газеты  в  Нью-Йорке,  которая
решилась бы предать огласке вашу историю. Единственное, чего вы добьетесь,
- это обретете дурную славу искательницы приключений.
   Люси уставилась на него с изумлением, судорожно сжимая кулаки.
   - Похоже, что я живу где-нибудь в Турции, - воскликнула она.
   - Вы недалеки от истины. Здесь в городе живет старик, который всю  свою
жизнь ссужал деньги под проценты и скопил целое состояние. У  него  теперь
что-то около восьмидесяти или ста миллионо