здесь нет?
   - Угадал, он там очередь держит, - Саша встал с кирпичной стены, наб-
росил на себя рюкзак, я ему помог натянуть лямку.
   - Беги, может еще успеешь.
   - Ладно, давай, еще встретимся.
   - Ты вещи-то забрал?
   - Да, могли бы и снять с кустов, - кричу ему, уже набирая скорость  и
не поворачивая головы. До меня доносится смех и  доводы,  почему-де  они
этого не сделали.
   Раз, холмик, два, холмик и слышим звук воды.
   - Привет, - донеслось сверху.
   Поднял голову. Вовка спускается с  огромным  рюкзаком,  который  явно
стесняет его движения. Я подаю ему руку и помогаю спуститься  с  крутого
уступа.
   - Не успел.
   - Понятненько. Очередь-то большая?
   - Нет, не так, чтобы очень. Часа два просидишь. Засуха совсем докона-
ла гору. Все, не дает больше нам воды. Ха, а ты вчера...
   - Ладно, показал вам класс?
   - Да, ночку ты им устроил. По всему лагерю после возвращения от Сашки
не стихала жизнь до утра.
   - Ничего еще успеете отдохнуть.
   - Ты на что намекаешь?
   - Иди давай, а то устанешь, придется еще и  тебя  тащить  вниз.  Иди,
иди.
   - Слушай, если ты опять... - он пристально посмотрел мне в  глаза.  -
Опять. Я отнесу воду и поднимусь, поговорим.
   Он не дал мне и слова вымолвить, повернулся и как ни в чем не  бывало
понесся вниз. Исчез также внезапно, как и  появился,  всегда  восхищаюсь
его ловкости и выносливости, хотя чему удивляться - он прирожденный  по-
ходник.
   Поднялся, наконец, наверх. Родник находится где-то в начале  зарослей
леса горы. Спросил, кто последний. По старой доброй традиции набрал себе
немного студеной водицы и принялся ждать.
   Совсем не заметил, как пролетело время, но вскоре послышался треск из
кустов ежевики, и показался Вовка. У меня оставался еще глоток,  который
тут же исчез в его утробе, словно он бежал в Марафон. Он-то все понимал,
что происходит.
   - Да, ты меня знаешь полностью. И когда ты все понял?
   - Вчера, ты смотрел на нее, как в прошлом году на Светку,  или  месяц
назад на Марину.
   - Тогда о чем разговор. Ты все и так знаешь. Зачем было бежать в  го-
ру? Дурик?
   - Да пошел ты. Думал ли ты потом о Марине? Знаешь, чем она кончила. Я
сам держал в руках ее капельницу. Зачем же?
   - Хочешь опять порассуждать о любви? И к чему мы прейдем? Помоги луч-
ше мне воды набрать.
   Мы быстро загрузились литрами. Я почувствовал знакомую и приятную тя-
жесть у на плечах. Холод от бутылок заставил пробежаться по  мне  мураш-
кам. Начали спускаться.
   - Тебе мало одной, двух? Тебе всех подавай?
   - Ни и что такого? Ты ведь не сможешь мне объяснить,  что  такое  лю-
бовь? Зато я могу объяснить, что такое страсть. Ты ведь до  сих  пор  не
был у женщины между ног? Ты  когда-нибудь  касался  языком  ее  клитора?
Девственник. Любовь, высшие материи - все это бред. Ты ведь знаешь,  что
так. У тебя все друзья вокруг сводят девушек с ума. Так чего ты  ко  мне
пристаешь?
   - Ничего, успокойся. Только успокойся. Не ори.
   - Ладно, Вовка, давай кончать с этим. Расскажи лучше, когда ты  прие-
хал? Вчера? А ты с ней знаком? С Людой? А да, ведь мне  рассказали,  что
ты ее привел сюда первый раз. И где? В Москве?
   - Да, мы тогда познакомились на пироне. Оказалось, что она знает мно-
гих из Лиськи. Сама собиралась добираться.
   - Хорошо.
   Мы продолжали идти молча. Не знаю, что он думал  в  этот  момент,  не
спрашивал даже. Понимаю - глупо задавать такой вопрос, но постоянно  хо-
чется знать, о чем люди думают в данную секунду.
   - Ты ведь знаешь, что такой я,  не  могу  с  собой  ничего  поделать.
Сколько мы уже вместе? Лет десять?
   - Двенадцать.
   - Сколько у меня было девушек?
   - Понятия не имею. Много.
   - Помнишь Лену. Она училась со мной? Помнишь?
   - Ты вроде собирался жениться на ней. Помню.
   - Меня удивляет, как хорошо ты разбираешься в моей личной жизни.  Да,
было такое, а ведь ее я любил.
   - Ты всех их любишь. Ведь это так?
   - Ты меня знаешь. Так.
   - Будешь сегодня рисовать?
   - Я ей уже сказал.
   Он промолчал в ответ. Мне иногда кажется, что где-то в  глубине  себя
он осуждает меня. Старается быть самым лучшим другом, но ненавидит  каж-
дое мое слово, движение. Может, я постоянно увожу его девушек?  Нет,  не
так. Мы уже вместе огромное количество лет, а он все еще ни разу не поз-
накомил меня хотя бы с одной из своих подруг. Честно сказать у меня меч-
та как-нибудь отобедать к его девушкой, если она появится. Что-то  отпу-
гивает их от него, наверное, то, что ко мне их притягивает.
   - Ладно. Здесь мы пойдем разными тропинками. Я не буду заходить в Зе-
ленку. Увидимся.
   - Пока, - он пробурчал и резко повернулся. - И все-таки ты мудак.
   Я усмехнулся, но руку он пожал с честной преданностью друга.
   Лямки было начали врезаться в мои плечи, но  впереди  уже  показалась
стоянка. Моя палатка стоит далеко от всех обитателей  бухты.  Специально
ли, случайно ли получилось, но мне очень нравилось, что вокруг  покой  и
тишина, которую нарушает разве только случайный проходящий мимо и журча-
ние ручейка.
   - А мне здесь очень нравится, - до меня донесся ее голос.
   Она уже накинула на себя мою рубашку, хотя ее укромное местечко иног-
да выглядывало в поисках чего-то или кого-то. Скинув ношу, уселся на ка-
менное седалище и принялся наблюдать за ней, ополаскивая горло  глотками
принесенной воды.
   Я полагаю, что самое сладостное, что можно встретить в  мире,  -  это
женское обнаженное тело. Nu. Только оно обладает все совершенством  форм
и линий гармонии. Нет Бога, нет дьявола, есть только мужчина и  женщина,
больше ничего. Только два объекта, только два субъекта. Они строят  все,
и от них исходит все. В них содержатся ключи к времени  и  пространству.
Двойка, сплетение тел и совершенство. Что может быть прекрасней соедине-
ния на алтаре любви? Нас создали такими, какие мы есть,  так  почему  же
игнорировать свою природу? Запрещать себе, не давать насладиться  собой?
Мы же люди... Где появляется творчество, там, где  сотворенное  начинает
жить в согласии и в гармонии с собой и окружающим.  Там,  где  рождается
страсть, а она только в женской мякоти и влаге, в моей твердости и  нас-
тойчивости. Вот моя философия. Любовь и бесконечное наслаждение Вакха.
   - Ты не могла бы достать из палатки коврик и мешок?
   - Да, конечно, - она встала на колени, и ее попка  радостно  задвига-
лась, когда она пыталась выполнить мою просьбу, слегка прикрытая упавшей
материей створки палатки. Я не стал ждать приглашения и  скинул  с  себя
одежду. Она почувствовала  мои  намерения,  когда  ощутила  нечто  слепо
ткнувшиеся сзади в нее и мои руки,  которые  пригласили  настойчиво,  не
вежливо забраться в полутьму и скрыться от посторонних глаз. Она  подда-
лась и сделала несколько движений, а затем медленно опустила свою голову
на руки впереди и предложила мне войти, раздвинув ножки. Мои руки глади-
ли ее по спине, но пока не воспользовался  приглашением.  Она  ждала,  я
знал, она уже внутри разрывалась от ожидания,  но  я  выжидал.  Терпение
улетучилось, когда вновь заметил у нее ту,  вчерашнюю,  улыбку.  Помогаю
себе второй рукой, раздвигаю ее большие половые губы,  погружаюсь  в  ее
благость. Теперь весь отдаюсь  движению.  Она  иногда  бросает  на  меня
взгляд полный сладкого приближения. Когда мужчина берет  со  спины,  она
ощущает нечто большее. Она знает, что он ею владеет, и  только  от  него
зависит, как все закончится. Выхожу и резким движением приглашаю ее  гу-
бы, и она продолжает ласкать меня, иногда ее  зубки  касаются,  и  тогда
что-то неприятное, словно бочонок холодной воды на голову,  и  пропадает
также внезапно, неся в себе еще большую силу любви. Так продолжается по-
ка не иссякнет энергия.
   - Я набью себе трубку. На воздухе.
   - Хорошо. Возвращайся.
   - Нет, ты возьми у меня в изголовье... Там есть бумага  и  карандаши.
Ага, и вылезай, - она нашла все, что я сказал, затем вытащила  под  тень
дуба и коврик со спальным мешком, который изрядно намок.
   - Так, теперь еще одна деталь, - я встал и направился  к  ручью,  там
отыскал леску и вытащил и проточной воды  полтора  литра  вина,  которые
хранил на всякий непредвиденный случай, как сейчас.
   - О, мой настоящий мужчина, вернувшийся с охоты и заколовший буйвола!
Добытчик! Вепрь, глава племени масавомууаков! Я приношу на  твой  алтарь
себя, мой камнетвердый фаллос, - она сидела, раздвинув ножки, и  весели-
лась, словно маленькая девчонка, в то время как ее ручка, тонкие пальчи-
ки, спокойно, легонько, возбуждающе касались губок и волосиков.  Хлебнул
и тепло окатило меня с верху до низу, словно волна прибоя. Она  оставила
бутылку подле себя, хотя так и должно было статься. Так я  и  хотел,  но
она опередила меня. Прелестная женщина.
   - Теперь можешь мне показать, как ты обычно лежишь,  когда  отдыхаешь
дома на диване? О, как хорошо.
   Я уселся поудобней на камне, выпрямился, нашел плоскую  платформу  из
известняка, положил на нее лист бумаги и начал рисовать. Сначала  только
контуры. Рука как будто летает над бумагой, как бабочка над цветком. Да,
порхает, только контуры. Порхает, играется. Сейчас главное  линия,  надо
прочувствовать, ее, женщину. У каждой женщины есть своя неповторимая ли-
ния. Именно в ней сокрыта гармония любви. Быть может, та,  что  проходит
по плечу? Иль та, что спускается к черному, манящему  треугольничку?  Ан
нет, вот, грудь и сосочек. Да, возбужденный сосок.  Это  концентрация  и
медитация. Упавшая звезда здесь предо мною. Рождение  в  замкнутом  теле
одной женщины. Она смеется, она не понимает, что она значит для меня те-
перь. Вино играет с ней в веселые игры? Что ж, это прекрасно, как и  она
сама, когда вот здесь и в эту секунду передает мне самое главное, что  в
ней есть. Нет, не тело. Любовь, рождение, свою жизнь. Она  не  замечает,
как я краду ее самое важное, то, что больше никогда и никто не сможет  у
нее взять. Нет, я не даю ей ничего взамен. Плоть и страсть. Да,  в  этих
словах сокрыта сила, но не та, которую я краду, словно нищий,  голодный,
умерщвленный, продавший свою душу дьяволу человечишка.  Я  краду  тогда,
когда она этого не замечает. Когда я  властен.  Нет!  Когда  беззащитен.
Когда в ее красоте, открываю волшебство окружающего  мира.  Вот  в  этом
штрихе, или в этой самой линии, которую ищу каждое мгновение...  Вор  не
знающий своего желания, вор, который тащит самое ценное, что есть у  де-
вушки, у девы - ее улыбку. Я ее украл тогда, вчера, когда, пылая, сгорая
дотла, мы пили чашу греха, теперь осталось ее вернуть. Да, надо вернуть.
   Вовка был прав, так происходит всегда.
   - Уже поздно, давай, я тебя накрою?
   - Поздно? - спросила она сквозь веселое икание. - Но ведь все  только
начинается? Ты закончил рисунок?
   - Да, позволь тебя укрыть. Ты славно  потрудилась  для  меня,  поспи,
завтра будет лучше.

   Она проснется в своей палатке. Долго не будет понимать, почему в сво-
ей, а не в моей, где я, что произошло? Она не заметила, как вчера в све-
те Луны и очага, я поставил ее палатку, собрал свою. Уложил ее, надел на
себя рюкзак, положил ей под руку рисунок и ушел.
   Там, на бумаге, ей все объяснит несколько слов:
   "Портрет, рисуемой мною, каждый раз новый. Для  каждой  девушки.  По-
ка... Пока он не получится. Тогда я беру его, беру ластик, закрываю гла-
за, представляю себе ее и стираю... мысленно, проводя рукой  с  ластиком
по бумаге, и все начинается заново.





   "Другой"


   Действующие лица:
   Владилен А. Ситников - главный герой.
   Инга В. Милова - главная героиня.
   Анна К. Паненко - главная героиня.
   Павел Федосов - блюзмен, актер.
   Некоторые эпизодические личности: А. Колеватов, Ю. Панасик, Х. Корта-
сар, Н. Ремизова, А. Камю, Н. Виноградова, К. Дараган, М.  Сиражетдинов,
Р. Декарт, Б.Г., А. де Сент-Экзюпери, М. Борзаков - меломан.
   Некоторыми читателями замечено появление Бога, но это оставляю на суд
читателей.


   Первая часть
   "А штурм Берлина - это впечатляет", - подумал я, проходя около  полу-
ночи по темному коридору в сторону своей  комнаты.  Эта  мысль  посетила
сонную голову не случайно. Там, где книжный шкаф уходил к потолку  среди
разных справочников,  стояла  книжка  годов  пятидесятых  под  названием
"Штурм Берлина", которая очень часто привлекала внимание в детстве из-за
недосягаемости.
   Когда я вошел в комнату, еле-еле различил в темноте, куда нужно  было
идти дальше. Включил настольную лампу. Переоделся и побрел на кухню, зе-
вая и борясь с наступающим и всеохватывающим  сном.  На  плите  остывший
ужин ожидал моего нашествия. В тарелке предо мной разыгралась битва. Жа-
реный картофель отстаивал свои позиции не долго, а котлета все-таки ока-
зала достаточно сильное сопротивление, чтобы быть посланной в мою утробу
последней. Мир наступил на кухне после стакана  прохладного  молока  "33
коровы".
   Я вернулся в комнату. Приоткрыл окно. Волшебный и манящий к себе  ве-
терок окутал меня занавесками и внезапно же отпустил. Я выключил лампу в
60 ватт и заснул.
   - Семь часов!!! Пора вставать! - мамин голос вырвал меня  из  объятий
сна. Казалось, прошло всего несколько минут, как будто  вообще  не  было
никакого сна. Мне не снилось ничего. Я живу без этой непонятной в  своем
бытии реальности ночи. Но глаза открылись. Передо мной белизна  потолка.
Из окна прохладный мой вечерний знакомый ветерок вновь  поигрывал  зана-
весками. Через дверь комнаты было слышно, как в квартире вновь начинает-
ся жизнь. Папа зашел и также громогласно объявил, что уже пятнадцать ми-
нут восьмого. Родители следовали точным инструкциям, оставленным  сыном.
Им разрешалось даже использовать воду для достижения положительного  ре-
зультата.
   Усилием воли поднял себя. Сначала из-под одеяла появились большие но-
ги, а затем и все оно было откинуто прочь. Потянувшись,  широко  зевнул,
начал утренний, почти автоматический, процесс собирания себя к выходу  в
свет. Ванна и душ. Затем завтрак, утюг и рубашка, утренний кофе,  лезвие
бритвы, одежда. Вскоре я был готов.
   Спускаюсь на первый этаж. Четвертый, третий, второй...  Щелчок  замка
на двери подъезда, усилие и громадная железная дверь  открыта.  И  снова
утро мая в полной своей красе. Веселый щебет маленьких птичек,  мяуканье
кошек, сонные прохожие. Выхожу из двора и направляюсь по улице Усачева в
сторону станции метро "Спортивная". Вокруг дети, которые спешат,  должно
быть, в школу, взрослые, бегущие сломя голову на работу. Я иду спокойно,
и абсолютно не думаю о времени. И зачем студенту спешить? Лектор  же  не
уйдет.
   Погружаюсь в метро. Одна остановка и батюшка "Университет". Маленький
эскалатор. Обычно, когда уже на ступеньках, взгляд падает на толпу  соб-
ратьев-студентов у подножия (к администрации станции не всегда  приходит
мысль, что за короткий промежуток между 8.30 и 9.10 через это узкое мет-
ро-пространство проходит половина МГУ, а,  следовательно,  и  появляется
большая толпа). Никого не увидел. Движущаяся лестница заканчивается, и я
покидаю андеграунд.
   На улице все разделяются. Одни, физики,  в  сторону  главного  здания
МГУ, другие и я вместе с ними, гуманитарии, в сторону  первого  корпуса.
Как повелось в начале XX века так и разделяемся.
   Очень интересен переход через Ломоносовский проспект. Математики  пе-
ресекают это препятствие вообще там, где нет светофора (однажды постави-
ли даже машину ГАИ отгонять студенческую братию, но  ничего  не  вышло),
гуманитарии также нарушают правила дорожного движения, но на это решает-
ся не всякий, потому что в этом случае риск совершенно грозит нашему су-
ществованию.
   Я решился. Наверное, начал спешить, а это совсем  не  полезное  дело.
Когда подошел к светофору уже мигал зеленый свет. Вся  проблема  в  том,
что проспект разделен на три дороги, средняя из которых самая большая  и
страшная. На мигающий зеленый я перебежал первую дорогу. Теперь надо бы-
ло побежать половину и подождать, когда проедут поворачивающие  с  прос-
пекта Вернадского машины. А теперь пробежать  перед  остальными,  только
что тронувшимися с места.
   Получилось! Я опять ощутил восхитительную  свободу  мая.  Все  яблони
цвели милым розовым. Оставшиеся стоять на красный свет, студиозы не  ок-
ружали меня своей мужественной и удушающей толпой. Иду и  радуюсь  себе,
маю.
   Затем ускоряю шаг.
   Так я и не заметил, как оказался у входа в университет. Когда вошел в
здание и прошел раздевалку, мне пришла мысль поговорить с Павлом о наших
репетициях в эти выходные. С ним я встречусь только после третьей  пары,
только тогда он появится на одиннадцатом этаже.
   Кстати, об этаже. Лифт спустился, и люди плотненько загрузились в не-
го (не больше 600 кг., иначе звонок).
   - Одиннадцатый, пожалуйста!
   - Извините, а седьмой?
   - Уже нажали, - отвечает грозный голос.
   - А шестой?
   - Ошиблись кабинкой, - острит он же.
   - На шестом этот не останавливается, -  объясняет  стоящая  рядом  со
мной девушка.
   "Филолог", - вздохнул мой внутренний голос.
   Так несколько этажей. К последнему остаюсь только я. Дверцы  открыва-
ются: "Alma mater!" Первая лекция - это всегда для меня борьба со  сном.
Ингочку не нашел, наверное, она опаздывает. Вокруг громадное  количество
рукопожатий и знакомых "привет". Все радостные друг от друга.  Отыскиваю
аудиторию, и она уже изрядно заполнена. Я оставляю свою сумку и  возвра-
щаюсь обратно с той же целью.
   - Привет, Наташ. Ты случаем Ингушека не видела?
   - Нет. Она еще не пришла.
   - Хорошо! Скажи ей тогда, если они подойдет, что я ее искал.
   Она кивнула головой в знак согласия и моргнула своими большими  глаз-
ками. Когда же моя рука легла на ручку двери нашей  аудитории,  услышал,
как согруппники говорили преподавателю, что я на лекции, но пока  только
в виде большой черной сумки в третьем ряду  слева.  Но  через  несколько
мгновений наши, с преподавателем, взгляды повстречались, и тот сам удос-
товерился, что я присутствую. Маленькая комнатка под номером  1120  была
полностью заполнена. Пройдя к моему "заместителю", и пожав  руку  соседу
Юре, понял вновь, что встретился с совсем ненужным мне предметом. Легкое
ощущение дремоты подступило ко мне через первые пять минут. Потом я  на-
чал проваливаться в сон.
   Сначала ты ощущаешь, как внутри тебя становиться тепло и уютно,  мед-
ленно твое тело перевоплощается в единый кусок сладкой ваты. Веки  нали-
ваются свинцом. Хочешь заставить себя не спать, но  организм  все  равно
берет над тобой вверх. Остается надеяться на свою сознательность, на мо-
ральные качества твоей личности: на совесть, на уважение к  преподавате-
лю, задумываешься, что сам будешь таким, и какой-нибудь бессовестный па-
рень также будет не стыдясь храпеть на твоей лекции. Ничего не помогает.
Я просто не понимаю смысла предмета. Нет, конечно, это  важно  и  нужно,
это просто необходимо, но не могу понять, зачем он мне как  философу-ре-
лигиоведу нужен. Не могу терпеть этого старика, который  заставляет  нас
высчитывать зоны возможного поражения от аварии на каком-то там химичес-
ком комбинате. Этим... а-а-а-а... должны заниматься отдельные службы,  а
не студенты... А-а-а-а-а... И веки захлопнулись...
   Посреди уже начавшегося полусна я осознаю,  что  это  не  реальность.
Нет, это точно не реальность, но чертовски приятно. Совершенно случайно,
когда мой супер-пистолет был направлен  на  преподавателя,  а  тот  меня
спрашивал о направлении ветра на момент аварии. Соскользнув с ладони ру-
ки, моя голова могла бы столкнуться с поверхностью стола, но  я  вовремя
понял - сплю. В моей тетради страница  покрылась  сетью  маленьких  чер-
нильных змеек от моей ручки - следы моих "засыпаний".
   Под бубнеж преподавателя я поворачиваюсь в сторону и замечаю  Антона.
Вот радость то. Есть чем заняться. У нас уже давно возникла  идея  напи-
сать что-то типа новой Божественной комедии.
   Антон, прочитав в моем пристальном и вопрошающем взгляде то, что было
мне не