йхстаг.  Трех
немцев - войну.
     Декан покорно .улыбнулся:
     -  Очень  интересно.  Но  непонятно,  какое  отношение  немцы  имеют  к
Покерхаусу.
     - А вы не спешите. Один итальянец - тенор. Два итальянца - отступление.
Три итальянца - безоговорочная капитуляция. Один  англичанин  -  идиот,  два
англичанина - клуб, а три - Империя.
     - Очень интересно, - повторил Декан.  -  Но  немножко  не  ко  времени.
Империю мы уже потеряли.
     - Потому что забыли: идиотизм  города  берет.  Непростительная  ошибка.
Считались безмозглыми хлюпиками - жили себе  припеваючи.  А  сейчас  -  хуже
некуда. Богдеры проходу не дают. Теперь как? С виду - серьезный  человек,  а
копни поглубже - дурак дураком. А раньше наоборот.  Ни  один  иностранец  не
разберется.  Вот  Риббентроп  заявился  в  Лондон  -  "Хайль  Гитлер,   ваше
величество!" Вернулся в  Германию  и  докладывает:  англичане,  мол,  сплошь
вырожденцы. Вот  его  и  повесили  в  сороковых.  А  чтоб  ему  приглядеться
повнимательней. Э, все одно, угодил бы на скамью подсудимых. А  все  потому,
что судил по внешности. - Сэр Кошкарт усмехнулся и победоносно  взглянул  на
Декана.
     - Может, вы и правы, - неохотно признал тот. - Ректор, конечно, дурак.
     - Умные парни почти всегда дураки. Заберут себе в  голову  какую-нибудь
блажь - и никак ты их не свернешь. Оттого и добиваются своего. Так вот у них
мозги устроены. Но в этом их беда. Из-за этого они  дальше  своего  носа  не
видят. Жизни не знают, людей не знают.
     Декан прихлебывал уже вторую порцию "Улисса" и с трудом, но  следил  за
сбивчивой речью сэра Кошкарта.  В  подпитии  воспринимать  ее  стало  легче.
Генерал выпил уже три бокала, и сидел, развалившись  в  кресле,  похожий  на
старого, но могучего зверя. Глаза  налились  кровью  и  хитро  поблескивают,
испещренный жилками нос хищно подергивается,  а  рыжеватые  усы  воинственно
топорщатся. Декан начал подозревать, что недооценил сэра  Кошкарта  О'Трупа.
Оглушенный грохотом быстрых, коротких, сыпавшихся,  как  горох,  словечек  и
шуточек - может, он был полковым барабанщиком? - Декан все-таки улавливал  в
этой какофонии нужную ноту. Он взял предложенную генералом сигару, попыхивал
ей и слушал похвальное слово глупости.
     - Вот я и говорю, идиотизм - штука  хорошая,  и  зря  мы  от  него  нос
воротим. С дурака что взять? Кто его всерьез принимает? А дурак заметит, что
ты на него  ноль  внимания,  изловчится  и  хвать  тебя  за...  за  мошонку.
Безотказный маневр. Вот и с Богдером так надо.
     - Хватать его за... Ну это слишком...
     - Его, поди, и хватать-то не за что. То-то жена  его  ходит  как  тень.
Тощая, бледная. Может, он больше мальчиков любит?
     Декан содрогнулся:
     - Не знаю, не знаю...
     - А жаль. Хороша приманка.
     - Приманка?
     - Ну, в капкан надо положить приманку.
     - В капкан? - Декан был не готов к разговору об охоте.
     - Западня. Бейте по слабому месту. - Генерал поднялся, отошел к окну.
     - "Овечка блеет, тигр прыгает". Это из "Стоки" {"Стоки  и  компания"  -
повесть Р.Киплинга (1893).}. Гениальная книга.
     - Ах, да, - вспомнил Декан, - я не упомянул еще кое-что.  Ректор  хочет
продать Райдер-стрит.
     Сэр Кошкарт, внимательно созерцавший свое  отражение  в  стекле,  резко
повернулся к нему:
     - Райдер-стрит?
     - Чтобы добыть средства на восстановление башни,  -  пояснил  Декан.  -
Собственность колледжа, трущобы, по правде сказать. Там живут слуги.
     Генерал сел и подергал ус:
     - Кухмистер тоже?
     - Кухмистер,  повар,  младший  привратник,  садовник  -  одним  словом,
прислуга.
     - Нет, так не пойдет. Нельзя оставить  старых  ломовиков  без  конюшни.
Нельзя  выгнать  их  на  улицу.  Старые  служаки.  Так  порядочные  люди  не
поступают. - Тусклые глаза генерала вдруг блеснули.  -  А  кстати,  неплохая
мысль.
     - Прошу вас, Кошкарт, - взмолился Декан, -  что-нибудь  одно.  "Так  не
поступают" и "неплохая мысль" - или то, или то.
     - Подумайте, как будет выглядеть Богдер? Плохая слава  для  социалиста.
Заголовки в газетах. Так их и вижу. И Богдер заткнется.
     Постепенно  до   Декана   начал   доходить   смысл   этой   шрапнельной
скороговорки.
     - А-а, - протянул он.
     Генерал злорадно подмигнул:
     - Неплохо задумано?
     Декан нетерпеливо наклонился к нему:
     - Слышали о таком субъекте, Каррингтоне? Корнелиус  Каррингтон.  Тип  с
телевидения. Распинается про экологию.  -  Декан  почувствовал,  что  и  сам
заразился шрапнельным стилем генерала, но он уже вошел в такой раж, что  это
его не смутило.
     У сэра Кошкарта горели глаза, а ноздри раздувались,  как  у  бронзового
боевого коня.
     - Прямо в точку. Влиятельный малый. Лучше не придумаешь. Грязная работа
по его части.
     - Правильно. Можете устроить?
     - Приглашу. Сноб. Визжать будет от восторга.  Навести  его  на  след  -
такое начнется!
     Довольно посмеиваясь, Декан допил свой джин.
     - Случай в его вкусе. И хотя мне претит мысль о еще большей  огласке...
Этот несчастный паренек, Пупсер, наделал нам массу  неприятностей.  Но  если
наш приятель Каррингтон заставит сэра Богдера призадуматься...  Вы  уверены,
что он приедет?
     - Приедет. Займусь этим. Мы в одном  клубе.  Не  знаю,  почему  его  не
забаллотировали? Обделаем дельце завтра.

     Вечером, покидая Кофт-Касл, Декан был  почти  счастлив,  хотя  еле-еле,
неверной походкой доплелся до машины. В привратницкой он заметил Кухмистера,
который сидел, уставившись на газовый рожок.
     "Надо спросить его, как мы выступили", - пробормотал Декан  и  вошел  в
привратницкую.
     Кухмистер поднялся.
     - Я не смог посмотреть регату сегодня. Как там?
     - Обошли нас, сэр, - удрученно ответил Кухмистер.
     Декан печально покачал головой:
     - Жаль, но не беда, наверстаем в мае.
     - Да, сэр, - подтвердил Кухмистер без обычного своего энтузиазма.
     "Стареет, бедняга", - подумал Декан и, оступаясь, побрел по двору  мимо
красных  фонарей,  освещавших   последствия   сексуальной   невоздержанности
Пупсера.


        - 13 -

     Корнелиус Каррингтон отправился в  Кембридж  на  поезде.  В  Британской
железной дороге есть что-то  устойчивое,  неизменное,  гармонирующее  с  той
сладостной тоской по прошлому,  которая  была  отличительным  признаком  его
программ. Он сидел в вагоне-ресторане, пил крепкий - и такой традиционный! -
чай, раздумывал  о  неожиданном  приглашении  сэра  Кошкарта  и  разглядывал
попутчиков. Поезд задребезжал мимо многоэтажек и фабрик Хэкни и Пондер-Энда.
Каррингтон поспешно отпрянул от окна -  отпрянул  от  вульгарности  реальной
жизни - и задумался:  а  не  попросить  ли  еще  чаю  с  тостом.  Каррингтон
предпочитал жить в собственном, отгороженном от реальности мирке. Мирке, где
царили пастельные тона, неопределенность, неуверенность. Однако, ораторствуя
на телеэкране, он и впрямь казался Иеремией, хотя  и  исполненным  кротости.
Передачи его выходили нерегулярно, но всегда очень кстати. В них  он  гневно
обрушивался на панельные многоквартирные дома,  порицая  их  с  моральной  и
эстетической точки зрения, и пел хвалу  затейливым  мостовым  и  причудливым
особнякам в псевдотюдоровском стиле: по его мнению,  они  воплощали  чистоту
нравов в  предместьях.  Но  крестовый  поход  Каррингтона  не  ограничивался
архитектурой. С истинно  религиозным  жаром,  но  без  малейшего  намека  на
какую-то конкретную религию он призывал к достижению недостижимых целей.  Не
один бедняга, пристрастившийся к денатурату благодаря программе Каррингтона,
прославился своими алкогольными наклонностями на  всю  страну,  а  несколько
наркоманов, испытывавшие  ломку  на  глазах  съемочной  группы  и  миллионов
зрителей, сами  не  подозревали,  что  их  корчи  имеют  такое  общественное
значение. Программы Каррингтона позволяли нескольким миллионам зрителей,  не
выходя из дома, почувствовать себя филантропами, а это, что ни говори, очень
приятное чувство. И как-то так выходило, что все в этом  мире  хорошо,  хотя
все из рук вон плохо. О чем бы ни  шла  речь,  Корнелиус  Каррингтон  всегда
ухитрялся сочетать обличительный пафос с развлекательностью, и если и сгущал
краски, то вслед за тем немедленно успокаивал перепуганных зрителей. Он  был
прямо-таки создан для этого: его облик, манеры могли успокоить кого  угодно.
Он олицетворял саму надежность  и  человечность  британского  образа  жизни.
Пусть полицейских убивают на каждом  углу  (а  послушать  Каррингтона  -  их
отстреливали сотнями), все равно закон защитит честных британцев.
     Словом, всезнающий Корнелиус Каррингтон был для  телезрителей  тем  же,
что плюшевый мишка для перепуганного малыша.
     Итак, Каррингтон сидел  в  вагоне-ресторане,  любовался  мелькавшим  за
окном пейзажем Броксборна и пытливая  мысль  его,  отвлекшись  от  пирожных,
вновь обратилась к причинам приглашения сэра Кошкарта, слишком неожиданного,
чтобы  быть  чистосердечным.  Каррингтон  с  любопытством  выслушал  рассказ
генерала о недавних событиях в Покерхаусе. Вообще он старался не иметь  дела
с колледжем: у него, как и у  сэра  Богдера,  были  связаны  с  этим  местом
неприятные воспоминания. Но Каррингтону показалось,  что  перемены,  которые
порицал сэр Кошкарт в других колледжах и от которых хотел уберечь Покерхаус,
могут  стать  темой  передачи  о  Кембридже.  "Университет  глазами  старого
студента" - заманчиво. Однако он отклонил приглашение генерала  и  прибыл  в
город инкогнито, как разведчик.  Конечно,  в  Покерхаус  он  наведается,  но
остановиться лучше в "Бельведере". Никто  не  скажет  потом,  что  Корнелиус
Каррингтон укусил руку, которая кормила его. Журналист и доехать не успел до
Кембриджа, а в голове его уже складывался сценарий программы.
     Вокзал - отправная точка.  Попробуем  извлечь  из  нее  мораль.  Вокзал
построен  в  1845  году  далеко  от   центра   городка   -   по   требованию
университетского начальства. Почему?  Они  боялись  его  пагубного  влияния.
Разумная предусмотрительность или же  тупой  консерватизм?  Решать  зрителю.
Каррингтон беспристрастен. Следующие кадры - ворота колледжа, геральдические
звери, полуразбитые  статуи,  часовни,  позолоченные  шпили  башен.  Мантии.
Мостик Вздохов. Сырой материал, но в умелых руках он заиграет всеми  цветами
радуги.
     Каррингтон  взял  такси  до  "Бельведера".  Но  это  был  уже  не  тот,
привлекательный  своей  старомодной  пышностью  отель,  что   в   годы   его
студенчества. На месте прежнего отеля вырос  современный  монстр,  кричащий,
безвкусный памятник торгашескому духу XX века.  Каррингтон  рассвирепел.  Ну
теперь-то он точно сделает передачу о Кембридже! С возмущением отряхнул он с
ног  обезличенный  прах  "Бельведера"  и  поехал  к   "Синему   кабану"   на
Тринити-стрит. Здесь тоже многое изменилось, но снаружи гостиница  выглядела
прилично, как в XVIII веке, и Каррингтон успокоился. Не быть,  но  казаться.
Видимость - главное в жизни.

     Раньше Кухмистер с готовностью подписался бы под  этим  изречением,  но
теперь, когда Райдер-стрит угрожала опасность, а репутация колледжа страдала
от презервативной лихорадки Ректора, ему было не до видимости. Он затаился в
привратницкой,   не    приветствовал    членов    Совета    своим    обычным
грубовато-почтительным  "Доброе  утро,  сэр",  угрюмо  встречал  смельчаков,
забегавших к нему за почтой и пресекал  всякую  попытку  завязать  разговор.
Уолтер, младший привратник, находил, что с Кухмистером стало тяжело.  Легко,
положим, не было никогда, но за последние дни Кухмистер довел его до  белого
каления. Часами старший привратник сидел, уставившись на  газовый  рожок,  и
размышлял о своих обидах. "Права не имеют!" - взрывался  он  вдруг,  да  так
яростно, что Уолтер подскакивал на табуретке.
     - Какого права? - неосторожно спросил он в первый раз.
     - Не лезь, - огрызнулся Кухмистер, и у  Уолтера  пропала  всякая  охота
выяснять у старшего привратника, что же его так раздосадовало.
     Даже не отличавшийся чуткостью  Декан  обратил  внимание  на  состояние
Кухмистера, когда тот, как побитая собака, приплелся к  нему  с  ежеутренним
докладом,  остановился  со  шляпой  в  руках   около   двери,   пробормотал:
"Происшествий никаких, сэр" - и бочком выбрался из комнаты. Декан углядел  в
этом  скрытый  упрек  и  думал  было  поставить  привратника  на  место,  но
сообразил, что его сбило с толку  сравнение  с  собакой:  как  ни  крути,  а
Кухмистер все-таки человек. У Декана остался  неприятный  осадок  от  этого,
посещения. Ну, раз нельзя поставить привратника на место, может, пришла пора
лишить его места, отправить на покой?  А  то  он,  чего  доброго,  запятнает
какой-нибудь новой бестактностью свою безупречную репутацию. Впрочем, Декану
некогда было беспокоиться о слугах, хватало хлопот с Ректором.
     Но если Декану Кухмистер и раньше не оказывал должного почтения, то  по
отношению к другим членам Совета он просто распоясался. Особенно страдал  от
него Казначей. "Вам чего надо?"  -  злобно  встречал  его  Кухмистер,  когда
Казначей по неотложному делу заходил в привратницкую. Не вызывало сомнений -
единственная просьба, которую Кухмистер с охотой исполнит, это - "Будьте так
добры, подбейте мне глаз", а почту приходилось выпрашивать или  чуть  ли  не
отнимать силой. Она регулярно опаздывала дня на два, телефон не  соединялся,
короче. Казначей очутился в полной изоляции. Казалось, только сэр Богдер рад
видеть его, и Казначей укрывался в  доме  Ректора  и  коротал  там  время  в
бесконечных совещаниях, стоически перенося общество леди Мэри и стараясь  не
замечать ее выпадов. Так он оказался  между  Сциллой  в  лице  Кухмистера  и
Харибдой в обличье супруги Ректора, не говоря уж о том, что приходилось  ему
выносить, обедая с коллегами. И  сэр  Богдер  тоже  не  подарок.  Он  упорно
отказывался верить, что его прожекты невыполнимы... Что финансовое состояние
Покерхауса не позволяет... Как-то раз в одном таком споре Казначей  упомянул
о новой выходке Кухмистера:
     - А ведь он обходится нам в тысячу  фунтов.  Немного  больше,  учитывая
плату  за  квартиру  на  Райдер-стрит.  Значит,  все  служащие  колледжа   -
приблизительно в пятнадцать тысяч ежегодно.
     - Кухмистер не стоит таких денег,  -  решительно  сказал  Ректор.  -  И
поведение его невыносимо.
     - Да, он невежлив, - мягко согласился Казначей.
     - Дело не только в этом. Он ведет себя так, будто он здесь хозяин. Надо
его уволить.
     В принципе. Казначей ничего не имел против. В  Покерхаусе  легче  будет
дышать, если убрать из привратницкой этого невозможного человека.
     - Ему скоро на пенсию, - сказал он. - Осталось недолго терпеть.
     - Мы не можем позволить себе ждать. Это непозволительное разбазаривание
наших и без того скудных средств. Зачем держать  двух  привратников?!  Зачем
держать на кухне дюжину дебилов, хватило бы одного толкового официанта!
     - Но Кухмистер уже стар... - робко сопротивлялся  Казначей.  Перед  ним
замаячила  жуткая  перспектива  -  необходимость  сообщить  Кухмистеру,  что
Покерхаус не нуждается в его услугах. Миссия не для слабонервных.
     - А я что говорю? - Сэр Богдер был непреклонен.  -  Кухмистер  стар,  а
Уолтер молод. Нам не до сантиментов. Казначей. Известите  Кухмистера.  Пусть
поищет себе другое занятие. Что-нибудь да найдется.
     - Давайте  подождем  до  продажи  Райдер-стрит,  может,  денежные  дела
колледжа поправятся, - начал было Казначей, но Харибда поглотила его.
     - Наймите на его место женщину, - предложило чудовище.  -  Работа-то  -
принимать гостей, и все. Долой отжившие традиции!
     Сэр Богдер и Казначей оторопело переглянулись.
     - И нечего глаза пялить.
     - Дорогая моя... - начал сэр Богдер.
     Но леди Мэри и слушать не желала:
     - Привратница - это как раз то, что необходимо современному колледжу.
     - Но в Кембридже никогда не было привратниц... - лепетал Казначей.
     - Не было, так будут.
     Вмешательство леди Мэри все испортило.
     Невозможно стало тянуть с увольнением Кухмистера, пока привратник  либо
образумится, либо восстановит против себя всех членов  Совета.  Перепуганный
до смерти Казначей напрасно метался в поисках выхода. Обратиться  к  Декану?
Нет, Декан не простит измены, мосты сожжены, нельзя второй раз менять фронт.
Казначей вернулся к себе в кабинет. Переговорить  с  Кухмистером  лично  или
написать? Официальное письмо - самое  простое  решение.  Но  лучшие  чувства
восторжествовали   над   природной   робостью.   Казначей    набрал    номер
привратницкой.  "Разделаюсь  -  и  гора  с  плеч",  -  думал  он,  терпеливо
дожидаясь, когда Кухмистер подойдет к телефону.
     Вызов в кабинет Казначея застал Кухмистера в редком настроении уныния и
раскаяния. Уныние не было редкостью, но на этот раз  Кухмистер  думал  не  о
себе, а о колледже, который падал  с  каждым  годом  все  ниже  и  ниже.  Но
напрасно он нападал на членов Совета. Не могли они стакнуться с Богдером, не
могли. Один Ректор в ответе, остальные - лишь жертвы.
     - Интересно, что ему понадобилось? - пробормотал Кухмистер, постучав  в
дверь Казначея.
     - А, Кухмистер! - У Казначея вспотели ладони. - Хорошо, что вы пришли.
     - Вы вызывали меня? - Кухмистер переминался с ноги на ногу.
     - Да-да, садитесь.
     Кухмистер присел на деревянный стул.
     Казначей судорожно перебирал бумаги на столе.
     - Даже не знаю, как начать, - сказал он, обращаясь к дверной ручке.
     Но Кухмистер неспособен был оценить подобную деликатность:
     - Что такое?
     - Понимаете,  Кухмистер,  финансовое  положение  колледжа  основательно
пошатнулось...
     - Знаю.
     -Так вот. Мы уже давно подумываем необходимости кое на чем экономить.
     - Не на кухне, надеюсь.
     - Нет. Не на кухне.
     Кухмистер задумался.
     - Не трогайте кухню, - попросил он. В Покерхаусе  всегда  была  хорошая
кухня.
     - Уверяю вас, я говорю не о кухне, убеждал Казначей дверную ручку.
     - Вы-то, может, и не о ней, а Ректор нее добирается. Ишь что  придумал!
Самообслуживание! Он же говорил об этом на Совете.
     Тут Казначей взглянул на Кухмистера:
     - Не знаю, откуда у вас подобные сведения...
     - Неважно. Это правда.
     - Ну... может быть. Может, что-то такое
     - Так вот, - перебил Кухмистер, - это не дело. Не позволяйте ему.
     - Откровенно говоря. Кухмистер, речь  идет  о  кое-каких  изменениях  в
системе обслуживания.
     Кухмистер нахмурился:
     - Я же говорил.
     - Но не будем обсуждать...
     - Обратитесь к выпускникам Покерхауса. Они помогут колледжу. Вы  небось
еще не обращались?
     Казначей покачал головой.
     - Богатые джентльмены не перевелись, сэр, - заверил  его  Кухмистер.  -
Они не допустят перемен в столовой.  Они  спасут  нас  от  самообслуживания.
Попросите их.
     Казначей  уже  и  не  знал,  как  вернуть  Кухмистера  к  главной  теме
разговора:
     - Придется сэкономить еще кое на чем.
     - Продать Райдер-стрит, что ли?
     - Ну... Да... И...
     - Лорд Вурфорд такого не допустил бы.
     - А что остается? Денег нет... - мямлил Казначей.
     - Всегда деньги. Все валят на деньги.  -  Кухмистер  встал  и  пошел  к
двери. - Значит, если у Вас нет денег, надо  продавать  мой  дом?  Права  не
имеете! Прежде такого не случилось бы!. - Он хлопнул дверью.
     Казначей  сидел  за  столом,  смотрел  вслед  привратнику  и   вздыхал.
"Придется написать ему", - думал  он  в  отчаянии.  Удивительно,  почему  он
боится Кухмистера? Так прошло минут десять, вдруг в  дверь  постучали  и  на
пороге вновь выросла фигура старшего привратника.
     - Да, Кухмистер? - спросил Казначей.
     Кухмистер сел на деревянный стул.
     - Я думал о том, что высказали.
     - В самом деле? - Казначей пытался вспомнить, что он сказал.  Кухмистер
ведь не дал ему и рта раскрыть.
     - Я готов помочь к