медленно  приблизился к нему.
Младенец повернулся, и Седой  увидел истасканное лицо Артура. Тот смотрел на
Седого с  любопытством  и  вдруг как-то нахально,  словно шлюха.  подмигнул.
Седой закричал и проснулся...

45.
     За  окном  шумел  дождь,  застыли  по стенам  хранители сокровищ. Седой
потуже  завернулся  в  шинель,  но  какой-то  скребущий  звук  заставил  его
подняться.

46.
     Любка шла сквозь  дождь. За ней увязался молодой человек в  автомобиле,
но Любка  не замечала его.  Перед  самым  домом Артура  она  задержалась  на
минуту, чтобы увидеть в окне свет.
     - Кто здесь? - спросил тревожно Артур, вглядываясь в темноту. Сверкнула
молния, и Артур узнал Любку. - Ты? - вскричал он и отступил в сторону.
     Любка вошла и встала, молча глядя на Артура. Волосы ее вымокли, по лицу
бежали струи воды.
     - Так и будем здесь стоять? - усмехнулась она.
     Артур  посторонился, взмахнув  бордовыми  крыльями  халата. В  гостиной
звучал Моцарт.  Любка влезла в большое кресло с ногами, не проявляя никакого
интереса к Артуру.
     - Моцарт? - зачем-то спросила она.
     - Да, - напрягаясь, ответил Артур.
     - Моцарт умер.
     - Может быть, вина? - Артур явно растерялся.
     Любка протянула руку, Артур подал ей фужер вина. Любка выпила залпом.
     - Вино кислое. Вино кислое, и Моцарт умер.
     - Моцарт жив, - возразил Артур.
     - А? - Лобка словно  увидела Артура впервые. Вдруг она задрожала, стуча
зубами, тревожно озираясь, как зверек в клетке.
     - Ты промокла, - Артур укрыл ее пледом, - Может, растереть?. .
     - Потом, - нехорошо усмехнулась Любка.
     - Еще вина?
     -  Водки!  - и выпила  залпом, тут же  закурив сигарету.  -  Не ожидал?
-снова усмехнулась Любка.
     - Ты же знаешь...
     -  Вот  я и  пришла,  -  пьяно  хихикнула  Любка.  Поднялась  и, обойдя
гостиную,  внимательно  рассмотрела ампирную с позолотой  мебель,  старинное
оружие,  развешенное по  стенам  на  узорных  восточных  коврах,  картины  в
золоченых рамах, статуэтки, старинные книги в  шкафах, фарфор, белый рояль в
глубине. На полу валялись уже запылившиеся  карточки. Любка  подняла одну из
фотографий, где она прижималась щекой к Артуру.
     - Ой, какой хорошенький, - рассмеялась Любка  и снова нахмурилась.  - А
ведь  тогда,  в  детстве, я была влюблена  в  тебя по уши.  Ты был  такой...
романтический... - она снова рассмеялась и потянулась, хрустнув плечиками. -
Ду-ура...
     Она подошла  к роялю и,  как заправский тапер, держа  во рту  сигарету,
сбацала виртуозный рэгтайм.
     - Ты прекрасно играешь.
     - В свое время предки цепями приковывали, -  Любка прошлась по комнате,
трогая пальцами статуэтки, и, не глядя на Артура, неожиданно закричала.
     - Выпей водки? Трясешься, аж противно.
     Артур выпил послушно и предложил Любке вина.
     - Вино  кислое! - Любка открыла  наугад  ящик  бюро и вытащила  изящный
браунинг со змейкой на ручке. - Ого... Поиграем?
     - Во что? - нерешительно усмехнулся Артур.
     - В кошки-мышки... - Любка вдруг хищно посмотрела на Артура и тщательно
в него прицелилась.
     Артур вытер пот со лба.
     - Это игрушка... Пугач.
     -Единственная стоящая вещь...  И та фальшивка, - Любка бросила пистолет
в ящик.
     - Мне не очень понятно твое возмущение, - Артур развел руками-крыльями,
муаровый тусклый узор на ткани халата заиграл новым цветом.
     -  Это  от  того. что вино кислое, - Любка хихикнула.  - А  ты похож на
бабочку... Есть такая бабочка - махаон. - Любка поискала глазами. Надела ему
на голову корзинку, воткнув в нее два павлиньих пера. - Вот так... Летай!
     Артур молчал.
     -  Ну, что  же  ты? - Любка налила ему и себе водки. Они выпили.  - Так
лучше... - Любка уселась в кресле. - Ну же, пошел!
     Артур  "полетел",  как большая бордовая  бабочка, взмахивая крыльями  и
вздрагивая павлиньими  усиками. Он "летал" долго, пока не заметил, что Любка
не смотрит на него. Артур замер. Сигарета в пальцах Любки догорела и обожгла
ее.
     - Черт! - она,  наконец, увидела Артура. Поднялась и сдернула с  головы
корзинку. - Ну,  какая ты бабочка!  Ты же паук...  Все к себе, все к себе...
Дом - чаша! - она пошевелила в воздухе пальцами. - Де-нежки. Тут даже воздух
медяками пахнет. Дешевыми потными медяками... Ты и меня хочешь...  приобщить
к коллекции. Но ведь всего не купить.  Все равно всего не купить... Какое же
ты  все-таки дерьмо! Гораздо хуже моего партийного папочки,  которому ты так
верно служил!  - Она  снова  рассмеялась,  грозя  пьяно  пальчиком, и  вдруг
добавила зло,  не  глядя  нас  Артура, -  Ну,  тем и  лучше! -  губы  Артура
скривились.  - Ладно, не плачь. Где здесь у тебя кровать? -  Артур посмотрел
недоумевающе. - Что ты идиота корчишь? - Любка усмехнулась и сдернула с себя
платье.
     Артур затрясся. Любка смотрела поверх него, и глаза ее были пусты.


     Они  не видели, как с  улицы,  снизу  смотрел  на  окна квартиры Артура
Марсель, как он взял кусок глины, вложил туда принесенную с собой фигурку из
хлебного мякиша, наподобие тех, что делал Леший, и пошел ближе к дому, глядя
на окна.
     47.
     Седой пошел на  шорох и, отодвинув задвижку, распахнул дверь. У  порога
лежал  Старик  с  разбитым лицом и слабой рукой царапал косяк. Седой взвалил
его на плечи и отнес в  убежище. Старик что-то бормотал по-итальянски. Седой
наклонился,  пытаясь  разобрать, но так ничего и не  понял. Наконец,  Старик
уснул. Седой поднялся и вышел на крышу башни.
     Дождь уже кончился. Прогрохотала первая электричка. Журчал внизу ручей.
Было слышно, как падают тяжелый капли с листвы.
     Седой до боли  в глазах всматривался в синеющую  даль, но острова так и
не увидел.

48.
     Седой стоял у  окна-бойницы и наблюдал за Чекушкой. Чекушка расставил у
речушки мольберт и с остервенением писал. Старик  с  Иваном кроили  на столе
паспарту.  Горелый  лежал  на  нарах, как  вдруг вскочил и,  схватив тюфяки,
бросился  к   провалу  и   принялся  бросать   их   вниз.  Старик  с  Иваном
переглянулись.
     - Ты чего? - спокойно спросил Седой, подойдя.
     - Не могу больше!
     - А спать будем на чем? - усмехнулся Седой .
     - Хоть  на  гвоздях! Всего  поискусали!  Леший, гад,  и тут постарался!
-Горелый взглянул на недоумевающего Седого. - Клопы! - показал Горелый пузо,
- Всего искусали...  Спать не могу! Жрать не могу! Ничего не могу! Ну,  что,
так и будем отсиживаться, а? За счет Чекушки, а?
     - Может,  это аллергия?  -  Седой с  преувеличенным вниманием  осмотрел
живот Горелого. Горелый отшвырнул его руку.
     - Ты мне глазки не заговаривай!.. На дело надо идти, Седой.
     - Какое?
     -  Крутое. Чтоб верняк. Кассу надо  брать или магазин, баню, я не знаю!
Не могу я больше здесь торчать! Или на дело,  или уйду я от вас... - Горелый
отвернулся,  спрятав глаза.  -  Я ведь  поверил...  В  остров  этот сраный -
поверил...
     -  Я  понимаю,  -  Седой  помолчал.  -  Подожди  чуток.  Мы  придумаем.
Что-нибудь обязательно придумаем.



49.
     Любка  закончила  писать  и,  сложив лист  вдвое, положила  на середину
стола. Посмотрела в зеркало - на  нее смотрело  старушечье сморщенное  лицо.
Она отвернулась и вышла из  комнаты.  Порыв  сквозняка сдул лист со стола на
пол под диван. Остался торчать только краешек.
     _ _ _ _ _ _ _ _ _ _

     Артур стоял на посту, на том же месте, где стоял когда-то Седой.  Любка
вышла из дома и, не глядя по сторонам, сгорбившись, пошла  по дорожке. Артур
незаметно следовал за ней.
     Она  уже устала ж  присела на  скамью, когда вдруг  услышала вдали едва
уловимый призывный крик проходящего курьерского.
     Любка вскинула  голову,  как  борзая, медленно поднялась и заспешила на
далекий  зов.  Артур  едва  успевал  за  ней  и  в  конце концов  потерял  в
привокзальной толпе. Он долго брел наугад и наконец увидел ее.
     Любка  стояла  на   железном  пешеходном   мосту  и  смотрела  вниз  на
разбегающиеся рельсы.  Из  подошедшей электрички  высыпал  народ с  сумками,
баулами,  тележками  на  колесиках.  Любка их  ненавидела. Ненавидела она  и
певицу-пенсионерку, певшую  бодрые комсомольские  песни под баян. Ненавидела
солнце,  небо, весь этот издыхающий в судорогах  город. Электричка, наконец,
ушла, и вдали показался ревущий, неотвратимо приближающийся товарный состав.
     Любка вцепилась пальцами в  перила, наклоняясь вперед. Налетевший ветер
вздыбил ей  волосы. Сверкающие рельсы  приближались, сливаясь в одну сияющую
дорогу. Товарный  ревел, вырастая...  Любка зажмурилась и отпустила  руки...
Вдруг она почувствовала, что висит в воздухе. Она открыла глаза.
     Внизу летел  товарняк.  Мелькали  желтые  цистерны, платформы  с лесом,
песком,  углем...  Она  повернула голову и увидела перед  собой перекошенное
лицо Артура - в последнюю секунду он успел  схватить Любку за  полы плаща  и
сейчас тянул изо всех сил.
     Когда Любка осознала себя,  уже  стоя  посреди онемевшей  публики,  она
обернулась и, посмотрев вниз, за перила моста, потеряла сознание.

50.
     Посреди  убежища стоял  накрытый простыней  с фиолетовым клеймом  стол,
ломившийся от яств: дымилась  картошка, таяли ломтики сала в миске,  пыхтели
сосиски. поджаренные  на  вертеле из проволоки, настоящий абрикосовый компот
отсвечивал  оранжевым  от множества свечей на  торте с надписью: "Чекушке от
друзей", самолично изготовленный Стариком. Старик в  белом поварском колпаке
держал его в руках.  Рядом  выстроились Седой с кистями и коробкой пастели в
руках, Горелый с набором акварели.
     - Давай, - скомандовал Седой.
     Иван торжественно ввел Чекушку и сдернул  ему повязку  с  глаз. Чекушка
захлопал ресницами и вдруг расплакался.
     - Ты чего? - растерялся Иван.
     - Спасибо, - вытер слезы Чекушка и улыбнулся.
     Иван  молча  протянул   ему  пакет,  перевязанный  веревочкой.  Чекушка
развернул - в нем оказалась тельняшка, которая была тут же надета. Тельняшка
была  так велика,  что  низ  ее  доставал до пола.  Седой подвернул  Чекушке
рукава.
     - Ты теперь не просто матрос. Ты - морской король, - Седой  поднял край
тельняшки  как  мантию, Иван затрубил губами  немыслимый  марш,  и  компания
уселась за стол.
     _ _ _ _ _

     - Ничего  был тортик, - отдыхиваясь, Горелый похлопал себя по животу. -
Каждый бы день гак...
     -  0,  если  бы вы  знали,  как готовила его моя матушка, -  погрустнел
Старик.
     - А моя... -Чекушка осекся.
     - Чего ты, - хлопнул  его по плечу Горелый.  - Подумаешь, мать...  Меня
мамуля вообще в тюрьме родила.  Так  что я еще в пузе сидел, а  уж за дверью
часовой  топал. А  как  глаза  растопырил - вот она мать  родная, решеточка.
Родней не бывает. А ты говоришь.
     - А  у меня нет  мамки и сроду не было, - чуть ли  не хвастаясь, заявил
Иван. Он  подкинул в  огонь  поленьев,  и пламя выхватило  из полумрака лица
друзей.
     - Ты из пробирки, что ли? - заржал Горелый.
     - Может, и так... Зато я москвич... Московский то есть...
     - Это как? В Кремле подобрали? - съехидничал Горелый.
     - Нет. На  рельсах. Это мне потом в детдоме рассказывали. Ушел поезд, а
на рельсах  сверток,  -  с  гордостью продолжал Иван. - Бабка слышит, кто-то
пищит. Подходит - а там... - Иван заразительно рассмеялся, а вслед за  ним и
вся  компания, - а там черный, то  есть я.  Она давай кричать: "Ой, батюшки,
черт! Ой, пропала я! - Иван так и покатывался со смеху.
     - А почему московский-то? - вытер слезы Горелый, продолжая хихикать.
     - А поезд был "Москва -Воркута", - торжественно заключил Иван.
     - А где твоя  мама? - спросил  вдруг Старик  у Седого. Седой промолчал.
Иван, наклонившись к уху Старика, зашептал:
     - В Америке они... Уехали работать,  а он... Он не поехал. У него здесь
девушка...
     Седой   метнул  взгляд  в  сторону  Ивана,  и  тот  сразу  замолчал.  В
наступившей тишине вдруг все услышали, как к дому подъехала машина, хлопнула
дверца. Переглянувшись, компания подкралась к окнам и осторожно выглянула.
     Внизу Питон  выставлял из  багажника бутылки с  бензином. Ему  суетливо
помогал Плесень. Темный сидел в машине, открыв дверцу и курил.
     -  Нужно это тебе, -  лениво тянул  он,  усмехаясь. - Переться в  такую
даль...
     - А вот это видишь? - заревел Питон, показывая на лиловую шишку на лбу.
Глаза тоже заплыли и превратились в узкие щелочки.
     Плесень не выдержал и прыснул в кулак.
     - Тебе смешно. а мне  - нет.  Спалю их гнездо к чертовой матери...  Эй,
вы! - заревел снова Питон, - есть кто?
     Компания затаилась.
     - Ну и черт с вами...
     Питон бросил  пару бутылок в окно залы и, запалив последнюю, бросил  ее
вдогонку. Раздался хлопок, и пламя забушевало.
     - Ну, все, что ли? - раздраженно буркнул Темный. - Поехали.
     Поджигатели запрыгнули в автомобиль и уехали.
     Ребята, разобрав одеяла и шинели, бросились тушить огонь.

51.
     ... Горел костер на берегу озера. Школьники, весело гомоня, расставляли
палатки,  разворачивали  удочки,  кто-то  уже  успел   залезть  в   воду,  и
учительница  бегала по берегу, что-то крича. Любка и  Седой, переглянувшись,
взялись  за  руки  и  побежали  вдоль берега  по покрытой  хвоей  земле. Они
миновали рощу и  спустились к  маленькому, идеально  круглому озерцу.  Любка
забегала вперед, вертясь и подпрыгивая,  снова возвращалась  и все хохотала.
Седой  молчал,  искоса поглядывая  на  Любку. Вдруг  порывисто дунул  ветер,
раскачивая макушки сосен и первые звонкие капли защелкали по листве. Седой и
Любка побежали было  обратно в лагерь, но тут сверкнула молния и с мгновенно
потемневшего неба хлынул могучий водяной поток. Набухала и  расползалась под
ногами почва, бежать становилось все  трудней. Седой,  сняв куртку,  затащил
Любку  под ель.  Они  присели,  накинув куртку на  плечи. Какие-то крохотные
птички  тоже присели  на ветку ной головой, прижавшись  друг к другу.  Любка
показала на  них  Седому, и  тот  понимающе кивнул в  ответ. Затем обнял  ее
крепко-крепко, так,  что Любка задрожала. Он  приблизил ее лицо к  своему  и
поцеловал.  Земля  закачалась под  Любкой  и опрокинулось вдруг посветлевшее
небо.  Дождь  кончился так  же  внезапно, как и начался.  Любка  прижалась к
Седому и тихо рассмеялась...
     _ _ _ _ _

     - Озерки, -  прохрипело  радио  обиженным  голосом. Любка  вздрогнула и
почему-то сошла. Трамвай, весело звеня, помчался дальше.
     Любка брела по пустынному пляжу.  Ветер  трепал  брошенные  отдыхающими
газеты, рябил  темную гладь и приятно щекотал  лицо.  Любка подняла воротник
плаща и, усевшись на скамейку, задремала
     Проснулась  она, почувствовав на себе чей-то  взгляд.  Перед  ней стоял
малыш и сосал большей палец.
     -Тетя, ты плачешь, - констатировал он.
     Любка растерялась, ее никто еще не называл тетей.
     - Какая  она тебе тетя!  -  откуда-то появилась  молоденькая, ненамного
старше Любки девушка и бесцеремонно потащила малыша к воде. Любка наблюдала,
как она прикуривает, неумело держа сигарету  в ярко накрашенных губах, когда
малыш закричал:
     - Остров! Мама, остров!..
     - Где? - девушка даже не обернулась. А Лобка почему-то вздрогнула.
     -  Да  вот  же, смотри? -  малыш тыкал  пальцем  куда-то  вдаль.  Любка
посмотрела и тоже ничего не увидела.
     - Опять выдумки! - мать потащила ребенка от воды, тот упирался.
     - Там остров! - заплакал малыш.
     -  Я  вижу остров, не  плачь, - Любка присела перед малышом. Тот  сразу
перестал плакать.
     - Правда?
     - Честное слово, - Любка серьезно посмотрела на малыша.
     - Тоже мне воспитательница! - мать схватила ребенка за  шарф и потащила
за собой  как  собачонку. Малыш  все оборачивался  и  пытался махнуть  Любке
рукой.

52.
     Любка  вернулась домой другим человеком.  Лицо  ее раскраснелось,  губы
порозовели, заблестели  глаза,  и  мать, открыв  двери,  всплеснула руками и
засуетилась,  помогая ей  снять  плащ. А когда Любка,  неожиданно  для самой
себя,  благодарно  прижалась  к ней щекой, мать  не выдержала и  зарыдала  в
голос.
     -  Мамуля, все  хорошо... - Любка  погладила  ее по  плечу  и  прошла в
комнату. Достала за уголок  сложенный лист и  медленно его порвала на мелкие
кусочки. Закрылась на ключ  и,  стащив  с  полки.  пыльный  чемодан,  начала
бросать туда вещи.

53.
     Перемазанный сажей именинник добил последний  огненный язычок шинелью и
бросился на помощь Старику, который не  придумал ничего лучшего, как топтать
пламя башмаками. Башмаки уже дымились и готовы были загореться. Подскочивший
Горелый  вылил на ноги  Старика  ведро  воды, и тот задымился,  как самовар,
взмахивая  пуками  и  притопывая,  словно  отплясывая  русского.  Иван  тряс
обожженной рукой и тихо выл.
     - Шабаш, - Седой размазал пот вместе с сажей по лицу.
     - Что там у тебя, - Горелый остановил Ивана, - маслом надо помазать или
мочой...
     - Гады, - скулил Иван.
     - Еще немного, и  мы бы, как эти  птички, - кивнул на грифонов Горелый.
Поджаренные грифоны уныло свесили клювы.
     Ивана перевязали и торжественно, как героя, уложили на нары.
     - Ну, что, Седой, - заговорил Горелый, - надо что-то решать.
     Седой кивнул. Старик, почувствовавший  напряженность, завертел головой,
стараясь заглянуть каждому в глаза. Глаза прятали.
     - Все вместе? - уточнил Горелый.
     Седой снова кивнул.
     - Хорошо, -  продолжил Горелый, - через месяц-другой залив замерзнет, в
город ходу нет, да и не успеть  уже, так ? Нам  остается только передохнуть,
как мухам... Так?
     - Говори, что делать! - отчаянно закричал Чекушка.
     - Верно, Чекушка... Отвечаю: идти на крупняк, чтоб раз - и в дамки.
     - Спокойно,  дед, сейчас  врубишься. Значит, так.  Приглядел я тут один
магазинчик. Без охраны. Кассу снимают  в  шесть. Мы  приедем  в пять. Делаем
маски и пистолеты...
     - Настоящие? - вскинулся Иван.
     -  За настоящий такой срок  намотают...  А стрелять не  придется.  Так,
попугаем слегка...
     - Вы будете... грабить? - дошло до Старика.
     - Не перебивай! - огрызнулся Горелый.
     - Нельзя, -  разволновался Старик  и  даже  перешел  на итальянский, но
спохватился.  -  Этого нельзя...  Остров... он умрет...  Вы убьете  его... -
Старик не мог подобрать нужных слов.
     Вдруг прозвенела рында. Все затихли.
     - Это я! - раздался голос Марселя. Все облегченно вздохнули.
     _ _ _ _ _ _ _ _

     - Вы что там, костерчик жгли? - Марсель брезгливо отряхивался.
     - Что с часами? - перебил его Горелый и встал у выхода. Марсель заметил
это и усмехнулся.
     - Можно, я все по порядку...- все выжидающе молчали. - Часы забрал один
человек...  И  у вас фигурки  тоже  он забрал.  Да, да! Живет  он один.  Дом
огромный. Барахла куча. Есть и золотишко. Где сигнализация, я знаю... Ясно?
     - Я ему не верю, - Горелый подозрительно смотрел на Марселя. - Чего это
он о нас так заботится?
     - Я взял у вас часы... Я потерял комиссионные.  И  этого  человека я...
очень  не люблю. При том... -  он  посмотрел  на  Седого, - можно решить все
проблемы разом. Это не мужичков щипать...
     - Хорошо, - после долгого молчания согласился Седой.  - Идем втроем: я,
ты и Горелый.
     - Не выйдет...-  Марсель покачал головой.  - Нужен или этот или этот, -
он ткнул поочередно в Чекушку и Ивана. - Мы в форточку из влезем.
     - У Ивана рука, - Горелый почесал нос, - а Чекушка...
     - Я пойду! - вскочил Чекушка. - Я влезу! Я все сделаю! - он весь дрожал
и не сводил глаз с Седого.
     - Молодей, пацан! - заорал Горелый. - Бандитом будешь, как подрастешь!
     - Вы никуда... Я не пущу... Нельзя! - вскочил Старик. Глаза его горели,
седые волосы вздыбились. - Я вас не пущу!
     Марсель, глядя  на Старика, расхохотался.  И  Старик вдруг  так  хватил
ладонью по  столу,  что  все замерли.  Только продолжал хихикать  Марсель. И
тогда Старик схватил его за грудки и затряс с неожиданной силой.
     - Он меня  убьет! - просипел  Марсе