важно. Я люблю похвастать и знаю,
что мне есть чем хвастать. Но по любой мерке мне с ним не сравняться - и
это я тоже знаю. Если бы я с самого начала понимал его так, как сейчас, в
жизни б не стал уговаривать остаться здесь. Но я и мысли не допускал, что
Флетчер зайдет так далеко. Шейн выиграл свою главную битву еще до того,
как въехал в эту долину. И эта победа ему вовсе не легко досталась. Так
можем ли мы заставить его проиграть из-за нас? Черт с ним, с Флетчером,
пусть получит, чего хочет! Мы распродадим все и уедем...
  Я не думал. Я только чувствовал. По какой-то странной причине я чувствовал
пальцы Шейна у себя в волосах, они потихоньку раскачивали мою голову. Я
ничего не мог с собой поделать и закричал через всю комнату:
  - Отец? Шейн не сбежит! Он ни перед чем не отступит!
  Отец перестал расхаживать, замер, и глаза у него Удивленно сощурились. Он
смотрел на меня, но вовсе меня не видел. Он слушал, что говорит мать.
  - Боб прав, Джо. Мы не можем допустить, чтобы Шейн сдался. - Очень странно
было слышать, как она говорит отцу то же самое, что говорила Шейну, то же
самое - только с другим именем. - Он никогда не простит нам, если мы
отступим. Этого мы ни за что не можем сделать. Тут дело не только в том,
чтобы и дальше стоять против Флетчера. И не в том даже, чтобы удержать за
собой кусок земли, которую Флетчер хочет превратить в свое пастбище. Нет.
Дело в том, чтоб мы и в самом деле оказались такими людьми, какими Шейн
нас считает. Боб прав. В таком деле Шейн ни за что не отступит. И именно
по этой причине нам тоже нельзя отступить.
  - Послушай, Мэриан, ты ведь не думаешь, что мне сильно хочется сбежать?
Нет. Ты слишком хорошо меня знаешь, чтоб так подумать. Против этого все во
мне восстает. Но что означает моя глупая гордость, и эта ферма, и все наши
планы по сравнению с таким человеком, как он?
  - Я знаю, Джо. Но ты посмотри на шаг дальше. - Они оба говорили очень
серьезно, не перебивали друг друга, выслушивали до конца, как будто
наощупь искали способ понять другого и передать полностью свои мысли. - Я
не могу как следует объяснить это, Джо. Просто я знаю, что мы ввязались во
что-то, куда более важное, чем любой из нас, и что отступление - это самое
страшное для нас, хуже любой беды. Тогда уже у нас впереди не будет ничего
настоящего, ни у одного из нас, может, даже у Боба, на всю нашу жизнь...
  - Хм! - буркнул отец. - Торри мог бы так поступить. И Джонсон. Да все
они... И это бы им спать не мешало.
  - Джо! Джо Старрет! Ты что, хочешь меня до белого каления довести? Кто
говорит о Торри и Джонсоне? Я говорю о нас!
  - Хм-м-м, - протянул отец, как будто рассуждая про себя. - Соль вся из
жизни выйдет... Просто никакого вкуса не будет... и не много тогда смысла
и значения останется...
  - Вот, Джо! Вот! Это как раз то, что я пытаюсь сказать. И я знаю, что
как-то все у нас устроится. Не знаю, как. Но так и будет, если мы
повернемся к опасности лицом, будем бороться и верить друг в друга. Все
будет хорошо. Потому что все должно быть хорошо.
  - Это - женские рассуждения, Мэриан. Но, в любом случае, есть в твоих
словах доля правды. Мы будем играть эту игру до конца. Нам придется
смотреть в оба и все очень точно рассчитывать. Но, может быть, мы
подождем, пока Флетчер сделает ход, и попробуем его переиграть его же
картами. Горожанам не очень понравится эта история с Уилсоном. Такие люди,
как этот парень, Уэйр, имеют свою голову на плечах.
  Сейчас, когда мысли у отца начали укладываться по местам, он выглядел уже
повеселее. Они отправили меня спать, а сами с матерью еще долго сидели и
разговаривали на кухне. Я залез в постель у себя в комнатке и смотрел
через окно, как звезды крутятся колесом далеко-далеко в темноте, пока
наконец не заснул.

  12

  Утреннее солнце озарило наш дом и весь мир вокруг. Мы хорошо позавтракали,
отец с Шейном не торопились, потому что выехали в поле с утра пораньше и
сделали какие-то работы, а теперь ждали, пока придет пора отправляться в
город. Наконец они оседлали лошадей и уехали, а я болтался перед домом, не
в силах заняться какой-нибудь игрой.
  Мать кончила возиться с посудой, увидела, что я стою и смотрю на дорогу, и
тут же позвала меня на веранду. Она втащила нашу старую ободранную доску
для игры в парчези и заставила меня крепко попотеть, чтобы обыграть ее.
Она такие игры здорово любила. Она от них заводилась, как ребенок,
радостно визжала, когда выбивала много очков или дубль, и гордо считала
вслух очки, когда двигала вперед свои фишки.
  Когда я выиграл три партии подряд, она спрятала доску на место и принесла
два больших яблока и самые любимые книжки, которые у нее сохранились еще с
тех времен, когда она сама в школу ходила. Она грызла яблоко и читала мне
вслух, и я совсем не заметил, как тени стали короткими, и ей пришлось
оторваться, чтобы приготовить обед, а тут и отец с Шейном подъехали к
сараю.
  Они вошли, когда она ставила обед на стол. Мы все сели, и это было почти
как праздник, не просто потому, что в этот день они не работали, а потому,
что взрослые разговаривали весело, будто твердо решили не допустить, чтобы
эта история с Флетчером испортила наши Добрые времена. Отец был доволен
тем, как все прошло в городе.
  - Да, сэр, - говорил он, пока мы доедали обед. - Хорошие похороны
получились у Эрни. Он был бы доволен. Графтон произнес отличную речь и,
черт меня побери, я верю, что он именно то и думает, что говорил! Этот
парень, Уэйр, заставил своего работника сколотить по-настоящему красивый
гроб. И не взял за него ни цента. И Симс с каменоломни высек хороший
камень. И тоже не взял ни цента. И толпа меня просто удивила. Никто и
слова хорошего про Флетчера не сказал. А собралось там добрых тридцать
человек...
  - Тридцать четыре, - уточнил Шейн. - Я их по головам пересчитал. Они не
просто отдавали последние почести Эрни Райту, Мэриан. Многие из тех, кого
я заметил, ради этого не удосужились бы прийти на похороны. Они показали
свое отношение к некоему человеку по фамилии Старрет, который сам произнес
великолепную речь. Ваш муж становится уважаемым гражданином в этих местах.
Как только городок вырастет и будет организован как следует, Джо, думаю,
начнет занимать почетные посты. Дайте ему время, он мэром станет.
  Мать крепко всхлипнула, у нее дыхание перехватило.
  - Дайте... ему... время... - медленно повторила она. Посмотрела на Шейна -
и тут в глазах ее промелькнул панический ужас. Веселье исчезло, и прежде
чем кто-то успел хоть слово сказать, мы услышали, как к нам во двор
сворачивают кони...
  Я бросился к окну, чтобы посмотреть наружу. Меня удивило, что Шейн, обычно
такой настороженный и быстрый, не оказался там раньше меня. Вместо этого
он отодвинул стул назад и негромко сказал, не вставая с места:
  - Это Флетчер, Джо. Он слышал, как город воспринял этот случай, и знает,
что должен действовать быстро. Но ты не нервничай. Время его подгоняет,
однако здесь он ничего не станет затевать.
  Отец кивнул Шейну и подошел к двери. Он сбросил с себя пояс с револьвером,
когда зашел в дом, и сейчас не стал надевать его, а снял винтовку с
гвоздей на стене. Держа ее в правой руке стволом книзу, он открыл дверь и
вышел на веранду, прямо на самый край. Шейн спокойно двинулся за ним
следом и, привалившись к косяку, остановился в дверях - сосредоточенный и
внимательный. Мать стояла рядом со мной у окна, выглядывая наружу и комкая
в руках передник.
  Их было четверо: Флетчер и Уилсон впереди, два ковбоя - за ними. Они
остановились футах в двадцати от крыльца. Я в первый раз почти за год
видел Флетчера. Он был высокий человек, когда-то, наверное, красивый в
этой изящной одежде, какую он всегда носил, с высокомерным видом и тонко
вытесанным чертами лица, окаймленного коротко подстриженной черной
бородой, со сверкающими глазами. Но теперь в его чертах появилась
тяжеловесность, а тело начало заплывать жирком. В лице просвечивало
какое-то язвительное выражение и отчаянная решимость, которых я прежде
никогда не замечал.
  Старк Уилсон, несмотря на свой хлыщеватый вид, о котором упоминал Фрэнк
Торри, казался сухощавым и подтянутым. Он лениво сидел в седле, но его
поза никого бы не обманула. Пиджака на нем не было, и оба револьвера
торчали на виду. Выглядел он самоуверенным, безмятежным и смертельно
опасным. Губы под усами чуть кривились, выражая одновременно убежденность
в своих силах и презрение к нам.
  Флетчер сиял приветливой улыбкой. Он явно считал, что держит колоду в
руках и сдаст карты, как захочет.
  - Простите, что беспокою вас, Старрет, так скоро после вчерашнего
прискорбного случая. Я предпочел бы, чтоб этого удалось избежать.
Совершенно искренне. В деловых вопросах можно отлично обойтись без
стрельбы, если только люди проявляют здравый смысл. Но Райту не следовало
называть мистера Уилсона лжецом. Это была ошибка с его стороны.
  - Была, - коротко сказал отец. - Но Эрни всегда считал, что надо говорить
правду. - Я видел, как Уилсон напрягся и губы у него сжались. Отец на него
не глядел. - Говорите, что хотите, Флетчер, и убирайтесь с моей земли.
  Флетчер все еще улыбался.
  - Нам нет смысла ссориться, Старрет. Что сделано, то сделано. Будем
надеяться, что не потребуется снова совершать что-нибудь подобное... Так
вот, вы работали со скотом на большом ранчо и можете понять мое положение.
Мне немедленно требуются все пастбища, которые я смогу получить. Но даже
если бы не это, не могу я допустить, чтобы орды птенчиков "Птенчик, птенец
- презрительная кличка, которой ковбои награждали поселенцев-фермеров;
фермерский дом с огородом вокруг, обычно круглым в плане, обнесенным
изгородью от скота, при взгляде с холма напоминал птичье гнездо"
продолжали слетаться сюда и своими гнездами отрезали меня от моей законной
воды.
  - Мы об этом уже разговаривали раньше, - сказал отец. - Вы мою позицию
знаете. Если у вас есть еще что сказать, говорите - и на том покончим.
  - Ладно, Старрет. Вот что я предлагаю. Мне нравится, как вы ведете дело. У
вас есть какие-то диковинные представления о скотоводческом бизнесе, но
если уж вы беретесь за дело, то вцепляетесь в него и делаете как следует.
Вы с вашим работником - это то сочетание, которое мне могло бы
пригодиться. Я хочу, чтобы вы оказались с моей стороны забора. Я выгоняю
Моргана и предлагаю вам занять место старшего объездчика. И, судя по тому,
что мне говорили, из вашего работника вышел бы чертовски грамотный старший
гуртовщик. Это место - его. Когда вы получите полное право собственности
на эту землю, я ее у вас выкуплю. Если захотите и дальше жить здесь, это
можно будет уладить. Если хотите по-прежнему играться со своим маленьким
стадом, и это можно будет уладить. Но мне нужно, чтоб вы работали на меня.
  Отец был удивлен. Он не ожидал ничего подобного. Он негромко обратился к
Шейну, стоящему сзади. Он не повернулся, не отвел глаз от Флетчера, но
голос его доносился четко.
  - Могу я отвечать и за тебя, Шейн?
  - Да, Джо. - Шейн тоже говорил негромко, но его голос звучал отчетливо, и
в нем слышалась нотка гордости.
  Отец чуть выпрямился там, на краю крыльца. Он по-прежнему смотрел прямо на
Флетчера.
  - А как с другими? - медленно спросил он. - Джонсон, Шипстед и все
остальные. Как насчет них?
  - Им придется уехать.
  Отец не колебался ни секунды.
  - Нет.
  - Я дам вам тысячу долларов за эту ферму как она есть сейчас - и это моя
наивысшая цена.
  - Нет.
  Ярость, сжигающая Флетчера изнутри, прорвалась на лицо, и он начал
поворачиваться в седле к Уилсону. Но сумел сдержать себя и снова выдавил
свою всезнающую язвительную улыбку.
  - Поспешность не приносит прибыли, Старрет. Я увеличиваю ставку до тысячи
двухсот долларов. Это куда лучше того, что может произойти, если вы будете
упорствовать. Я не приму вашего ответа сию минуту. Я даю вам время до
вечера обдумать его. Я буду ждать у Графтона и надеюсь услышать от вас
разумные слова.
  Он крутнул коня и поехал прочь. Два ковбоя повернули тоже и догнали его у
дороги. Но Уилсон не последовал за ним сразу. Он наклонился вперед, не
слезая с седла, и бросил на отца насмешливый взгляд.
  - Да, Старрет. Ты уж подумай как следует. Вряд ли тебе пришлось бы по
вкусу, чтобы кто-то другой жил в свое удовольствие, пользуясь этой твоей
фермой - и этой женщиной, что вон там, в окне.
  Он поднял одной рукой поводья, чтобы повернуть лошадь, - и вдруг выпустил
их и настороженно замер. Должно быть, из-за того, что разглядел у отца в
лице. Нам этого видно не было, матери и мне, потому что отец стоял к нам
спиной. Но мы видели, как стиснулись пальцы на винтовке, которую он держал
сбоку от себя.
  - Не надо, Джо!
  Шейн оказался рядом с отцом. Проскользнул мимо, двигаясь плавно и ровно,
вниз по ступенькам и чуть в сторону и остановился возле Уилсона, по правую
руку от него, не дальше чем в шести футах. Уилсон был озадачен, у него
дернулась правая рука - и замерла, когда Шейн остановился и он увидел, что
Шейн не вооружен.
  Шейн посмотрел на него снизу вверх, и презрительный голос Шейна прозвучал,
как удар бича.
  - Ты разговариваешь как мужчина, потому что нацепил на себя эти блестящие
железки. Сними их - и тут же съежишься, как нашкодивший мальчишка.
  Дерзость этих слов на мгновение ошеломила Уилсона, и тут прозвучал голос
отца:
  - Шейн! Прекрати!
  Мрачное выражение исчезло с Лица Уилсона. Он криво усмехнулся Шейну.
  - Это уж точно, и впрямь надо, чтоб за тобой кто-то присматривал.
  Крутнул своего коня и бросил его в галоп, чтобы присоединиться к Флетчеру
и остальным, ожидающим на дороге.
  Только тут я заметил, что мать стискивает мое плечо, да так, что просто
больно. Теперь она опустилась на стул и прижала меня к себе. Нам было
слышно, как отец с Шейном разговаривают на веранде.
  - Он бы продырявил тебя, Джо, раньше, чем ты успел поднять винтовку и
дослать патрон.
  - Ну а ты, ты, дурак сумасшедший! - Отец пытался скрыть свои чувства за
показным гневом. - Ты-то отвлек его на себя, так что я как раз успел бы до
него добраться.
  Мать вскочила на ноги. Она оттолкнула меня в сторону. Она окинула их
пылающим взглядом, остановившись в дверях.
  - И оба вы поступали как идиоты только потому, что он сказал какую-то
гадость обо мне. Так вот, чтоб вы оба знали, - когда нужно, я умею сносить
оскорбления ничуть не хуже, чем любой из вас!
  Я выглянул у матери из-за спины и увидел, как они оба изумленно уставились
на нее.
  - Но, Мэриан, - мягко возразил отец, подходя к ней. - Какая же еще причина
может быть серьезнее для мужчины?
  - Да, - так же мягко сказал Шейн. - Какая еще причина?..
  Он смотрел не просто на мать. Он смотрел на них обоих.

  13

  Не знаю, сколько еще они бы стояли там на веранде, охваченные теплыми
чувствами. Но я разрушил это настроение, задав вопрос, который сперва
показался мне совсем простым, и только когда я договорил, до меня дошло
все его значение:
  - Отец, и что ты собираешься сказать Флетчеру вечером?
  Ответа не было. Да он и не нужен был. Полагаю, именно в этот момент я
начал взрослеть. Я знал, что он скажет Флетчеру. Я знал, что он должен
сказать. И еще я знал, что именно потому, что это мой отец, он пойдет к
Графтону и скажет. И я понял, почему они больше не могут смотреть друг на
друга и почему ветерок, веющий с нагретых солнцем полей, вдруг стал таким
холодным и безрадостным.
  Они не смотрели друг на друга. Они не сказали друг другу ни слова. Но
как-то я догадался, что даже в этом молчании они были друг другу ближе,
чем когда-либо раньше. Они знали себя и друг друга, и каждый из них знал,
что другой понимает ситуацию всю целиком, до конца. Они знали, что Флетчер
сдал себе выигрышную карту и вовлек отца в единственную игру, от которой
ему не отвертеться, потому что он не мог позволить себе уйти от такой
игры. Они знали, что слова не имеют значения, когда и так все понятно.
Молчание связало их крепче, чем любые слова.
  Отец сел на верхнюю ступеньку крыльца. Он вытащил трубку, чиркнул спичкой,
затянулся, и глаза его застыли на горизонте, на горах далеко за рекой.
Шейн взял стул, на котором я сидел, когда играл с матерью. Поставил к
стене дома, опустился на сиденье знакомым машинальным движением и тоже
уставился в даль. Мать вернулась на кухню и принялась убирать со стола,
кажется, не особенно сознавая, что делает. Я помогал ей мыть посуду, хотя
обычное удовольствие от того, что я разделяю с ней работу, исчезло, и в
кухне не раздавалось ни звука, только капала вода да брякала тарелка о
тарелку.
  Когда мы все закончили, она вышла к отцу. Села рядом с ним на ступеньке,
опершись ладонью на доску между ними, а он накрыл ее руку своей, и
мгновения исчезали, расплываясь в медлительной, все укорачивающейся
процессии времени.
  Мне стало жутко, одиноко. Я слонялся по дому, не находя себе занятия,
выходил на веранду, пробирался мимо них троих и брел к сараю. Искал там
чего-нибудь, нашел старую рукоятку от лопаты и начал выстругивать из нее
своим новым ножом игрушечную саблю. Я думал об этом уже несколько дней. Но
теперь эта сабля сделалась какой-то неинтересной. Я построгал еще немного,
а потом бросил эту палку прямо в кучку стружек на полу сарая. Все, что
происходило до этого дня, казалось очень далеким, как будто из другого
существования. Единственное, что имело значение, это длина теней, которые
ползли по двору все дальше по мере того, как солнце опускалось все ниже на
послеполуденном небе.
  Я взял мотыгу, пошел на мамин огород, где земля запеклась коржами вокруг
репы - она единственная была еще не убрана. Но не особенно я был настроен
на работу. Меня хватило на два рядка, потом мотыга выпала у меня из рук, и
я так и оставил ее там лежать. Я снова приплелся к веранде, а они все еще
сидели там, точно так же как раньше.
  Я сел на одну ступеньку ниже отца и матери, между ними, и, ощущая их ноги
с двух сторон, как будто почувствовал себя лучше. А потом мне на голову
опустилась рука отца.
  - Похоже, туговато тебе, Боб, - Со мной он мог говорить, потому что я был
всего лишь ребенок. А на самом деле он говорил сам с собой.
  - Я пока не вижу, чем все закончится. Но вот что я вижу. Когда не станет
Уилсона, наступит конец и всему делу. С Флетчером будет покончено.
Горожане за этим присмотрят. Я не смогу быстрее Уилсона вытащить
револьвер. Но в моем неуклюжем теле хватит силы, чтоб удержаться на ногах,
пока я его тоже достану. - Мать шевельнулась, но промолчала, и его голос
звучал дальше. - Дела могли сложиться и хуже. Человеку легче, когда он
знает, что если с ним что случится, так его семья останется в хороших
руках, получше, чем его собственные.
  Позади нас раздался резкий звук. Шейн вскочил так быстро, что его стул
ударился о стену. У него были крепко стиснуты кулаки, руки дрожали. Он
сдерживал себя из последних сил, лицо побледнело, его всего трясло.
Душевные муки доводили его до отчаяния, глаза были истерзаны мыслями, от
которых он не находил избавления, все это отчетливо проступило у него на
лице, но ему было безразлично, что кто-то увидит. Он рванулся к крыльцу,
сбежал по ступенькам мимо нас и скрылся за углом дома.
  Мать вскочила и бросилась за ним сломя голову. И вдруг остановилась возле
угла, схватившись рукой за деревянную стену, тяжело дыша и не зная, на что
решиться. А потом медленно пошла назад, широко расставив руки, как будто
боялась упасть. Она снова опустилась на ступеньку, совсем близко к отцу, и
он прижал ее к себе большой рукой.
  Тишина распространялась все шире, пока не заполнила всю долину, а тени
ползли через двор все дальше. Вот они коснулись дороги и слились с более
глубокой тенью, которая означала, что солнце уже скрылось за горами далеко
позади дома.
  Мать выпрямилась и, пока она поднималась, отец встал тоже. Он взял ее за
обе руки и задержал перед собой.
  - Я рассчитываю на тебя, Мэриан... верю, что ты поможешь ему победить и на
этот раз. Уж если кто и сумеет ему помочь, так это ты. - Он улыбнулся -
странной такой, чуть печальной улыбко