ось, было единственное средство, которое его как-то утешало. Я
часто видел, как он, думая, что никто на него не смотрит, проводил руками
по жердям кораля, которые он сам приколотил, дергал столбы, которые сам
вкопал, проверяя, хорошо ли держатся, прохаживался мимо сарая, поглядывая
на торчащий сверху сеновал, или шагал туда, где высокая кукуруза была
собрана в большие копны, погружал руки в мягкую землю, зачерпывал
пригоршню и смотрел, как земля просыпается между пальцев.
  Он стоял, облокотившись на ограду пастбища, и разглядывал наше маленькое
стадо так, будто оно означало для него куда больше, чем просто кучка
ленивых коров, откармливаемых на продажу. Иногда он тихонько свистел, и
его конь, который теперь нагулял тело, так что стали видны все его
достоинства, который теперь двигался со спокойной уверенностью и мощью,
напоминавшей самого Шейна, прибегал рысью к ограде и начинал тыкаться в
него носом.
  Часто он исчезал из дому вечером, после ужина. Не раз после мытья посуды,
когда мне удавалось проскользнуть мимо матери, я находил его далеко на
пастбище наедине с конем. Он стоял, положив одну руку на изогнутую плавной
аркой лошадиную шею, мягко почесывая коня за ушами, и смотрел куда-то за
пределы нашего участка, туда, где последние лучи солнца, теперь уже не
видного за хребтом, вспыхивали на дальних склонах гор, одевая вершины в
сияющие шапки и оставляя в долине таинственные сумерки.
  Какая-то часть уверенности, наполнявшей его, когда он только приехал,
теперь исчезла. Он, казалось, чувствовал, что должен оправдываться,
объяснять свои поступки, даже передо мной, мальчишкой, который хвостиком
таскается за ним.
  - А вы можете меня научить, - спрашивал я, - бросать человека так, как вы
Криса бросили?
  Он молчал так долго, что я думал, уже вообще не ответит.
  - Таким вещам нельзя научиться, - сказал он наконец. - Ты это умеешь - и
все... - А потом вдруг заговорил быстро-быстро, чуть ли не умоляющим тоном
- я от него никогда такого не слышал: - Я пробовал. Ты ведь видел это,
Боб, верно ведь? Я терпел, когда он на меня наскакивал, я ему дал
возможность уйти. Человек может сохранить самоуважение, даже не запихивая
его кому-то в глотку. Ты ведь, конечно, видел это, Боб?
  А я ничего не видел. То, что он пытался мне объяснить, я в тогдашнем
возрасте понять просто не мог. Я даже не мог придумать, что ему сказать.
  - Я дал ему возможность решить самому. Ему не надо было прыгать на меня
второй раз. Он мог закончить это миром - и не ползая на брюхе. Мог, если
бы был настоящим мужчиной. Разве ты не видишь, Боб?
  Ничего я не видел. Но я сказал, что видел. Он был такой серьезный, ему так
нужно было, чтобы я подтвердил. Прошло много, очень много времени, прежде
чем я это увидел, тогда я уже сам стал мужчиной, но Шейна не было рядом,
чтобы я мог сказать ему об этом...

  * * *

  Я не знал наверняка, замечает ли отец и мать изменения в нем. Они об этом
не разговаривали, во всяком случае, при мне. Но однажды, ближе к вечеру, я
подслушал кое-что, и понял, что мать все знает.
  Я примчался домой из школы, переоделся в старую одежду и собрался было
поглядеть, что там поделывают отец с Шейном на кукурузном поле, как вдруг
вспомнил про одну штучку, которая у меня несколько раз получалась. Мать
была категорически против того, чтоб жевать что-нибудь между завтраком и
обедом - или там обедом и ужином. Очень неразумный взгляд. А у меня все
мысли вертелись вокруг ее печенья, которое она держала в жестяной коробке
на полке возле печи. Она устроилась на веранде чистить картошку, ну, а я
пробрался на зады дома, влез через окно в свою комнатку, а оттуда на
цыпочках пробрался на кухню. И в тот момент, когда я потихоньку подсовывал
под полку стул, я услышал, как она зовет Шейна.
  Отец, видно, послал его за чем-то в сарай, потому что он оказался возле
веранды почти сразу. Я выглянул через переднее окно и увидел, что он стоит
близко к веранде со шляпой в руке и слегка поднял голову, чтобы смотреть
на нее, - а она наклонилась вперед на своем стуле.
  - Я хотела поговорить с вами, пока Джо нету рядом.
  - Да, Мэриан. - Он назвал ее так же, как отец звал, вроде бы по-простому,
без церемоний, но уважительно - он всегда к ней так относился, и глаза у
него были ласковые, он больше ни на кого так не смотрел.
  - Вы ведь беспокоились, не правда ли, относительно того, что может
случиться из-за этой истории с Флетчером? Вы думали, дело ограничится тем,
чтоб не дать ему запугать вас, прогнать отсюда, и чтобы помочь нам в
трудное время. Вы не предполагали, что дело зайдет так далеко, как теперь.
А сейчас вы озабочены, думаете, что сможете сделать, если снова начнется
какая-то драка...
  - Вы очень проницательная женщина, Мэриан.
  - И еще вы думали, что, может быть, пора вам ехать дальше.
  - А это как вы узнали?
  - Потому что именно это вам и следует сделать. Ради себя самого. Но я
прошу вас - не уезжайте. - Мать была такая взволнованная, серьезная и, с
этими солнечными лучами, играющими у нее на волосах, красивая, как
никогда. - Не уезжайте, Шейн. Вы нужны Джозефу. Больше, чем когда-либо.
Больше, чем он захочет признать.
  - А вам? - Губы Шейна едва шевельнулись, и я не был уверен, что слова он
произнес именно эти.
  Мать колебалась. Потом голова ее поднялась кверху.
  - Да. С вами я должна говорить только честно. Мне вы тоже нужны.
  - Та-а-а-ак, - сказал он тихо, и слова замерли у него на губах. Он
серьезно и сосредоточенно разглядывал ее. - Вы знаете, о чем просите,
Мэриан?
  - Я знаю. И знаю, что вы - человек, который мог бы устоять против такой
просьбы. Во многом мне и самой было бы легче, если бы вы уехали из долины
и никогда не возвращались. Но мы не можем позволить, чтобы Джо потерпел
поражение. Я рассчитываю на вас, надеюсь, что вы поможете... я не имею
права это допустить. И вам придется остаться, Шейн, независимо от того,
как это трудно для нас двоих. Без вас Джо не сохранит ферму. Он не сможет
выстоять против Флетчера в одиночку.
  Шейн молчал, и мне показалось, что ему страшно трудно, будто его в угол
загнали. Мать говорила негромко, медленно, тщательно подбирая слова, и
голос у нее начал дрожать.
  - Лишить Джо этой фермы - все равно что убить его. Он слишком стар, чтобы
начать с начала где-то в другом месте. Да, мы бы переехали и, может быть,
даже неплохо устроились. В конце концов, он - Джо Старрет. Он настоящий
мужчина и умеет сделать все, что должно быть сделано. Но он обещал мне вот
эту ферму, когда мы поженились. Она была у него в мыслях все первые годы.
Он работал за троих, лишь бы заработать побольше денег на все, что нам
нужно будет. Как только Боб подрос настолько, чтобы хоть немного помогать
мне, и нас можно было оставить одних, он поехал сюда, оформил заявку,
построил тут все своими собственными руками, а потом привез нас сюда, и
это место стало нашим домом. И никакое другое не сможет нам его заменить.
  Шейн глубоко вздохнул и понемногу выдохнул. Он улыбнулся ей - а у меня
почему-то сердце за него заболело.
  - Джо должен гордиться такой женой, Мэриан. Не терзайтесь больше, Мэриан.
Вы не потеряете эту ферму.
  Мать тяжело опустилась на стул. Ее лицо, по крайней мере, с той стороны,
что мне видна была, просияло. А потом, как и положено женщине, она начала
противоречить сама себе.
  - Но этот Флетчер - подлый и хитрый человек. Вы уверены, что все кончится
хорошо?
  Шейн уже сорвался с места и шел к сараю. Он остановился и снова повернулся
к ней:
  - Я сказал: вы не потеряете эту ферму.
  И было понятно, что так и будет - по тому, как он это сказал, и потому,
что это сказал он.

  9

  У нас в долине опять настало мирное время. С то вечера, как Шейн съездил в
городок, ковбои Флетчера перестали пользоваться дорогой вдоль гомстедов.
Они вообще не трогали нас, даже на том берегу лишь изредка мелькал
какой-нибудь всадник. У них хватало причин, чтобы оставить нас в покое.
Они были заняты - чинили хозяйский дом и огораживали еще один кораль,
готовились к прибытию нового стада, которое Флетчер собирался пригнать
весной.
  И, тем не менее, как я заметил, отец теперь стал таким же бдительным и
настороженным, как Шейн. Они оба теперь всегда все делали вместе. Они
больше не расходились, чтобы работать по отдельности в разных частях
фермы. Они работали вместе, и в городок ездили вместе, если что-то нужно
было. И еще отец стал все время носить револьвер, даже в поле. Он нацепил
его сразу после завтрака на следующее утро после драки с Крисом и
вопросительно глянул на Шейна, застегивая пряжку, - я этот взгляд заметил.
И Шейн покачал головой, и отец кивнул, приняв к сведению его решение, а
потом они вышли вместе, не сказав вслух ни слова.
  Стояли красивые осенние дни, ясные и волнующие душу, воздух был прохладен
лишь настолько, что ты чувствовал его легкое покалывание; пока не
случилось еще сильных холодов, которые скоро хлынут с гор и затопят
долину. Была пора сбора урожая, поднимающая дух и уравнивающая настроение
души с бодрым состоянием тела. И казалось невозможным, что в эту
прекрасную пору может внезапно и стремительно вспыхнуть насилие...
  По субботам к вечеру все забирались в легкую повозку, мать с отцом
садились на сиденье, мы с Шейном устраивались сзади, свесив ноги, и
отправлялись в городок. Это был перерыв в повседневной рутине, которого мы
ждали всю неделю.
  В это время в заведении Графтона всегда царило оживление, люди, все
знакомые, входили и выходили. Мать закупала припасы на следующую неделю,
убивая на это массу времени и тараторя с другими женщинами. Она, как и
жены других фермеров, была большой любительницей обмениваться кулинарными
рецептами, и они устроили тут себе главный рынок для этой меновой
торговли. Отец передавал мистеру Графтону заказ на все, что нужно, и
немедленно отправлялся за почтой. Он регулярно получал каталоги
сельскохозяйственного оборудования и проспекты из самого Вашингтона. Он
бегло перелистывал их, просматривал письма, если какие были, а потом
усаживался на бочку и разворачивал свою газету. Но не проходило и минуты,
как он ввязывался в спор с первым попавшимся собеседником о лучших для
Территории сортах растений, и по-настоящему газету читал Шейн.
  А я обычно шнырял по магазину, набивал пузо крекерами из открытого
бочонка, стоящего в конце стойки, и играл в прятки с крупным и мудрым
старым котом мистера Графтона, большим мастаком по части ловли мышей.
Сколько раз, переворачивая ящики, я выгонял оттуда этих толстых пушистых
тварей прямо ему в когти... Если мать была в подходящем настроении, у меня
в кармане оказывался пакет леденцов.
  На этот раз у нас имелась особая причина задержаться дольше обычного,
причина, которая мне была вовсе не по вкусу. Наша учительница, Джейн
Графтон, заставила меня отнести матери записку с приглашением зайти
побеседовать. Обо мне. Я и вообще-то был не особенно силен и прилежен в
учебе. А сейчас меня, к тому же, очень беспокоили дела на большом ранчо и
то, как они могут отразиться на нас, - а это ничуть не способствовало
занятиям. Мисс Графтон и в лучшие-то времена едва терпела меня. Но что
довело ее до такой злости, чтобы матери записку писать, так это погода.
Какой нормальный человек может ожидать, что мальчик, у которого хоть капля
энергии есть, усидит запертый в классе в такую погоду? За эту неделю я два
раза уговаривал Олли Джонсона смыться со мной вместе после большой
перемены и проверить, клюет ли еще рыба в нашем любимом пруду за городом.
  Мать покончила с последним пунктом в своем списке, поискала меня глазами,
слегка вздохнула и распрямила плечи. Я понял, что она направляется в жилые
комнаты за магазином беседовать с мисс Графтон. Я скорчился и сделал вид,
что не замечаю ее взгляда. В магазине осталось всего несколько человек,
хотя салун в соседнем помещении работал вовсю. Она подошла к отцу, который
все еще листал каталоги, и оторвала его от этого занятия.
  - Идем, Джо. Тебе это тоже не помешает выслушать. Должна тебе заявить,
мальчик уже слишком большой, чтобы я сама могла с ним справиться.
  Отец быстро оглядел магазин и замер, прислушиваясь к голосам, доносящимся
из соседнего помещения. За весь вечер мы не видели никого из людей
Флетчера, и отец как будто был спокоен. Он взглянул на Шейна,
складывающего газету.
  - Это недолго. Мы вернемся через минуту.
  Они скрылись в дверях, ведущих в заднюю часть здания, а Шейн подошел к
проему, соединяющему магазин и салун. Он окинул зал быстрым настороженным
взглядом и шагнул внутрь. Я последовал за ним. Но мне не полагалось туда
даже заходить, так что я остановился у входа. Шейн стоял возле бара и с
самым серьезным видом подшучивал над Уиллом Атки, говоря, что,
по-видимому, не будет брать сегодня содовой шипучки. В зале сидели
несколько небольших компаний, в большинстве из местной округи, я их всех
знал хотя бы в лицо. Те, что были рядом с Шейном, слегка отодвинулись, с
любопытством косясь на него. А он, вроде как, ничего и не заметил.
  Он поднял стакан к губам и попробовал выпивку на вкус, опираясь одним
локтем на стойку, не пытаясь ни пройти дальше в зал и присоединиться к
обществу, ни спрятаться в сторонке, просто он готов был проявить
дружелюбие, если кому-то захочется, или враждебность, если, опять-таки,
кто-то начнет напрашиваться.
  Я шарил глазами по залу, пытаясь припомнить, кого тут как зовут, и вдруг
заметил, что одна из распашных дверок чуть приоткрыта, и в щель украдкой
заглядывает Рыжий Марлин. Шейн это тоже увидел. Но только ему не было
видно, что на веранде есть и еще люди, потому что они держались ближе к
стене, с той стороны, где магазин. Я их заметил через окно рядом -
громоздкие тени в темноте. И так испугался, что едва мог с места двинуться.
  Но я должен был. Должен был, несмотря на все мамины запреты. Я прокрался в
салун, прямо к Шейну, и зашептал:
  - Шейн! Их там снаружи целая куча!
  Только я опоздал. Рыжий Марлин был уже внутри, остальные заходили
торопливо и рассеивались по залу, стараясь перекрыть проход в магазин.
Среди них был Морган; на его плоском лице застыла угрюмая решимость, а
широкие плечи почти заполнили дверной проем, когда он заходил; рядом с ним
стоял ковбой, которого звали Кудряшом за густую шапку непослушных волос.
Он был глуповатый и медлительный, зато толстый и сильный, и он несколько
лет работал вдвоем с Крисом. Еще двое последовали за ними - это были новые
для меня люди, по виду крепкие и опытные, много лет проработавшие со
стадом.
  Оставалась еще канцелярия сзади с выходом наружу, на боковое крыльцо и
проезд за домом. У меня тряслись колени, но я вцепился в Шейна и попытался
сказать ему об этом. Однако он остановил меня резким жестом. Лицо у него
было ясное, глаза горели. Он даже как будто был счастлив, ну, не так, что
ему весело и радостно, просто счастлив, что кончилось ожидание, и то, что
ждало в будущем, наконец пришло, вот оно, видное и понятное, и он готов...
Он положил руку мне на голову, чуть покачал, растрепал волосы.
  - Бобби, мальчик, ты хочешь, чтобы я удрал?
  Любовь к этому человеку пронизала меня, по всему телу пробежала теплая
волна, колени перестали трястись, и я почувствовал такую гордость, что вот
я здесь, с ним, - даже слезы на глазах выступили. Он сказал:
  - Уйди отсюда, Боб. Не очень-то это будет красиво.
  Я знал, что он прав, и был готов сделать, как он сказал. Но не смог уйти
дальше своего наблюдательного пункта на ящике сразу за проходом в магазин,
откуда мог видеть почти весь салун. Я там торчал, как приклеенный, и мне
даже в голову не пришло побежать за отцом.

  * * *

  Теперь Морган двинулся вперед, а его люди рассыпались за ним цепью. Он
прошел примерно полдороги до Шейна и остановился. В помещении воцарилась
тишина, только шаркали ноги, когда люди от стойки и ближайших столов
отступали к задней стене, а некоторые торопливо выбирались через переднюю
дверь. Ни Шейн, ни Морган не обращали на них внимания. Они смотрели только
друг на друга. Они и глазом не повели даже когда мистер Графтон, который
чуял заваруху у себя в заведении с любого расстояния, ворвался в салун
через проход из магазина, громыхая сапогами по дощатому полу, и
протиснулся за стойку мимо Уилла Атки. У него было очень решительное лицо.
Руки скрылись под стойкой, а потом вынырнули оттуда, сжимая дробовик с
обрезанными стволами. Он положил его перед собой на стойку и сказал сухо,
отвращением в голосе.
  - Стрельбы здесь не будет, джентльмены. И весь ущерб придется заплатить.
  Морган коротко кивнул, не сводя глаз с Шейна. Он подошел ближе и снова
остановился, на расстоянии чуть больше вытянутой руки. Голову он слегка
опустил. Руки со сжатыми кулаками висели вдоль тела.
  - Никому не удастся попортить одного из моих парней и уйти безнаказанно.
Мы вываляем тебя в дегте и перьях и вывезем вон из долины, Шейн, верхом на
шесте. Сперва мы тебя малость поучим, а после прокатим на шесте вон из
долины, там ты и останешься.
  - Так вы, значит, все уже спланировали, - сказал Шейн негромко. Он
двинулся, еще не договорив. Он вошел в дело так быстро, что просто
поверить невозможно было в то, то случилось. Он схватил со стойки свой
недопитый стакан и выплеснул Моргану в лицо, а когда руки Моргана
взметнулись кверху - то ли чтоб схватить, то ли чтоб ударить его - он
поймал запястья и откинулся назад, увлекая Моргана за собой. Он
перекатился спиной по полу, а сведенными вместе ногами так ударил Моргана
ниже пояса, что тот взлетел в воздух, перевернулся и, нелепо раскинув
ноги, шмякнулся плашмя на пол и заскользил по доскам, обрушивая на себя
стулья и столы.
  Остальные четверо бросились на Шейна. Но он успел перевернуться на
четвереньки, нырнул за ближайший стол и резко опрокинул его на них. Они
разлетелись в разные стороны, уклоняясь от стола, а он одним быстрым,
легким движением выскочил из-за него и кинулся на крайнего, оказавшегося
ближе всех - это был один из новичков. Не обращая внимания на посыпавшиеся
тумаки, он прорвался к нему вплотную, и я увидел, как его колено
взметнулось и ударило этого человека в пах. У того вырвался тонкий крик,
буквально визг, он, скорчившись, повалился на пол и пополз к дверям.
  Морган тем временем поднялся на ноги - качаясь, вытирая лицо рукой,
выкатывая глаза, как будто пытался снова четко увидеть вокруг себя.
Остальные трое молотили Шейна, стараясь зажать его в коробочку между
собой. Они отвешивали ему увесистые удары, окружив со всех сторон. А он
вывернулся из этого вихря мелькающих рук, быстро и уверенно. Это было
неимоверно, но они не могли причинить ему боль. Видно было, как
обрушивается рука, слышался мощный удар кулака в тело. Но на него удары не
действовали. Казалось, они только подпитывают его свирепую энергию. Он
метался между ними, как пламя. Он вырвался из свалки, тут же развернулся и
обрушился на них. Один человек по-настоящему теснил троих! А потом выбрал
второго новичка и двинулся на него...
  Кудряш, медлительный и неуклюжий, пыхтя от злости, попытался поймать
Шейна, обхватить его и зажать ему руки. Шейн чуть изогнулся вбок, опустил
плечо и, когда Кудряш начал стискивать захват, резко двинул его плечом под
челюсть, - тот разжал руки и отлетел в сторону.
  Теперь они стали осторожнее, и ни один уже не рвался сойтись с ним
поближе. Но тут Рыжий Марлин бросился на него сбоку, вынудив повернуться,
а тем временем второй новичок сделал странную штуку. Он подпрыгнул высоко
в воздух, как кролик, когда хочет осмотреться, и свирепо ударил Шейна
сапогом в голову. Шейн видел это, но не мог избежать удара, он только чуть
отклонил голову в сторону, и удар пришелся сбоку. Шейна крепко тряхнуло.
Но удар не смог блокировать его мгновенную реакцию. Руки Шейна метнулись
вперед, поймали сапог, и нападавший рухнул наземь, ударившись поясницей. В
момент удара Шейн выкрутил ему ногу и налег на нее всем весом. Человек
этот свился на полу в клубок, как змея, когда ее ударишь, резко застонал,
прямо взвыл, и рывками пополз прочь - драться ему больше не