жем! - Стефан всхлипнул. - Ты предупреждал меня, ты один
остался мне другом до конца.
   Еще мгновение, и Стефан разразится рыданиями, но сейчас  не  время  и  не
место. Рэннальф заговорил бесстрастным тоном:
   - Ничего, Генрих не может вечно оставаться  в  замке,  и  ему  совершенно
бессмысленно двигаться на запад. Он должен будет пересечь  реку  и  выйти  к
нам. Если мы притаимся и встретим его,  у  нас  еще  будет  возможность  все
исправить. Попытка сделать это вселит уверенность  в  сердца  ваших  лордов.
Стефан упрямо покачал головой.
   - У нас нет ни провизии, ни укрытий, и такой зверский  холод.  Мне  нужно
время, чтобы собраться с силами и подумать, что делать. Я вернусь в Лондон.
   Бесполезно было уговаривать его, объяснять, что если держаться стойко, то
это поддержит веру людей, тогда как пораженческий отход Стефана настроит  их
против короля.
   - Очень хорошо, милорд, - ответил он.
   - Без тебя, - мягко сказал Стефан. Когда он взглянул на Рэннальфа,  глаза
его были ясными и спокойными. - Разве ты не видишь, что я как чума для тебя?
Поскорее спасайся, чтобы болезнь, которой я для тебя стал,  не  убила  тебя.
Охраняй свои владения от Бигода.
   Рэннальф поборол тошноту. Если бы Стефан сказал хоть одно  грубое  слово,
если бы его глаза и сердце не открылись для него, он мог бы освободиться. Но
теперь он обречен на смерть, тюрьму,  изгнание...  все,  что  будет  будущим
Стефана. Это не имеет значения. Ни одна душа больше не нуждается в нем.
   - Позвольте мне остаться с вами.
   - Нет, я не смогу противостоять ему, -  Стефан  не  назвал  имени  своего
сына, но только о нем он мог говорить. - А из-за него я мог бы принести тебе
боль. Только Мод могла бы спасти нас, но Мод умерла.
   В глазах Стефана не было слез, лишь скорбная  отрешенность.  Рэннальф  не
решился настаивать.

Глава 19

   Если день и ночь, проведенные у Малмсбери, были холодным  чистилищем,  то
путешествие в Слиффорд стало настоящим ледяным адом. Казалось, уже не  имеет
значения, загонит войско Рэннальфа лошадей до полусмерти, как  при  переходе
от Малмсбери до Оксфорда, или они отдохнут в  каком-нибудь  замке.  Буря,  в
которую они попали, была похожа на зверя, поджидающего  свою  жертву,  чтобы
яростно напасть.
   Рэннальф сопровождал короля из Малмсбери в Оксфорд, надеясь,  что  Стефан
изменит решение и прикажет следовать за ним в Лондон. Не думая о Том, что он
решает судьбу своего вассала, Стефан Просил Рэннальфа беречь себя. В  глазах
Рэннальфа отразилось отчаяние, и  Стефан  изменил  тон.  Он  оживленно  стал
рассказывать что-то, но не отменил своего приказа. Рэннальф переждал бурю  в
Оксфорде, мечтая о доме. Кэтрин пробудит в нем волю к  жизни.  На  время  он
забудет о службе и сможет вновь предаваться  чувственным  удовольствиям.  Он
снова будет радоваться восходу солнца, вдыхать запахи  обновленной  весенней
земли, наслаждаться поцелуем любимой женщины. Этого  вполне  достаточно  для
счастья.
   Ему казалось, что все страдания позади. Сейчас он  мучительно  желал  тех
радостей, о которых не имел представления, пока в его жизнь не вошла Кэтрин.
Ее красота и смелость заставили его по-новому увидеть жизнь и превратить  ее
в радость и удовольствие, и благодаря ей он многое понял. Ведь  было  время,
когда он почти ненавидел ее за то,  что  она  не  была  беспомощным,  слабым
созданием, нуждающимся в его защите.
   Казалось, сама природа отвернулась от Рэннальфа, не позволяя добраться до
родного очага, но неожиданно выглянуло солнце. Войска  Нортхемптона  прибыли
через день после  ухода  Стефана,  но  Рэннальф  решил  сопровождать  своего
старого  друга,  ведь  Нортхемптона   почти   полностью   парализовало.   До
Таучестера, где Нортхемптона  должен  был  встретить  его  сын,  было  около
двадцати миль. За три долгих дня они с  трудом  преодолели  это  расстояние,
Нортхемптона несли на носилках. В пути их снова настиг дождь  со  снегом,  и
Рэннальф был бы рад  заехать  в  замок  Нортхемптона,  но  его  сын  неловко
чувствовал себя в его присутствии, поэтому они выехали  на  следующий  день,
несмотря на плохую погоду.
   Затем их пристанищем стал Уорвик. Это было не совсем по  пути  домой,  но
самое подходящее место, где можно было передохнуть. Здесь  они  остановились
только на одну ночь, и Рэннальф понял, что ему  не  рады.  Уорвика  не  было
дома, графиня в его отсутствие была надменной и холодной, как лед.  Гундреда
не любила его, да и он не испытывал к ней особой симпатии.  Раньше  Рэннальф
часто останавливался в замке Уорвика, и леди Уорвик  отлично  справлялась  с
ролью хозяйки. Она всегда была приветливой и милой, с удовольствием  слушала
свежие  новости  и  поддерживала  оживленный   разговор.   Теперь   Рэннальф
разочарованно подумал, как быстро  меняются  люди,  которых  знаешь  годами,
стоит тебе  попасть  в  немилость.  Гундреда  не  знала,  что  он  и  Стефан
помирились, гордость не позволяла Рэннальфу сказать об этом. Он собрал своих
людей и направился в замок Лестера. Там ему действительно обрадовались.
   - От  меня  шарахаются,  будто  боятся  заразиться,  -  сказал  Рэннальф,
потягивая вино у камина.
   - Почему? - рассмеялся Роберт.
   - Старший сын Нортхемптона не мог ни сидеть, ни стоять спокойно,  пока  я
был с ними, а леди Уорвик почти выставила меня.
   Лестер опустил глаза.
   - Позволь моей дочери заняться твоими руками, Рэннальф. Они обморожены  и
кровоточат. Ноги в таком же состоянии?
   - Нет, - равнодушно ответил Рэннальф.
   - Тогда почему ты так хромаешь?
   - Я был ранен при взятии моста у Уоллингфорда, рана не заживает.  Роберт,
оставим пустые разговоры  о  таких  никудышных  вещах,  как  старые  раны  и
обморожения. Я хочу спросить, а ты должен ответить. Скажи, это конец?
   - Кое для кого это только начало.
   - Для тебя, Роберт? Ты думаешь, я задал бы такой вопрос,  если  бы  ответ
мог причинить тебе вред?
   - Нет. Я думал, какие найти слова, чтобы объяснить невозможность изменить
ход событий и показать бесполезность сопротивления. Такова суть вещей.  Тех,
кто не изменится, просто уничтожат.
   - Это я знаю. Существует  много  способов  погибнуть,  и  этот  путь  для
каждого человека свой. Для меня спасти жизнь значит уничтожить душу. Но  для
других это не так, я понимаю. - А Джеффри и Ричард?  Рэннальф  улыбнулся.  -
Решение Джеффри расходится с моим. Он понимает,  что  моя  клятва  связывает
его, пока я жив. Никто не может обвинить мальчика за верность своему отцу. -
Он запнулся, но твердо продолжал:
   - Надеюсь, ты поможешь моему сыну в этой новой жизни.
   Рот Лестера гневно сжался, но он кивнул.
   - Есть еще кое-что, Роберт. Саймон при смерти.
   - Нортхемптон умирает? Он ранен?
   - Он просто стар. Он продержится еще немного, но  в  таком  состоянии  не
сможет заниматься воспитанием детей.  Будешь  ли  ты  руководить  Джеффри  и
возьмешь ли Ричарда в свое поместье? - Рэннальфу во что бы то ни стало нужно
было заручиться словом своего старого  друга.  Он  знал,  что,  если  Лестер
пообещает, он станет защищать мальчиков до конца.
   - Я бы сделал это и без твоей просьбы, Рэннальф, но ты говоришь так,  как
будто уже умер. Ты ведь не так стар, как Нортхемптон.
   - Но мне еще придется сражаться.  Юстас  не  позволит  Стефану  заключить
перемирие, которого он так хочет.
   - Ты уже исполнил свой долг и даже больше, Рэннальф, и  ничем  не  обязан
Стефану.
   - Не оскорбляй  Стефана  при  мне.  Я  хочу  сражаться.  Мне  это  нужно.
Бесполезно переубеждать меня.
   Лестер вздохнул.
   - Рэннальф, ты знаешь, куда дует ветер, но понимаешь ли, с  какой  силой?
Почему леди Уорвик так хотела избавиться от тебя?
   - Она думает,  что  Стефан  отказался  от  меня  и  Юстас  ищет  малейшую
возможность нанести удар.
   - Ты не должен никому говорить о том, что я  скажу  тебе.  Ты  ничего  не
можешь предотвратить.
   - Я умру за Стефана, но никого не потащу за собой.
   - Я послал письмо Генриху и в удобное  для  нас  время  присягну  ему.  -
Уверенный, что Рэннальф о многом догадался, Лестер почувствовал  облегчение.
- Если мои вассалы не окажут  сопротивления,  Генрих  легко  продвинется  на
восток. Вернемся к Гундреде, я уверен, что она сдастся.
   - Но Уорвик сейчас со Стефаном!
   - Уорвик ничего об этом не знает, а если ему скажут,  он  не  поверит.  -
Лестер покачал головой. - Он не сможет остановить ее. Она сделает  это  ради
детей. Ты говоришь, что Нортхемптон умирает? Его сын после смерти отца  тоже
присягнет на верность Генриху. Кто остается?
   Когда потрясение прошло, Рэннальф выдавил:
   - По правде говоря, чем быстрее, тем лучше. Меньше крови прольется.
   - Бога ради, Рэннальф, это займет  совсем  мало  времени.  Ты  не  можешь
спокойно переждать в Слиффорде?
   - Нет, не могу. Говорю тебе, я жажду крови. Возможно,  Кэтрин  пойдет  по
пути Гундреды. Это спасло бы Джеффри и Ричарда.
   Лестер во все глаза смотрел на Рэннальфа и был поражен его злобным тоном.
Что-то происходило с его  молочным  братом.  Рэннальф  никогда  не  позволял
обсуждать свои дела, никого не впускал в свою личную жизнь. Приходили к нему
радость или горе, он переживал это в одиночку. Всегда было так.
   - Если ты жаждешь крови, это твое личное дело. Но  почему  ты  не  можешь
ограничиться Бигодом? Рэннальф, послушай  меня,  через  несколько  недель  я
смогу переговорить с  Генрихом.  Ему  не  нравится  Бигод,  как  и  Стефану.
Сражайся с Норфолком, и все еще будет хорошо.
   Взгляд Рэннальфа был холоден и тверд, как серые стены замка.
   - Не возрождай во мне надежд, Роберт. Это жестоко.  Если  Стефан  позовет
меня, я приду. Я пришел бы и к тебе, если  бы  это  была  твоя  предсмертная
битва.
   Теперь Лестер все понял и спорить больше не пытался. Он убеждал Рэннальфа
остаться с ним, но Рэннальф  понимал,  какое  смятение  вызовет  перемена  в
привязанностях Лестера. Несмотря на свое нежелание, Рэннальфу надо  остаться
дома, где он сможет подавлять  восстания  своих  вассалов  и  защищать  свои
границы от Норфолка.

***

   Промокшие и замерзшие гонцы принесли  Кэтрин  новость  о  приезде  графа.
Часом позже она уже обнимала и целовала продрогшего мужа, держа его  лицо  в
своих ладонях. Она так радовалась, видя  его  живым  и  невредимым,  что  не
заметила, как наступила ночь. И только тогда она почувствовала, как  холодно
отвечал муж на ее ласковые объятия. - Рэннальф, ты еще сердишься на меня?  -
спросила она после неловкого молчания.
   - Сержусь? За что? За отказ людей Соука и за то письмо? Нет, я все понял.
   - Тогда что произошло? Где Джеффри? "Она беспокоится о Джеффри, - подумал
Рэннальф, - хотя знает его так мало.  Несомненно,  она  будет  защищать  его
детей, как Гундреда Уорвик своих собственных".
   - Джеффри снова с Нортхемптоном, - ответил Рэннальф. -  Я  думаю,  Саймон
умирает. Старшие сыновья сторожат его  земли,  а  Джон  слишком  мал,  чтобы
заботиться об отце. Если Бигод нападет и мне будет нужен Джеффри,  я  вызову
его, - уклонился Рэннальф от ответа на вопрос.
   - Что случилось? - настаивала Кэтрин.
   - Я устал, оставь меня в покое.
   - Ты мой муж. Я должна все знать!
   - Приказываю, оставь меня в покое, - резко сказал он.
   - И не подумаю! Наступило время, когда честь стала слишком дорого стоить.
Я не хочу стать нищей, изгоем. Ты думаешь, я глупая женщина  и  не  понимаю,
что происходит? Я написала Лестеру и получила ответ, у меня к тому  же  есть
письма Гундреды Уорвик.
   - Тогда поступай, как она! - прорычал Рэннальф. - Сделай даже больше. Вот
нож и моя обнаженная грудь! Ударь и спаси себя от беды, которую я навлек  на
тебя!
   Кэтрин с ужасом схватила нож и отбросила в сторону.
   - Рэннальф, ты не должен!..
   - У меня хватает грехов, и я не хочу вечного проклятья.
   - Рэннальф, - страстно умоляла она, - ты нам нужен, нам всем. Я  не  хочу
снова стать вдовой и быть  проданной  по  высочайшему  приказу.  Неужели  ты
переложишь тяжелую ношу на плечи Джеффри? Подумай хотя бы о Ричарде!
   Кэтрин вцепилась в него, но он отшвырнул ее и начал смеяться, все  громче
и громче, пока вся комната не задрожала от его смеха.
   - Никому я сейчас не нужен, никому  из  вас,  -  выдохнул  он  и  перевел
дыхание. - Ты закрыла дорогу к жизни для меня, Кэтрин, - ты!
   - Я? Господи, что ты говоришь?! Я люблю тебя!
   - Да, я верю, но ты все равно не нуждаешься  во  мне.  Ты  доказала  это,
когда удержала своих вассалов от участия в войне и так все устроила, что  не
мог придраться даже Юстас. Видишь, я называю их твоими вассалами. Ты  можешь
остаться вдовой, но никто не получит тебя без твоего желания. И мне не нужно
бояться за  своих  детей.  Ты  защитишь  Ричарда  от  самого  дьявола,  если
понадобится. Моя смерть освободит тебя  и  Джеффри,  чтобы  переметнуться  к
Анжуйцу. Генрих будет благосклонен к тебе ради  памяти  твоего  отца.  Я  не
нужен никому, кроме умирающего короля.
   Кэтрин упала, и Рэннальф сделал движение, пытаясь ее удержать. Он даже  и
подумать не мог, что она притворяется, пытается оттянуть  время,  чтобы  еще
раз попробовать переубедить Рэннальфа. Длинные ресницы дрожали, слезы градом
катились из глаз.
   - Ты не любишь меня, - прошептала  она.  -  Ты  не  можешь  и  не  должен
говорить со мной о смерти. Если ты умрешь, я тоже умру от горя.
   - Никто еще не умирал от горя, - устало сказал  Рэннальф,  думая,  что  и
его, и Стефана давно бы похоронили, если бы такая боль могла убивать.
   - Ты жесток и эгоистичен. Ты считаешь, что нет ничего страшнее смерти.  А
если  ты  попадешь  в  плен  или  тебя  сошлют?  Тогда  мои  владения  будут
конфискованы, как и твои. Джеффри не перейдет к Анжуйцу.  Он  потратит  свою
жизнь, пытаясь освободить тебя, или станет нищим в чужой стране.
   Рэннальф тихо засмеялся. Он не  хотел,  чтобы  Кэтрин  разрывалась  между
своей любовью к нему и любовью к ставшим ей более родными, чем  ему  самому,
детям. Обида, что испытывала Кэтрин сейчас, предотвратит отчаяние в будущем.
   - Если я окажусь в заключении, ты сделаешь так, как собирается  поступить
Гундреда ради спасения детей. В изгнание я отправлюсь добровольно, и Джеффри
станет владеть моими землями, потому что я прикажу ему. Ты говоришь о любви,
думая, что можешь подчинить  меня  своей  воле,  ты  хочешь  заставить  меня
предать короля! Но ты ошибаешься! Лишь  один  из  нас  в  семье  может  быть
главным.
   Его лицо было еще более непроницаемым, чем на их злосчастной свадьбе.  Он
повернулся и вышел, прежде чем она смогла снова заговорить. Она увидела, как
слуги по его приказу выносят сундуки  с  одеждой  из  ее  покоев.  Это  было
публичным объявлением их разрыва, но это был самый верный путь заставить  ее
последовать дорогой Гундреды.

***

   Однако запершегося на своей половине Рэннальфа вместо болезненного  покоя
потерянной жизни стали посещать совсем иные мысли. Он  неожиданно  для  себя
предался воспоминаниям о своей жизни и обнаружил, что все  пережитое  им  за
сорок лет отступило, будто и случилось не  с  ним,  а  годы,  проведенные  с
Кэтрин, пульсировали в его душе радостными картинами.
   Он не задумывался над тем, что за эти несколько лет едва ли прожил  рядом
с  нею  больше  двух  месяцев.  Просто  оказались  неважными  ни  истеричный
слабовольный Стефан, ни исходящий бессильной злобой на весь  мир  Юстас,  ни
жаждущий трона агрессивный Генрих.
   Все отступило перед тихой прелестью этой необыкновенной женщины,  которая
вначале просто привела в порядок его  дом,  но  затем  сумела  покорить  его
детей,  приструнить  слуг  и,  наконец,  укротить  бунтарский  дух  мятежных
вассалов.
   Такой легкой поступью она вошла и в сердце Рэннальфа.
   Он вспомнил, как в их первую ночь она  спала,  свернувшись  калачиком  на
краю постели, вздрагивая во сне, будто щенок, только что  отнятый  от  соска
матери, какими испуганными и несмелыми были ее первые ласки. Тогда  ему  это
очень нравилось, он полагал, что его главная цель -  подчинить  эту  женщину
полностью своей власти, чтобы она и пикнуть не могла.
   Нет, все было не так с  самого  начала.  Не  была  она  тогда  испуганным
зверьком - ведь решиться закрыть собой маленького Ричарда,  когда  он  хотел
наказать сына за провинность, и  прямо  встретить  взгляд  мужа  могла  лишь
смелая и неординарная женщина. Он тогда лишь восхитился, как она прекрасна в
гневе, и не заметил, насколько твердым и  полным  человеческого  достоинства
был ее взгляд. А вот сейчас вспомнил. Но почему-то понимание того,  что  все
эти годы рядом с ним находилась  личность,  а  не  просто  женщина,  которой
предписано ухаживать за своим мужем, воспитывать его детей и радоваться  его
скупым ласкам, почему-то такая странная мысль не оскорбила его, а, наоборот,
подняла в его душе волну воодушевления и гордости за Кэтрин.
   Вот кто оставался его истинным другом все годы,  вот  кто  преданно  ждал
его, грязного и грубого, вот кому он действительно нужен! А он оттолкнул  ее
в который уже раз!
   Знает ли она, какую власть получила в свои руки?  Знает  ли  она,  что  в
страшной  бойне,  которую  ему  пришлось  пережить,  голубое   небо   всегда
напоминало ему только  ее  глаза,  а  ласковое  утреннее  солнце,  осторожно
будившее его первыми лучами, неизменно возвращало его памятью  к  ее  нежным
пальчикам, что гладили его небритое лицо? Господи, какой же он  дурак!  Ведь
это именно ее тревожные глаза, а не бездушное вечное небо  охраняли  его  во
время кровавых побоищ, именно ее руки  ласково  и  преданно  будили  его  по
утрам, а вовсе не неразборчивое светило.
   И с чего это он решил, что только ей следует бороться за жизнь его детей?
Почему он, словно старый волк,  уходит,  чтобы  не  быть  обузой  для  более
молодых? А на кого же он оставит саму Кэтрин? На милость судьбы.
   Когда он представил, что какой-то  другой  мужчина  может  завладеть  его
сокровищем и Кэтрин кому-то другому подарит счастье раздевать ее, ласкать  и
прижимать к себе это стройное гибкое тело, полное жизни и страсти, эта мысль
стала для него непереносимой.
   Дьявол побери этих ненасытных монстров, что готовы перегрызть друг  другу
глотки из-за золота и власти. У самого Рэннальфа есть то, чего им никогда не
иметь, - истинная любовь.
   Теперь он в этом уже не сомневался.

***

   Опять все в доме было не так. Ричард, ликовавший, что его  отец  вернулся
живым и здоровым, не мог понять, почему Рэннальф угрюмо заперся у себя и  ни
с кем не хочет разговаривать. Мэри  и  Эндрю  тоже  выглядели  подавленными.
Кэтрин почти превратилась  в  тень,  но  ей  удавалось  сторожить  Мэри  так
усердно, что девушка и Эндрю едва могли обменяться взглядами.
   К счастью, это продолжалось недолго. Вскоре пришло срочное  сообщение  от
сэра Джайлса о подозрительной активности на границе с Норфолком. Письмо было
адресовано Кэтрин и попало в ее руки.
   Счастливая или несчастная, Кэтрин не позволяла себе распускаться и  плохо
выглядеть. Но в это утро, когда Рэннальф  спустился  к  завтраку,  он  вдруг
увидел, что она выбрала не те цвета, которые подходили бы ей. Темная голубая
рубашка поверх светло-серой туники не придавала яркости ее  лицу.  Оно  было
бледным,  как  у  человека,  долго  находившегося  в  заточении.  Серебряные
украшения на шее и  руках  лишь  подчеркивали  ее  потускневшие  волосы.  Он
смотрел, как неуверенно ее руки  срывают  печать.  Когда  она  передала  ему
пергамент дрожащей рукой,  письмо  хрустнуло,  и  Рэннальф  не  удержался  и
подошел к ней.
   - Я ничего не понимаю в этом, -  прошептала  Кэтрин.  -  Приказывай,  что
делать.
   - Ты ничего не знаешь? Сэр  Джайлс  наверняка  думает,  что  знаешь,  раз
задает такие странные вопросы невежественной женщине. Будет  ли  он  ожидать
удара или нападет первым? - Рэннальф холодно улыбнулся.
   - Ты пойдешь с ним?
   - По королевскому приказу я должен охранять земли от Бигода.  Конечно,  я
пойду. Хьюго Бигод думает, что он может отнять земли, замки,